Ненападающая

Глава 1.

Самое трудное в этой жизни – просыпаться. Все, кто встает в шесть утра, и говорит, что этот факт сделает его день счастливым, – лицемеры! Утро не бывает добрым, да, а что, собственно, бывает? Добро – всего лишь меньшее зло, что мы выбираем.

– Капучино без сахара?

– Сегодня можно и с сахаром! – ответила я мужу.

После двадцатиминутного пребывания в туалете и попытки проснуться в девять часов утра я медленно оживала, присев на удобный стул в просторной светлой кухни. Супруг, как это обычно и бывает, заправлял кофемашину и готовил омлет. Почти каждое утро этот чертов омлет, от которого хотелось выброситься в окно!

– У тебя что сегодня праздник? – посмеивался супруг.

– Я говорила об этом вчера.

– И когда же? – удивился Витя, словно я спросила, знает ли он президента Аргентины.

Если бы мой муж слушал меня хоть изредка, жизнь стала бы в тысячу раз прекраснее, но как часто это бывает, некоторые вещи должны оставаться мечтами.

– После книжных градусов по Фрейду.

– Ну, во-первых, по Фаренгейту! – подал мне кофе предприниматель. – А во-вторых, ты же знаешь, я плохо воспринимаю информацию ночью.

– А когда ты вообще воспринимаешь её хорошо?!

Да, порой я смотрела на самого родного человека, как на врага. Единственное, что Витя мог со мной сделать, так это упрекающее поморгать и спросить: «Это утро?», на что я всегда отвечала «Да». Мне больше ничего не оставалась, как смириться с его глупыми вопросами, ответить на них еще более глупо и сделать вид, что мы идеальная семья, хотя, если откровенно, к нам даже слово «нормальная» не всегда можно было отнести.

– Ладно, мне нужно бежать. К шести буду! – с почти искренней нежностью поцеловал муж мою щеку.

Виктор Аркадьевич уходил из нашей трехкомнатной квартиры в центре провинциального города, чтобы сесть в старенькую Lada Granta и ровно в десять ворваться в свой кабинет. Обычный директор инвестиционного фонда!

Я решила принять ванную, все равно больше не удастся уснуть. Если вы ждали пафосное мероприятие, как это снимают в голливудских фильмах, то разочаруйтесь, я не любила пену, свечи, красное вино и лежащего рядом со мной в этой лужице соплей и волос оператора. Однако денек явно не задался, и только откинув голову поудобнее, мне пришлось выскочить из горячей воды, ибо телефон разрывало на миллион кусков от видеозвонка навязчивой лучшей подруги.

– Ты не представляешь! Он приезжает уже сегодня! Господи, сегодня! – я отчаянно пыталась понять смысл ее бессвязных выражений. – А ты что решила искупаться?

– Я в шоке, неужели ты это заметила? – пыталась не особо язвить я.

Девушка наигранно, как в мелодрамах по «России 1», рассмеялась, поблескивая недавно отбеленными зубами, и посерьезнела. Серьезная Лиза – это всегда признак того, что мне придется разгребать какое-то дерьмо, и порой это было не метафорой.

– К сожалению, я не могу сегодня поехать с тобой! – призналась наконец подруга.

– Куда? Ты, о чем вообще?

Из крана полилась холодная вода, но заметила я это намного позже, чем та произнесла эти кошмарные слова. В наших с Лизой общих планах на воскресенье был один важный пункт – встреча со звездой футбола Родригесом. В России, как странно это не звучит, в этом году решили провести Чемпионат мира по футболу, и в составе сборной Испании должен был приехать наш кумир. Хоть его можно было назвать лишь отчасти нашим, для него мы подготовили целый плакат на испанском: ««Одна из целей моей жизни – исполнять мечты» Ф. Родригес. Тогда исполни и нашу – обними нас!»

– Ты шутишь? Одна я как всегда облажаюсь!

– Саш, прекрати придумывать себе оправдания и выйди наконец из квартиры! – посмотрела Лиза строго, как учитель на двоечника. – Это в любом случае лучше, чем весь отпуск валяться на диване!

– Ну свое же ты себе придумала! – ссылалась я на ее детей.

Одной из причин любить свою подругу была честность. Она говорила правду даже тогда, когда ее говорить совершенно не стоило, за это я уважала её и вконец презирала себя.

– Ладно, так, когда он приезжает?

– Через два часа должен быть на парковке! – легко сказала Лиза, словно это совершенно не означало, беги и ори во весь дом «Какого хрена?».

Так я и сделала. Бросив телефон то ли в корзину с грязным бельем, то ли в раковину, я резко поняла, что уже одурела от холода и меня трясло так, будто я всю ночь курицей просидела в холодильнике. Вытершись далеко не насухо, я поспешила надеть футболку упомянутой испанской сборной и какие-то джинсовые шорты, запихнуть плакат поглубже в рюкзак и выбежать на улицу. Как обычно, вернуться, закрыть дверь на ключ, снова выбежать и наконец прыгнуть в метро. Да, в провинциальных городах оно тоже бывает!

Сев на нужной станции, я пыталась успокоить себя, убеждая, что добраться до кумира не одного миллиона людей всех возрастов и футбольных клубов не составит большого труда. В попытке привести себя в порядок я лишь привлекла ненужное внимание. Пожилой мужчина, сидевший рядом, не смог удержаться от неадекватных вопросов.

– К возлюбленному?

– Точно нет. Я замужем! –сначала сказала, а потом обдумала я.

– Тогда к любовнику? – не унимался старичок.

– А вы смешной! – улыбнулась я. – У таких, как я, не бывает любовников!

Перед выходом на перрон мужчина сказал, что нет тех, кто не изменяет. Мне не нашлось, что ему ответить. Он был так искренне прав. Я ехала в странно-пустом вагоне, смотря в темные окна и слушая стук о рельсы. Я вспоминала. То, сколь сильно этот мужчина был прав.

Но насколько бы меня не затягивали навязчивые мысли, настолько же хотелось выйти из этого резко ставшего душным транспорта. На улице стало легче, на парковке – еще лучше. У некоторых, разумеется, может возникнуть вопрос, как мне удалось попасть на закрытую парковку, даже не имея собственной машины? Просто, как подобрать пароль вконтакте, все решается в нашем мире с помощью приятно шуршащих купюр, в зависимости от их числа и номинала тебе открываются грани дозволенного, в том числе и заветное место, через которое наверняка проедет автобус с футбольной командой.

Просто умереть можно, транспорт пришел в четко указанное охраной время! Ах, да, на время международных чемпионатов и сборов наша страна должна была играть роль лучшей во Вселенной. Я быстро развернула плакат, скрывая лицо, не стоит ему попадать на смартфоны этих ублюдков. Не знаю, на что я надеялась, когда мечтала, как мой кумир остановит автобус и выйдет, разумеется, это он может. Но хочет ли? Ради толстых ляжек какой-то русской фанатки? Точно нет!

Приподняв лицо из-под плаката, чтобы торжественно показать куда именно им стоит ехать после такой душевной встречи, я краем глаза заметила, что двухэтажное существо на колесиках остановилось, и из него вышло недоразумение в полицейской форме. Ну все, мне конец! Я мысленно составила завещание, ибо знания, что бывает за эдакие выходки, у меня были. Что ж, все имущество и дневники пусть достанутся Вите, хочется, чтобы он знал, какое-то время я его действительно любила, чудовищные письма и охренительные плейлисты – Лизе, старый мотоцикл и кожанку пусть возьмет супруг лучшей подруги, а всю остальную дрянь, в том числе неудачные фотографии, тетрадки с сопливыми стихами о первой любви, странные переводы, непонятно зачем полученные дипломы, хранимые мной засохшая мандариновая кожура, выдохшийся Санин парфюм и мои воспоминания похороните со мной в одном огромном пласте информационного мусора.

Однако моя уверенность в неминуемой гибели поуменьшилась, помимо полицейских, персональной охраны и зевак в спортивном трико, вышел он. Родригес был чересчур хорош, чтобы существовать. Если большая часть команды была в дорогих, но до ужаса потрепанных, повидавших долгий перелет трениках и неопределенных футболках, нападающий мирового уровня был одет в свежайшую рубашку, словно он летел в другом самолете другого класса. Черные брюки так хорошо сидели на нем, что мне до безумия стало стыдно за свои такие уродливые ноги и руки. Родригес был маленьким богом моего сознания, но лишь до тех пор, пока с его привлекательных губ не слетело обычное испанское «Привет».

– Хм, привет! – пыталась намекнуть ему глазами на трясущийся в руках плакат. – Может обнимемся?

– О, да! – наконец взглянула звезда этой планеты на наше с Лизой произведение искусств.

После его секундной оценки и шага мне навстречу я все-таки свернула плакат, чтобы больше никогда его не развернуть. Великий футболист обнял меня, как старую подругу, от чего у меня явно стрельнуло в почке, и нас обоих перекосило. Когда я почувствовала его запах, на секунду мне показалось, что так пахнет свобода, но нет, это была зависимость, прежде всего от огромного количества людей, подписанных на его инстаграм.

– Так ты говоришь на испанском? – разомкнул Федерико руки на моей спине.

–Да.

– И это всё ради меня? – просиял Родригес настолько, что мне захотелось купить его пасту.

– Конечно… – улыбнулась я в ответ. – То есть нет, вообще это длинная история.

Я уже хотела рассказать ему столько всего: как начала учить языки, сколько прожила в Мадриде, зачем все это и что он прекрасный человек, подаривший миру столь многое, но как обычно это бывает в России, все портят многоуважаемые работники внутренних дел.

– С удовольствием бы послушал, но, прости, нужно идти! – указал футболист на расходившуюся команду и внушительно смотрящих полицейских.

– Прощу, если дашь номерок… Пообщались бы! – пыталась пошутить я.

Но как говорится в народе, что русскому хорошо, то немцу смерть, а испанцу и того труднее. Родригес от моей шуточки встал в легкий ступор, наверняка пытаясь придумать какое-то оправдание в ответ, но так как время поджимало и на него уже отъявленно давила толпа, звезда вселенского масштаба полез в карман за телефоном. На вопрос «Где можно написать?» я подала ему руку, хоть и в другой держала огромный кусок макулатуры.

Его прикосновения мне были интересны, в моей жизни не каждый день происходило что-то настолько увлекающее, чтобы я упускала такие шансы. Он взял меня за локоть, а потом ручкой, предприимчиво лежащей в его кармане, чуть ли не выцарапал свой здешний номер. Было не особо приятно терпеть столь знакомую боль от врезавшегося в эпидермис стержня, но мне странно нравилось то, как Родригес держал меня за руку. Его пальцы были теплыми, как руки моего отца, что временами согревал мои вечно холодные ладони. Мне было тяжело думать об этом, но так просто смотреть на него, на его морщащейся лоб, хитро прищуренные глаза и полупрозрачные пуговицы рубашки. Мне хотелось смотреть на него, и я не отказывала себе в таком удовольствии.

По пути домой в уже полузабитом метро я снова погрузилась в воспоминания, нет, не о сегодняшнем приключении с Федерико Родригесом на парковке, а о своем так и несостоявшемся разводе.

Я отлично помнила, как сообщила мужу об этом желании. Он не понимал причины и постоянно извинялся за какие-то глупости, хотя, если честно, извиняться стоило нам обоим. Конечно, я хотела рассказать ему все, но как можно сообщить человеку о предательстве, не уничтожив его, да и себя одновременно? Меня он не жалел, а вот мне было его жаль. Виктор не один раз посылал мне цветы, а я каждый раз рыдала из-за них, огромного чувства ненависти и вины, супруг пытался со мной разговаривать, а я… лишь сильнее от него закрывалась.

Однако, как это всегда и бывает, в какой-то момент все закончилось, конечно, у всего в нашей жизни есть срок, но, чтобы настолько короткий? Могу сказать точно, в ту секунду мне не особо верилось в происходящее. Витя исчез из поля зрения, перестал что-либо предпринимать, конечно, была определенная вероятность, что он смирился и решил идти дальше, но мой старый друг никогда не сдавался, особенно когда его выворачивало потрохами наружу. А тогда, думаю, был именно такой случай.

Насторожившись, я наконец рискнула забрать оставшиеся вещи и, как мне казалось, просто исчезнуть из его жизни. Я приехала по идее уже в совершенно чужой номер того проклятого отеля и уже хотела было открыть дверь ключом, торжественно выданным Лизой, но как ни странно, он не то, что был не заперт, он был приоткрыт. В прихожей валялись наши фотографии, остатки моих вещей и Санина куртка. По всему помещению несло адским перегаром и крепким алкоголем. Проникнув в гостиную, я почувствовала, что мне стало отъявленно нехорошо. Витя валялся на полу, прикрываясь полинявшим ковром, вокруг него было несколько порций блевотины и недоеденных макарон, пару сосудов водки и куча разбитой посуды. Балкон был распахнут настежь, а вокруг стояла тишина, даже вечные болтуны снизу замолчали, а сверху не звучали стоны молодожен. Было одиннадцать дня. Было крайне омерзительно.

Не могу сказать с каким содроганием и рвотными позывами, я стянула с все еще остававшегося моим мужем человека этот ковер и с усилием засунула вместе со спиртным в мусорку. Витю, изредка подающего признаки жизни, пришлось перетащить на диван. Это было сложно, но возможно. Я принесла воды из холодильника и пустой тазик, выкинув в ванную недостриранное бельё, укрыла алкоголика пледом и села рядом.

Не знаю, в какой именно момент я приняла это решение. Может, сразу, как увидела его лежащем в этом хаосе, в трехдневной одежде, с непереваренной едой у рта, безбожно пьяного и чертовски жалкого, а может еще до того, как зашла в номер. Нет, во мне никогда не было особого сострадания к людям, наоборот, я очень часто их презирала, за то, что я натворила, меня стоило презирать. Но, в отличии от меня, поступки моего мужа можно было хоть как-то оправдать слепой яростью, безумной болью или жаждой мести, оправдать же мое предательство было невозможно, поэтому спрашивая себя об идеальном еще живом мужчине, я всегда вспоминала про Виктора Аркадьевича.

Тогда на его еле живой «Развод?» я твердо ответила: «Нет!». Я все еще оставалась его женой, а он моим мужем. Мы были скверной семьей, но мы ей были, хотя бы в тот день, и в последующие тысячу восемьсот двадцать пять дней тоже.

Глава 2.

Моя подруга, о которой я уже упоминала раньше, всю жизнь благодарит меня за своего мужа, ведь, по сути, это я их познакомила, но при этом, прошу заметить, я никакая не сводница и в тот момент мне было плевать на историю ее интимных связей, просто так уж вышло. Во время нашего с Витей так называемого «медового» месяца я в очередной скверный день вылила кофе на незнакомого мужчину, который оказался Михаилом, а через год и будущем мужем Лизы, в тот момент работающей портье в одном из отелей Анапы. Конечно, на его безбожные ругательства и мои средние пальцы девушка со слишком милым лицом подбежала, чтобы урегулировать ситуацию, но тогда меня это лишь разозлило. Хочется в очередной раз себя оправдать, мол, я только месяц назад похоронила лучшего друга, а мне уже нужно было культурно беседовать с какой-то светловолосой особой с противным голосом. Лиза просто вынудила меня на нее наорать! Возможно, именно в этом и было мое высшее предназначение, ничего более грандиозного, с точки зрения чужих жизней, я не делала, ибо после моих охренительных оборотов Михаил встал на ее сторону.

Пока я заходила в подъезд, мой телефон отчаянно жужжал от разрывавших его сообщений. Что тогда, что сейчас, Лиза была крайне любопытной девушкой, но сегодня, в отличии от многих предыдущих дней, мне странно хотелось молчать, словно и слов-то во мне никаких и не было, хотелось слушать кого-то, но слушать явно было некого. Я написала, что еще не дома, и как приеду, обязательно все расскажу. Конечно, мне было не особо приятно было ей врать, сидя на диване в гостиной, не включая свет и не переодеваясь. Наверное, одним из моих главных грехов было то, что я слишком быстро привыкала к однотипным городам, европейским языкам, чертовому омлету и особенно к людям. Это была одна из миллиона причин, по которой я набрала номер, уже несколько часов красовавшийся у меня на руке, и после двух отвратных гудков услышала еще не приевшийся голос.

– Привет! Это Федерико!

– Эмм… а это та неадекватная фанатка, что преследовала тебя на парковке!

Футболист смеялся так заразительно, словно забил хетт-трик в ворота своей бывшей команды.

– Да, я помню. Как твои дела?

– Лучше не бывает! – нагло врала я. – А как твои? У вас уже была тренировка?

– К сожалению, нет! Кстати, в этом городе неплохой стадион, да и покрытие на поле приличное.

Теперь смеялась я, по приезду в совершенно незнакомый город совершенно незнакомой страны этот человек смог восхититься только газоном на футбольной площадке и количеством мест, которые будут заполнены через несколько дней. Единственное, о чем жалел Федерико Родригес, было отсутствием сегодняшней тренировки. Мне оставалось лишь искренне удивляться, как он мог быть так увлечен игрой в свои тридцать два.

– Чем будешь заниматься вечером? – любезно поинтересовалась слишком известная личность.

– Хм, да особо ничем… а что? Есть предложения? – снова пыталась пошутить я.

Но как это случалось ранее, испанец так и не понял моего сарказма.

– Не знаю, мы могли бы встретиться.

– Где? – резко поднялась я с дивана, полностью осознавая, что мне нужно готовить ужин для мужа, а не встречаться со всякими неадекватными футболистами, посмевшими мне такое предложить. Но жаль, он был далеко не всяким.

– Например, в сквере напротив моего отеля! – сказанул Федерико. – Если хочешь, могу прислать адрес поточнее.

– Ммм… а ты не боишься, что я могу согласиться?

– Ха-ха, нет! – твердо произнес он. – Меня, конечно, предупреждали, что женщины в России очень опасны, но разве что своей красотой!

Вот дерьмо! Мне хотелось выйти от этого парня в окно. Родригес вел себя, словно прыщавый турист, впервые выехавший за границу без родителей и пристающий к главной певице в ресторане. Хоть нападающий и знал, что я была далеко не такой красоткой, как все те русские модели, романы с которыми ему приписывали СМИ, и тем не менее звездный мальчик уже вовсю советовался о том, как ему лучше одеться. Несмотря на то, что я трижды вздохнула и четырежды закатила глаза, Федерико так и не понял, я не хотела никуда идти, но эта его идиотская фраза «Надеюсь, твое платье будет гармонировать с моей футболкой, разумеется, вися на стуле» заставила меня рассмеяться. Он был настолько предурком, что мне нравился.

Поэтому, да и хрен знает еще почему, через сорок минут я стояла в том сквере у памятника в белоснежном платье чуть выше колен и, как по мне, слишком оголяющим спину. Я ждала и надеялась, что все это окажется злой шуткой, и вскоре я закажу вегетарианскую пиццу на ужин, так как ничего не успею приготовить. По дороге мне удалось написать Лизе, что я иду к нему, а именно к самому дорогому и популярному спортсмену этого мира, и что, разумеется, надеюсь на ее прикрытие от Виктора. Я кусала и без того короткие ногти, на которых даже не было лака, а на лице достойного макияжа, стояла, словно ожидая чуда, но пришло явно не оно, а самодовольное лицо загорелого брюнета.

Родригес небрежно схватил меня за руку, хоть это и было далеко не по правилам, на мой испепеляющий взгляд он ответил, что здесь его наверняка будет преследовать пресса и нам стоит поскорее отсюда убраться. Я по привычке закатила глаза, но это не помогло, нападающий чаще смотрел в зеркало, чем на окружающих. Мои вопросы стали максимально навязчивыми, лишь когда наши тела проникли в красивое местечко с табличкой «Grand Hotel».

– Только не говори, что мы идем в твой номер! – странным испанским произнесла я.

– А у тебя есть другие идеи? Может, ты хочешь оставить меня на съедение всем этим людишкам?! Такому как я и пяти минут не дадут на улице постоять!

Если с логикой Федерико было более-менее все понятно, то объяснить, почему я продолжала идти с этим полузнакомым человеком в слишком уединенное для светского общения помещение, было затруднительно.

– Так ты зайдешь? – нагло просиял футболист, открывая дверь.

Нет, Саня, нет! Нужно послать этого павлина куда подальше и спокойно отлежаться в своей норе, заесть стресс ботвой и придумать, что сказать мужу. Ты и так чуть ли не за чертой, еще способной удержать твой брак в стабильности. Остановись! У этого парня в планах наверняка не обсуждение установок на ближайшую игру.

– Смотря что меня там ждет?

– Ужин! – спокойно ответил Родригес.

– Тогда поспешу уточнить, я вегетарианка! – сделала я крошечный шаг ему навстречу.

– Поверь мне, я не знаю людей, способных отказаться от паэльи. Практически по маминому рецепту. Соглашайся!

Резко вспомнив, что последнее из еды, побывавшее в моем пищеводе, было омлетом, я постаралась замолчать, чтобы, не дай бог, не накапать слюной на его дорогие ботинки. Пришлось многообещающе кивнуть. Это был выбор несчастного желудка, а уж никак не сердца.

Если бы нужно было описать номер этой знаменитости двумя словами, я бы определенно сказала – вот дерьмо! Это помещение представлялось мне куда более уютным и современным. Ненужная, как по мне, лепнина, огромная кровать, аристократичные картины, в общем, ничего более пафосного и бесполезного придумать было нельзя, хотя нет, мыло в виде ангелочков меня добило.

– Ну и как тебе это все? Экзотично? – спрашивал Федерико, круживший у стола.

– А тебе нужно ответить по правилам этикета или можно нецензурно? – вышла я из ванной, вымыв руки.

– А ты можешь нецензурно?! – вскинул брови нападающий, пододвигая мне стул.

В доказательство открывающему врата к ароматнейшим блюдам испанской кухни футболисту я выругалась неистово и безбожно, на секунду опомнившись, я могла бы покраснеть, но, к сожалению, не умела. Пришлось нелепо уставиться на спортсмена в ожидании. Поверьте, в тот момент было крайне сложно понять, смотрел ли тот укоряющее или поощряющее.

– Где ты… такому научилась? – только и смог проговорить Родригес.

– Эм… Я что слегка переборщила и ужин достанется другой претендентке? – уже хотела было выбраться из-за стола я.

– Нет, нет! – замахал руками футболист. – Просто такие выражения встретишь лишь у мадридцев. Ты жила там?

– Да. Но это не безумно увлекательная история! – честно призналась я.

– Знаешь, я провел там целых четыре года! Не могу сказать, что было восхитительно, скорее это были самые трудные времена для моей семьи. Так что, да, мадридские истории мне всегда будут особенно интересны.

Что ж, я рискнула и доверилась ему. Это звучит пошло и избито, но я просто попробовала ужин. Было не вкусно, а прям таки божественно. Хоть я и была голодной, но не почувствовать тонкие нотки сладкого, кислого, соленого, увлекательного и чарующего я не могла. Федерико сделал второй глоток вина, а я уже отпила все содержимое в бокале. Вообще-то я не пила в принципе, но в этом и была вся проблема, когда больше трех лет не употребляешь ничего крепче минералки, то в определенный момент в тебя прям-таки вселяется дьявол и заставляет сорваться. Опять же я никогда не была алкоголичкой, и мне не требовался Зеленчук, просто для мужа это было больной темой, и от приятно разливавшегося тепла пришлось закодироваться и мне.

Но хватит о мужьях, намного интереснее говорить о футболе. После ужина и великих рассказов о жизни и начинаниях в Мадриде, за которые, честно говоря, мне могли бы заплатить миллионы, я не могла устоять, чтобы не вызвать его на поединок. Неповторимый бой великого игрока и дилетантки.

– А знаешь, что мне все-таки нравится в этом номере? – Федерико помотал головой. – Вон тот мяч! Сыграем?

Конечно, это было глупо и не было мне оправданий такое говорить, но, черт побери, я так сильно этого хотела, что плевала на все возможные правила этим вечером. Я торжественно встала на ворота, а именно в распахнутую дверь ванной. Родригес так широко усмехнулся, словно даже если бы он был в инвалидном кресле, а я игроком основного состава Ювентуса, то даже намека на шанс мне бы не представилось.

– Что? Неужели ты боишься меня? Эй, я вроде не вратарь Атлетико!

Бить пришлось сильнее. Острее. На такой вызов Феде не мог не ответить. Бывшая команда – это святое. Так что, встав во всему миру известную позу, футболист разбежался и ударил так сильно и высоко, что я то ли побоялась, то ли не успела даже ногтем чиркнуть по мячу. Крученая сфера залетела в сетку, а конкретно, в унитаз, и отскочив, разбила мылодержатель.

– Я не виновата! – подняла я руки, будто в комнату ворвался ОМОН.

– Да ладно, – глупо улыбаясь, осмотрел Родригес потери. -Завтра поменяют!

Черт побери! Стоит только влюбиться в какого-то невероятного профессионала, как ты тут же перестаешь считать его человеком. Этот парень буквально кричал: «Если я захочу, я куплю целый мир, и людей в первую очередь!». Конечно, не именно этот футболист придумал эту философию, но таких, как он, были тысячи. И разве от этого становилось легче? Разочаровываться в малознакомых людях было даже неприятнее, чем в родных.

– Хорошо. Так сколько мне заплатить?

– В каком смысле? – прищурился Федерико.

– Ну я же не смогла отразить атаку, теперь на мне лежит груз ответственности!

Нападающий лишь посмеялся надо мной, говоря, что даже вратари сборных не платят за свои ошибки, а я-то тем более не должна. Но я настаивала. Наверное, это было тем немногим из того, что я еще умела. А еще я отлично предавала, да, уж в этом-то мне точно не было равных. Родители, друзья, мечты, принципы, муж – это были лишь малые жертвы моего раздутого эгоцентризма.

Когда Федерико предложил договориться, я задумалась. Мне понадобилось12 секунд, чтобы согласиться, ровно столько и нужно людям, чтобы решиться на предательство. Это было так же необдуманно и импульсивно, как замужество, выбор экономического факультета, отказ заводить детей и влюбляться. Это было такое же поспешное решение, но, к счастью, неотвратимое.

Я уже сказала ему: «Ладно», и Феде пригласил меня на танец, он уже держал мою руку так, словно и вправду хотел в меня влюбиться, а я была полностью уверена, что не уйду отсюда сегодня. Родригес вынудил меня сделать крошечный шаг ему на встречу, а я заставила посмотреть его в мои отвратные глаза. Не знаю, что Федерико Родригес мог чувствовать ко мне, но я точно знала, что не хочу останавливаться…

Когда футболист наконец уснул, дыша мне в ухо, я снова позволила себе покопаться в сознании, как в старом куске мяса. В моей жизни было много странных моментов, но после охренительного секса вспоминались одни лишь дерьмовые. Что ж, видимо сегодня день небывалой роскоши: и оргазм, и слезы!

Мой единственный в жизни «медовый месяц» точно нельзя было назвать таковым, хотя бы за отсутствие любого намека на близость с новоиспеченным мужем. Витя постоянно пропадал на временной работе, а я не могла, да и не хотела этому препятствовать. Кажется, мы оба были в глубокой непролазной депрессии. У каждого были свои причины, но основной все же оставалась смерть нашего общего безумно близкого друга. Проблема даже была не столько в том, что мы общались не более двух часов в сутки (нам и этого с головой хватало), а в том, что спали в разных кроватях. Я на роскошной постели с балдахином, а Виктор, скрючившись на диване, в гостиной нашего номера. Сначала я и сама этого хотела, но потом! Мы все-таки не монахи-отшельники, у нас обоих было гарантированное право на секс.

– Можно войти? – однажды нагло вломилась в мои размышления девушка с рецепшена.

– А почему вы спрашиваете, если уже вошли?

Блондинка удивленно уставилась на меня, то ли плохо понимая, то ли считая желание личного пространства преступлением.

– Я просто хотела поблагодарить вас! – продолжала та. – Из-за того инцидента Михаил пригласил меня на свидание!

– Господи! Да мне нужно почаще на людей что-нибудь выплескивать! – пыталась я сделать вид, что читаю журнал.

– Да, хаха, а вы только пойдете в 402-ой или уже вернулись?

Я с усилием посмотрела на этого прекрасного работника, владеющего отвратительными навыками связной речи.

– И что бы я там забыла?

– Ну ваш муж уже давно там. Сегодня с утра он снял номер на свое имя, а часа три назад пошел туда с цветами и шампанским, наверное, готовит вам романтический сюрприз!

– И что он попросил меня прийти? – понадеялась я.

Девушка в белоснежной рубашке замотала головой, силясь придумать ему невероятное оправдание, ведь Витя не мог быть мудаком, он бы никогда не пошел с цветами и шампанским к кому-то, кроме своей любимой жены!

– А почему вы вообще мне это рассказываете? Я вас об этом не просила! – чуть было не сорвалась я.

– Простите, мне просто хотелось отблагодарить вас. Я хотела оставить записку и ваши любимые конфеты! – достала коробку восхитительных сладостей, как я узнала позже, Лиза. – Я совсем не думала, что вы будете здесь. У 402-го номера висит табличка «Не беспокоить», я была уверена, что вы сейчас там! Мне так жаль!

Девушка уменьшилась чуть ли не вдвое, стоило мне слегка повысить голос. Да, эта работа была явно не для нее. На минуту мне даже стало стыдно, но все-таки лишь на минуту.

– Я сегодня ужасно спала, и, правда, я обожаю эти конфеты! Спасибо. И простите.

Лиза примирительно улыбнулась и вышла. Какое облегчение! Моя неадекватная слеза выскользнула сразу, как только дверь захлопнулась. Предавать – очень больно, но когда предают тебя… Это прям-таки какой-то новый уровень страданий. Я прорыдала в голос практически до витиного возвращения. Удивительно, но во время его появления я хоть как-то смогла сдержаться.

Конечно, я старалась не подавать виду, что знаю больше, чем он думает, но от этого не становилось легче, ни мне и ни ему. Теперь все было так смешно и глупо. За ужином Витя рассказывал, как тяжелы были переговоры и что, с большой вероятностью, они затягивались, я рассказывала, что сегодня у меня была отличная языковая практика и очень скоро я смогу поступить на иняз. Муж довольно угукал, я спокойно кивала. И мы, как ни в чем не бывало, расходились по спальным местам.

Наверное, именно с этого момента я возненавидела цветы и шампанское. Мне было мерзко даже представлять, как он там с кем-то там в 402-ом номере разливал дрянное вино с пузырьками, а она все нахваливала притащенный им веник. Теперь при любом удобном случае я закидывалась виски и анвифеном, на хрен правила, на хрен приличия! Витя все так же спал на неудобном диване еще неделю, а потом я объявила, что мы разводимся. Я дала ему миллион причин, меня ненавидеть, но и он поступал не лучше. Виктор вел себя хуже, чем хреново, но жаль, все это было заслужено. Единственное, что тогда внушало оптимизм, – мы смогли вовремя остановиться, так и не став друг другу слишком родными. Я съехала к новой подруги на квартиру, а Витя так и остался в этом чертовом отеле. Я даже рада, что это случилось в тот момент, ведь, проживи я с ним еще хоть пару дней, будь уверены, как минимум ножом я бы его пырнула.