Морфы

1 глава

Тонуть в трясине было, как бы это правильнее сказать? – Скучно. Страшно, конечно, и даже немного больно – ноги попали в густую, липкую грязь и их словно сковало в испанском сапоге. Но в первую очередь скучно. Уж слишком неприятно так умирать, когда каждое твое трепыхание лишь ускорит конец, и приходится стоять столбом.

Я уже плохо чувствовала пальцы ног и лишь повыше подняла руки, словно до сих пор надеясь спастись. Глупо, конечно. Уцепиться на этом болоте было совершенно не за что, а попытки подтянуться с помощью чахлых мшистых кустиков, лишь приводили к тому, что те вырывались с корнем, а за ними и гнилостные пузыри болотного газа. Дышать уже через несколько таких попыток стало совершенно нечем. Проще было нырнуть с головой, чтобы не мучить себя еще сильнее, но этого я себе позволить не могла – ужасно хотелось жить.

Дышать хотя бы этим вонючим воздухом, слушать истошные вопли отчаявшегося Андрея, который пытался подобраться поближе и вытащить меня. По сравнению с ним я была просто эталоном спокойствия, а ведь именно мне предстояло погибнуть в этой трясине. Что за незадача.

– Я тебя вытащу, Олга! – вопил этот несчастный, волоча к болоту какую-то корягу. Отрицая все законы физики, коряга затонула быстрее, чем топор. Который, кстати, Андрей до этого утопил здесь же. Не очень удачный ход, с учетом того, что в болото нас загнала стая змеехвостых диких собак.

– Держись, Олга! – снова разнеслось над болотом. Мне хотелось огрызнуться, что я бы держалась, если бы было за что, но нельзя. Вместо этого пришлось горестно всхлипнуть, размазывая вонючую грязь пополам со слезами по лицу. – Олга!

Просто любопытно, хоть перед смертью мне предстоит услышать свое имя, не исковерканное таким грубым звучанием? Наверное, нет. Впрочем, как Андрей ни в какую не желал называть меня Ольгой, так и я отказывалась сокращать его имя до более привычного ему Яндра. Мне всё время казалось, что в таком виде имя звучит как-то по-девчоночьи, что ли.

А ведь это мысль.

Я еще раз попыталась поднять ногу, но лишь провалилась глубже. Теперь я в липкой грязи была по пояс и ощущения, словно я влезла в мокрые джинсы на два размера меньше никак меня теперь не покидали. И да, гипотетическая примерочная была не иначе как в вокзальном туалете – лопнувший прямо передо мной грязевой пузырь только усугубил впечатление. Я прокашлялась – в горло попала грязь, и когда только успела? – и позвала чуть дрожащим голосом:

– Яндра!

Андрей выронил очередную корягу, которая тотчас пошла ко дну болота, прямо как по заказу. И где он их только находит, интересно?

– Олга, – всхлипнул он и потянул ко мне руки.

Даже постараться не может, что за человек!

Разозлиться как следует я даже не успела – лицо Андрея исказилось ужасом, смотрел он при этом не на мою измазанную грязью физиономию, так что нетрудно было догадаться, что утонуть в болоте мне на этот раз не грозит. Позади раздался чмокающий звук. Но не то сочное чмоканье, которое порой сопровождает чересчур пылких влюбленных и их мокрые поцелуи, нет. Это было такое чмоканье, которое вы никогда не захотите услышать в непосредственной близости от своего местонахождения. И я тут не была исключением, но, так как изменить место своего пребывания не могла по ряду причин, действовала по обстоятельствам. То есть, оглянулась.

За мной из болота поднималась жаба. О, что это была за жаба! Просто чемпион среди самых огромных и уродливых жаб. Даже высунувшись из грязи едва ли до середины белого скользкого брюха, она уже была выше меня, а её бородавки могли взять первое место на любом конкурсе гибельных кожных образований, если бы такие конкурсы существовали. Маленькие – едва ли с мой кулак, глазки смотрели равнодушно, но я не обманывалась – уйти от такой не удастся. Вообще, можно по этой браваде подумать, что мне такая жабка нипочем, но вся правда в том, что все эти мысли о том, как выглядит кубок победителя среди бородавок, и прочий бред лез в мою голову от страха. Да, умирать очень страшно, а что эта жаба собирается избавить меня от смерти в болоте именно таким негуманным способом, сомнений не было.

Она открыла пасть – вместо острых зубов лишь твердые полукруглые пластины. Значит, будет особенно больно.

– Олга! – истошно завопил Андрей, пытаясь полезть в болото за мной. Ну что за дурачок. Последняя мысль была почти нежной.

А потом пришла боль. Жаба не желала избавить меня от мучений, попросту откусив голову. Нет, она начала с рук.

Вообще-то принято бояться острых зубов. В три ряда, скажем, откусывает конечность подчистую, кровь хлещет фонтаном – всё как надо. Так вот. Когда эту же саму руку мочалят беззубыми, но мощными как трактор челюстями, это куда хуже. К сожалению, у меня было с чем сравнивать. Рука противно сплющилась и хрустнула, пока жаба с флегматичным спокойствием пыталась её распробовать на вкус и проглотить – так и тянула, выворачивая суставы. Просто слышно, как рвется суставная сумка и связки.

Ругаться хочется – сил никаких нет, но вместо этого я пристально уставилась на Андрея, который уже успел допрыгать по жалким кочкам вплотную к нам с жабой. И тут, по самому действенному закону вселенной, то бишь, закону подлости, он наконец попал в трясину и начинал тонуть. Досмотреть это печальное зрелище я не успевала жаба всё-таки выплюнула мою измочаленную вконец руку и раззявила пасть, накрывая голову и меня в целом по плечи. Склизкая и удушающая темнота – что за глупая смерть в самом деле.

И нет ничего удивительного, что, очутившись снова в классе, я как зомби тянула трясущиеся руки перед собой и открывала рот как рыба. Нет, как жаба!

Джейн как всегда отреагировала первая – словно фокусник вытащила из воздуха стакан с водой и протянула мне. Все в группе смотрели на меня с плохо скрытой жалостью, но ничего не спрашивали. В отличие от мистера Совершенство, разумеется.

– Ольга, это был спонтанный сон, я правильно понимаю? – спросил он негромко, стоило мне допить воду. Хоть дождался ради приличия, молодец какой. Честно говоря, после трясины и жабы я меньше всего хотела бы очутиться на его уроке, это как вылезти из лужи и сразу забраться на розовый пушистый плед – оставшиеся следы не доставят удовольствия ни мне, ни пледу. Но мистер Совершенство только выглядит так, мы все уже давно не обманываемся его белозубой голливудской улыбкой «в тридцать три зуба» и идеальной прической. Преподаватель он ничуть не добрее Черного рыцаря или Гиены Огненной.

– Да. Мастер, – ответила я сквозь зубы. Как будто это и без так непонятно.

– Категория? – мистер Совершенство и бровью не повел. Ему, похоже, плевать на мое самочувствие и желание разговаривать. Точнее, нежелание.

Справедливости ради я напоминаю себе, что это совсем не так. Просто я зла и устала, и вопросы совсем не повышают настроение.

– Кошмар, целевая концентрация. Повторяющийся, – наверное, Джейн что-то добавила в воду, потому что постепенно я чувствовала, что успокаиваюсь. В самом деле, не я первая и не я последняя. Мортимер как-то говорил, что такое встречается постоянно – привязался парень ко мне и теперь постоянно из сна в сон таскает. Ничего страшного. Вот таблеточки попьет, проблемы в реальности решит, и кто знает, может, буду ему сниться в снах поприятнее. Поскорее бы, а то я по кошмарам так могу и Кошмарыча догнать.

Я со скорбной миной смотрела, как в журнале в руках мистера Совершенство против моего имени появляется черный зонтик с залихватской ручкой – ровно шея «двойки», и печально вздохнула. Не пронесло. А ведь мог и забыть об этом.

– Ольга, жду вас на третьем уровне, – раздался в кабинете механический голос. Накаркала, называется. Помяни Черного рыцаря, он тебя тут же и призовет.

Но делать нечего. Наморщила лоб, сосредотачиваясь на третьем уровне. Что у нас там? Да, скелет около шкафа, а на нем – цилиндр.

– Ольга, – Черный рыцарь кивнул на кресло перед огромным блестящим столом. Ни соринки, ни бумажки на нем. Словно он не работает за ним, а только меня ждет. Впрочем, сейчас меня не это должно волновать.

– Мастер, – голос противный, это я так ныть начинаю. Рыцарь этого обычно долго выдержать не может. Его бледное лицо начинает дергаться, словно он силится проснуться. Пару раз даже и впрямь помогало. Правда, выбираться потом из пустого кабинета – хорошего мало. Но и слушать, как тебя распекают за то, в чем ты не виновата, тоже не хочется. – Я тут не причем. Это опять Андрей.

Черный рыцарь русоволос и сероглаз. Наверное, он мог бы сойти за моего брата или отца. Но его лицо напоминает гипсовую маску и все мысли о том, что он как любой живой человек может иметь родственников или интересы в реальном мире, тают как масло на сковороде. Черный – это не цвет волос или кожи, и даже не любимый оттенок в одежде, хотя тут нас рыцарь не подводит – не видела его ни разу в чем-то другом. Кроме праздников, пожалуй. Но это другая история и закончилась она тоже кошмаром. Дело не в его одежде, а в его плаще, плотно залепленном круглыми блестящими черными значками. Знаками кошмаров, которые создал или провел Черный рыцарь. Плащ от этого был тяжелым и практически несгибаемым. И ни одного пестрого пятна на нем не было. Вообще ни одного.

– Ольга, – повторил Черный рыцарь. Его лицо чуть дернулось от противного звука моего голоса, но куда меньше, чем обычно – похоже, он был к этому готов. Эх, старею что ли? – Я же объяснял. Дело не в том, виновата ты или нет. Просто пострадать в случае чего предстоит именно тебе. Если ты окончательно умрешь в снах Яндры, ты точно не сможешь закончить Университет. А решать, умерла ты или нет – ему, а не тебе.

– О. – это всё, что я могла сказать, когда мне так прямо дали понять, что я могу умереть по-настоящему. И до чего же символично, что такой информацией каждый раз со мной делился Кошмар Кошмарович. Кому как не ему разбивать надежды студентов и пугать до полусмерти.

Черный рыцарь смотрел словно сквозь меня. Интересно, сколько ему лет и как его зовут домашние? Неужели Костей? Странная мысль захватила меня полностью, отвлекая от новости о возможной страшной участи, но лицо при этом совсем не поддается коррекции, и Рыцарь читает его на раз.

– В реальном мире ты не умрешь, Ольга, – поспешил поправиться он. Видимо, опасаясь моей истерики, не иначе. – Но умерев во сне человека, который привяжется к тебе настолько, что поверит в это, ты навсегда пропадешь из мира снов. И дело не в том, что ты не закончишь учебу и не сможешь быть даже простым волонтером. У тебя больше никогда не будет снов.

Ох. я так и думала, что про смерть Черный рыцарь преувеличил. Но вот о лишении снов меня и впрямь предупреждали. Вообще много, о чем предупреждали. Хоть и не с самого начала, конечно. Сначала завлекли бедную наивную меня, а потом уже наразвешивали табличек «Опасно» и «Не влезать». Но если вспомнить сейчас это начало – и не стоило тогда ни о чем таком рассказывать.

Я вдруг словно вернулась обратно, почти на год назад, в теплый летний день сразу после школьных экзаменов.

Впереди было целое лето, которое стоило потратить себе на пользу – следующее было распланировано вперед, предстояли вступительные экзамены, а уж потом… Я рисовала себе красочные картины самых занятых в мире каникул. В конце концов, собиралась поступать я на факультет журналистики, а туда не только большой конкурс, но даже просто попасть с высокими оценками нечего было и думать. Писать иногда небольшие заметки в популярную только среди пенсионеров местечковую газету было мало, нужно было что-то еще.

Большинство моих друзей и хороших знакомых, по крайней мере, из той рассудительной части оных, что уже сейчас думали о ВУЗе, считали отличным вариантом поучаствовать в какой-нибудь волонтерской программе. Всем известно, это не только престижно и значимо, но и является приятным бонусом при поступлении. Давно прошли времена, когда в волонтеры шли сплошь только люди не от мира сего.

Один минус всё же был – мои родители не принимали никаких логичных доводов, считая, что негоже их «маленькой девочке» заниматься тяжелыми вещами вроде помощи больным в хосписе. Что ближайший хоспис находится за много километров от нашего дома, да и не взяли бы меня туда хотя бы из-за возраста, а волонтерская служба не всегда требует именно тяжелой медсестринской работы, убедить из так и не удалось. Кстати говоря, это было особенно обидно. С моей точки зрения, настоящий журналист должен владеть словом так, чтобы обыватели внимали беспрекословно. А с этой точки зрения, увы, мои родители были именно такими обывателями.

Поэтому этим теплым днем я просматривала все возможные вакансии как волонтерской службы, так и просто общественно-полезного труд. Чем черт не шутит, лучше, чем ничего, особое внимание уделяя тем вариантам, которые звучали бы солидно для моих родителей или, на что я слабо надеялась, не требовали письменного разрешения для несовершеннолетних.

Занималась я этим не первый день и уже потеряла всякую надежду, пообещав себе ответить согласием на работу со школьным летним лагерем. Там даже если и требовалась подпись родителей, получить её не составляло никакого труда. Начальником летнего лагеря была завуч младших классов, и её мои родители безмерно уважали. Хотя, что скрывать, возиться с второклашками и первоклашками мне хотелось куда меньше, чем героически приносить пользу на невидимом фронте какого-нибудь известного благотворительного центра. Тщеславие, да, не спорю.

И вот уже собираясь плюнуть на все свои мечты, я, разумеется, тут же наткнулась на это объявление. Оно мало отличалось от обычных, которых я прочла уже столько, что в глазах рябило, но взгляд уцепились за приписку: «Опыт и документы не требуются. Возраст и пол значения не имеют. Требуется прохождение психологического теста». Ну и адрес.

У меня нюх на такие штуки – это выглядело невероятно подозрительно и оттого мне нравилось еще больше. Мысленно я уже внедрялась в опасную контору. Ибо, уж поверьте знающему человеку, в наше время документы и опыт одновременно не требуются только в очень нехороших местах. Как известно, «без бумажки ты букашка». Или, скажем, живой контейнер для переноса ценных органов. Цинично, зато правда.

Конечно, стоило задуматься о том, что для меня может это плохо кончится, но где вы видели успешного и известного журналиста, который бы бежал от опасного, но интересного дела? Вот и я с презрением отнеслась к тому, что могла и не вернуться из подобного места, окажись оно тем, что я подозревала.

Но в тот день я думала о другом. Новые босоножки, легкий сарафан по щиколотку, простая коса и минимум косметики – хороший разведчик производит впечатление простака, это я уже уяснила из многочисленных фильмов. Найти нужный адрес было непросто, я чуть не прошла мимо тупичка, в который следовало свернуть. Всё это лишь подтверждало мои самые смелые ожидания и опасения. А вот потом начались странности.

В чистенькой комнатке стояло несколько столов и толпились желающие побыть волонтерами. Удивительно, сколько всё-таки людей мечтает позаниматься непонятно чем и совершенно безвозмездно при этом. И ладно бы мои ровесники, там были и вполне солидные люди, и даже одна старушка, которая почему-то пришла с фикусом в авоське. Серьезно, вот когда вы последний раз видели авоську не на картинках в старых книгах?!

Вот и я вживую их не видела лет пять, не меньше. Впрочем, старушка почти сразу пропала с моих глаз – может, поняла, что это совсем не её? Или она просто ошиблась дверью? Такое часто бывает.

«Второе лето сюда прихожу, очень здорово!», – послышалось от окна, и я окончательно упала духом. Жизнерадостный мужик с румянцем в пол лица никак не походил на жертву черных хирургов или наркодилеров, так что не видать мне своей сенсации. Впрочем, плакаты на стенах зазывали и обещали совершенно законную расписку о прохождении волонтерской службы в одной из больниц города, и я успокоилась. Взяла со стола психолога лист с вопросами и притулилась рядом с тем словоохотливым мужичком на подоконнике – мест за столами всё равно не хватало.

Вопросы были странными. Вроде «снятся ли вам сны» или «ведете ли вы личный дневник». Но психологи – это особый народ. Честно говоря, я даже подумывала стать психологом до того, как твердо решила стать журналистом. И то потому, что не смогла решить, кем лучше стать – психологом, психотерапевтом или психиатром. Мне нравились те, кто мог сунуть странный тест или пятна на листе бумаги, а потом составить на этом мнение о человеке. Или там «нарисуйте дом». В общем-то утрирую, конечно, но доля правды в этом есть. Вот и сейчас я чувствовала себя именно как такой подопытный кролик, отвечая на странные вопросы вроде любимого цвета и бывает ли у меня бессонница.

Заполнив весь лист, я протянула его психологу и вежливо спросила, когда будет известен результат. Готова поклясться, что она в лучшем случае просмотрела каждый пятый ответ, а затем подняла на меня утомленный взгляд и ткнула моим же тестом в сторону неприметной двери.

– Вы можете приступать к работе.

– Прямо сейчас? – зачем-то уточнила я.

Но она не удивилась. Наверное, такие тупицы к ней пачками ежедневно приходят.

– Да, сейчас, – кивнула она. – На входе вам наденут браслет, и с его помощью будут отмечаться дни, которые вы работали в нашем… волонтерском центре. Для отчетности. Вам ведь нужен документ по окончанию работы?

Я только молча кивнула, и направилась к двери. Тут лучше не выпендриваться со своими «а вы как думаете», понятно же, что никак она не думает, просто работа у неё такая.

За дверью оказался плохо освещенный короткий коридорчик, в котором мутного вида высокий парень нацепил мне легкий пластиковый браслет и указал на следующую дверь. И всё это молча. Впрочем, выглядел он так, что я и сама бы предпочла с ним не разговаривать.

Я открыла дверь и шагнула внутрь быстрее, чем сообразила, что оказалась на улице. Сначала я собиралась возмутиться. Потом испугалась – потому как позади меня двери не оказалось. И всего напоминаний было о том, что я куда-то ходила – пластиковый браслет, да чернильное пятно на пальце. И только успокоив себя парой глубоких вздохов, я поняла самое главное – это был не мой город!

Да-да, можно с кислым видом говорить о том, что никто не знает всех улиц своего города, и в больших городах есть такие места, которые словно сошли с фотографий о дальних странах. Всё выдуманное выдумали уже не раз, вот и с домами всё так. Но дело было в другом, как не странно это прозвучит – воздух был другим. А еще деревья. Вовсю цвели яблони, а ведь я вошла в то проклятущее здание в конце июня!

Позади открылась дверь – прямо в воздухе, и я приготовилась поделиться наработанными за эти несколько минут мыслями с еще одним пострадавшим. Но вместо него я увидела того самого мутного парня, что надел мне браслет.

– Вы молодец, Ольга, – произнес он спокойным и таким искренним голосом, что я смутилась. Не очень понятно, за что хвалят, но приятно же! И вовсе он не мутный. Так, не слишком симпатичный, да пара прыщей всё портит и легкая небритость. Блондинам вообще ужасно не идет небритость. А вот глаза у него были хорошие. Живые и умные.

– Мы где? – надо же, стоит меня похвалить, так и язык не заплетается и вместо вялого блеяния выдает вопросы, да еще и неплохие. Хоть и короткие.

Но парень не оценил всё равно.

– Ольга, это неважно, – мягко произнес он. – Вы быстро разберетесь. Но пока я буду вашим куратором. Идите за мной и ничему не удивляйтесь.

И просто пошел по улице вперед, даже не оглядываясь – иду ли я. Мне собственно ничего другого не оставалось, как последовать за ним. Потому что как бы я не храбрилась, но оказаться в чужом городе с одной крошечной сумочкой – это не моя мечта. Да, обычно я хожу с объемным рюкзаком, где есть бутылка воды, кошелек, паспорт, косметичка с цветными карандашами и ручкой, электронная книга… В общем, проще сказать, чего там не было. Но ведь надо было мне пойти в новом сарафане! А с ним рюкзак совершенно не смотрелся.

– Кстати да, – я даже испугалась, когда мой провожатый заговорил, но он, похоже, тоже время не тратил, и о чем-то думал. И высказался вслух к своим мыслям, а не моим, как мне сдуру сначала показалось. – Ваш вид, Ольга, немного не соответствует реальности.

Он провел рукой, и мой сарафан стал белым и совершенно другого фасона, да еще и едва прикрывающим колени. И босоножки сменились туфельками, а сумка превратилась во что-то невообразимое.

Я прикусила язык, чтобы не сказать какую-нибудь глупость. Это в книжках хорошо томно махнуть ресницами и заявить что-то вроде «если так хотели увидеть мои ножки, могли просто сказать». А когда в реальности вот такая чепуха происходит, лучше промолчать. К тому же я не видела у моего проводника палочку, посох или чем там еще пользуются всякие маги. На мага он походил мало, но я предпочитала доверять своим глазам. Если я, конечно, не лежу где-то, облепленная трубками и иглами и не вижу свой последний сон, пока из меня вырезают всякие важные и для меня тоже органы. Нет уж, я лучше буду считать этого типа волшебником, для меня это как-то приятнее.

– Идемте, Ольга, – снова повторил этот чудик, но тут я уже не сдержалась.

– Куратор, – голос-то у меня до чего противный, когда я нервничаю! – А мне вас так и звать куратором, или у вас имя есть?

– О, – он даже остановился и покраснел. Ушами только, но выглядело всё равно забавно. – Прошу прощения, меня зовут Паша. Пойдемте скорее, Ольга.

Вот тут я уже пошла куда бодрее. Потому что может это несусветная глупость, но никак у меня всякие жуткости с именем «Паша» не ассоциировались.

Пока я себя успокаивала, мы вышли на более оживленную улицу, где было множество так же как я одетых девушек, а еще нарядных старушек и детей. На лицо было некоторое изнеможение многих из них, но я решила не лезть со своими наблюдениями. По крайней мере, все чему-то радовались. Паша же сунул мне в руки цветы. Не красиво оформленный букет, нет. Просто охапку цветов.

– Смотри на дорогу, кидай цветы в идущих по ней, особенно постарайся кидать, когда увидишь светящегося как лампочка человека, – указал Паша и собирался отойти куда-то в сторону, еле успела ухватить его за рукав. Серьезно, ну кто так объясняет?!

– А если не докину? – спрашиваю. Терпеть не могу расплывчатые инструкции.

– Куда не докинешь? – он, похоже, всерьез удивился. Затем его лицо озарилось пониманием. – А! Ну это неважно. Ты просто кидай и радуйся. Это же просто.

Замечательная инструкция. Мысленно я уже смирилась с тем, что сегодняшний день мне не зачтут. Но улыбалась, махала руками и бросала цветы. В конце концов, не мешки таскать. И хуже бывает работа.

А перед нами тем временем и впрямь шло шествие. Я чуть искренне не расчувствовалась. Шли солдаты. Прямо как на дне победы, только сапоги у них не блестели, да и форма не выглядела как с иголочки. Но это опять моя привычка замечать мелочи. А в остальном – и музыка играла, и цветы, и флаги. Хорошо хоть я не за деньги работать шла, а то стыдно было бы за такое зарплату получать. Парень со светящимся лицом шел в третьем ряду. Кинула в него цветы, всё, что к тому времени осталось. Но он меня не заметил даже – махал какой-то девушке, что стояла в нескольких шагах от меня. А у той и цветов не было – прижала руки к груди и стоит, только слезы текут, и при этом улыбается.

– Отлично, – отвлек меня от разглядывания этих двоих деловой голос Паши. – Переходим в другую локацию.

Перед глазами всё поплыло, словно я всё-таки прослезилась от трогательной сцены. А когда я проморгалась, мы стояли у подножья высотки. Все вокруг смотрели наверх, ну и я тоже голову задрала.

На надцатом этаже – лучше посчитать не удавалось, стояла маленькая фигурка. Даже отсюда было видно, что собирается прыгать.

– Что делать? – негромко спросила я.

– Смотреть, – голос Паши был также деловит. – Ольга, просто смотрите. Можете пальцем потыкать, но это уж как вам больше нравится.

Приятно, конечно, когда вот так вежливо и на «вы», но тут его ударить захотелось. И пока я боролась с нахлынувшим желанием, человек спрыгнул. Я ахнула – и вся толпа тоже. Но не долетев буквально пару метров, человек исчез. Я только успела разглядеть, что он весь светился.

– Дальше идем, Ольга.

Перед глазами снова померкло.

2 глава

Паша был прав. Втянулась я быстро. Даже перекусила в очередной «локации», и голая светящаяся женщина аппетита мне не испортила. Вообще работа только на первый взгляд была необычной, через несколько часов я поняла, что нет ничего более монотонного и нудного, чем раз за разом в толпе других зевак наблюдать за падениями с крыш, выступлениями актеров и тонущими людьми.

Надо же, а я всегда удивлялась, как журналисты и спасатели живут с этим ежедневно. Теперь мне стало интересно, как они борются с этой скукой и рутиной. Удивительно, и впрямь, человек ко всему привыкает. Хотя я, конечно же, не обманывалась кажущейся простотой. Понятно дело, что если бы после падения я видела тело несчастного, то так просто не могла бы пройти мимо. Но мне везло. Светящиеся мученики исчезали, не долетая до асфальта и не успевая выпустить последний пузырек воздуха. Даже эксгибиционисты и те исчезали раньше, чем кто-то успевал принести плед или плащ.

– Неплохо держишься, – заметил Паша, пододвигая к себе блюдо с бутербродами. Я даже расстроилась. Ведь мы только что были в другом кафе, и я едва успела пару раз откусить от совершенно невероятного идеального эклера, а сейчас передо мной кучка подсохших бутербродов с рыбой. И ёлка в углу выглядит потрепанной, словно после празднования прошло пару дней.

– А чего, по-другому бывает? – вяло спросила я, беря бутерброд. Можно выпендриваться, а можно поесть. Надо просто успеть до того, как светящийся мужик заберется на стол и сделает какую-то глупость. Например, уронит ёлку.

– Слишком часто, – пожаловался Паша, наливая себе морс. – Большинство начинает спрашивать, истерить, просит остановиться. Честно говоря, обычно первый день не вмещает больше пяти-шести локаций, но мне стало интересно, сколько ты продержишься.

– Гад, – я не злилась. Сама бы сделала также. Да и вообще – разве это не признание того, что я классная? В школе иногда делали также, задавая всё больше и больше, уже не принимая сочинения меньше шести страниц, придираясь к любой ошибке. Это и значит, что тебя заметили. Хотя от этого мутного типа я не ожидала такого, но почему бы и нет.

– Ты даже не спрашиваешь, что происходит, – мне послышалось, или в его голосе прозвучало не только восхищение, но и легкая зависть? Странно.

– Логично же, что или ты и так расскажешь, или просто нельзя, – пожала я плечами. Да, логика не очень, но для себя я еще после первого «летуна» решила – пока никто не погибает у меня на глазах, буду молчать. Я ведь не простушка какая-то, видела шоу со скрытой камерой с разными фокусами. Нет уж, не дам такой возможности над собой посмеяться. Если бы так не подумала, то давно бы сдалась. Но упрямства мне не занимать, и вредности тоже. На них и продержалась.

– Ты права, – нехотя согласился Паша. – А давай так, мы еще немного попрыгаем, а я в процессе тебе расскажу, что происходит? Уйдем на задний план, там можно хоть разговаривать, хоть спать стоя.

Конечно, я согласилась. А кто бы нет?

Вот так я и узнала, что «прыгать» – это значит переходить из сна в сон. Да-да, я сама обалдела, когда поняла, что это вовсе не шутки. Типы со светящимися фигурами – главные в сюжете. Собственно те, кому этот сон снится. Но нельзя построить весь сон на пустом месте. Это как кино снимать. Спецэффекты на зеленый экран наклеить можно, но вот люди должны играть живые и настоящие. И, по возможности, не слишком повторяться. Мало ли за кого у несчастного сновидца зацепится взгляд, когда он будет падать с крыши или выступать на сцене. И если это какой-то совершенно картонный тип окажется – будет неприятно. Для этого-то и нужны мы, волонтеры, которые в качестве безликой массовки как хорошая молния, дважды к одному и тому же сновидцу в сон не попадают.

Вот тут я и столкнулась со всего размаху с жестокой реальностью. Я не избранная какая-нибудь, а одна из сотен, нет, тысяч и тысяч людей, которые со всего мира участвуют в таких вот сновидческих массовках. Потому что куда меньше шансов попасть в поле зрения знакомого в чужом сне, если хозяин этого сна проживает на другом конце света.

И никто не знает об этом не потому, что это удел избранных. Просто многие всего пару раз попадают в такие массовки и остаются при твердом убеждении, что это им самим приснилось. А вот летом куда больше людей спит на отдыхе, в отпусках, в санаториях, и набор в волонтеры идет в реальности – ведь даже днем кто-то спит и нуждается в зрителях своего сна.

Ну и тот психологический тест, к которому я с таким пренебрежением отнеслась в самом начале. Вопросы и впрямь не имели большого значения. Кроме парочки. Но об этом позже. Нет, важное было другое – водя ручкой по бумаге, я сама связывала свой язык и память так, чтобы не проговориться даже случайно. Сноходцы тщательно берегут свои тайны. Конечно, массовка во снах – это еще не все. Странно было бы, если бы это было самым главным.

Паша, не боясь – теперь я это прекрасно понимала! – что я проговорюсь, с удовольствием приоткрывал мне дверь в этот мир. Но всем своим видом давал понять, что мне максимум светит жалко постоять на пороге, завидуя жгучей завистью тем, другим. Тем, кто создавал эти сны, управлял ими.

– Вообще некоторые так легко и много играют во снах, что их начинают приглашать на более серьезные роли, – пояснил Паша, когда мы ехали на велосипедах мимо очередного светящегося мужчины. – Например, вот мы сейчас проедем спокойно, а за нами поедет Ника, и вот её этот сновидец зарубит.

– Чего? – я чуть было не упала с велосипеда и оглянулась на этого типа. Выглядел он совершенно безобидно. Таких тысячи по городу ходят.

– На дорогу смотри, – прошипел Паша, но выглядел довольным. Наверное, рад был, что я хоть как-то эмоции проявила. Знаю я таких, не замечаешь их фокусы, так их кожи вон лезут, чтобы это изменить. У меня так одноклассник из окна стол выкинул – классную хотел поразить. – Он может и в жизни мухи не обидит, а в снах мы за себя не отвечаем.

Хотела возразить, но вовремя прикусила язык. Вспомнила, что совсем недавно перед экзаменами на почве стресса и недосыпания видела сон, где садовой лопаткой закапываю живьем небольшой отряд вражеской армии.

– Вот именно, – похоже, мои мысли не были для Паши секретом. Или он и сам имел рыльце в пуху. – Вот сны про космос, приключения с инопланетными чудовищами, или необходимость изображать кого-то из хороших знакомых человека, но с незнакомыми повадками – такое уже на ненаученного человека не сбросишь.