Его величество Чай

Тот, кто не способен почувствовать незначительность великих по размеру вещей, может проглядеть величие малых.

Даосы рассказывают, что в самом начале Дух и Материя встретились в смертельной битве. Наконец Желтый Император (солнце на небесах) победил с триумфом Шухиунга (демона темноты и земли). Титан в смертельной агонии ударился головой о небесный нефритовый свод и разбил его на куски. Звезды потеряли свои гнезда, луна начала бесцельно странствовать среди дикой бездны

Тот, кто не способен почувствовать незначительность великих по размеру вещей, может проглядеть величие малых. Средний житель Запада в своем лоснящемся самодовольстве и холеном благодушии увидит в чайной церемонии тысячу и одну странность, которые предстанут для него как необычность и инфантильность Востока. Он привык расценивать Японию как страну варваров, в то время как она предавалась спокойным, мирным искусствам. И он же

отношения, взаимное милосердие, отзывчивость и романтизм. Тиизм, основанный на поклонении прекрасному, был выражением народных чаяний в повседневной жизни, полной корысти и мерзостей. Философия тиизма проповедует не только эстетику отношений человека и природы. Это учение о гигиене через заботу о чистоте, об экономике через демонстрацию преимуществ комфорта в простоте по сравнению с роскошью, о морали через соотношение быстротечности человеческой жизни и вечности Вселенной. Тиизм – это форма восточной демократии, превращающая всех своих

Мы охотно остались бы варварами, если бы наша нужда в цивилизации была основана на страшной военной славе. Мы ждали времени, когда должное уважение будет оказано нашему искусству и нашим идеалам.

хом виде. Вечером вскипятить 0,5 л воды, насыпать столовую ложку смеси, настоять 20 минут и процедить. В стакане полученного напитка растворить чайную ложку меда и выпить после ужина. Утром подогреть на пару второй стакан этого чая, добавить чайную ложку меда и выпить после завтрака. После этого не рекомендуется ни пить, ни есть до обеда. Повторять в том же порядке ежедневно, пока не кончится смесь (ее хватит на 1,5 месяца).

грязный и низкий обряд. Джон Хенвей в своем «Эссе о чае» (1756) сказал, что мужчины теряют свою значимость и рост, а женщины – свою красоту и миловидность, из-за того что употребляют чай. Первоначальная цена чая не позволяла ему стать напитком для всеобщего употребления и делала его «хорошим подарком для принцев и важных персон». Несмотря на такие помехи, употребление чая распространялось с удивительной скоростью. Кофейные

назвал Японию цивилизованной страной с того момента, когда она начала совершать массовую резню на маньчжурских полях сражений. Большое внимание было уделено Западом кодексу самураев и их искусству смерти. Но едва ли такого же внимания удостоился тиизм, который не меньше сделал для искусства жизни. Мы охотно остались бы варварами, если бы наша нужда в цивилизации была основана на страшной военной славе. Мы ждали времени, когда должное

индийский духовный учитель, основатель буддизма, живший в 623–544 годах до н. э. Получив при рождении имя Сиддхартха Гаутама (Успешный в достижении целей), он при жизни стал первым из семи будд древности (пробудившихся, просветленных людей). Его также называют Шакьямуни (Мудрец из рода Сакья) или Татхагата (Достигший истины). Факты жизни Гаутамы и его беседы были заучены наизусть его учениками, а после смерти учителя передавались в устной традиции. Каноническое собрание текстов буддизма «Трипитака» было записано в 80 году до н. э. Лао-цзы (Старый ребенок, Старый

черством, невосприимчивом к личной драме других людей, говорят: «Тhe man with no tea in him» («Человек, в котором нет чая»). А о неукротимом буяне, который не обращает внимания на мирскую трагедию, говорят: «He is with too much of tea in him» («В нем чересчур много чая»). Человек неискушенный может решить, что во всем этом «много шума из ничего». «Что за буря в стакане воды?!» – возмутится он. Но когда мы посмотрим, насколько мал «стакан», в котором содержатся радости человечества, как скоро он переполняется слезами, как легко он осушается до дна в результате неутолимой жажды вечности, мы не станем