Преступление Галилея, или Оболганный Аристотель

Текст
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Преступление Галилея, или Оболганный Аристотель
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

© Павел Айдаров, 2023

ISBN 978-5-0055-3934-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступительный диалог

Участники диалога: представитель естественных наук (Е) и философ (Ф).

Е. Перечитал заново не так давно «Диалог…» Галилея, первый раз я его читал лет двадцать назад. Ох, молодец Галилей, – как он этого Аристотеля разнёс. Эти философы… Только и могут, что плести паутины из умозаключений. Как такая чушь, которую нёс Аристотель, могла править умами людей на протяжении двадцати столетий?! Не понимаю… Опыт – вот на что нужно было опираться! Галилей и показал, как нужно строить настоящую науку. А то всё рассуждали, да рассуждали, не видя то, что перед самым носом и утверждая всякий бред… Посмеялся я вдоволь над Аристотелем…

Ф. А Вы сами читали естественнонаучные работы Аристотеля?

Е. Читал, но не все, да и давно это было… А что его читать? Он такую ерунду несёт…

Ф. Какую, например?

Е. Если Вы читали галилеевский «Диалог…», то таких вопросов не должно возникать.

Ф. А Вы не думали, что Галилей Аристотеля в своих работах просто оболгал?

Е. Как это?

Ф. Я сопоставлял почти каждое из наиболее серьёзных обвинений Галилея в адрес Аристотеля с текстами самого Аристотеля и могу сказать, что Галилей очень сильно искажает его мысли.

Е. Ну, подтасовками очень многие известные учёные занимались…

Ф. Подтасовка – это когда нечто искажается незаметно, и лишь тот, кто погрузится глубоко в сущность сказанного, может такую подтасовку обнаружить. В случае с Галилеем имеют место и подтасовки. Но там также есть и такое, что слова «подтасовка» оказывается недостаточно… Это не подтасовки, это нечто большее…

Е. Что Вы хотите сказать?

Ф. Я хочу сказать, что во многих случаях со стороны Галилея звучит откровенная ложь. И эта ложь направлена исключительно на то, чтобы представить своего оппонента – Аристотеля – в неприглядном свете.

Е. Быть может, Вы, являясь сторонником Аристотеля, просто предвзято относитесь к Галилею, вот Вам и мерещится всякая ложь…

Ф. Я не могу про себя сказать, что являюсь сторонником Аристотеля. Я на стороне истины, а не Аристотеля… Также и к Галилею я ранее относился с великим почтением – до тех пор, пока не стал знакомиться с его работами. Когда я впервые взял в руки «Диалог…», то относился к этой книге с трепетом. Я говорил себе: ведь это и есть та самая, величайшая книга, перевернувшая всю науку. Но когда я принялся читать, сравнивая сказанное про Аристотеля с текстами его самого, то стал замечать одну ошибку за другой, причём ошибки эти достаточно грубые. Первоначально я смотрел на всё это снисходительно: великий учёный тоже мог ошибаться. Но только вот далее я всё более и более убеждался, что там не только ошибки. Галилей играет на публику, он стремится представить перед всеми Аристотеля недоумком, и для этой цели просто выдумывает про его позицию различные небылицы. В конце концов, я пришёл к выводу, что тот человек, которого возвели в великие гении и который считается одним из отцов современной науки, на самом деле попросту является мошенником, который в целях собственного тщеславия не гнушался никакой ложью в отношении своих оппонентов. Мошенника от науки возвели в великие гении, вместо того чтобы разоблачить его преступление…

Е. Преступление?

Ф. Да. Долгое время я не мог подобрать нужное слово, но когда встретился с книгой Роберта Ньютона «Преступление Клавдия Птолемея», то понял, что слово «преступление» больше всего подходит к тому, что совершил Галилей.

Е. Читал я эту книгу. Птолемей столько подтасовал…

Ф. Есть те, кто с этим не согласен… Но речь сейчас не о Птолемее…

Е. Инквизиция обвинила Галилея в преступлении только за то, что он был сторонником гелиоцентризма. А теперь Вы пытаетесь обвинить его в другом преступлении…

Ф. Что касается инквизиции, то Галилея осудили отнюдь не просто за то, что он исповедовал гелиоцентризм. Ему выносилось предупреждение, но он обманным путём всё же выпустил свою книгу… И осуждён он был за этот обман…

Е. Это что-то новое…

Ф. Нет, не новое. Об этом написано во многих историко-научных работах. Но только подавляющее большинство эти работы не читают, предпочитая оставаться в плену мифических представлений. И очень много мифов идёт от художественных произведений: фильмов, спектаклей и др. Там столько выдумки!!!

Е. Ладно, оставим инквизицию… Вот Вы говорите, что Галилей сознательно всё подтасовывал так, чтобы выставить Аристотеля недоумком. Но, согласитесь, что есть основания так считать. Как можно было написать, что муха имеет восемь ног – ведь достаточно поймать муху и посчитать.

Ф. Аристотель не писал ни о каких восьминогих мухах. Это просто байка, выдуманная подражателями Галилея, – подражателями в плане высмеивания Аристотеля.

Е. Неужели он и вправду не писал это?

Ф. У него муха относится к разряду шестиногих.

Е. А про то, что у мужчин больше зубов, чем у женщин? Скажете, тоже не писал? Я сам это у Аристотеля читал. Как много я смеялся над этой глупостью.

Ф. И многие продолжают смеяться. А вот один человек1 взял, да и проверил точность перевода, и оказалось, что под «больше» имеется в виду больше по размеру, а не по числу. Аристотель утверждал, что у самцов, в том числе мужчин, зубы крупнее, а не то, что их число больше. Один переводчик неправильно перевёл это место, а другие начинали за ним эту ошибку повторять…

Е. Если Вас послушать, то выходит, Аристотель ни в чём не ошибался, а во всём виноват Галилей, который его оболгал, да переводчики, которые неправильно перевели…

Ф. Не надо утрировать. У Аристотеля немало ошибок, но не нужно приписывать ему те, которые он не совершал, да ещё с целью выставить его на посмешище.

Е. Аристотель сам виноват. Нужно писать понятно, тогда и не будет никто ничего лишнего приписывать.

Ф. Но Аристотель и не стремился быть понятым всеми, его естественнонаучные сочинения написаны исключительно для учеников его школы.

Е. Значит, нельзя и Галилея обвинять в том, что он не смог понять Аристотеля.

Ф. Но он и не стремился его понять, он стремился лишь его поймать – поймать на ошибке, которую можно высмеять. О каком стремлении Галилея понять Аристотеля можно говорить, если он даже критикует тех, кто пытается в сочинениях Аристотеля что-то выискивать.

Е. Он говорит, что нужно самому заниматься исследованиями, а не копаться в том, что сказал кто-то другой.

Ф. Но ведь изучение авторов прошлого делается для того, чтобы самому не изобретать заново велосипед – не тратить на это время. Сам Галилей не хочет тратить время на внимательное изучение Аристотеля, и в результате этого порой пытается заново открыть то, что у Аристотеля уже давно открыто. Но если бы дело было только в этом… В очень многих случаях Галилей спорит лишь с тем, что сам выдумал про Аристотеля, к тому же во многих местах он хитро подтасовывает его утверждения, а некоторые даже присваивает себе.

Е. Какие?

Ф. Самое громкое – это то, что при отсутствии сопротивления среды тела будут падать с одинаковой скоростью.

Е. Это открытие Галилея. Аристотель же утверждал обратное.

Ф. Для наполненной среды. А что касается пустоты, то, если бы она существовала, скорость движения в ней была бы одинаковой.

Е. Мгновенной.

Ф. И это у него есть.

Е. Так мгновенной или одинаковой?

Ф. Аристотель говорит и то, и другое, и даже третье…

Е. И как же его можно понять?..

Ф. Также Эпикур утверждал равность скоростей в пустоте, несмотря на разницу в весе. Только он говорит не о телах, а об атомах. Но у Лукреция Кара речь уже идёт о телах. Откройте его поэму «О природе вещей», книга вторая – там, в отличие от Аристотеля, говорится об одинаковой скорости падения тел в пустоте без всякой двусмысленности.

Е. Но ведь Галилей столько внёс нового в науку. По сути, именно он дал старт научной революции Нового времени.

Ф. А быть может, всё дело в том, что появилось книгопечатание, которое дало возможность распространять научные идеи и обсуждать их? Кроме того, огромное значение имело появление телескопа, микроскопа, других приборов. Они расширили сферу опыта, дали множество новых фактов. То, что Галилей, усовершенствовав подзорную трубу, сконструировал телескоп – это, конечно, является его заслугой. Имея же в руках телескоп, он смог первым увидеть то, что не видели другие. Он в данном случае проявил себя как изобретатель, а открытия свои смог совершить лишь потому, что у других такого прибора ещё не было. И все его открытия, по сути, сводятся лишь к тому, что он в эту трубу увидел.

Е. Галилей внёс вклад не только в астрономию. С него начинается математизация физики и естественнонаучный эксперимент.

Ф. Математизация присутствует уже у Архимеда… Эксперимент же был известен и до Галилея. Например, Леонардо да Винчи был выдающимся экспериментатором…

Е. Но ведь Аристотель не проводил никаких экспериментов.

Ф. Откуда мы знаем, что он проводил, а что нет. Он ничего не говорит о методе, которым получены его результаты, а лишь озвучивает их. Аристотель опирался на опыт не меньше…

Е. Аристотель опирался на одни рассуждения, а Галилей противопоставил им опыт!

Ф. Даже в самом «Диалоге…» написано, что для Аристотеля главным был чувственный опыт… У Галилея же рассуждений не меньше, чем опыта… К тому же, перипатетики – например, в дискуссии о плавающих телах – противопоставляют опытам Галилея свои опыты.

 

Е. В дискуссии о плавающих телах перипатетики утверждали, что лёд плавает исключительно благодаря своей форме. Они даже не удосужились проверить, что плавание льда не зависит от формы, а лишь твердили про авторитет Аристотеля.

Ф. А Вы читали эту дискуссию?

Е. Я читал работу Галилея о плавающих телах, а также описание этой дискуссии во многих работах.

Ф. Перестаньте верить Галилею на слово… Вы работы самих перипатетиков читали?

Е. Они на русский не переведены. Нечего тратить время на перевод такой чуши.

Ф. Всё дело в том, что эта дискуссия отнюдь не была о плавании льда, а относительно льда перипатетики вовсе не утверждали, что он плавает благодаря своей форме. Про опору на авторитет Аристотеля – тоже явно всё преувеличено…

Е. Вы хотите сказать, что везде эта дискуссия описывается неверно?

Ф. Неверно и предвзято, а зачастую звучит и откровенная ложь. Дискуссия была о телах, которые тяжелее воды, но всё равно удерживаются на ней. Перипатетиков же выставляют недоумками, которые будто бы не знали, что более плотные тела тонут. Они это прекрасно знали, но только вопрос был совсем не в этом.

Е. Не может быть такого! Ведь очень солидные историки науки пишут совсем другое.

Ф. Тем не менее, это так.

Е. Если то, что Вы говорите, верно, то умами многих учёных владеет какое-то крупное заблуждение. Я не могу в это поверить. Науке свойственна строгость. Если бы это заблуждение существовало, то оно давно бы всплыло.

Ф. «Заблуждение» – это ещё мягко сказано… Меня тоже удивляет, почему столько веков на это не обращали внимание…

Е. Вы говорите, что эксперимент существовал и ранее. Допустим. Но если взять не реальный, а мысленный, идеализированный эксперимент – ведь это новшество Галилея?

Ф. С мысленным экспериментом мы сталкиваемся и у Аристотеля, когда он, например, пытается представить картину того, что бы было, если б существовала пустота. Что касается Галилея, то он, действительно, то и дело строит в своём воображении идеализированный мир. И этот мир весьма близок миру идей Платона. Да и вообще, мне показалось, что галилеевский Сальвиати очень похож на платоновского Сократа – Галилей здесь просто подражает Платону. Вряд ли я ошибусь, если скажу, что Галилей просто применяет платоновскую философию к физике. И это вдвойне интересно в связи с тем, что Галилей занимался дискредитацией философии.

Е. Философии Аристотеля.

Ф. А вместе с тем и вообще теоретического мышления… Галилей поливает грязью Аристотеля, но украдкой заимствует у него идеи. Сам опирается на философскую теорию Платона, но выступает против теоретизирования…

Е. Вы считаете Галилея последователем Платона. Наука же Нового времени во многом опиралась на Галилея…

Ф. Не так уж и много, как принято считать…

Е. Я веду вот к чему: не хотите ли Вы сказать, что постгалилеевская наука – это идеализм?

Ф. Интересная тема для размышлений… Но что точно можно сказать, так это то, что постгалилеевская наука всё более и более старалась игнорировать теорию. Если Аристотель старался объединить все факты и теоретические положения в единую теорию, то у Галилея этого совсем нет. Его сочинения – это либо просто изложение тех или иных опытов (кстати, есть основания считать, что многие опыты Галилей вовсе не проводил, хоть о них и пишет), либо полемика с оппонентами. В последних же двух главных работах эта полемика приобретает образный характер и происходит уже между воображаемыми персонажами. Галилей не строит целостную теорию. В его рассуждениях царит полнейший хаос, одни утверждения противоречат другим, он не понимает базовых основ своих мыслей, и во многом именно по этой причине впадает в противоречие. Подход Галилея беспорядочен, анархичен. И позже некоторые представители науки возвели это в норму. Однако такая установка приводит лишь к тому, что плодится огромное множество противоречащих друг другу фактов и положений…

Е. То, что Вы говорите, противоречит общепринятому. Вы можете это доказать? Если Вы утверждаете, что Галилей оболгал Аристотеля, то нужно предоставить цитаты: вот говорит Аристотель, а вот говорит Галилей, искажая его мысли.

Ф. Я целую книгу о Галилее написал, и значительная часть книги как раз посвящена этому.

Е. Как называется книга?

Ф. «Преступление Галилея, или Оболганный Аристотель»

Е. Где её можно прочитать?

Ф. Вот она – читайте.

1. Геоцентрические и гелиоцентрические учения в догалилеевскую эпоху

1.1. Доаристотелевский период

Что стоит в центре мироздания: Земля или Солнце? Какое из двух представлений об устройстве мира является верным: геоцентрическое, согласно которому неподвижная Земля является центром мироздания, или гелиоцентрическое, которое утверждает, что Земля вместе с другими планетами обращается вокруг Солнца? Оба эти представления возникли ещё в античности, при этом более распространённой стала геоцентрическая точка зрения.

Впервые с геоцентризмом мы встречаемся в учении Анаксимандра (VI в. до н. э.). Землю он считал неподвижной и находящейся в центре мироздания. Вокруг Земли вращаются небесные сферы, на которых находятся светила. Саму же Землю он представлял в форме барабана, плоские поверхности которого обращены к полюсам. При этом Земля ничем не поддерживается и парит в воздухе – это объясняется её центральным местоположением и равной удаленностью от крайних пределов. Вместе с тем в господствующем воззрении того времени Земля представлялась в виде плоского диска, покоящегося на воде – это воззрение приписывается Фалесу.

Ученик Анаксимандра Анаксимен, не соглашаясь со своим учителем, вернулся к воззрению о Земле как плоском диске. К заслугам Анаксимена относится то, что он впервые отделил планеты от неподвижных звёзд. Также им был дан господствующий долгое время порядок расположения планет от Земли (Луна, Солнце, планеты, неподвижные звёзды). Анаксимен первым допустил твёрдость небесных тел (наподобие Земли), но вместе с тем утверждал и твёрдость небосвода. Им была развита теория Анаксимандра о сферах, теперь принимавших вид хрустального небесного свода, который «как шапочка вокруг головы»» вращается вокруг окружности Земли, и к которому «как гвоздями» прикреплены звёзды. При этом Солнце, исчезая из виду, не уходит под плоский диск Земли, как считалось ранее, а движется по его окружности; скрывается же оно по причине того, что заходит за северный полюс, представляющий собой возвышенность. Диск Земли парит в воздухе благодаря своей плоской форме – подобно всем плоским телам, не рассекая воздух, а его «замыкая»: воздух становится «заперт и неподвижен». Аристотель раскритиковывал такое воззрение, говоря, что основную роль в этом «запирании» играет огромный размер Земли, из-за которого у воздуха остаётся мало места для прохода – подобно тому, как вода задерживается в клепсидрах (водяных часах) – а раз так, то же самое мы можем наблюдать и при допущении шарообразной формы Земли.

Обучавшийся у Анаксимена Анаксагор продолжал считать Землю плоским диском и утверждать её неподвижное положение. В отличие от Анаксимена, он не говорит ни о каких хрустальных сферах. Все небесные светила для него – это горящие камни, которые благодаря быстрому круговому движению не падают на Землю, а если же это движение внезапно прекратить, то тут же упадут. Сократ, возражая на утверждение Анаксагора о Солнце как горящем камне, приводил следующие аргументы: на огонь люди смотрят легко, а на Солнце смотреть не могут, от солнечного света люди приобретают загар, а от огня – нет, растения не могут расти без солнечного света, и огонь в данном случае заменить его не может (9, с. 249).

Примечательна в учении Анаксагора космогония, имеющая некоторую общность с идеями Анаксимандра о возникновении Вселенной из вращательного движения апейрона. Вместо загадочного апейрона у Анаксагора появляется не менее загадочный Нус (Ум), запустивший первоначальное смешанное единство во вращательное движение, благодаря которому всё стало разделяться и вновь смешиваться. Благодаря этому образовалась и Земля, от которой, в свою очередь, в результате вращения оторвались камни и, воспламенившись от окружающего «эфира», сделались звёздами. Аналогичным образом возникло и Солнце, которое есть не что иное, как огромный горящий камень. В данном подходе, который встречается не только у Анаксимандра и Анаксагора, но и у Эмпедокла, реализован принцип, согласно которому первоначальное состояние мира представляется как единое и неподвижное, а его дальнейшее становление связано с началом движения и разделения.

Имена Анаксимандра, Анаксимена и Анаксагора, как правило, в историко-философской литературе ставят рядом, ибо их идеи имеют некоторую общность. Однако в хронологическом порядке более правильно после Анаксимандра говорить о Пифагоре, ибо они были современниками. Пифагор первым из философов создал свою школу, которая, однако, была не чисто философской, а больше религиозной (быть может, правильней называть это «сектой», также называют это «союзом») – философии в этой религии отводилось своё определённое место и значение… Поскольку мы больше знаем о воззрениях не самого Пифагора, а его учеников и последователей, то в литературе чаще применяется термин «пифагорейцы».

Достаточно распространено мнение, что зачатки гелиоцентризма возникли именно у пифагорейцев. И вроде бы, действительно, в качестве первого, кто высказался о движении Земли по кругу, Диоген Лаэртский называет Филолая – последователя Пифагора и современника Сократа (V в. до н. э.), оговариваясь при этом, что, возможно, первым всё же был другой пифагореец – Гикет Сиракузский (конец V – начало IV в. до н. э.). О сочинениях Гикета Сиракузского мы ничего не знаем. Что касается Филолая, то, прежде всего, следует заметить, что авторство сочинения «О природе», ему приписываемое, находится под вопросом. Есть древние свидетельства, что эта книга представляет собой просто изложение учения Пифагора (возможно, где-то исправленное и дополненное), а некоторые даже утверждают, что Филолай её вообще не писал, а она есть на самом деле сохранившееся у него сочинение Пифагора, которое он продал, находясь в бедственном положении. Вместе с тем вопрос о том, писал ли сам Пифагор какие-то сочинения, также является спорным – согласно многим свидетельствам, он ничего не писал. Однако, как утверждает Диоген Лаэртский, ему всё-таки принадлежит три сочинения: «О воспитании», «О государстве» и «О природе», а все разговоры о том, что Пифагор якобы ничего не писал, он называет «вздором». Пытаясь найти истину в этом споре, нужно обратить внимание на то, что написание сочинений Пифагором находится в полном противоречии с тем, что его учение оберегалось как священная тайна, и все вступавшие в пифагорейский союз давали обет молчания по поводу получаемых там знаний. Было бы весьма удивительно, если бы Пифагор действительно писал книги, распространяя тем самым знание, которое сам свято оберегал от посторонних. Однако сторонники наличия пифагоровых сочинений говорят, что эти сочинения распространялись лишь внутри его школы, и был строжайший запрет кому-либо постороннему их передавать.

Что же касается «пифагорейского гелиоцентризма», то представление о движении Земли по кругу, которое мы находим у пифагорейцев, всё же нельзя назвать гелиоцентрическим, ибо Солнце здесь наряду с Землёй обращается вокруг «центрального огня». Вот как описывает основные космологические воззрения Филолая Аэций:

«Филолай [помещает] огонь посредине вокруг центра, который он называет Гестией (очагом) Вселенной, домом Зевса, матерью и алтарём богов, связью и мерою природы. И ещё другой огонь [принимает он]  огонь, лежащий выше всего и объемлющий [Вселенную]. Центральный [огонь] есть первое по природе; вокруг него пляшут в хороводе десять божественных тел; небо, расположенное за сферою неподвижных звёзд, пять планет, за ними солнце, под солнцем луна, под ней земля, под последней антихтон (противоземлие), за ними всеми огонь Гестии, занимающий место вокруг центра. Итак, самую высшую часть периферического [огня], в которой находятся элементы в состоянии совершенной чистоты, он называет Олимпом, пространство же ниже движущегося Олимпа <…> [он называет] Ураном» (цит. по: 1, с. 43—44).

Для понимания этой картины можно представить, как представители какого-то дикого племени пляшут вокруг огня, стуча при этом в свои «музыкальные инструменты». Аналогичным образом представляется пифагорейцам и космос – в центре огонь, а планеты устраивают «дикую пляску» вокруг него, причём издавая при этом звук… Данное воззрение даже больше походит на геоцентрическое: уберите «центральный огонь» и «Противоземлие», и в центре окажется Земля, которая, правда, движется по малому кругу. Если же мы остановим Землю, то получим, по сути, систему Анаксимена, что неудивительно, ибо Пифагор, по некоторым свидетельствам, у него обучался. Огонь же, как традиционно считается, был поставлен пифагорейцами в центр чисто из ценностных предпочтений: он ими представлялся более совершенным, нежели Земля. Однако это не просто огонь – это «дом Зевса», как же его можно было поместить не в центре?

 

То, что из «многознания» пифагорейцев какая-то мизерная часть случайно оказалась близка к истине – это не удивительно, однако это вовсе не повод возводить их в «исследователей» и «лучших астрономов», как это делали и продолжают делать многие физики. Так, например, Б. Рассел пишет: «лучшими астрономами из греков были вовсе не самые рационалистичные из них; таковыми оказались пифагорейцы, создавшие хорошие гипотезы под влиянием религиозных предрассудков» (15, с. 28). Вместе с тем эти «лучшие астрономы» древности получили в истории науки и совсем другие, быть может, более верные оценки. Как сообщает Т. Гомперц, Вольтер называл учение Филолая «галиматьёй», Дж. К. Льюис – «диким бредом», другие – «дикой и фантастической выдумкой». Возражая против этого, Гомперц уходит в дебри доказательств (5, гл. 4, с. 121—133), написав при этом в несколько раз больше того, что нам известно об астрономическом учении Пифагора и Филолая вместе взятых. При этом Гомперц о Филолае пишет: «была пробита плотина… наука вступила на путь…». Гомперц имеет в виду, что, убрав Землю из центра мироздания, был сделан шаг в сторону гелиоцентризма, но мы уже сказали о том, что пифагорейская система всё же более близка к геоцентризму. Мы приводили выдержки из учения Филолая. Это наука?! Ни Рассел, ни Гомперц, ни многие другие, восхваляющие пифагорейцев, почему-то не задаются вопросом их аргументации. Научное знание тем и отличается, что является аргументированным. Если что-то утверждается, но не приводится аргументов в подтверждении этого, то такое утверждение всё же может случайно оказаться верным, но только о науке в данном случае речи не идёт.

Пытается представить пифагорейцев предшественниками гелиоцентризма и Ф. Даннеман, отмечая, что Филолай «развил теорию, по которой земля в продолжение суток обращается вокруг центрального огня. Таким образом, суточное движение неба было объявлено лишь кажущимся. Когда центральный огонь был перенесён в центр земли, этим была предвосхищена одна из важнейших частей учения Коперника, а именно вращение нашего светила вокруг оси» (6, с. 177). Однако ничто не указывает на то, что Филолай или другие пифагорейцы утверждали движение Земли вокруг своей оси, и объяснение смены дня и ночи её движением вокруг «центрального огня» встречает серьёзные затруднения. Вот что об этом пишет Я. И. Вейнберг:

«…очевидно, имелось в виду поступательное движение земли, а не её суточное вращение; но в таком случае весьма непонятным становится происхождение дня и ночи, даже если принять противоземлие (антихон), по мнению Гумбольда, нарочно придуманное для объяснения дня и ночи, не прибегая к суточному вращению земли» (4, с. 16).

Всю эту затруднительную картину можно представить следующим образом. Солнце пифагорейцами представлялось как стеклянный диск, отражающий и свет, и теплоту от центрального огня, но сам этот огонь нами не виден. Если Земля совершает поступательное движение вокруг невидимого центрального огня, то одна её часть будет постоянно обращена к Солнцу, а другая – оставаться в тени. Если мы добавляем Противоземлие, находящееся постоянно у противоположной стороны земной орбиты, то в какой-то момент оно окажется между Землёй и Солнцем, но даже если оно и сможет его затмить, то этим объясняется смена дня и ночи лишь на одной стороне, в то время как на другой постоянно будет ночь, ибо движение Земли вокруг «центрального огня» – поступательное, одна её сторона никогда не будет обращена к Солнцу. Разбираться во всех этих трудностях на основе лишь мелких отрывков пифагорейских текстов, вряд ли стоит. Всё это разбирательство устроили те, кто упорно стремился сделать из мистиков-пифагорейцев лучших астрономов древности.

Вместе с тем пифагорейское представление о форме Земли сильно отличается от более ранних воззрений – пифагорейцы впервые в истории стали утверждать её шаровидную форму. Однако неизвестно, было ли это результатом исследований и размышлений или стало просто следствием применения того мистического подхода, который был присущ пифагорейцам. Как, например, они пришли к выводу о наличии «Противоземлия»? Они выдвигали гипотезу, проверяя её наблюдением? Или, наоборот, обобщая данные наблюдений, пришли к этому выводу? Нет. Они попросту были убеждены в совершенстве числа 10 (декады) и, стремясь сделать небесный свод совершенным, считали, что число небесных тел также должно быть равно десяти. Вот что о совершенстве декады говорит Филолай:

«Действия и сущность числа до́лжно созерцать по силе, заключающейся в декаде. Ибо она велика и совершенна, всё исполняет и есть начало (первооснова) божественной, небесной и человеческой жизни… Без неё же всё беспредельно, неопределённо и неясно» (цит. по: 1, с. 43).

Поскольку пифагорейцы насчитывали небесных тел только девять (пять известных к тому времени планет, Солнце, Луна, Земля, звёзды в целом), то, на основе представления о совершенстве декады и одновременно убеждения о совершенстве космоса, они предположили, что есть и ещё одно, нами невидимое: Антихтон (Противоземлие). По сути, новое небесное тело вводится просто «для ровного счёта».

Как пишет Диоген Лаэртский, из всех фигур Пифагор «считал прекраснейшим среди объёмных – шар, а среди плоских – круг» (11, с. 316). Учитывая общий подход пифагорейцев к их «открытиях» весьма вероятно, что представление о шарообразности Земли у них как раз и возникло по причине того, что шар является «прекраснейшей объёмной фигурой». Тем самым периодически встречающуюся оценку пифагорейцев как «исследователей», открывших шарообразную форму Земли, нельзя считать верной.

Между тем Диоген Лаэртский утверждает, что первым о шарообразности Земли заявил Парменид. Он был чуть младше Пифагора (примерно на 30 лет), а одним из его учителей был пифагореец Аминий, которого Парменид высоко чтил до самой его смерти. Не исключено, что пифагорейцы просто взяли представление о шарообразности Земли у Парменида. Но даже если мы будем считать, что автором этого представления является Парменид, то, опять же, нам совершенно неизвестна его аргументация. Что же касается возможности присвоения пифагорейцами чужих учений, то здесь следует упомянуть Гераклита Эфесского, считавшего Пифагора мошенником, который собирал различные знания и выдавал их за свои. Помимо того, что Пифагор обучался у Анаксимена, он был и учеником Ферекида; также он провёл много лет в Египте, где обучался у жрецов, а во время пребывания там попал в плен и оказался в Вавилоне, где был посвящён в религиозные таинства варваров. То, что сегодня известно под именем «теорема Пифагора» также имеет египетские и вавилонские корни… Все эти собранные отовсюду знания Гераклит называл «многознанием»; ставшая крылатой его фраза «многознание уму не научает» относится в том числе и к Пифагору – скорее, данная оценка несёт в себе следующее: несмотря на то, что Пифагор насобирал столько разного знания, ума от этого у него не прибавилось… Гераклит вообще крайне отрицательно относился к Пифагору и называл его учение «дурнописанием»… Настоящий философ всегда является несколько отстранённым от мира, он стремится к уединению, где может остаться один на один со своими мыслями, – таковым был Фалес, Гераклит… Пифагор же не был таким – это был хороший организатор, очень практичный человек, постоянно вводил в заблуждение других, изображая из себя чудотворца (ему приписывают массу чудес), и утверждая, что он прошёл через массу перерождений, а в одной из жизней был сыном бога Гермеса…

О шарообразности земли говорит и Платон, который, как считает И. Д. Рожанский (18, с. 175), заимствовал эту идею у пифагорейца Архита, героя его диалога «Теэтет», а также Евдокса Книдского, с которыми он общался. Также Платон утверждал вращение Земли вокруг «оси Вселенной», т. е. суточное вращательное движение:

«Землю, нашу кормилицу, утверждённую на протянутой чрез вселенную оси, поставил он стражем и творцом ночи и дня» (14, с. 46—47).

В целом, космологию Платона трудно отнести к науке, ибо она представляет собой лишь пропитанное религиозностью описание, лишённое аргументации, а потому рассматривать её мы не будем. Тезис о шарообразности Земли Платон также не обосновывает. С достаточно развёрнутой аргументацией шарообразности Земли мы встречаемся лишь у Аристотеля, к космологии которого теперь и переходим.

1Речь идёт о Б. А. Старостине, под редакцией которого в 1996 году вышла «История животных» Аристотеля. В комментариях к данному месту (кн. 2, гл. 3, п. 30) он говорит об ошибочности традиционного перевода этой фразы.
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»