Меня зовут Лиза Брукс, и я – чокнутая психопатка. Не то чтобы я всегда была безнадежно умалишенной. До автокатастрофы я вообще считала себя абсолютно нормальной.

В феврале месяце наша семья перебралась в Шейдисайд. Мне понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к новому дому, новому городу и новой школе. Это ведь абсолютно нормально, правда?

Сперва, ясное дело, приходилось трудненько. Поначалу я была одна как перст. Тосковала по друзьям, оставшимся в Шейкер-Хайтс. Шейдисайдская школа казалась огромной и непривычной, а большинство ребят, с кем я свела знакомство, проучились в ней всю свою жизнь и успели завести собственный круг друзей.

Я бродила по длинным коридорам из класса в класс, а все кругом болтали и смеялись. Порою возникало чувство, будто меня вовсе не существует. Я слегка застенчива, мне не так-то просто подойти к кому-нибудь и завести разговор. Так что в первые свои недели здесь я чувствовала себя эдакой невидимкой.

Ну а к апрелю начала уже потихоньку осваиваться. Заводила друзей. Много времени, например, я проводила с Сэралинн О’Брайен. У нас оказалось схожее чувство юмора, и обе мы были невысокого мнения о парнях и о школе. Мы считали, что школа – одна сплошная морока, через которую, впрочем, придется пройти, чтоб зажить по-настоящему. И обе были убеждены, что парни, конечно, существа недалекие, но и без них никуда.

Точняк. Никуда. К апрелю я уже обзавелась собственным. Звали его Нейт Гудман. Наше знакомство состоялось, когда я, выходя из столовки, врезалась в него на верхней ступеньке лестницы, отчего он улетел вниз. Я шла, уткнувшись в телефон, вот и не заметила его.

К счастью, Нейт – отличный акробат. Ему удалось благополучно прокувыркаться всю дорогу. Отделался парой ссадин, слегка кровоточащих, но шею все-таки не свернул.

Конечно, я тут же скатилась следом, дабы убедиться, что с ним все в порядке. Нейт сел, помотал головой. Думаю, он был малость ошарашен. Я склонилась над ним:

– Живой?

– Пару секунд назад был, – ответил он.

Я извинилась, наверное, сотню раз и помогла ему встать, чувствуя себя просто кошмарно. Не меньше дюжины ребят остановились поглазеть на нас.

Нейт вытер кровь со лба тыльной стороной ладони.

– Ничего себе не отбил? – спросила я.

– Себе не отбил, а мировой рекорд побил точно. По скоростному падению с лестницы.

– Рада, что у тебя есть чувство юмора.

– Я тоже.

Нейт – парень видный. Он высок и строен, у него прямые темные волосы, которые он гладко зачесывает назад, большие карие глаза и лукавая улыбка, от которой на правой щеке проступает ямочка.

– Ты Лиза, верно? – Он разглядывал меня. – Сэралинн мне о тебе рассказывала. Жаль, не предупредила, какая ты опасная.

Я бросила на него взгляд.

– Да, я очень опасная. – Кажется, это я так пыталась флиртовать. Мне пришлось взять Нейта за руку, чтобы помочь, и теперь я заметила, что до сих пор держу ее. – Откуда ты знаешь Сэралинн?

Он снова вытер кровь со лба, на этот раз рукавом своей черной рубашки.

– Мы росли рядом. В одном квартале.

– Ты в выпускном, да? – спросила я. В кармане джинсов пискнул телефон. Эсэмэска. А, ну ее…

Нейт прищурился:

– Как узнала?

Я пожала плечами.

– Вроде Сэралинн рассказывала.

Мы с ней учимся в начальных классах старшей школы. Не по душе мне это название, «начальные классы», и признаться, что я в одиннадцатом, почему-то было неловко.

– Ты бы показался медсестре, – сказала я. – Вон, лоб рассадил.

Нейт кивнул.

– Знаешь ли, я не думал, что сегодня буду сдавать кровь. – Он произнес это на манер вампира в старом кино.

Я засмеялась:

– Ты здорово изображаешь вампира. Сэралинн говорила, что ты задвинут на ужастиках и триллерах.

– Ну да, афиши там собираю, комиксы, маски и прочие прибамбасы. Я смотрю, ты много обо мне знаешь.

Я опять пожала плечами, чувствуя, как заливаюсь краской. Все верно, мы с Сэралинн много о нем говорили. С тех пор, как он у нас на глазах прочитал длиннющую поэму Эдгара По на школьном смотре талантов. Я решила, что он красавчик. С приветом, но все-таки.

Нет, ну выбрать Эдгара По? Серьезно?

Прозвенел звонок. Мы опаздывали на пятый урок.

Я испытывала к Нейту неслабые чувства. Меня словно каким-то силовым полем влекло к нему. Думаю, лет сто назад подобное назвали бы любовью с первого взгляда. В кино в такие моменты обычно играют слащавые скрипочки.

Что я хочу сказать: мне нравилось, как он на меня смотрит, нравилось говорить с ним. Я подумала, как ни странно, что сочащаяся кровью ссадина на лбу придает ему особое очарование.

– Рада была… столкнуться, – сказала я.

Он кивнул:

– Забавно. Напомни мне посмеяться.

С тех пор мы с Нейтом встречаемся. Иногда только вдвоем. Иногда, как было в тот вечер, двенадцатого апреля, когда мы ходили в забегаловку «У Лефти» – с Сэралинн и другом Нейта, Айзеком Бренером.

Да, я помню точную дату. Двенадцатое апреля. Вечер катастрофы. Вечер великого ужаса. Вечер, превративший меня в чокнутую психопатку.

2

– Есть вроде такое слово? – спросил Айзек. – Вомиториум?

– Нам мистер Хаммер рассказывал, – оживилась Сэралинн. – В драмкружке. У них, у древних римлян, были в театрах такие проходы. Чтоб зрители могли быстро покинуть театр. Вот их и называли – вомиториумы. На латыни это, как и английское «vomit», означает «извергать».

Айзек поскреб свои курчавые темные волосы:

– То есть зрителей выворачивало прямо в проходах?

– Не-а. Это распространенное заблуждение, – пояснила Сэралинн. – Блевотина тут ни при чем.

Я закатила глаза:

– А можно поговорить о чем-нибудь другом? Мы сюда поесть пришли, или как? Обязательно обсуждать вомиториумы?

Нейт согласно кивнул. Мы сидели в просторной кабинке с красными виниловыми стенками в глубине ресторана. Нейт обнимал меня рукой за плечи. Сэралинн с Айзеком сидели напротив.

– Да просто в столовке вчера устроили вомиториум, – сказал Айзек. – Ребята всё там обрыгали. Мерзость еще та.

Рука Нейта сжала мое плечо.

– Кто-нибудь знает, из-за чего все проблевались? – спросил он.

– Может, из-за жратвы? – предположил Айзек.

Все засмеялись. Айзек – завзятый приколист. Всегда какую-нибудь чушь сморозит.

– Сие до сих пор тайна, покрытая мраком, – сказала Сэралинн. – Говорят, всё из-за макарон с сыром. Ну что может быть в них такого?

Вчерашний учебный день обернулся катастрофой. Дюжину ребят пришлось увезти в неотложку. От этих разговоров о блевотине меня уже саму начало подташнивать.

Так что я обрадовалась, когда подошла официантка, чтобы принять наш заказ. Я ее по школе знала – Рэйчел Мартин^[1]. Она в выпускном, но мы с ней ходим на политику и обществознание.

– Что нынче особенного? – спросил у нее Айзек.

Рэйчел похлопала глазками:

– Чизбургеры.

– Так вчера же были чизбургеры! – сказал Айзек.

Она ткнула его ластиком карандаша:

– Очень смешно, Айзек.

– Нехорошо клиентов карандашом тыкать, – заявил тот, потирая плечо. – Разве тебе Лефти не говорил?

Мы дружно посмотрели на окошко в кухню. Нам была видна лишь спина Лефти. Он стоял у гриля, поджаривая чизбургеры.

– Лефти говорит, тебя можно, – парировала Рэйчел.

Айзек вскочил.

– Да ладно? Не знал, что ты в меня влюблена. Куда поедем, к тебе или ко мне?

Сэралинн потянула его за рукав и усадила на место:

– Ха-ха. Смешно.

– Нам как обычно, – сказал Нейт.

Рэйчел что-то черканула в блокноте. После чего, снова ткнув Айзека карандашом на прощание, развернулась и ушла в кухню.

Нейт убрал руку с моей спины.

– Так, ребята, телефончики на стол. – Он извлек телефон из кармана джинсов и положил на середину стола.

Остальные тоже достали телефоны и аккуратной стопкой сложили поверх телефона Нейта.

– Ты это, проверь, чтобы Айзек сигнал не отключил, – напомнила Сэралинн.

Нейт вытащил из стопки телефон Айзека и проверил.

– Да лан, ребята, я разве похож на жулика? – притворно обиделся Айзек.

– Да! – ответили мы хором.

Нейт нажал на кнопку и укоризненно посмотрел на Айзека через стол:

– Отключил-таки.

Айзек поднял правую руку:

– Нечаянно. Ей-богу. Совершенно нечаянно.

Это была наша обязательная традиция. Мы складывали телефоны стопкой. У кого зазвонит первым – тот и платит за ужин.

Как правило, проигравшей оказывалась я. Уж больно мама с папой были настырные. Типичные сумасшедшие родители, они отслеживали каждый мой шаг. И без конца названивали. Типа спросить о чем-то. А на самом деле просто пасли.

И попробуй не взять трубку – получишь длиннющее голосовое сообщение. Нет, ну, честное слово, кто их вообще слушает, сообщения эти?

В прежней школе у меня был кавалер, который им жутко не нравился. Подумаешь, вылетел из школы и набил вдоль всей правой руки татуху. Парень-то ничего, но они оказались неспособны видеть дальше татуировки.

Вот из-за него они, видимо, мне и не доверяли.

Нравился ли им Нейт? Я не спрашивала. Да и по фигу было.

– Как твоя группа? – спросил Нейт Айзека. Айзек возглавляет рок-группу под названием «Черные дыры». Они говорят, что перепевают «Металлику», но опознать песни «Металлики» в их исполнении трудновато.

Айзек перетасовывал тюбики с горчицей и кетчупом. А потом направил на Нейта, да как сдавит! Нейт увернулся. Кетчуп с горчицей забрызгали столик.

– Ты как десятилетний, – покачала головой Сэралинн.

– Пардон, – сказал Айзек. – Я не нарочно, ей-богу. Просто мысли о моей группе меня сильно напрягают. – Он взял несколько салфеток и промокнул пятна на столике.

– А что не так? – спросил Нейт.

– Мы отстой. – Айзек дернул себя за темную шевелюру. – Отстоище.

– Расскажи лучше что-нибудь новенькое, – съязвила Сэралинн.

Айзек пропустил ее шпильку мимо ушей.

– У нас концерт в субботу вечером. В «Оранжерее». Помнишь, тот клуб на Парковой возле Ривер-роуд? А парни ни черта не выучили. Их даже на репу фиг сгонишь.

– Слушали мы тебя в том месяце на смотре талантов, – сказал Нейт. – Тоже полный отстой был.

Айзек помотал головой.

– У нас был месяц, чтобы стать еще отстойнее. Это ужас какой-то, Нейт. Кроме шуток. Можешь поместить нас в свою коллекцию ужасов. Рядом со «Зловещими мертвецами-2».

У Нейта на дисках сотни две ужастиков, не меньше. На прошлой неделе он усадил нас всех смотреть «Зловещих мертвецов-2». Самое любимое кино у него. Особенно сцена с выбитым глазом, который влетает прямехонько в рот визжащей блондинке.

Рэйчел принесла наши чизбургеры и картошку фри. Она начала переставлять тарелки с подноса на стол, но вдруг остановилась:

– Та-ак, кто изгадил столик?

– Отгадай с трех раз, – сказала Сэралинн.

Рэйчел посмотрела на Айзека долгим взглядом. И засмеялась. Айзека все любят. Он невысокий и чуточку полноватый, со спутанной копной темных волос и карими глазами, от которых, когда он улыбается, разбегаются лучиками морщинки. Своими вечными шуточками он постоянно срывает уроки. Сам он говорит, что ему необходимо внимание. Не уверена, тоже прикалывается или нет.

При всем при том он отнюдь не балбес. Вроде на учебу не больно-то налегает, а поди же, круглый отличник. А еще он учит северокитайский язык. Говорит, что перед учебой в колледже хотел бы посетить Китай.

Нейт говорит, что Айзек хочет сбежать в Китай от своей рок-группы.

– Кстати, об ужасах… – начала Сэралинн.

Мы все были заняты своими чизбургерами. Они у Лефти очень сочные, к тому же он не жалеет салата, помидоров и огурцов.

– Я должна сделать видео для кинокружка, – продолжала Сэралинн. – Мне кажется, нам стоит снять собственный ужастик. Скажем, у тебя на чердаке, Нейт. Со всякими твоими жуткими масками…

Нейт проглотил кусок чизбургера. По его подбородку стекал мясной сок. Я стерла его бумажной салфеткой.

– Звучит прикольно, – сказал Нейт. – А сценарий у тебя есть?

– Парочка задумок имеется, – ответила Сэралинн. – Но если б ты разрешил мне взять маски и реквизит… круто бы получилось.

– Как насчет кино про вампиров? – предложил Айзек. – Мой кузен работает в медицинской лаборатории. Кровяку ведрами таскать можно.

– Думаю, нужно что-нибудь посложнее, – возразила Сэралинн. – Что-нибудь на тему сверхъестественного.

– Без кровищи все равно никуда, – упорствовал Айзек.

Нейт повернулся ко мне:

– Хочешь поучаствовать, Лиза?

Я пожала плечами:

– Конечно. Почему бы и нет? Но вы же меня знаете. Я с ужастиков не прусь. Ну, не понимаю я их. Что приятного в том, чтобы пугаться?

Нейт вздохнул:

– Ты безнадежна.

– Все любят пугаться, – заявила Сэралинн. – Это заложено в человеческой природе.

– Значит, я не человек, – сказала я. – Я всегда считала ужастики полной чушью.

Нейт сжал мою руку:

– Я покажу тебе пару фильмов, которые изменят твое мнение.

– Сейчас ты услышишь кое-что действительно страшное, – сказала я. – Я улизнула из дома без разрешения. Мне нельзя тут находиться.

Сэралинн положила чизбургер.

– Тебе что, пришлось уходить тайком? Вечер же пятницы. Почему твои предки не хотят тебя отпускать?

– Потому что с придурью оба, – буркнула я. – Мне сейчас положено сидеть в комнате и строчить благодарности всем, кто прислал подарки на мои шестнадцать лет. Можно подумать, до завтра это не подождет. Будто я им ребенок.

Айзек вытащил из своего чизбургера огурчик и отправил в рот.

– Вот бы мои родаки так ко мне относились, – пробубнил он.

– Это почему? – спросила я.

– Они будто не в курсе, что я вообще существую. Никто не скажет: «Куда собрался, Айзек?» или: «Что поделываешь? Как житуха?». Все, что их заботит, – это успехи в гольфе да приятели по загородному клубу.

– Везет же некоторым, – сказала я. – А мне мои продыху не дают.

Подняла глаза на дверь ресторана… и вскрикнула:

– Ну вот, видали?

3

В дверях стоял мой отец, из-под его расстегнутой синей толстовки виднелась футболка с эмблемой «Кливлендских Индейцев». Его взлохмаченные каштановые волосы торчали непослушными вихрами. Взгляд его обшаривал зал, пока наконец не остановился на мне. Тяжелым шагом отец прошествовал мимо стайки девушек за столиком, держа курс на нашу кабинку.

– Пап, ты что здесь делаешь?!

На мой возглас повернулось несколько голов.

Папа был высок и хорош собой: рыжевато-каштановые волосы, голубые глаза. Мама говорила, что формой скул и суровым профилем он напоминает Клинта Иствуда в молодости.

Я скорее пошла в маму. Ее родители приехали из Дании. Мы обе светловолосые, белокожие, высокие и стройные.

Не дойдя до кабинки несколько метров, отец остановился, сжимая кулаки. Не подумайте, он не был буйный, просто всегда так делал на нервной почве. Его щеки пылали от гнева.

– Лиза, ты обещала сидеть дома, – сказал папа, не сводя с меня голубых глаз. Думаю, он даже не заметил, что со мной еще кто-то есть.

У меня заколотилось сердце.

Пожалуйста, только не позорь меня перед новыми друзьями…

– Пошли, – скомандовал отец, махнув рукой. – Мама с Морти ждут в машине.

Мне хотелось завопить. Но я заставила себя отвечать спокойно:

– Я вернусь домой потом, папа.

Он покачал головой:

– Нет, сейчас.

Я показала на свою тарелку:

– Я чизбургер не доела.

– Здравствуйте, мистер Брукс, – вмешался Нейт. – Я могу подвезти Лизу домой, когда мы поедим.

Папа наконец отвернулся от меня.

– Спасибо, конечно, Нейт, но мы хотим, чтобы она вернулась домой сейчас. – Он перевел взгляд на Сэралинн и Айзека. – Извините, что прервал ваше застолье.

Он вдруг заметно смутился. Будто понял, что хватил через край. Он не был тираном, мой папа. Обычно он вел себя вполне нормально.

Я решила, что лучше пойду с ним, пока не поднялась буча. Что ни говори, а я и впрямь улизнула тайком. Но вообще-то я давно в состоянии сама решать, когда встречаться с друзьями. Разве эти благодарственные открытки не подождут денек-другой?

Чертыхаясь себе под нос, я протиснулась мимо Нейта и выбралась из кабинки. На отца я старалась вообще не смотреть.

– Куртку хоть взяла? – спросил он. – На улице ветер.

– Ты еще будешь указывать мне, что носить?

Я помахала друзьям на прощание. Они бросали на меня сочувственные взгляды. Видать, решили, что мой папочка с приветом, раз отправился за мной в ресторан.

В бешенстве я пронеслась мимо отца и выбежала на улицу. Вечер действительно выдался холодный и ветреный. Как будто на дворе стоял март, а не апрель. А я была в топике с длинными рукавами и короткой юбке поверх черных колготок. Ветер отбросил назад мои волосы.

Я нашла наш «камри», припаркованный на углу возле обочины, подбежала к нему и влезла на заднее сиденье. При виде меня Морти отчаянно завилял хвостом и запыхтел как припадочный. Он наскочил на меня и принялся яростно умывать мое лицо языком.

– Морти, лежать! Отвали! – крикнула я, смеясь. Лицо противно защипало: язык у него как наждачка. – Фу! Морти! Оставь меня в покое!

Морти – здоровый белый пес, наполовину овчарка. Родители подарили мне его на день рождения. Куда мы, туда и он. Он считает себя маленьким щеночком. Вечно прыгает на меня и слюнявит мне лицо языком.

Наконец я отпихнула его и вытерла щеки рукавом.

– Я тобой очень разочарована, – обронила сидевшая впереди мама.

– Подумаешь, – буркнула я, чувствуя, что закипаю. Живот налился тяжестью. Увязаться за мной в ресторан – это беспардонное вторжение в мою личную жизнь. – Мне уже не восемь лет.

– Ну так и веди себя соответственно, – сказала мама, даже не соизволив обернуться. Она всегда разговаривает очень мягко. И никогда не закатывает сцен.

Это у меня характерец будь здоров.

Папа сел за руль и отъехал от тротуара. Он так больше и не проронил ни слова. Взвизгнув шинами, наша машина свернула на Парк-драйв и покатила к дому. Мы живем на Виллидж-роуд, в полумиле от салона, где мама работает парикмахером.

– Сбавь скорость, Джимми, – попросила мама.

– Не учи меня водить, – огрызнулся отец.

Теперь уже мы все друг друга облаивали. А я еще и виновата?

Что-то забарабанило по крыше машины – начался дождь. Прозрачные капли ярко блестели в свете фар встречных автомобилей.

– Сбавь скорость, – процедила мама. – Дорога скользкая.

– Лиза, мы должны быть уверены, что ты заслуживаешь доверия, – начал папа.

– Давно заслуживаю, – сказала я. – Вам никто не давал права…

– Как тебе доверять, когда ты врешь и тайком ускользаешь из дома? – гнул свое папа.

– Тайком – напрасно, – признала я. – Но почему я ускользнула тайком? Потому что от вас спасу нет. Вы перед друзьями меня опозорили. Об этом ты хоть подумал?

– Джимми, ты проскочил на красный, – вмешалась мама. – Смотри на дорогу. Семейный совет потерпит до дома.

– О нет, – простонала я. – Никаких семейных советов. Я…

Я осеклась. И как заору:

– Поворачивай! Поворачивай! Я телефон забыла на столике! – Я заколотила кулаками по спинке папиного сиденья. – Поворачивай обратно!

Папа крутанул руль. Машина развернулась.

Закричала мама.

В лобовом стекле вспыхнули ослепительные огни.

Я увидела искрящиеся капли дождя. Словно бриллианты, сияющие в ярком свете.

Ощутила мощный толчок. Меня швырнуло вперед, потом назад.

А потом раздался грохот. Оглушительный треск бьющегося стекла и скрежет металла.

В ярком свете я видела, как папина голова дернулась вперед. Видела, как он треснулся лбом о рулевое колесо.

Нас по-прежнему разворачивало. Машина продолжала движение. Казалось, свет окружает нас со всех сторон, швыряя из стороны в сторону, словно океанские волны.

Я видела, как мотнулась папина голова. А потом услышала треск, и поняла, что у него треснул череп. Я знала это. Точно знала.

Я слышала, как раскололась папина голова, видела его рассеченный лоб, видела, как взметнулась фонтаном темная кровь и хлынула по его щекам сплошным потоком.

Моя голова мотнулась вбок. Задняя дверца распахнулась. Вой ветра ворвался в машину. Я увидела, как Морти выскочил на дорогу.

«Морти, вернись…»

А потом обрушилась боль. Она прострелила затылок и разлилась по телу. По груди… по ногам… в голове… Ослепляющая боль.

Я ослепла… Нет… Я умерла.

Яркий свет устремился ввысь. А я тонула… тонула в бездонной мгле.

4

А потом – свет возвращается.

Бледный, водянистый свет, в котором витают темные формы. Движущиеся пятна. Как будто смотришь в камеру со сбитым объективом.

Слышу ропот голосов – близко, но слишком тихо, чтобы я могла разобрать слова. Смотрю в дрожащий свет, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за прозрачной завесой.

Стоит моргнуть или сощуриться – нарастает боль. Голова трещит. Чувствую ломоту в висках. Пытаюсь повернуть голову, но острая вспышка боли заставляет меня замереть.

– Еще? – доносится откуда-то сзади женский голос. – Там и так почти на пределе.

Только теперь я понимаю, что лежу в кровати.

Точнее, на больничной койке.

Свет вздымается, пульсируя, и начинает меркнуть. Набегает волна. Над водою розовеет вечернее небо.

Я лежу на берегу, любуясь закатом.

Нет. Все не так. Мысли путаются…

Я лежала на спине, следя за кругами света на потолке. Да. Усилием воли я сфокусировала взгляд.

И тогда только разглядела толстую оранжевую трубку, уходящую в мое запястье. Узкое окошко с наполовину опущенными жалюзи. Собственные руки, вытянутые вдоль туловища на белоснежной льняной простыне.

Не обращая внимания на боль, я повернула голову, увидела кровать напротив. И ахнула, когда в поле зрения возник отец. Да. Теперь я вспомнила аварию. Грохот и звон сминаемого металла и бьющегося стекла, страшный удар.

Я вспомнила… А теперь отец сидел на койке напротив меня. Он то вплывал в фокус, то выплывал, то обрисовывался четко, то расплывался мутным пятном. Его голова… склонилась вперед. Алая кровь струилась по лицу.

А рулевое колесо…

Рулевое колесо было вбито ему в лоб.

Руль торчал из его головы. Кровь забрызгала все вокруг и собиралась в лужицы на полу.

Отец не двигался. Так и сидел на койке, склонившись вперед, с забрызганным кровью рулем, торчащим из головы.

Где же медсестры? Где врачи?

Я отвернулась. Не могла на это смотреть. Разинув рот, я заревела в ужасе:

– Помогите ему! Кто-нибудь, помогите ему!

1. О приключениях Рэйчел читайте в книге «Игры для вечеринки». (Здесь и далее примечания переводчика.)

12 След.

Не ложись поздно

* * *

Часть первая

1

2

3

4

С этой книгой читают

Другие книги автора