Жизнь и тайны мистера Хефнера

Я наслаждаюсь фантазиями публики относительно моего образа жизни. Я наслаждаюсь ими почти так же, как и моей реальной жизнью.

Хью Хефнер

Компромат на мистера Хефнера

25 января 1981 года в редакцию одного из крупнейших эротических журналов Америки Penthouse¹ пришло письмо с интригующим содержанием:

«Уважаемый мистер МакКаб! Возможно, Вас, кого-нибудь из Ваших редакторов, или даже самого мистера Гуччионе² заинтересует некоторая информация о мистере Хью Хефнере – основателе журнала Playboy, а также владельце особняка с одноименным названием. С апреля 1981 года я исполнял в вышеуказанном особняке обязанности дворецкого, однако, в декабре 1984 года был уволен. Меня вышвырнули, не выслушав, а потому свое прощальное слово мистеру Хефнеру я хочу сказать со страниц Вашего журнала. Я достаточно слышал, видел и могу рассказать кое-что интересное. Свяжитесь со мной по указанному номеру телефона».

О лучшем подарке давний конкурент Хью, основатель журнала Penthouse Боб Гуччионе не мог и мечтать. И хотя с того момента, как Рональд Рейган³ занял президентское кресло, а власть, действуя заодно с церковью, устроила охоту на ведьм, среди которых оказались Playboy, Penthouse и Hustler⁴, не подбросить дровишек в разгорающийся под Хефнером костер Боб не мог.

Уже на следующий день бывший сотрудник Хью, удобно устроившись на одном из диванов редакции, рассказывал о том, что происходит за воротами знаменитого особняка Playboy.

«– Что за публика бывает в доме Хефнера?

– В основном это знаменитости, девушки Playboy и те, кто хочет засветиться в обществе первых и вторых, обзавестись полезными связями, набить на халяву желудок. Мистер Хью в этом смысле исключительно щедр, обеспечивает своим гостям вдоволь еды и напитков.Пока я там работал, в особняк дважды в неделю наведывался парень по имени Джон. Я обратил на него внимание, потому что он постоянно похвалялся тем, что уже восемь лет нигде не работает, сам же каждый раз приезжал на новеньких дорогих автомобилях, крутился среди гостей, мог заполучить любую девушку из «кроликов». Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что он снабжал желающих наркотой.

– Вы видели своими глазами, что там продают наркотики?

– Понятно, что никто не стал бы продавать их у всех на виду, как продают сливы на рынке. Курящих косяки ребят там было полно. Если требовалось что-то потяжелее, народ уходил в ванную или игровую комнату. За руку я, конечно, никого не ловил, но всем было понятно, что там происходит.

– Вы видели, чтобы Хефнер сам баловался наркотиками?

– Напраслину возводить не стану. Видел только то, что он курил смеси.

– А как насчет девушек? Они что-нибудь употребляют?

– Я же говорю, что в особняке постоянно ошиваются какие-то неприятные личности вроде Джона. Думаю, эти ребята приносят и обменивают наркотики на секс, а уж что с этим делают девочки – отдают Хью или оставляют себе – понятия не имею. Болтают разное.

– Вы говорили, что девушки обязаны спать с гостями. Что случится, если кто-нибудь из них откажется?

– Зависит от того, кто эти девушки и, как долго они живут в «семье». Мало ли способов надавить, запугать…

– До начала интервью вы рассказали мне о девушке, которая хотела покончить с собой. О той, что стояла на балконе…

– Да. И подобное случалось не только с ней. Цыпочка приехала из Канады. Она вышла замуж, несколько месяцев пожила тихой семейной жизнью, а потом ей, видимо, стало скучно. Отправила свои фотографии в журнал, понравилась мистеру Хефнеру, затем приехала в Лос-Анджелес, а уж через время, кажется, через полгода, ее пригласили жить в особняк. То, о чем я вам рассказывал, произошло в пятницу. Цыпочка стояла на балконе – он находится как раз перед большим залом, в котором в тот вечер веселились около двух сотен гостей. Она вдруг сорвала с себя одежду и начала вопить, будто резаная. Кричала, что мистер Хью удерживает ее силой и, что, если он сию же минуту не даст ей уйти, она покончит с собой, спрыгнув с балкона. Это продолжалось несколько минут, пока парни из охраны не схватили красотку и не оттащили ее в комнату. Она и там продолжила вопить что было сил, бросилась было к окну, но ребята держали ее крепко. После всего, что она там устроила, еще долго ходила в сопровождении охранников.

– Вы говорили, что в особняке есть комната, где практикуют групповые секс-игрища.

– Все началось с тех пор, как мистер Хью связался с Сандрой. Грязная девица. Уверен, что с Бобби ничего подобного не было. Бобби скорее умерла бы, но такое не позволила.

– Мистера Хефнера совсем не волнует, что у него под носом продают наркотики? Оставим моральную и коснемся юридической стороны вопроса. Ваш бывший начальник ничего не боится?

– Однажды его пытались вывести на чистую воду, но как только появились сотрудники ФБР⁵, всех гостей из особняка точно корова языком слизала. Помню, прислали какого-то молодчика. Считаю, что было бы куда больше толку, если бы из ФБР пришла девушка, провела вечерок – другой в особняке, пообщалась бы с местной публикой, заглянула в комнаты, присмотрелась к гостям. Короче говоря, в тот раз арестовали его личную помощницу и нескольких сотрудников из тех, что работали в доме. Насколько мне известно, мой бывший босс обратился в суд и дело было решено в его пользу».

Напрасно мистер L, а именно так представил читателям своего собеседника Penthouse, надеялся напакостить Хефнеру своими откровениями. Опубликованное интервью стало каплей в море по сравнению с теми неприятностями, которые обрушились на Хью в семидесятые и восьмидесятые годы. Конфликт с властью и церковью, обвинение в торговле порнографией, убийство одной из самых молодых моделей Playboy, наконец, инсульт.

Когда я увидел Esquire

Хеф появился на свет в Чикаго и рос в пору, когда улицы по вечерам освещались газовыми фонарями, когда цоканье лошадиных копыт оповещало горожан о приближении повозок с углем и молоком. Хью и его брат Кит родились в религиозной семье. Мама – школьная учительница, отец – бухгалтер в одной из городских компаний.

Улица Чикаго, 1920 год / Library of Congress

По воспоминаниям соседей родители Хефнера являли собой классический пример выходцев из пуританских семей. Она – женщина замкнутая, благочестивая, и он – молчаливый, почти безэмоциональный глава семейства, 24 часа в сутки размышляющий только о работе.

Духу свободы не было места под крышей дома Хефнеров. Не сквернословить, не пить, не слушать по воскресеньям радио, не играть в карты, не…, не…, не… Следовало жить, в почтении и смирении склонив голову перед Господом, по словам родителей – строгим и наделенным властью карать за грехи.

Много лет спустя Хью рассказывал в одном из интервью:

«Я часто слышал от родителей о Боге, о его суровости, но никогда о том, что Бог милостив и щедр. В нашей семье не имели понятия что такое ласка. Ни отец, ни мать никогда не говорили, что любят меня. Я не знал родительских объятий. Мама не целовала меня на ночь. У нее было что-то вроде фобии: она панически боялась микробов.

Наверное, именно поэтому, как бы странно это ни звучало, я находил тепло и особое удовольствие, укрываясь своим любимым шерстяным одеялом. То была самая дорогая вещь, которой я обладал в детстве. На полях этого, служившего мне защитой, куска ткани, были изображены кролики. Тогда же, в детстве, я, как, наверное, многие мои сверстники мечтал о щенке – живом, игривом создании, но из-за все той же боязни микробов моя мать была категорически против того, чтобы в нашем доме появилось какое бы то ни было животное.

И все-таки моя мечта сбылась. Однажды я заболел отитом и лежал, мучаясь от непереносимой боли. Чтобы как-то приободрить меня, родители принесли мне собаку. Животное оказалось слабеньким и буквально через пять дней мой новый друг захворал, да так, что утратил способность самостоятельно передвигаться. Я закутал щенка в свое любимое одеяло с кроликами и не переставал надеяться на его выздоровление. Когда он, в конце концов, умер, мама заявила, что одеяло полно болезнетворных бактерий и сожгла его».

Журналист, беседовавший с Хефнером, вспомнил, как Хью помолчал несколько минут и затем добавил:

«Порой мне кажется, что и теперь я – тот самый маленький мальчик, который отчаянно ищет любви».

Уже в раннем детстве у Хью проявился художественный талант. Когда им с братом было скучно болтаться по дому, матушка отправляла мальчиков на задний двор, всучив ребятам глину – желтую, белую, красную, и карандаши с бумагой. Хеф и сам не замечал, как, увлеченный рисованием, переносился из мира реального в мир фантазий. Для того, чтобы вернуть сына на грешную землю, отцу приходилось громко окрикнуть его. Кит же в таких случаях сильно толкал брата локтем в бок.

«Мы с Китом были очень дружны и во многом похожи, только я на два года был старше брата. Кит во всем старался мне подражать, смотрел на меня снизу вверх. У нас были одинаковые интересы – мы оба серьезно интересовались животными, а уж потом – когда стали постарше – серьезно увлеклись девушками».

Старательный во всем, что любил, Хью к стыду и отчаянию своей матери, никак не мог преуспеть в школе. Казалось, с учебниками и тетрадками он неизменно брал из дома рассеянность. Впрочем, сам Хью не видел в своей рассеянности большой беды. Другое дело – проклятая застенчивость, порядком мешавшая ему жить. Как бы там ни было, ни рассеянность, ни застенчивость не смогли помешать Хефнеру, когда, оказавшись в гостях у одноклассника в сороковые годы, мальчик увидел один из выпусков легендарного журнала Esquire⁶, на страницах которого красовались рисованные девушки в стиле пинап⁷. Но не только девушки увлекли юного Хью. Esquire позволил ему заглянуть в неведомый до того дня мир: реклама дорогих сигар и роскошных автомобилей, произведения Эрнеста Хемингуэя⁸ и Фрэнсиса Скотта Фицджеральда⁹, интервью со знаменитостями – все, что, в том числе, годы спустя, представил своим читателям Playboy.

«Я хотел сделать журнал, похожий на тот, довоенный Esquire, – рассказывал Хефнер журналистам. – После войны это издание сменило свой облик, а напрасно. В нем было все, что нужно мужчине».

Было бы неправильно утверждать, что только журнал оказал влияние на становление издателя Хью Хефнера. Книги… Он читал все что попадалось ему под руку, позже начал относиться к литературе более избирательно. Однажды на глаза Хью попались труды американского сексопатолога Альфреда Кинси¹⁰ «Половое поведение самца человека» и «Половое поведение самки человека».

Являясь не только сексопатологом, но и специалистом в области энтомологии и зоологии, профессор Кинси продолжительное время изучал орехотворок¹¹ и, в том числе, различные способы их спаривания. В то же время он задался вопросом, – насколько обширен список сексуальных практик человека. Проинтервьюировав своих земляков, Кинси пришел к выводу, что несмотря на строгие, царящие в обществе нравы, человеческая природа все равно возьмет свое. Так, многие из опрошенных сообщили, что занимались сексом до брака с разными партнерами и даже разными предметами.

Описывая особенности человеческой физиологии, в своих книгах доктор объяснял природу возникновения гомосексуализма, садомазохизма, рассказывал о тонкостях супружеского секса. Неудивительно, что заинтересовавшаяся деятельностью Кинси католическая церковь объявила его своим врагом.

Прочитанное потрясло Хью. В старших классах он написал эссе, в котором обвинял американское общество в ханжестве. Граждане страны, которая на каждом углу кричит о свободе и правах человека, стесняются говорить вслух о сексе, а местные законы запрещают аборты, что развязывает руки так называемым «мясникам», вспарывающим животы бедным женщинам вязальными спицами, крючками, кухонными ножами.

«Я ожидал, что после Второй мировой войны в нашем обществе что-нибудь изменится, – делился Хью с журналистами. – Ведь случилось же это в двадцатые годы: на улицах стали появляться девушки в коротких юбках, почти в каждом доме стал звучать джаз.

Мои надежды были напрасны. Я помню, как поступив в Иллинойский университет, заметил, что юбки – если мы начали говорить о них – моих однокурсниц становятся все длиннее и длиннее. И, знаете, я понимал, что это дурной знак, своего рода один из символов репрессивного времени. Вы не создадите авторитарного государства, если не будете контролировать личный выбор людей, в том числе – их сексуальный выбор. У каждого человека – свое тело и свой разум. То, что государство и церковь пытаются загнать нас в рамки – преступление против человеческой природы. Когда я решил создать журнал, я планировал рассказать людям, что такое свобода – личная, политическая, экономическая. С акцентом на личное. Секс никогда не был и не должен был стать главной темой выпусков Playboy. Секс был лишь частью пакета».

Согласно официальной версии, история журнала Playboy началась с конфликта. 27-летнему мистеру Хью Хефнеру, занимавшему должность копирайтера в редакции журнала Esquire, в ответ на его просьбу прибавить жалование, отказали. Мистер Хью Хефнер вспылил и уволился.

Это официальная версия, но есть еще и личная. Отчасти история Playboy началась с подорванного доверия. Незадолго до окончания Второй мировой войны, до того, как его призвали в армию, Хью влюбился в соученицу по колледжу Милдред Уильямс.

Хотел утопиться – работа спасла

«В то время заниматься сексом до брака считалось почти преступлением. Рождение ребенка вне брака было скандалом, трагедией. Вместе с тем аборты были запрещены. Я помню случаи, когда девушки, забеременев, сводили счеты с жизнью. Оральный секс считался уголовным преступлением. И даже в браке заниматься этим казалось чем-то вопиющим. Позже, когда я делал первый выпуск Playboy, в знаменитом американском сериале пятидесятых годов «Я люблю Люси»¹² артистам строго-настрого запретили произносить слово «беременная».

Воспитанные в таком обществе, мы с Милдред решили, что, когда я, спустя два года вернусь из армии, мы поженимся и все приличия будут нами соблюдены. Однако когда я вернулся, мы не удержались и интимные отношения случились у нас до того, как мы стали мужем и женой. Мы занялись любовью, а после Милли призналась мне, что в мое отсутствие у нее завязался роман с каким-то учителем (будущая жена Хью преподавала в школе английский язык), и что она спала с тем, другим мужчиной. После того, как она мне об этом сказала, надо мной словно туча нависла», – вспоминал Хефнер.

В 1949 году состоялась их с Милли свадьба. Один за другим появились на свет дети – дочь Кристи и сын Дэвид Пол. И все, казалось бы, складывалось в их семье неплохо, и вся жизнь была впереди, но Хью никак не мог избавиться от тягостных, изнурявших его мыслей: «Мне постоянно казалось, что в постели нас трое».

Первые четыре года их с Милдред брака стали временем зарождения и становления Playboy. Правда, вместо разноцветной глины и карандашей, которые помогали мальчику забыть о несовершенстве мира, на его столе теперь стояла ручная шестисотдолларовая пишущая машинка.

«Он практически жил между страниц, – вспоминали помощники Хефнера. – Контролировал каждую мелочь. А рядом с его рабочим кабинетом была крохотная комнатка, в которой Хью спал час-другой в сутки». Позже Хеф откровенно признавался: работа над журналом буквально спасла его жизнь. Ведь были моменты, когда, осознавая, что его браку приходит конец, он часами выстаивал у Чикагской реки и размышлял о том, что, если у него хватит духу покончить с собой, всем будет только лучше. Когда же кто-то из журналистов спросил Хью, каким он в те годы был отцом, он ответил предельно честно: «Отсутствующим».

Закрывая дверь в прошлое, коим одномоментно стал для него рекламный отдел журнала Esquire, Хью понимал одно: пришло время действовать самостоятельно. Но для воплощения давней мечты требовались деньги, а их-то у него как раз и не было.

«Да, у меня буквально не было денег. Надо было шевелить мозгами и шевелиться самому. Для начала я взял в местном банке потребительский кредит, составлявший шестьсот долларов, затем пошел в ссудную компанию и заложил всю мебель, которая была у меня в доме. Выручил за нее четыреста долларов. А уж потом я составил список всех родственников, друзей и знакомых и направился к ним с протянутой рукой.

Тысячу долларов дала мне моя мама: она не столько верила в успех предприятия, сколько любила своего сына. Несколько сотен я получил там, несколько – здесь. Когда же сосчитал все, что мне одолжили, сумма составила восемь тысяч долларов. Эти деньги и стали тем фундаментом, на котором должен был создаваться и создавался мой журнал».

8 тысяч долларов и «кроличья голова»

Работа над первым номером Playboy потребовала немало нервной энергии новоявленного издателя. Чего стоило придумать одно только название.

«Цилиндр», «Холостяк», «Пан», «Сэр», «Джентльмен», «Сатир»? Из множества вариантов был выбран Stag Party («Мальчишник»).

Но, по закону подлости, всего за неделю до выхода журнала, Хефнер получил письмо с претензией: проведавшие о планах Хью собственники существовавшего тогда журнала с похожим названием, рвали и метали.

«Я получил письмо от Нью-Йоркской юридической фирмы, которая представляла журнал Stag. В журнале посчитали, что мы посягаем на их титул и настоятельно посоветовали выбрать для себя что-нибудь другое, в противном случае нам угрожали судебным иском».

После недолгих раздумий появилось название Playboy.

Пошла насмарку работа приятеля Хью, карикатуриста Арвы Миллера. В качестве эмблемы Stag Party был нарисован олень, наряженный в смокинг и державший в копыте бокал с коктейлем. Для вновь избранного названия журнала олень был слишком серьезен и старомоден. Требовалось что-то более легкое, игривое, а главное, запоминающееся. Что-то вроде Юстаса Тилли¹³ из американского еженедельника The New Yorker¹⁴. Хорошенько поразмыслив, Хеф предложил идею с кроликом.

«В ту пору я работал свободным художником, – рассказывал журналистам автор кроличьей головы, американский дизайнер Арт Пол, – рисовал листовки, плакаты, разрабатывал логотипы. У меня была своя студия в Чикаго. В эту самую студию и заглянул однажды Хефнер. Он долго и пристально рассматривал висящие на стенах и разложенные на столе образцы и, наконец, спросил, кивнув на плакаты и листовки: «Это твоя работа или то, что тебе нравится делать?» – «И то, и другое», – совершенно искренне ответил я».

Первый набросок не заставил себя долго ждать. На нем был изображен кролик, одетый в халат и домашние тапочки. В его комнате было то, что можно обнаружить в комнате практически любого мужчины: статуэтки обнаженных женщин, кресло с потертой спинкой, книги, коллекция курительных трубок, столик со стоящими на нем стаканами. Именно этот рисунок был напечатан в первом номере журнала.

Логотип «кроличья голова», набросанный Артом Полом на коленке, ожидала долгая и счастливая жизнь.

«Я нарисовал новый логотип за несколько минут, – вспоминал Пол. – Если бы я знал, насколько известной станет эта торговая марка, я бы потратил на нее больше времени – и, вероятно, все получилось бы не так хорошо, как получилось.

Знаменитая «кроличья голова» / Shutterstock

Почему я нарисовал кролика? Во-первых, кролик – это инстинкты. Во-вторых, как мне кажется, это очень несерьезное животное. Таким образом я хотел показать, что Playboy – издание для людей, которые умеют подтрунивать над собой и над жизнью».

А вот как объяснил свой выбор Хью Хефнер:

«Кролик – шустрое, игривое, забавное существо. Кролик чувствует вас, интересуется, убегает, затем возвращается. С ним хочется играть, гладить его. Кролик и некоторые девушки очень похожи».

Первый номер Playboy вышел в 1953 году.

«Если вы – мужчина в возрасте от 18 до 80 лет, Playboy именно то, что вам нужно, – обращался к своим читателям Хью. – Если вы любите юмор, оригинальность и вам не чуждо остроумие, Playboy наверняка станет вашим любимым журналом. С самого начала хочу внести ясность: мы не относимся к так называемым «семейным журналам». Поэтому, если вы – чья-то сестра, жена, свекровь – подобрали нас по ошибке, отдайте журнал проживающим в вашем доме мужчинам и возвращайтесь к своим подругам.

На страницах Playboy вы найдете художественную литературу, карикатуры, юмор и материалы, отобранные из самых интересных источников прошлых и последних лет. Большинство современных журналов проводят время «на улицах» города. Мы тоже обещаем вам подобные прогулки, но все-таки большую часть времени будем коротать дома.

Мы любим свой дом, получаем удовольствие от смешивания коктейлей и приготовления вкусной еды, мы включаем приятную музыку и приглашаем знакомых женщин, чтобы поговорить с ними о Пикассо¹⁵, Ницше¹⁶, джазе, сексе.

Пусть другие журналы рассказывают вам о том, как избежать грыжи или построить паровую баню, мы предпочитаем посвятить свое время приятному времяпрепровождению. Мы не будем обсуждать государственные дела и решать мировые проблемы. Мы не собираемся отстаивать моральные истины. Если американские мужчины немного посмеются вместе с нами и отвлекутся от проблем атомного века, мы будем считать, что живем не зря».

Первый выпуск Playboy рассказывал читателям о еде и напитках, о спорте и джазе, здесь было что почитать и чему улыбнуться. Но гвоздем номера была, конечно, она – «The famous Marilyn Monroe nude» – «Знаменитая и обнаженная Мэрилин Монро¹⁷».

«Я искал какой-нибудь привлекающий внимание трюк для первого номера. Помню, как увидел фотографию Мэрилин Монро. Фотография эта – до тех пор нигде неопубликованная – принадлежала календарной компании Джона Баумгарта, офис которой располагался в западной части Чикаго. Я сел в свой потрепанный «Шевроле» и во весь опор помчался туда.

Джон оказался парнем сговорчивым и продал мне снимок, заодно позволив опубликовать его в журнале, – вспоминал Хью. – Мэрилин училась в актерском классе моего брата в Нью-Йорке. Лично мне ни разу не удалось с ней встретиться. А вот по телефону поговорить, правда, всего однажды, посчастливилось».