Uisce beatha (повести)

© Руслан Гавальда, 2023

ISBN 978-5-4493-8749-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

РУСЛАН ГАВАЛЬДА
Дегустатор вин

(Новогодняя сказка и история с превращением, и рассказ о том, как иногда сильно хочется кушать и пить – чтоб не зажрались)

ЧАСТЬ I

I

Детство

С утра, умытый и прилизанный мальчик, еще ужасно сонный, отправлялся, ведомый рукою и приказами матери, на кухню. Он оказывался на стуле, а перед ним оказывался сладкий чай и манная каша.

– Ешь, ешь, ешь! Иначе дома останешься! – кричала мама из комнаты, накрашивая губки.

«Красная площадь? Или жизнь?» – думал мальчик, ибо верил, что он лопнет, если съест эту кашу, как она ему уже пресытилась, а если он её не съест, то не видать ему прогулки по красной площади.

Мальчик вздрогнул, услышав шаги матери, и заковырял в каше ложкой.

– Ешь? – осведомилась мать, – Ешь, ешь! Иначе не вырастешь!

И мать скрылась в уборной. «Теперь, – решил мальчик, – действуем!» И он встал, и кинул кашу за окно. Она летела быстро, и не пришлось наблюдать за её полетом, зато было видно, как она шмякнулась на чью-то голову, и красиво разлетелась.

– Ого! – восторженно крикнул Володя.

Но быстро закрыл окно и вернулся на место. Стал пить чай.

– О, съел уже? – удивилась мать.

– Ага. На Красную площадь хочу! – отозвался мальчик.

– Ну, умничка! Давай, допивай чай – и идем!

II

Додегустировался

Когда Володя вырос, он стал, ясно, кем стал – дегустатором вин! И очень, надо сказать, хорошим дегустатором и человеком. А, так как хорошие мужчины на дороге не валяются, Володя предпочитал валяться у подножия разных кафе (когда начинал), а потом баров и ресторанов (и баров-ресторанов). Пить – и получать за это деньги – это искусство! Но, так как никто из слабого пола его искусство не ценил, Володя начал глубже ударяться в работу, а потом и вовсе наоборот – увял человек, пропал человек. Перестали и вовсе ценить его искусство, и он, подобно талантливейшим мира сего: пишущим в стол и пьющим, рисующим на заборе и на Арбате и пьющим, поющим в душе по утрам, а вечерами за мойкой посуды и пьющим, он тоже пил и был пьющим.

Женщины – очень чувствительные существа, они предчувствуют гибель. Если от тебя отвернулась женщина – к беде, к рюмке, но не к добру. Ты – пропащий человек, если от тебя отвернулись все на свете женщины!

III

Бомж

В один из дней они явились. И это не были глюки, с глюками он был давно знаком – еще со студенческой скамьи, а вот с ними – нет. Первый раз он познакомился с правоохранительными органами. Он им ласково протянул руки поздороваться, обнять и поцеловать, ибо думал, они не одни, а привезли с собой врачей, а он душевно болен теперь. Но полиция здороваться не пожелала, в ответ она наложила на руки наручники со словами:

– Хороший попался! Не буйный! – и вывела к чертовой матери на свежий воздух, а после повезла к себе в гости для знакомства.

– Ничего святого в тебе нет! – кричали бабки и были правы, он понимал это: он весь проспиртован – и в нем нет ничего, кроме французского красного вина! А спирт – это зло, а зло – за МКАД!

Денежная полиция, продажная! А его труд никто не покупал, что ж – они правы, решил Володя и все подписал, что только ему не подсовывали!

Нет у человека облика морального, не должно быть его и физически!

IV

Ночь нежна

Подписав все, Володя был спроважен отдыхать в одну из полицейских комнат. В обезьянник его никто спускать не решился, да и хороший уж Володя человек был – по роже видно, хороший, свой, чтоб так его утомлять – расспросами всякой шпаны. Ему отдых нужен, завтра предстоит длинный и трудный путь домой!

– Вы с ним повежливее! – сказал дежурному сотруднику полицейский, – Не ругайте особо! Чего попросит – давайте!

– Ага.

И приносили ему воды, ибо был сушняк, и таблетки «Цитромон», которые один фиг – не действовали, а под утро и партию проституток завезли, но Володя, как благочестивый христианин, не польстился!!!

Хорошо ему было, хорошо! Никто так не заботился о нём, как в тот день! Он это запомнил.

V

Булочки летают

Володя знал, что где-то она существует. Что есть неведомая страна за МКАДом, гражданином которой он является, и что там люди чертовски плохо живут. Он знал, ему мама рассказывала, что если он будет плохо учиться, то попадет туда – в эту неведомую страну работать!

И вот полиция его туда привезла. И он увидел, куда девается мусор из его корзины! Он понял теперь, куда же так нежданно-негаданно исчезли все проститутки с Тверской-Ямской и не ждали его больше, чтобы утешить его душу в своих жарких объятиях.

Это был Рай людей с зарплатами с прожиточным минимумом на бумаге, это был Рай, куда доставлялся не полезший в глотку и испорченный трюфель!

– Так вот какая она, Россия! – подумал почти трезвый Володя и свалился в обморок от резкого запаха всяких разложений.

VI
День первый – мучительный

Поначалу, Володя злился. Конечно, как не злится совершенно трезвому человеку! Трезвому – все не в радость. Но потом он привык. Нужно было выживать, и Володя понял, что сложа руки, ничего не сделаешь. Пить, есть, греться – здесь тебе государство не поможет. Сам виноват, не нужно было столько работать.

И он начал с того, что стал искать еду – нужно было подкрепиться! Но ничего такого, чтобы он смог съесть, не брезгуя, Володя не нашел. Поэтому пошатался, пошатался и залез спать в коробку из-под какого-то крутого холодильника.

Под ложечкой сосало. Он не мог сомкнуть глаз.

Немного поерзав, он все же не заснул. Он вдруг увидел еду! Какой там спать! Все, что требовалось от него, чтобы покушать, это данную еду словить.

Она падала с неба. Кружила над ним и, казалось, вот-вот сама залетит к нему, как муха в открытый рот. Но еда находилась в какой-то невесомости. И Володя был слаб, чтобы поймать её. Странно, но руки опускались у него до того, как только пытались подняться.

Володя не сдавался, и тянулся к ней своими губами, как к любимой женщине. А еда, как и любимая женщина же, всегда находила способ от него увернуться и быть недоступной.

У Володи рос аппетит! И вскоре к нему на голову обрушался дождь из салатов и вареной колбасы. Тарелки вареных пельменей звали его своим ароматом, вареная картошка в мундире и картошка в мундире, запеченная, как в детстве, в костре катались у его ног, дразня и рождая аппетит.

– О, Господи! – вскрикнул Володя и ударился головой обо что-то жесткое.

Подняв голову, он понял, что это банка соленых грибов. И эта банка мигом от него укатилась в неизвестном направлении.

Голубцы, расправив капустные крылья, куда-то улетали, и ничего-ничего не лезло в рот Володе, хотя он так этого хотел!

Кошмар длился до утра. Утром он понял, что это были галлюцинации и, обессилив вовсе, наконец, уснул сладким младенческим сном.

VII

Сожаление

Спустя несколько дней, Володя понял, как понимают кошки, паразиты и дикие животные, что держаться лучше всего возле людей. Там, у них он сможет не потерять моральный облик, забыть речь, которая ему, впрочем, теперь совсем без надобности, и вообще – быть в центре событий. Так как сексуальные потребности Володе теперь отпали на второй план (и прежде всего у него должна быть задница в тепле и желудок набит), то он перестал считать, когда-то такую значительную часть своей жизни за людей.

И вот, он приходил недалеко от прописки за МКАДом, смотрел на сверкающие окна, и думал о том, какой он был когда-то гад.

Он собирал недопитые и недоеденные яства со столиков Макдональдса, и пожевывая их злился на те глупые вещи, о которых когда-то думал он сам.

«Зря я верил рекламе, что от этой еды толстеют», – думал он, когда какая-нибудь девушка говорила другой о том, что так они станут коровами и не смогут через месяц отправится на пляж в Испанию или Турцию (зависит от того, сколько папа денег даст) терять девственность со сладким, загорелым иностранцем. Он наших не дождешься!

Он вспоминал, как он в детстве смеялся над слишком экономной тетей Верой! Она то с её миллионами, всегда доедала все до крошки. Она всегда хранила остатки еды для того, чтобы разогреть и поесть на следующий день! Даже если её было мало.

– Ничего, – говорила она, – Тебе хватит! А я себе яичницу пожарю, или кофе обойдусь. А ты – растешь, ешь…

Он вспоминал, как мама говорила ему за столом, когда он не доедал хлеб:

– Нельзя оставлять! Бога гневишь!

– Я потом доем!

– Ешь сейчас! Нельзя оставлять еду, не к добру…

И что он только не вспоминал! Плохо, плохо он обращался с едой. Видно, пришла её очередь.

Он видел, как кто-то в ресторане разозлился на официанта:

– Я же сказал без этого чертового соуса! – разгневался он, и швырнул поднос, который с грохотом перевернулся с кусочками какой-то удивительной жареной рыбы.

Бомж взглотнул, в стаканчике больше не осталось кофе, и он встал, пошагал спать к себе. Ему, наверное, рыба будет сегодня сниться. Селедка, других он не помнит.

VIII

Воспоминания

Ты не поверишь, но бомж по имени Володя, хотя и не имел никакого паспорта, все же был еще в душе человеком. Недаром говорят, все бомжи – когда-то интеллигентные профессора и люди творческие.

И дегустатор, который теперь был отправлен судьбою на её самое дно, тоже был интеллигентным, но уже социофобом. Пока он шел, не смотря под ноги, к нему на встречу попался какой-то человек. Бизнесмен, наверное. Он был мертвецки пьян и еле-еле стоя на ногах, обратился к нему:

– Папаш, а, папаш!

Володя вытаращил глаза и стал искать отступные пути, отходя назад.

– Не бойся ты, папаш! – продолжал попытки вступить в контакт крутой перец, – выпей со мной! Поговори! У меня телка только что разбилась! Я ей только вчера подарил новехенький бентли на день рождения, а она… Шмяк об забор, и нет никакой телки! Дала-то всего два раза, папаш! Ох, горько мне… Поговори со мной, поболтай…

Бомж Володя хотел жить больше, чем пить или говорить. А вдруг это Патрик Бэйтмен и он ненавидит всех на свете, у кого нет красивого и дорогого костюма от кутюр?

Патрик Бэйтмен приблизился.

– Хочешь выпить?

Володя отрицательно покачал головой.

В костюме оглядел его с ног до головы и говорит:

– От тебя неприятно пахнет. В чем это ты?

Эти фразы заставили Володю поверить в правильность своих выводов. Он отошел.

– Вот тебе деньги! Хочешь денег? – облизнулся Патрик Бэйтмен, и бомжу Володе стало очевидно, что он – это он, просто бедный и невезучий дегустатор, а он это он – Патрик Бэйтмен.

Наложив в штаны, Володя бросился бежать. Бежать, не оглядываясь! Он знал, чувствовал спиной, как Патрик Бэйтмен поплелся к своему огромному черному автомобилю. Наверное, он все-таки решил догнать и убить его.

«Что делать наивному, бедному Володе? Кто его защитит там, за МКАДом? Кому нужны интересы маленького россиянина, ходившего лишь полюбоваться на кушанье через окна в рестораны?»

Он бежал, сердце его колотилось! Он даже трясся, когда оказался в домике, а потом, лишь под утро, все-таки уснул.

IХ

Булочки летают

Проснулся Володя плохо помня, что было вчера, как после хорошего дня дегустаций раньше, но очень хорошо отчего-то запомнив лицо Патрика Бэйтмана. Он перекрестился совсем озябшими от холода пальцами и осторожно высунул голову на улицу посмотреть, там ли он или нет. Ему казалось теперь, что его поджидают.

Но не было никого вокруг, и бомж успокоился. Он залез обратно в норку и стал сидеть. Тихо, как мышь. Чувство страха побеждало чувство медленно просыпающегося голода, и он просто грелся. На улице был мороз. Володя нежно думал о тех временах, когда вот в такие вот тридцатиградусные морозы мама просила его сбегать в ближайший ларек.

– Купи малосольной рыбы, если есть! И зеленый горошек не забудь! – давала она ему наказ, и он слушался, но, умел извлечь выгоду из этих дел и морозов. Он говорил матери:

– Мам! А если сдачу дадут, то можно мне жвачек купить!

Мама делала кислую мину, но сама, и он это знал, специально давала ему на покупки денег так, чтобы осталось много сдачи.

Иногда он ничего не покупал, а говорил просто:

– Можно я себе сдачу оставлю?!

– Зачем?

– Копить буду!

– На что?

– Не решил еще.

X

Деградация окончена

Проснулся Володя темной ночью. От холода, голода и от страшной силы недержания. Ему хотелось, безумно хотелось в туалет. Он пошевелился, как вдруг понял, что от этого ему становится еще холоднее.

Он облизал губы и, закрыв рот, понял, что они у него слиплись из-за страшного мороза. Теперь он не мог их разомкнуть.

«Если плевок мерзнет в сибирских морозах на лету, то не мерзнет ли струя того, что выпускает наш организм после переработки всех полезных соков и жидких веществ наружу?» – вдруг подумалось ему, и он инстинктивно схватился за что-то между ногами. Ему было страшно! Ох, как же страшно ему было!

От холода он не мог шевелиться. От холода он не мог плясать так, как плясал ранее где-нибудь, ожидая в очереди в клозет. Например, в школе после столовой, отчего-то представилось ему.

И вдруг Володя понял, что ему хочется не только этого! Он со слезами вдруг вспомнил о девочке с энурезом, над ней все смеялись. Смеялись, не зная, в чем дело. Вспомнил, что было на одном из уроков, когда сидевшую недалеко от него эту самую девочку, злая учительница немецкого не пустила выйти в туалет.

Он заплакал. И впервые в жизни навалил в штаны. И он стал от этого счастлив.

Через час, немного поплакав, Володя уснул! Ему снились сладкие булочки из той самой столовой, которые он изредка только покупал на данные ему матерью деньги. (Экономил на пиво, которое пил вечерами с пацанами.)

Они летали вокруг него, и его теперь более от них не тошнило. Он ловил эти булочки руками, а они выскальзывали. Скакал вокруг них, как скакала вокруг него его любимая собачка, радовался игре, тому, что есть-таки эти булочки! И всегда, всегда он оказывался близко к цели, но они улетали. Булочки с черникой, булочки покрытые белым шоколадом. Булочки с маком и просто с сахаром! Булочки! Хрустящие, румяные, ни на что не похожие булочки!