Шарада

Часть 1

Эпизод 1

Дина Возрождается В Ярости

Страх.

Страх, доводящий до деревянного оцепенения и телесного содрогания (одно последовательно сменяется другим, следуя резкой перемене мыслей).

И еще волнение.

Страх и волнение.

Именно такую реакция во мне вызывали экзамены в конце учебного семестра.

Я говорила себе: "Это ведь просто промежуточный контроль! Переход к следующей стадии! Тривиальный пропуск к очередному этапу на пути к высшему образованию!".

Я рассчитывала, что рационализация способна искоренить из обычных вещей какие-то шаблоны или стереотипы. От части, это было так. Но только не в этом случае.

Временами стучали зубы, как на морозе (и от этого аудитория, где проходил экзамен, казалась холодной камерой). Иногда сердце начинало куда-то убегать, да так, что у меня, уже после, появлялось нормальное желание провериться у кардиолога. И, о Боже, в такие моменты я начинала потеть!

Finita!

Нужно взять себя в руки, и действовать!

Успокоительным средством всегда служит действие. Именно оно способно излечить нас от любых недугов. В том числе, и от повышенной невротичности. Все приходит с опытом…

Ладонь слегка вверх. И вот моему шпионскому взгляду открылся маленький клочок бумаги.

Подсказка.

Век технологий не заставил меня изменить старые привычки. Несколько верных тезисов, спрятанных от чужих глаз, и уже можно точно знать, какой ответ дать экзаменатору. Тезисы – это мой козырь.

Так, что это я такое написала? Так мелко, что не могу разобрать!

–Пс! – раздалось с задней парты, на четыре часа от меня.

Я обернулась.

Кирилл. Лег на парту, надеясь на то, что сможет слиться с ней, как снайпер в траве. Думает, что ничего не видно: ни того, как он позвал меня, и как я ответила ему взглядом.

Кирилл молча ждал моей реакции. Я проявляла ноль эмоций.

–Третий билет, – сказал он внятным шепотом.

Это мой крест. Помогать нерадивым учащимся. В школе, почти в каждом классе, найдется парочка детишек, которые проявляют усидчивость больше, чем все остальные. Я как раз была одной из таких. До сих пор не могу понять, было ли это для меня в порядке вещей – постоянно оказывать поддержку неучам. Конечно, я никак не могла избежать раздражения, и даже самой настоящей детской злости, когда меня облепляли со всех сторон умоляющие "дать списать" одноклассники. Но чаще всего я старалась сохранять хладнокровие и безразличие. Получалось плохо, но все же…

Помощь сродни милосердию. Видит Бог, я была милосердна ко всем, кому только могла помочь. И я говорю сейчас не только о глупых школьных контрольных, которые пугали меня не меньше, чем университетские экзамены. Полагаю, что в этом моя совесть чиста.

Но я твердо решила для себя, что у любого проявления милосердия должен быть свой промежуточный перерыв. Иными словами, в дальнейшем в мои планы не входило заявлять о себе, как о той школьной девочке, у которой постоянно можно клянчить выполненное домашнее задание.

Мы все-таки пришли за высшим образованием. Взрослые люди, как ни как…

Я видела его взгляд, который действовал вполне аккуратно: только лишь спрашивал, смогу ли я поделиться с ним тем не многим, что у меня есть (самым малым, черт возьми! всего лишь шпаргалка, ничего больше!). Где-то на дне была все та же знакомая мне мольба, но ее совсем не было заметно. Да… В том возрасте я навряд ли смогла бы ее отчетливо разглядеть. Я могла видеть лишь красоту. Безграничную мужскую красоту…

В общем, я тяжело вздохнула, открыто показывая свое недовольство. И совершила следующее: сделала вид, будто проверяю (специально для него), есть ли у меня что-нибудь на третий билет. Пытаясь не перестараться в актерстве, я снова повернулась к нему, и обреченно покачала головой. И, будь я проклята, но его зеленые глаза стали серыми. На момент. Или мне это показалось… Он вынужден был просто вернуться к своему черновику…

Сказать честно, я была поражена.

Я и помыслить не могла, что встречу такую болезненную реакцию.

Хотя, глупости! Я это уже видела! Это вздорное отчаяние! Словно рухнул мир! Даже сложно представить, что это и есть реакция будущего мужчины!

Тут тяжело с чем-то поспорить. Все мальчики (так же, как и девочки), не способные справиться с домашним заданием, испытывают горечь разочарования перед низшим баллом около своей фамилии в журнале.

Но почему-то именно это разочарование, именно эта серость в глазах – печать упадка – такая смешная и мимолетная, заставила замереть мое дыхание. Я снова поняла, что это были не просто глаза, которые добивались от меня какой-то шпаргалки. Даже сейчас они ждали от меня ответных чувств. И я им отказала. Снова.

И то был последний раз, когда я так поступила. Больше я не смела ему отказывать ни в чем. По крайней мере, я старалась. Но это никак меня не спасло.

Мой последний отказ мой вынужденный отказ мой грех моя измена мое падение моя смерть я мертва я смотрю в окно и я мертва я вижу как его просят сесть в машину и он садится в нее и я понимаю что вижу его в последний раз потом они уезжают они увозят его а я вижу это все из окна идет дождь капли дождя бьются о стекло падают с веток деревьев рисуют на лужах бесконечные круги и полукружия и я мертва я мертва я не дышу стоил ему жизни.

Да… Я так полагаю…

-Я что-то делаю не так, – сказала моя мать. – Да, я часто что-то делаю не так, как нужно…

–Не накручивай себя. – Я стараюсь успокоить ее. – Ты следуешь своим принципам. Позволь заметить, гибкостью они не отличаются.

В большинстве случаев можно услышать заранее, когда истерия начинает набирать обороты. Колокольчик звонит тихими фразами отчаяния или ненависти, окутанными атмосферой пустоты.

Сложно сказать, каким образом я тогда это понимала – скорее, это было что-то на уровне интуиции. Но, в любом случае, я предпочитала пресечь на корню надвигающуюся драму.

В тот момент, когда мы вдвоем ехали в машине, – мать пассажиром, а я в кресле водителя, – была замечена лишь тень трагедии, которую женщина вынуждена чувствовать практически постоянно. Страдающая женщина – это особый тип человека. Естественно, избежать сомнений в своих действиях, когда все вокруг застилает полоса боли и безнадеги, весьма сложно.

Что касается моего отец, так он старался сохранять спокойствие и здравомыслие даже в самых стрессовых ситуациях. Впрочем, как и большинство мужчин. В этом я переняла пример от него. Мной вполне можно было гордиться. Подростковый кризис взросления я переживала стоически. В основном, ради того, чтобы подражать отцу. Но сколько бы спокойствия я на себя не надевала, внутри меня всегда бушевал ураган.

По отношению к этой диаде моя мать нередко чувствовала себя одинокой. Возможно, даже несчастной.

Как умная дочь, я старалась вести себя с ней деликатно. Драмы и сомнения преследовали мать, кажется, ежечасно. Поэтому следовало сказать что-нибудь вроде:

–Мне кажется, что ты все делаешь верно.

–Ах! – На ее лице сразу появилась печать благодарности. – Спасибо за поддержку, дорогая! Но все-таки тут интуиция меня не обманывает. Знаешь, как шестое чувство.

Она очертила в воздухе полукружие, видимо, в попытке изобразить интуицию.

Между прочим, мама без проблем умеет сама управляться с авто. Только в ее прерогативах быть пассажиром, а не водителем. Обычно этим занимается отец: возит ее из одного конца города в другой. Но сейчас у него неотложные дела, и поэтому он попросил об этом меня.

Не она попросила. Он попросил…

На перекресте, где светофор загорелся красным, я посмотрела на свою мать, пытаясь представить размеры ее шестого чувства, но помешал возникший образ: я увидела рядом с собой аристократичную женщину. Шляпка, изысканная блузка, дорогая сумочка. Так она собиралась посетить фитнес клуб. Спортивная сумка покоилась на заднем сиденье.

–Что же такого ты можешь делать неправильно? – спросила я у нее.

И пусть в моей интонации был неприкрытый сарказм, к счастью, мама не обращала на это никакого внимания. Меня это всегда ободряло. Оставаться самой собой я могла с обоими родителями; пусть и в разной степени, но все же…

–Не знаю, – ответила она. – Это как будто между человеком, и тем, что его окружает. Прямо перед носом! Хочется схватить за хвост, чтобы удержать, рассмотреть, как следует, и понять, что да как; да все мимо!

–Это что-то метафизическое! – заключила я.

–Даже не представляю, что конкретно ты сейчас имела в виду, но меня это определенно заставляет взволноваться.

–Это того не стоит. Я каждый день имею дело с такими понятиями, и с тем, что они в себе несут.

Я коснулась темы своей учебы в университете. А это значило только одно: пора поговорить о замужестве.

Поэтому следующим вопросом моей матери был:

–Ты уже нашла себе жениха?

Учебное заведение равнялось поиску жениха.

Я старалась выкинуть из головы этот вздор. Но эта мысль управляла мной. Ничто так не отвлекало меня, как вопрос выбора молодого человека. Я могла размышлять об этом часами. Слава Богу, есть силы, которые могут это остановить!

Моя родительница определенно не относилась к этим силам. Вся ее суть вечно толкала меня замуж, и иногда мне даже казалось, что если я не найду себе потенциального супруга в свой студенческий период, то после оного могу свободно считать себя старой девой. Даже не знаю, сама ли я когда-то вбила себе в голову эту глупость, или об этом как-то раз сказала моя мать. Для меня это большая загадка.

–Ты должна найти жениха!

–Знаю!

–Должна найти такого молодого человека, который понравится и мне, и твоему отцу!

–Не сомневайся, я это сделаю! Это будет моя миссия! Мой долг!

–Шутки в сторону! Ты еще девственница?

–Мама!

–Я интересуюсь с целью заполнить пробелы в твоем незнании. Не смотри на меня так! Ты не можешь все знать! Ты еще слишком молода! Определенно, я тебе еще не все сказала.

–Точно подмечено. Но, думаю, эта тема – большая ошибка.

–Почему ты так говоришь? – Она заметно встревожилась. – Ты не получаешь удовольствия? Уверяю тебя, фригидность – это не приговор.

–Напротив, удовольствия я получила сполна.

Я тогда была строга к себе.

–Тогда в чем же тут может заключаться ошибка?

–Ну, это не ошибка… Скорее, благовесть…

Она сразу поняла меня. Ее лицо как-то вытянулось, глаза стали круглыми, и чуть открытый рот сложился колечком.

–Что?.. – Она осеклась.– Ты?..

–Да, я беременна, – отчеканила я, пока выпал подходящий случай.

–Ты?.. Беременна?..

–Дубль два: да, я беременна.

–От кого? Я ничего не понимаю! – Она беспокойно заерзала в сиденье. – Кто он такой? Он приличный человек? Из какой он семьи?

–Мама, прошу тебя!

–Ты огорошила меня! – Она старалась оправдать свое волнение. – Отвечай на поставленные вопросы! Уйми мою панику! Ты ведь спец в этом!

–Хватит махать руками! Я за рулем!

Ее внимание мгновенно переключилось на дорогу.

–Не забудь повернуть! Как так вообще получилось? Ну, вот смотри, теперь тебе сложно будет перестроиться! Я же говорила, что мы по поедем по второстепенной! Не по центральной! Не могу поверить, что ты все сделала тайком! Зеленый! Поворачивай!

Она было потянулась к рулю, но я вежливо прервала ее резкое движение.

–Поворачивай-поворачивай!

В толпе машин послышались громкие гудки.

–Ай! Посигналь ему тоже! ИЗВИНИТЕ! – говорила она громким голосом, хотя слышала ее только я. – МЫ ИЗВИНЯЕМСЯ! Да, шутки в сторону…

Потом она просто закрыла лицо ладонями, и замолчала. Настал момент успокоения.

Секунды стресса растаяли, оставив в душе мрак, через который медленно следовало пробиваться к свету.

Как и всегда, в такие моменты я проникалась к ней жалостью. Лицезреть ее попытки привести себя в норму после громких эмоциональных всплесков, было не самым приятным зрелищем. Ладонями она закрыла лицо, кончики указательных и средних пальцев легли на виски. Ее дыхание было громким и размеренным – таким образом, многие из нас учатся сдерживать истерику.

–Так! – вдруг жизнеутверждающе изрекла моя мать, открыв свой прояснившийся взгляд. – Кажется, я пережила легкий стресс, но мне уже легче…

Возможно, разделив ее нервозность, я и сама немного взволновалась. В любом случае, стараясь сохранять непосредственность, я выпалила:

–Я познакомлю вас с ним! Это не проблема! Должны же родители увидеть зятя до рождения ребенка, которого он заделал!

–Ты несешься галопом! Дорогая, мы же не на американских горках! Пощади!

–Мне показалось, ты сама об этом только что просила.

–Возможно. – Она была растеряна. – Я не помню. Мой разум был замутнен.

–Прости! – Извиниться. Необходимо извиниться. – Я снова проявила себя нетактично. Клянусь, что не так представляла себе свое признание.

Она посмотрела на меня так, как только умудренный опытом родитель может смотреть на своего еще глуповатого, но вечно любимого, ребенка. Именно в такие моменты я понимала, что передо мной умная женщина, которая пусть и отказывается от своего незначительного интеллекта в обмен на инфантильную беззаботность, но, все же, временами могла возродиться в зрелости, и быть более или менее убедительной.

–Конечно, я прощаю тебя, родная! – сказала она. – О том, сколько ему лет, и какого его происхождение, я поинтересуюсь у тебя немного позднее. И, поверь мне, на этот раз я не буду проявлять строгость. Только ответь мне сейчас на один вопрос, и, учти, мне нужен честный ответ, без раздумий. Готова ли ты пройти с ним путь, который вам предстоит? Готова ли смотреть с ним в одном направлении?

После таких теплых слов, конечно, хотелось признаться во всем. Раскрыть всю нелицеприятную правду. О том, что я потеряла свой путь, который раньше постоянно виделся мне отчетливо; о том, что я скорее находилась на перепутье; о том, что я заблудилась, и мне предстоит еще долго бродить по одному и тому же периметру, без надежды найти выход…

Но ничего такого я не сказала.

Что-то остановило меня.

Кто-то… Тот, кто внутри меня…

И поэтому я дала четкий и уверенный ответ:

–Да, я готова!

Прозвучало вполне убедительно.

–Хорошо! – Она довольно улыбнулась мне, и ее взгляд снова утратил свой реальный возраст, полностью уступив место внутреннему ребенку. – Я люблю тебя!

–И я тоже тебя люблю, мама! Только… Погоди с объятиями. Нужно припарковаться.

Пришлось снова строить из себя взрослого.

За последний месяц я состарилась на полвека. Во мне не осталось сил, и простые движения даются мне с трудом. Я старуха в молодом теле.

Мне всего лишь двадцать три года. Это мой физический возраст. Но моя Психея словно пересекла океан, где-то между небом и землей, удерживаясь на двух своих уставших крыльях.

Конечно, это вздор. Невозможно в моем юном возрасте знать о чувствах и переживаниях, которые приходят, когда переступаешь порог середины жизни.

Если вычесть из суммы прожитых лет вагон ошибок, что тянется за спиной, и груз вины, который с каждым разом становится тяжелее, и отягощает и без того нелегкую ношу существования, то тогда смело можно сказать, что я попросту взрослею.

Помню точно, как впервые ощутила неотвратимость надвигающейся зрелости.

Время от времени и в моей семье случались тяжелые времена.

Детское воспоминание: отчаявшиеся молодые родители спорят о своем финансовом положении, – мать, отвернувшись в стену, тихо плачет, а отец, с каким-то дурным выражением лица, смотрит в пространство; оба молчат. Тишина после бойни. Я смотрела на все это снизу вверх.

Немного повзрослев, на тот момент, когда наступило время поступать в университет, мне было ясно заранее, что надо бы и самой постараться подзаработать каких-нибудь деньжат для того, чтобы оплатить учебу – я считала, что это некрасиво, когда кто-то, пусть даже и родной человек, вкладывает в меня такие суммы денег. В наши дни высшее образование хоть и не самый важный фактор в жизни человека, но, все же, его стоимость определенно предполагает финансовый доход выше среднего. Конечно, я устроилась на работу, и даже получала от нее некоторое наслаждение, дав тем самым своим родителям возможность вдохнуть немного воздуха. Но когда я стала всерьез задумываться о деньгах, я почувствовала, как черствею.

Работа и учеба – сочетание не для слабонервных. Я метила на Красный диплом, другого варианта и быть не могло. Поэтому приходилось постараться.

То был невероятный год, проведенный в постоянном движении. Я ложилась спать после полуночи, и поднималась через три или четыре часа, догоняя сон где-нибудь на работе, или на учебе, или в автобусе.

Именно в то время я понимала, что взрослею.

Потом произошло чудо. Меня вызвал декан, который выложил мне отличную новость: освободился один из грантов, и я главный на него претендент. Это был дар свыше. Настоящее вознаграждение. Мне вообще тогда казалось, что награда всегда найдет своего победителя; и что победителем не рождаются, ими становятся. Поэтому настойчивость никогда не покидала меня.

Одним словом, я была альтруисткой.

Уже позднее я смогла понять, что победа и поражение – это две сестры. И, хочется того или нет, общаться приходиться с обеими. Необходимо было не только понять это. Но и принять.

Не трудно догадаться, что при таком раскладе мой скверный характер набирал обороты.

Больше всего доставалось парням, которые умудрялись влюбиться в меня. С ними я была строга, и ничего не могла с собой поделать. Больше того, я была строга к себе – я не могла выбрать парня просто так, у меня всегда были к нему какие-то негласные требования. Поэтому, чаще всего, я оставалась одна. Конечно, мне всегда трудно было понять, что конкретно мне нужно видеть в своем потенциальном женихе.

Вообще, я с трудом могла вообразить, что из себя представляет любовь. Конечно, меня постигали мечты о принце. Но, кажется, дальше них я никогда не заходила.

Все это было до того момента, пока я не поступила в университет, и не встретила там пару зеленых глаз.

Пару зеленых глаз, которые, по началу, старались заинтересовать меня, потом быстро утратили на этом поприще энтузиазм, а затем и вовсе стали молить о взаимности.

В ответ я сомневалась. Боже, как же долго я сомневалась! Целый год ни к чему обязывающего общения, мимолетного флирта, и всевозможных тестов, которые мы устраивали, чтобы проверить друг друга на прочность и совместимость (чаще всего, итоги были положительными). Имеет ли женщина право сомневаться так долго?

Невероятно, но я до сих пор испытываю приятный трепет, когда вспоминаю тот день, когда мы впервые пересеклись взглядами. Тот прекрасный солнечный день, когда я вышла, чтобы подышать воздухом, и поговорить с парочкой веселых одногруппников о том, как продвигается дело по поиску съемной квартиры – мы успели сдружиться, и у нас были все шансы стать верным трио, и жить вскладчину. И вдруг я заметила, как на меня пристально смотрит один молодой человек, тоже студент, и из моей группы, но с ним мы еще не пересекались; дело доходило только до приветствий. В его глазах не было ничего настойчивого или пошлого; они ничего не предлагали. Почему-то мне кажется, что это было проявление скромного желания, которому препятствует смущение от неопытности. Да… Моя память сохранила именно такой эмоциональный образ…

Конечно, потом он просто отвернулся, и продолжил общение с кем-то, кто стоял около него, и кого я даже сразу не заметила. Но во мне остался след. И этот след никуда не пропадает по сей день; напротив, его контуры становятся более отчетливыми. Я вижу линии…

До того момента я всегда смотрела на парней всего лишь ради интереса, и постоянного сомнения, которое преследовало меня, как тень, глупым вопросом, от которого рано или поздно, хочется избавиться: это мой потенциальных жених? Он? Не он? Может быть, этот?

Что тут скажешь? Результат воспитания и принятия общественных норм. Детская мечта о замужестве.

Да… Я встретила пару зеленых глаз, и этот глупый вопрос перестал мучить меня. Он утратил свою власть, и я поняла, что на молодого человека можно смотреть не только с обычным интересом, но и с истинным удовольствием, легким замиранием сердца и просыпающимся желанием.

А потом я родила сына… Я родила сына…

Я не сторонница абортов и никогда бы не сделала его даже захоти я сделать аборт мне бы этого не дали Аборт какое ужасно слово Аборт для кого-то спасение

Я вынашивала его в муках, и я рожала его в муках…

Не люблю вспоминать! Нет! Не хочу вспоминать!

Надо запретить себе…

Отец захлопнул за мной входную дверь.

–Я отвезла ее, – сказала я ему. – Все в порядке. Теперь она может заниматься собой весь день. Покрутить немного велосипед, поболтать со своими подружками, посидеть в сауне. По дороге она сказала мне, что они любят повиснуть в парилке, а потом сходить на массаж и в косметологию. Словом, это ее день.

Отец обнял меня, и, поблагодарив, добавил:

–На работе действительно был убийственный завал! Но его получилось разгрести гораздо быстрее, чем предполагалось.

–Не извиняйся. В любом случае, у меня все равно не было никаких планов.

–Отлично! Потому что мне совсем не хочется обедать одному!

–О, Боже! – Я закатила глаза, заходя в кухню. – Запах роскошный!

Он наложил мне салата из морепродуктов, и заранее подготовил к супу-пюре с овощами.

–То, что нужно! – обрадовалась я. И сразу прибавила: – Я сказала ей.

–Смелости тебе не отбавлять! Она отреагировала как обычно?

–Да. Но быстро смогла успокоиться. Мы как раз были на мостовой, и она выпустила пар на других водителях.

–Похоже, было весело!

–Я поступила грубо. Совершенно опрометчиво. Снова…

–Глупости! Ты проявила себя, как смелый человек – сказала все напрямую. Она к такому была не готова.

–Ведь я знала, что она никогда к такому не сможет быть готовой. Только забыла об этом, как и всегда! Я должна была помнить, и подойти к подобному признанию чуть мягче.

–Прости, но тогда это уже будешь не ты.

–Почему? Я вполне способна быть вежливой. И, вообще, в последнее время мне многое пришлось узнать о себе. О том, какой я могу быть, когда того требует ситуация.

–Надеюсь, ситуация не опасная?

Почему он задал такой вопрос? Родительская интуиция? Я всеми силами стараюсь вести себя непринужденно. Что именно выдает меня? Нет… Это просто вопрос, ничего больше. Вопрос моего заботливого отца.

–Ситуации разные, – сказала я. – Больше всего меня привлекают разного рода уникальности. Всегда можно найти свои плюсы и сконцентрироваться на них.

–Мне нравится тон твоих мыслей. Где ты это нарыла? В интернете?

–Вообще-то, ты сам мне об этом говорил.

–Вот как? Уже не помню!

Лесть. Скрытая лесть.

Сильное оружие.

Все-таки я не выдержала и сказала:

–Хотя есть одна сторона в моей ситуации с Кириллом, которая мне не совсем по вкусу.

–В чем она заключается?

–Его умело используют. Причем, его же лучшие друзья. Это на столько очевидно, что постоянно раздражает меня! Я хожу вокруг да около, и не знаю, как сказать ему об этом. Уверена, он все примет в штыки.

–Не спеши. Надо разобраться. Во всем этом тебя раздражает что-то конкретное? Или не дает покоя сам факт?

Он умел задавать нужные вопросы.

Я задумалась.

Какой именно ответ мне нужно было дать, было непонятно. Я хотела получить совет от моего умного отца, обойдя кое-какие моменты, о которых весьма трудно даже вспоминать, а не то, что говорить вслух. Но вдруг уперлась в тупик.

–Кажется, я пока не знаю ответа. – Лучше быть честной.

На секунду мне показалось, что он все понял: его любимая дочь оказалась в западне. В тот момент мне даже хотелось этого, чтобы он все угадал вот так, без слов, на одних эмоциях; потому что я бы все равно сама ничего не сказала. Ни ему, ни кому бы то еще.

Теперь мои руки в крови Я больше никого не увижу Никого Всегда один в поле воин

–Послушай, – сказал отец, заметив мое замешательство, – ты уже взрослый человек, и способна нести ответственность за свои действия, и за выбор, который ты совершаешь. Если есть вещи, которыми ты пока еще не готова делиться, ты имеешь полное право оставить их при себе. Безусловно, вы пока еще молоды, и здесь сказывается отсутствие опыта. Я считаю, что у вашей пары есть внутренний потенциал, и нарабатывать опыт в семейных отношениях стоит уже сейчас, с этой минуты. Конечно, это исходя из твоих слов… Надеюсь, привирала ты самую малость.

Он подмигнул мне.

–Спасибо, что веришь в меня, пап! – Я решила поправиться: – Веришь… в нас…

–Не нужно благодарить за это, – сказал он. – Но, все же, мне хочется, чтобы вы оба понимали – порой наступают моменты, когда обойтись без помощи родни почти невозможно. Надеюсь, я говорю ясно?

–Я поняла тебя.

–Точно?

–Абсолютно!

–Отлично! Лопай суп!

Я чуть было не втянула своего отца в ужасную историю. Хорошо, что я смогла вовремя остановить себя.

Еще немного, и я бы точно пустила слезу, и описала во всех красках события последних месяцев.

Неважно… Я снова в гавани своей полноценности…

Нужно было заканчивать с обедом и двигаться дальше. Нельзя долго засиживаться на одном месте. Необходимо действовать. Пробовать все варианты.

Итак, у меня проблемы.

Я часто думаю о реакциях своей матери. Как бы она отреагировала, узнав всю правду? Ту правду, которая может показаться дикостью, сумасшествием, чем-то абсурдным…

Вообще, самым потрясающим открытием для меня стал вполне очевидный факт – люди не хотят знать правду. Она им просто не нужна. Готовность отмахнуться от короткого мига, который способен подтолкнуть каждого из нас на небольшой шажочек к истине, характерна для многих; и, между прочим, критиковать за это я никого и никогда не собиралась.

Что бы сказала моя мать, узнав подробности? Что бы сказала отец? Отвернулись бы они от меня?..

Правда пугает. Правда заставляет отвергать…

Словом, я не завидую своим родителям. Им придется проявить невероятную стойкость духа, если до них дойдут детали, которые я постоянно стараюсь затушевать даже в своем сознании.

Все это, конечно, глупо, ибо априори невозможно: подобное остается в тайне. До самого финала.

Но воображение не отпускает меня.

Представляю себе то, что на поверхности: до чего можно дотронуться, полюбоваться, подивиться. Вот оно, мое представление самой себя от лица своей матери: моя дочь забеременела от парня, которого я ни разу не видела и знать не знаю; причем, этот парень совсем не то, чего я желала для своей дочери (ну, да ладно; у каждого своя жизнь; махнем ладонью – будь, что будет). Но! Ребенок, который должен получиться от союза с этим молодым человеком, выделен знаком судьбы – ему положено быть избранным. И на этом моменте начинается самое интересное. Ведь это черта. Та самая черта, с которой начинается правда.

Меня, как мать, охватило бы чувство легкого беспокойства. О чем вообще речь? Стоит ли развивать эту глупость далее? Здесь слишком пахнет разрушением иллюзий!

Избранный? Для чего? И кем?

Так вот, есть люди, полностью уверенные, что мой сын – тоже из той когорты единичных лиц, которые в свое время изменили мир, явив ему священные истины; что он несет в себе пламя!..

Даже не верится, что я об этом думаю. Я смотрю на своего ребенка, которому еще нет и месяца, и меня охватывают чувства, совсем не похожие на те, какие обычно вызывает вид младенца, сладко спящего в детской люльке. Эти чувства двойственные, и мне самой сложно их идентифицировать. Я стараюсь убедить себя, что мой маленький сын – просто еще один ангелочек, такой милый и сонный… Но я вспоминаю, как произошло зачатие, и что те обстоятельства так и не были поняты мной до конца.

Чушь Я все понимаю Просто не хочу признаваться себе в этом Не хочу выглядеть в собственных глазах черт знает кем

Когда я вынашивала его, то ощущала, как взрослею с каждым днем минимум на месяц или на два. Меня переполнял океан горечи, и это было нормально; и все тяготы жизни, четко представшие передо мной, один за другим, выглядели как нечто само собой разумеющееся. Как факт существования мира. Как нечто самоценное…

Черт его знает, что овладело мной! В любом случае, я старалась ни на йоту не выдавать себя. Не показывать того, как мой аффективный фон стал гораздо шире, чем ранее. Что мои эмоции теперь не просто определяются в ограниченных понятиях злости или ненависти, любви или страсти, чувстве ответственности или в праве выбора и свободы.

Я стала мыслить шире. Совсем немного. Но то было исключительно мое личное открытие, и мне не нужно было ни с кем им делиться.

Привычка просчитывать все наперед подкралась незаметно. Из обычной девчонки я вдруг превратилась в расчетливого стратега.

Для любой нормальной женщины существует аксиома: мать – защита своего ребенка; мать пожертвует ради него всем; в том числе, и своей жизнью, разумеется.

Что-то еще на первых месяцах беременности говорило мне: убивай! Убивай всякого, кто приблизиться к тому, кого ты в скором времени впустишь в этот мир! Охраняй его, не боясь нарушить ни одну из Божьих заповедей! Будь воительницей!

Короче говоря, весь мой материнский инстинкт был возведен в высшую степень. Долгое время я вообще ни о чем не могла думать, кроме того, чтобы обеспечить тотальную защиту тому существу, которое было внутри меня. Это было мучительно и патологично. Мне казалось, что мной руководят. Что мои мысли под чьей-то властью – куклы на веревочках.

И вот в такие моменты я начинала верить в уникальность своего ребенка. Через меня открывалась дверь в будущее, к новому поколению…

Конечно, я быстро уничтожала в своем сознании все эти яркие образы. Но люди, вера которых сильна, не оставляли попыток уничтожить мои сомнения. Они же уничтожили привычный склад моей жизни.

Я не видела своих родителей уже больше полугода. Удивительно, как я все еще волнуюсь за их реакцию. Мне все еще хочется выглядеть в их глазах маленькой глупой девочкой. Я забываю, что то время уже прошло. И его не вернуть.

Мне все меньше и меньше верится, что я снова когда-нибудь смогу увидеть их. Как и Кирилла. Он потерян для меня навсегда. И, знаю, это плохо, винить себя после сделанного, но я все равно считаю, что совершила большую ошибку. Не нужно было идти на предательство! Нужно было обнаружить иной выход! Нужно было продолжать бороться! Но я решила все упростить…

Да что уж там говорить?! Я уверена целиком и полностью, что дверь ко всем привычным благам человечества, ко всем стандартам, которыми живет и дышит весь мир, – ко всему дверь для меня закрыта навсегда. Уж таков рок.

Но у меня есть нечто, о чем другие просто не догадываются – мое тайное перерождение; мое воскрешение; моя новая линия жизни.

Теперь каждый мой новый день – это акт войны, тихой и скорбной, в которой время от времени обнаруживается осколок чуда. Я полна решимости воевать.

Зачала Выносила А когда рожала мир треснул Он перевернулся Грани поменялись Я стала другой

В отражении я вижу не девушку, нет. Там женщина. Зрелая женщина. Мне даже порой видится седина, если в комнате дурное освещение.

Но это вижу только я. Вижу по своим глазам. И только по ним. С ними можно совладать, и не выдать себя.