Мне часто задают вопросы, почему мои рассказы, написаны в виде разговоров в вагоне поезда. Думаю многим знакома эта обстановка купе и вагона, располагающая к откровенным, ни к чему не обязывающим беседам по душам.

Мне часто, по своей работе, приходилось ездить в дальние командировки. Сколько интересных людей и судеб я встретила в своих поездках. Сколько попутчиков, просто доверяли свои тайны незнакомым им людям, не решаясь всё рассказать своим близким. Я вышла на пенсию и решила, что все эти истории нужно записать и издать небольшим, а может и большим сборником. Да простят меня скептики, мол сюжет однообразен – поезд, но судьбы и истории написала сама жизнь, и такое придумать автору не под силу. Единственно что я изменяю – это имена, города и высказываю, иногда, своё мнение. Прошу меня простить за это. С уважением и наилучшими пожеланиями, Ольга Верещагина.

P.S. Жду от вас, мои читатели, ваши истории. Буду счастлива, если поделитесь. Клятвенно обещаю, тайну сохраню.

Поезда, вагоны, перегоны,
И колес старательная дробь,
Мне осталось в жизни, так не много,
Сожалеть о том, что не сбылось.

Сяду в поезд, и налью я чаю,
И поеду, просто в никуда,
Будет мой сосед смотреть, скучая,
На бегущие в окошечке дома.

Поезд – жизнь сигналит в повороты,
Я иду, освободите путь,
Я сижу и слушаю трезвоны,
Ложечки в стакане, ну и пусть.

Жизнь, что поезд, все куда-то мчится,
Оставляя сзади города,
Может что-то в ней еще случится,
Полустанок, станция, река.

Выйду на перроне, оглянусь я,
Просто постою и посмотрю,
И увижу, как народ в вагоне,
Все гадает про судьбу мою.

Стук, стук, стук, а может и не стоит
Выходить, а дальше все катить,
Но меня, все что-то беспокоит,
Тук, тук, тук, а сердце все болит.

Поезда, вагоны, перегоны
http://www.stihi.ru/2015/04/24/3163

© Copyright: Ольга Верещагина, 2017
Свидетельство о публикации №217030400953

Ты меня окликнул на перроне

(Дружба, счастье и любовь за колбасу не продаются)

http://www.stihi.ru/2014/08/18/9994

Ты меня окликнул на перроне,
Посмотрел внимательно в глаза,
Годы пролетели, ну и что же,
Мы не молодые – это да.

Мысли вороньем кружили в памяти,
Тучи сизые, как стаи голубей.
Жизнь, воровкой, как на паперти,
Все глумилась и смеялась – веселей!

Из вагонов грязных и прокуренных,
Пассажиры выходили на перрон,
Ты стоял, такой взволнованный,
И в руках сжимал букет цветов.

Розы желтые светились свежестью,
Солнышки, в тревожной полутьме,
Ты хотел сказать мне, что – то нежное,
Но молчал, и было грустно мне…

Пассажиры, кутаясь от холода,
Всё спешили поскорее разойтись,
Мы стояли на перроне в городе,
И не знали, как, куда идти…

Что сказать, что две судьбы поломаны,
Очень трудно все с нуля начать,
В полутьме замерзшего перрона,
Так не просто новую дорогу отыскать.

Ты меня окликнул на перроне,
Посмотрел внимательно в глаза,
Годы пролетели, ну и что же?
Мы не молоды, так это не беда…

© Copyright: Ольга Верещагина, 2014
Свидетельство о публикации №114081809994

– Поезд Москва – Владикавказ через 30 минут прибывает на конечную станцию. Сдаём постель. Готовимся к выходу. Не забываем вещи… – громко предупреждала проводница, по имени Вера, оставшихся пассажиров своего купейного вагона.

Пассажиров до конечной станции осталось немного. Многие вышли по пути следования.

Алёна стояла у окна и напряжённо всматривалась в бегущие мимо столбы, как – будто бы их считала. Она стояла и сосредоточено о чём – то думала. О чём я, конечно, догадывалась, но не спешила с выводами.

Я сидела в своем купе и наблюдала за ней в приоткрытую дверь. Алёна стояла, держась двумя руками за поручни, и покачивалась, в такт движения поезда, изредка встряхивая копной пшеничных волос, разметавшихся по ее плечам. Она волновалась, и это была очень заметно. Часто поправляла свои волосы, то откинет их за спину, то пытается собрать в пучок, и только очередной крен или толчок вагона вынуждал ее ухватиться за поручни, копна непослушных волос опять хаотично рассыпалась по плечам.

Мне хотелось её убедить в том, что не стоит так волноваться, что всё скоро разрешится в ту или иную сторону, и что станет спокойнее и легче, но я молчала, да и она бы меня сейчас не услышала. Она была, там где-то в своих сомнения и переживаниях. Ей предстояло коренным образом изменить свою жизнь, и это её очень волновало. Она не могла даже предполагать, что её ожидает через полчаса… Она до сих пор сомневалась в правильности своего решения ехать к нему, к этому незнакомому и близкому ей человеку, бросив Москву и обеспеченную жизнь, бросив всё, но выбрав её, вот именно её – любовь, желание быть любимой и счастливой. Они договорились, что она приедет, но полной уверенности у неё не было, особенно после встречи с мамой и Вадимом на перроне. А в ушах звучали слова проводницы Веры, сказанные в порыве счастья просто поговорить по душам за столом – «дружба за колбасу не продается…»

Вот именно подумала вслух Алена:

– Дружба, любовь и счастье за колбасу не продается, а за бабки тем более. Всё просто и верно. И я еду к нему. Я все скажу ему, и он поймет меня. Для меня это прыжок в неизвестность из одиночества.

– Все верно. Всё верно… Лучше самая непредсказуемая правда, чем неизвестность… – просто, скорее всего, больше для себя, чем для Алёны, вслух проговорила я.

Поезд, сбавляя ход, втягивался на перрон конечной станции Владикавказ.

Пассажиры засуетились, засобирались, застегивая и проверяя свою поклажу.

Дети забегали по коридору, мешая взрослым. Они устали сидеть в душных вагонах. Им хотелось на волю. Алёна стояла, плотно прижавшись к поручням, и внимательно следила за медленно наплывавшим вокзалом и суетой встречающих на перроне.

Я её пригласила в купе:

– Ну, вот и прибыли. Давай собираться, Алёна. Да, ты не переживай, все сложится у вас хорошо…

– Ой, Ольга, не знаю, но хочется верить…

Поезд дернулся, проскрипели колодки тормоза, и встал.

Алена стояла в проёме двери нашего купе и внимательно смотрела на перрон. Вдруг она встрепенулась, засуетилась в нерешительности, взяла свою небольшую ношу и сказала:

– Ну, вот, я и приехала. Вон, кажется, и меня встречают. Пожелай мне удачи.

– Да, конечно, Алёна. Будь счастлива, а главное не давай себя унижать. Самое большое богатство – это ты сама. Запомни это. Удачи тебе.

– Спасибо, за всё. Я тебе позвоню, можно? – спросила она.

– Конечно, я же дала тебе свой телефон, звони, буду ждать продолжение истории.

– Обязательно….– только успела проговорить она, как в купе протиснулся, между выходящими пассажирами мужчина и букетом роз.

– Алёна… Ну, что так долго? Я уже волноваться начал. Думал, не приехала или вышла по дороге… Здрасти… Александр. Это тебе, держи, не уколись… – скороговоркой, торопясь, говорил мужчина, протягивая цветы Алёне, протискиваясь в купе, не решаясь её обнять в моем присутствии.

– Привет, Саша – тихо сказала Алёна – а я взяла и приехала.

– Ну, и молодец. Давно нужно было. Я так тебя ждал. Где твои вещи? Давай и пошли.

Алена протянула ему свою легковесную ношу.

– Это все вещи? Ты что ненадолго? А думал насовсем? – грустно, в растерянности, произнес Саша.

– Я то насовсем, но так вышло, что без вещей…

– Да, ладно, так даже лучше.. Всё с нуля… А давайте, я Вам помогу – обратился Саша ко мне.

– Спасибо, не нужно меня вон команда встречает. Сейчас все пассажиры выдут, они войдут и вещи возьмут, только успела сказать я, как в купе заглянула моя приятельница.

– Вот, тут она. Иди сюда – позвала она кого – то.

Алёна с Сашей быстро попрощались и вышли.

Пока мы распределяли, кто и что понесёт, я краем глаза увидела, как по перрону, прошли двое, Алёна и немолодой, немного провинциальный мужчина, который бережно, слегка придерживая её за талию, и обводя встречных прохожих, вел её к выходу в город. Мне очень хотелось узнать, чем закончилась Аленина история, я хотела, чтобы она мне позвонила. Я ей дала свой телефон, но не взяла её. Я это сделала намеренно, чтобы она сама позвонила. И она мне однажды позвонила, за что её благодарю.

А для Вас, мои дорогие читатели – эта интересная история со счастливым концом. Имена и город назначения я изменила, но суть осталась…

И так… слушайте… А вернее читайте…

У меня в студенческие годы была подруга. Звали её – Светлана. Была она невысокая, скажем далеко не красавица, но с удивительными большими чёрными, как южная ночь глазами и длиннющими ресничками. Сама она была уроженкой Ульяновской области и такая яркая натуральная блондинка с местным чёкающим говорком.

– Ну, и чё? Чё случилось? – была её любимая поговорка.

Меня всегда эта, её поговорка веселила. Любила Светлана военных. Часто ходила в военные училища, а их в ту пору в Ульяновске было четыре, на все открытые вечера. Почему открытые? Все – просто. Молодые офицеры, должны были учиться танцевать и выбирать себе жён, чтобы распределяться уже семейными и получить жильё. Поэтому руководители военных училищ приглашали девчонок из торгового, мед и фарм училищ, с девичьим контингентом, на офицерские балы. Как мы ходили на них – это тема особого разговора, и не менее интересного.

Вот на таком из вечеров, Светлана познакомилась с высоченным красавцем, почти военным инженером по нефтепродуктам и будущим её мужем. Володя, так звали его, заканчивал почти одновременно со Светланой училище и отбывал на север, в неизвестность. Он сделал Светлане предложение. Светлана согласилась, и они после сдачи госов – срочно уехали на место службы молодого инженера.

На долгие годы наши пути разошлись, но вдруг однажды я в своих сообщениях увидела её взволнованное письмо. Сказать, что я обрадовалась – не сказать ничего.

Светлана писала много и интересно. Я ей отвечала. Вскоре Володя, наконец, вышел в отставку, и они, семьей переехали во Владикавказ.

– Ну, чё? Тебе слабо приехать к нам в гости – атаковала меня моя подружка, при каждом нашем разговоре по скайпу.

– Чё, сидишь со своими внуками? Приезжай фруктов поешь, и наших внуков посмотришь – горячилась Светлана.

И я – сдалась… Взяла Света меня на слабо, уговорила, а ещё заказала грибов и северных ягод, в обмен на южные деликатесы. Я быстро собралась, купила билеты и поехала в гости к подруге.

Я села в поезд Киров – Москва. В Москве была пересадка на поезд, следующий во Владикавказ. Вещей и подарков везла с собой много. Наняла носильщика. Нашла свой вагон. Пока добиралась до своего вагона, устала, вспотела и решила выйти, постоять у вагона, благо до отправления оставалось еще минут 30.

А вокруг, на платформе суетились пассажиры, носильщики, встречающие и провожающие. Проводница нашего купейного вагона с усталой улыбкой встречала пассажиров и внимательно, с какой – то тревогой, поглядывала в сторону, стоящих неподалёку двух женщин. Я тоже посмотрела в ту сторону, где они стояли.

Примерно в метрах 10 от меня, рядом с нашим вагоном стояли две женщины. Одна помоложе, лет 45 – 50, а другая выглядела моложаво, но чувствовалось, что ей много больше, из чего я сделала вывод, что – это мать и дочь. Женщины громко разговаривали.

– Ты, не можешь всё бросить, я столько сил вложила, чтобы ты была счастлива и прожила свою жизнь в достатке. Ты не можешь меня так бросить. Не смеешь этого делать. Прошу тебя, пойдем домой. Вадим приедет, поговорим – почти рыдала женщина, которая постарше.

Она была одета стильно и со вкусом, соответственно своему статусному положению. То и дело прикладывала кружевной носовой платок к глазам и оглядывалась по сторонам, интересуясь, кто её слышит, как бы привлекая внимания к себе прохожих и ища у них поддержки. Она говорила и говорила, всем своим видом и нажимом, показывая своё могущество и высокое положение, как бы обращаясь к проводнице и другим людям, приглашая их поддержать её.

– Никуда я тебя не пущу. И не надейся. Все бери свою сумку и пошли домой. Шофёр ждет… – почти кричала она.

– Нет, мама. Не пойду. Я всё решила. Я ничего не хочу обсуждать, тем более с тобой. Всё. Иди домой. Не устраивай спектаклей. Это уже не смешно – спокойно говорила вторая женщина.

Она была одета просто, но чувствовалось, что в ней есть та сила и уверенность в себе. На ней была бежевая куртка с капюшоном, отделанным чернобуркой, элегантные темно коричневые обтягивающие брюки и белые высокие зимние кроссовки. В руках она держала небольшую дорожную сумку – рюкзак, в тон куртки, и пакет.

Женщина тихо отвечала, что- то матери. Потом резко сняла капюшон, и пышные волосы разметались по плечам.

Мне стало неудобно подслушивать разговор матери с дочерью, и я пошла в вагон, размещать свою поклажу.

Я вошла в своё купе, там еще никого не было, и стала разбирать свои вещи. Я везла много подарков Светлане и её семье. Мне хотелось всё разложить так, чтобы по приезде просто отдать им всё сразу в поезде, поскольку они должны меня были встречать.

Вдруг в дверь купе постучали. Я открыла её и увидела ту женщину, которая разговаривала с мамой у вагона.

– Здравствуйте – уверенно и чётко произнесла она.

– Я наверно ваша соседка. У меня 19 место, нижнее. Ой, у Вас очень много вещей. Занимайте мой рундук, у меня только одна сумка, да пакет с продуктами.

– Здравствуйте. Большое спасибо, очень кстати. Набрала подарков, ничего не помещается в мой рундук. Давайте знакомиться – меня Ольгой зовут, а Вас?

– Очень приятно, а меня Еленой, а вернее Алёной, так все меня называют, с легкой руки моей мамы. Она меня всегда звала – Алёнушкой – с какой-то грустью в голосе, произнесла Алёна.

– Очень приятно познакомиться. Далеко едете? Я – до конечной. А Вы? – спросила я.

– И я наверно тоже – как – то растерянно произнесла Алена – размещайтесь, а я пойду, попрощаюсь с мамой.

Алёна оставила свои вещи и вышла.

Я разложила свои пакетики и сумки по рундукам, переоделась и решила ещё раз выйти, постоять на перроне. Мне стало интересно, что же случилось с Алёной и почему мать, так категорично отговаривает её от поездки.

Алёна и её мать стояли всё там же. Мать уже плакала, но плакала, как-то наиграно, на публику. Говорила пафосно, давя на жалость.

– Ты, Алёна не понимаешь и не знаешь, как жить без денег. Ты никогда не знала отказа в средствах. И папа, и Вадим, всегда обеспечивали тебя и твоих детей всем. Чего ты ищешь на старости лет? Любви? Какой любви? Плотской? Я всю жизнь прожила, ради тебя без неё – ничего жива и здорова, как видишь. Так многие в нашем кругу живут. Чего тебе не хватает? – почти кричала мама Алёны, призывая, в свидетели меня и проводницу.

– Это моё дело, мама. Я так решила. Я просто устала быть дорогой мебелью в ваших манипуляциях с Вадимом, и это твой выбор, но ты не дала мне возможность самой решать. Вот я и решила. Я уже взрослая девочка, я уже бабушка, и ты это знаешь. Я могу немного позволить пожить так, как я хочу. Это мой выбор. А у Вадима – свой выбор. Ему я нужна, как красивая ширма его благополучной семьи, которой фактически и не было. Всё, иди домой. Хватит эпатировать народ. Это вокзал, а не театр – тихо увещевала мать Алёна.

– Ну, слава Богу. Ну, где ты задержался? Я здесь, 7 вагон. Скорее иди, а то уедет… – кому-то ответила мать Алёны в телефон.

– Ну, всё, мама. Успокойся и иди домой. Ничего не случилось. Вы с папой ещё вместе и всё будет хорошо. Слава Богу, все – здоровы. А я буду звонить, и приезжать в гости.

– Ты не представляешь, что такое Кавказ. Ты же ничего не знаешь, что там случится и как… Останься, прошу тебя, доченька, очень прошу, и папа просит… Чем тебе здесь плохо? А как же твои дети?

– Успокойся, мама. Дети уже взрослые, самостоятельные. У них уже свои дети, мои внуки и твои правнуки. Они имеют всё, что необходимо для жизни, да и отец здесь живёт, и вы с папой… – спокойно успокаивала Алёна мать.

– Останься, доченька, прошу тебя… Здесь у тебя есть всё – и квартира, и дача, и положение, и служебная машина, всё, что не пожелаешь… Бог с ней, с любовью… На что она тебе нужна, если ты всё это потеряешь? Такого мужа потерять в твоём возрасте – это непростительно… Пойми это… В твои 56- это глупо любви искать и с кем, да еще где? У черта на куличках… Нашла бы любовника, да и Вадим бы особенно не возражал… Вадим же тебя содержит… А остальное – блажь… Останься…

– Нет, не останусь. Билет на руках, вещи в вагоне. Я поеду. Как всё решится, позвоню. Иди домой, успокойся. Всё будет хорошо.

– Ну, не хочешь с Вадимом жить, живи у нас. Я с папой поговорю. Заведи кого – ни будь, раз приспело. Только останься.

– Нет, мама, меня уже ждут. А самое главное, я сама этого хочу. Я всё решила, я – еду – решительно проговорила Алена.

– Внимание провожающих и пассажиров!!! Через 5 минут поезд отправляется в путь. Прошу всех отъезжающих войти в вагон – громко прокричала проводница нашего седьмого вагона.

– Ну, вот и всё. До свидания, мама. Не плачь. Я тебя люблю. Поцелуй папу. Скажи – всё будет хорошо – скороговоркой проговорила Алёна, собираясь сесть в вагон, но вдруг к ним подошел мужчина и взял её за локоть.

Мужчина стал что- то быстро надменно ей говорить. Мать вцепилась ей в другую руку и удерживала её, пока мужчина что-то ей говорил. О чём он говорил, я не слышала, поскольку уже была в вагоне, могла только видеть, как Алёна освободилась из цепких рук матери и этого мужчины, стояла, гордо подняв голову, и слушала, что они ей говорили. Она спокойно, даже как – то отстранено выслушала всё, что сказал мужчина, резко повернулась и, не оглядываясь, вошла в вагон.

Мать постаралась догнать её, но проводница преградила ей путь в вагон.

– Поезд трогается. Провожающим в вагон нельзя. Предъявите билеты – громко сказала она.

Мать вернулась к окну вагона, где стояла Алёна. Она ей что-то показывала, манила и просила, выйти из вагона, плача и прижимая кружевной платок к глазам.

Поезд медленно набирал ход.

Мимо окна проплыло изваяние Вадима с надменно – презрительным выражением, к которому подошла мама Алёны и взяла его под руку, помахав нам своим кружевным платочком.

Поезд шёл, постукивая на стыках. Он вёз нас во Владикавказ.

Впереди почти двое суток дороги, и много, много разговоров…

За окном пробегали дома, полустанки, электрички, а мы с Алёной стояли у окна и просто смотрели на них, каждая думая о своём.

– Приготовим билеты, для проверки – это проводница Вера, вывела нас из задумчивости.

– Ну, вот и поехали… – произнесла я, входя в купе.

Проводница Вера, об этом у неё было написано на бейджике, шла по вагону и собирала билеты, принимала заказы на обслуживание и выдавала постельные принадлежности.

За мной следом вошла и села на свою полку Алёна.

– Ну, вот и поехали… Сейчас билет отдам Вере и выйду, дам Вам возможность спокойно переодеться … – только и успела я произнести, как в купе протиснулась наша проводница, с замечательным и редким именем Вера.

– Билетики, билетики готовим… А вы тут у меня вдвоем пока едете? Хорошо, когда свобода в купе и лишних ушей нет… Ну, что девчонки, грустите? Все мы девчонки до самой пенсии… А чего – это было? Я не поняла… Для кого этот концерт с выходом устроила твоя мамаша? Хотела еще и в вагон за тобой сигануть. Ну и, шустрая… А ты, извини, я на – ты… Как зовут тебя? А – Елена, так в билете написано, а мамаша тебя Алёной называла… Так вот, Алёна, я простая, сильно битая жизнью бабища, точно знаю, что так нельзя давать на себя плевать никому. Хотела я тебя раньше позвать, да этот гусь лапчатый явился, по её велению… Да, что я говорю… Простите меня, но жизнь здесь в вагоне и поезде повидала… Душа поговорить просится… А что? Народу мало в вагоне, все сейчас чайку попьют и лягут, а может, посидим по – бабски, от души с чайком и душой, а может чё покрепче? А? Вижу грустно и тяжко тебе, а поговорим – полегчает… А? Так, найти? – торопливо предлагала Вера, а я видела, как ей самой хотелось просто поговорить и высказать все, что наболело на душе. Вся эта история с проводами Алёны всколыхнула что-то давнее и недосказанное за эти годы непростой жизни Внры. Мы были все примерно, ровесницы, и у каждой был свой большой жизненный багаж…

– А что? Почему бы и нет? – поддержала я Веру – пока Алёна переоденется, потом стол накроем, и ты Вера придешь и просидим. Правда поговорить хочется… Меня тоже задела твоя история. Алёна, а как ты считаешь? – обратилась я к Алёне.

Алёна немного помолчала, а потом вдруг улыбнулась, какой – то сдержанно – счастливой улыбкой и ответила:

– А что? Устроим сабантуйчик, но у меня с собой только несколько бутербродов и всё.

– Ничего, зато у меня хватит на всех… – предложила я.

– Ну, что? Водочки принести? Помаленьку для души? А? – перебила меня Вера.

– А давай, неси. Нужно, как лекарство… – сказала я и засмеялась.

– Я быстро… Всех уложу и прибегу… – хитро подмигнула Вера, и мгновенно исчезла из виду.

– Ну, вот и договорились. Я сейчас выйду, ты переодевайся, а я выйду постою в коридоре, посмотрю Москву. А потом приготовим что – ни будь на стол. У меня много всего, я всегда много беру в дорогу еды, привыкла с детьми и внуками ездить, а в дороге всегда есть хочется – сказала я и вышла, прикрыв дверь купе, дав Алёне возможность побыть наедине с собой.

Поезд пробирался по Москве тихо стуча колёсами на стыках. У меня не выходила из памяти та сцена прощанья на перроне. Даже Вера, и та все поняла, поняла всю наигранность той ситуации. Мне хотелось скорее узнать, что же случилось и почему, куда Алёна едет, не смотря на настойчивое предупреждение матери и презрительное молчание её мужа. Не показалось, что она бежит только от кого, скорее всего от себя.

Я стояла у окна поезда и думала о своём, девичьем. Мысли неслись со скоростью скорого поезда, перебивая друг друга и мешая сосредоточиться на одной. Сколько всякого случается в жизни женщины, когда она, наконец, придет к философскому пониманию счастья и покоя, перестанет метаться, и примет свою жизнь и судьбу такой, какая она есть. И я не исключение, ведь многие рассказы и пересказы чужих судеб я пропускаю через призму своего понимания счастья и благополучия, а так же с позиции любви и нелюбви… Сколько в жизни мне пришлось пережить и от чего отказаться, чтобы найти возможность, в силу своего богатого опыта и возраста, осмелиться что – то советовать… Упаси Бог, от таких советчиц – скажите вы и правильно сделаете. Самый лучший мой совет – никогда не давать советов, ибо Её Величество Судьба очень капризна и избирательна.

– Оля! Я всё… Заходите… – позвала меня Алёна, открыв дверь, и тем самым прервав мои размышления.

– Иду, иду… – ответила я и вошла в купе.

– Ну, что устроилась и хорошо. Дорога дальняя, почти 2 суток. Давай, все таки на ты. Мы же почти ровесницы, да и легче будет общаться – предложила я.

– Хорошо, давай. Согласна. Надоели эти церемонии. Там, где они есть, нет жизни, один пафос… – задумчиво проговорила Алёна.

Я внимательно на неё посмотрела.

На противоположной полке сидела худощавая, выглядевшая моложе своих лет, с пышной, непослушной девичьей копной вьющихся волос, моложавая женщина. Она была одета в стильные, чуть ниже колен светлые брюки и фиолетовую, очень точно подчеркивающие ее, цвета спелой пшеницы, копну волос и серо – зеленых глаз, футболку. Единственно, что выдавало её возраст это очень усталое выражение лица и темные круги под глазами, что говорило о глубоком переживании и волнении. Она не могла найти положение для рук. То поправляла волосы, то поправляла футболку, то что-то искала в сумке, но не находила.

– Ну, что угнездилась? – засмеялась я, прерывая вынужденную паузу – давай стол накрывать, скоро Вера прибежит, и начнем вечер встреч и секретов по бабски ….

– Это точно… Как точно ты сказала – грустно проговорила Алёна.

– А что, так и есть. Нам женщинам, это как бальзам на душу, поговорили, отпустили и дальше с облегчением полетели… Разговоры по душам иногда лучше всякого доктора и лекарства помогает. Нет легких судеб женских, есть закрытые и стойкие, а есть слабые, те которые всю жизнь делают вид, что легко живут, а ночами в подушку рыдают.

Алёна сидела и смотрела прямо перед собой.

А я доставала пакетики и баночки со снедью. Пакеты предательски шуршали, продукты вкусно пахли… Я вдруг поняла, что проголодалась, даже ни столько проголодалась, сколько немного расстроилась за Алёну и себя с Верой. Все мы женщины и у всех что-то да не так… А кто знает как надо? Кто скажет, как жить правильно? Никто… Нет готовых советов на все случаи жизни.

– Ну, вот я почти и готова к приёму…. Давай по бутеру, как мой внук Ваня говорит, перед ужином для затравки, червячка заморим – предложила я Алёне.

– Давай, а то я почти ничего не ела целый день. Дома не могла, а у мамы, после её отповеди, не стала – сказала Алёна и стала доставать свои припасы.

– Да, ты не шелести там пакетиками, сегодня здесь всего хватит, а завтра – твои съедим. На, вот возьми и жуй. Вот вода есть запей, а чай принесет Вера – сказала я.

– Хорошо – согласилась Алёна, взяла бутерброд, откусила кусочек и задумалась о чём – то своём.

– Есть хочу, а не лезет, как что – то не пропускает, наверно обида на маму. Не думала, что так получится… Маму с одной стороны жалко, а с другой стороны она сама виновата. Только в чём, сама не пойму, что вся жизнь её была посвящена мне и моей семье, что она нашла себя только в этом. Вот представь, я уже вышла на пенсию, а она меня до сих пор опекает. А еще жалко её за то, что у неё нет своей личной жизни. Это я сейчас понимаю, что папа поступил с ней так же, как было принято поступать в нашем обществе, а мой муж – поступал так же со мной, боюсь, что мои сыновья, меня не поймут, и будут поступать так же. Да, что я говорю? Хотя, всё верно. Они уже так и поступают… Только я так больше не хочу, а вернее не могу. Я хочу всё изменить.

– Не знаю, что тебе и сказать… – произнесла осторожно я – мне, кажется, все имеют право распоряжаться своей судьбой, по своему усмотрению. Сейчас же не крепостное право.

– Да, ты права, но в том обществе, где я жила, этого не знают – горько усмехнулась Алёна.

Алёна немного подумала, как бы взвешивая ситуацию, посматривая в мою сторону, решаясь рассказать или нет о себе, и вдруг решилась:

– Мне действительно мою маму жалко. Что она в жизни видела? Да ничего. Хотя и говорят, что дети и жёны номенклатурных работников живут прекрасно. Это большой блеф… Я – единственная её привязанность настоящая, за всю её жизнь. Я – самая любимая и выстраданная дочка, её игрушка, которую ей позволено было иметь. Вы думаете, что это глупость? Нет. Мою маму выдали замуж на мужа – чиновника вдвое старше её, когда она едва закончила 10 классов в 17 лет. Мой отец – чиновник высокого уровня, забавлялся с ней, пока не надоело. А как надоело, разрешил забеременеть и родить. Вот так – родилась я. Отец хотел сына, но родилась девочка. Он сразу утратил интерес к нам обеим. Для моей мамы я была её несбыточным счастьем и радостью. В доме была няня, но мама никому не доверяла. Всё сама делала и за всем следила. А что ей оставалось делать? Работать ей не разрешил отец, да и куда? Профессии не было, образование – 10 классов. Да и жёны друзей и коллег моего отца все примерно в таком положении. Вот мать и из кожи лезла, чтобы угодить отцу, так принято было, вырастить меня и дать образование, чтобы могла получить приличную работу и соответствовать своему кругу. Это только на первый взгляд просто… – взволновано говорила Алёна, как бы боясь, что я её прерву, и она не сможет все наболевшее выплеснуть.

Я просто молчала. Я не знала что сказать. Мне казалось, что у жён чиновников всегда столько возможностей, что нам, простым смертным, и не снилось, а оказалось, что и богатые тоже плачут…

– Конечно, у нас было всё – госдача, машина, квартира в центре Москвы и многое другое, но самое главное, что отец маму не любил. Он женился, как и принято было на связях. Бедная моя мама, но со временем она привыкла к своему положению, и вплотную занялась моей судьбой. Излишняя опёка это тоже, очень плохо. У меня не было подруг. Меня таскали по всем школам развития и репетиторам. Я закончила школу с золотой медалью. Мы с мамой тайком от отца ходили на курсы для поступления в университет, и я поступила. Как мы с мамой радовались. Мы представляли, как я стану великим журналистом… Но, увы… Однажды отец привел в дом молодого успешного чиновника, доктора наук и сказал:

– Вот, познакомьтесь мои дорогие – это Вадим. Ему прочат успешную карьеру. Его отец чиновник высокого уровня. У Вадима прекрасное образование, и он уже защитил в свои 32 года докторскую диссертацию. Я думаю, что Вадим будет хорошей партией для нашей дочери. У его отца хорошие связи. Свадьбу справим через пару месяцев. Думаю, вам 2 месяца хватит, чтобы познакомиться. Мы с матерью прожили хорошую жизнь. Всё нажили и всё имеем, и всё это нужно оставить в хорошие руки.

Алёна, волновалась. Ей хотелось подобрать слова, но этого не получалось, от этого она только ещё сильней волновалась и переживала. Она сжала свои изящные руки в кулачки, сжала их, так, что дорогой красивый маникюр впился ей в ладони.

– А ты говоришь, что не крепостное право. Конечно, мы с мамой не стали устраивать сцен при госте, но как только Вадим ушёл, состоялся серьезный разговор на повышенных тонах, и тогда впервые мама позволила себе спорить с отцом. А потом долго плакала в своей комнате. Отец согласился с нами в том, что я должна получить университетское образование, но при условии, что выйду замуж за Вадима. Это еще хуже крепостного права. Через два месяца состоялась пышная свадьба, потом медовый месяц. Нам подарили квартиру рядом с университетом, чтобы было удобно мне учиться. Оказалось, что доктору наук престижно стало иметь молодую красивую жену с университетским образованием, а ещё и престижную любовницу для утех. Что самое интересное, моя мама быстренько взяла Вадима под своё крылышко, и они вдвоем стали воспитывать меня, под эгидой добропорядочности и любви, хотя ею уже и не пахло. Вы же сами видели. Потом я родила двоих сыновей, чему мой отец и муж были очень рады, считается, что Вадим успешно вложил свой капитал в будущее поколение, продолжателей рода. Мама, почти полностью погрузилась в воспитание моих детей, тем самым мне удалось выйти на работу, которая давала мне возможность дышать поной грудью. Сыновья выросли и стали похожи на моего отца, чему и Вадим, мой отец, и свёкор были несказанно рады. Получив, образование оба женились и взяли в жены престижных девушек. К женитьбе сыновей и поиску невест моя мама приложила максимум усилий. Самое главное, что с Вадимом они спелись и во всём были согласны, а меня с моей работой, никто не брал в расчет. Ты, скажешь, ну что тебе жаловаться – всё хорошо. А как же я? У меня ведь в жизни, так и не случилось бы счастья и любви, если бы я не встретила его… – почти выкрикнула Алёна.