В этот раз они решили, наконец, посмотреть Италию. Муж уставал на работе и предпочитал «лежачий» отдых «ходячему». Каждый раз осенью они намечали себе очередной тур по Европе, потом Паша начинал ныть и они опять оказывались в Марокко или в Тунисе на неделю «all inclusive». На своё сорокалетие Таня отстояла Париж, друзья заманили в Испанию, да ещё несколько Пашиных командировок в Вену и во Франкфурт-на-Майне – это всё, что они видели в Европе, и вот, наконец, Италия. Флоренция и Рим. Четыре дня во Флоренции и пять в Риме.

Как всегда, они приехали в аэропорт за три часа до вылета. Первые несколько лет совместной жизни Таня пыталась уговорить мужа вызывать такси за два часа до вылета, чтобы прибыть в аэропорт за полтора, но Павел начинал сходить с ума за час до прихода такси, и если, не дай бог, машина не появлялась вовремя, то сначала обрушивался с упрёками на Таню, потом – на диспетчера компании такси. Однажды они на пути в аэропорт попали в пробку из-за аварии на дороге, и Тане пришлось перенести такой скандал с такими леденящими нотами у Павла в голосе, что в ответ хотелось заткнуть уши и завизжать. Они прибыли за сорок минут, всё успели, вошли в самолёт даже не самыми последними, но больше Таня ни разу не пыталась сократить время бесполезного сидения в аэропорту.

Павел и Таня заняли три кресла у восьмого выхода. На свободное кресло между ними поставили свои дорожные сумки. Таня от нечего делать разглядывала пассажиров, потом достала свой Kindle и открыла Муратова.

– Я пойду возьму пива. Тебе принести что-нибудь?

– Воду без газа.

Паша вернулся с бутылкой воды и стаканчиком фруктового коктейля.

– Спасибо, милый! Это именно то, что мне нужно. Как ты догадался?

– Я тебя успел изучить за двадцать лет.

– Ты верный друг и настоящий товарищ.

Они без затруднений прошли проверку паспортов и билетов, вошли в самолёт и теперь медленно продвигались по проходу на свои места в экономклассе. Таня шла впереди, Павел пропустил каких-то женщин и отстал. В салоне первого класса Таня обратила внимание на пассажира, пристально смотревшего на неё. «Какое неприятное лицо», – подумала Таня. У пассажира были гладкие, бледные щёки, унылый рот и маленькие глазки за толстыми линзами. Таня взглянула на него, и он отвёл глаза. Она прошла мимо, задумавшись о том, почему это лицо показалось ей таким неприятным. Потом нашла своё место, стала устраиваться и забыла о нём. После взлёта Таня опять открыла Муратова, но читать описание картин и фресок, которые она ещё не видела, ей быстро наскучило. Она отключила Kindle. Павел оторвал глаза от бумаг и взглянул из-под очков на Таню.

– Неинтересно?

– Очень поэтично, но я не люблю, когда мне заранее подсказывают, чем я должна восхищаться.

– Посмотри, по крайней мере, карту достопримечательностей, наметь маршруты на три дня, взгляни, какие рестораны рекомендуют посетить…

– Карту купим или возьмём в отеле, там же узнаем о ресторанах.

– Лентяйка!

– У нас отпуск или я что-то путаю?

Нельзя сказать, чтобы Таня была очень утомлена своей работой. Она работала четыре дня в неделю в антикварном магазине, совладелицей которого недавно стала. Благополучие семьи держалось на Павле. Он руководил юридическим отделом крупного холдинга и не расставался с рабочим ноутбуком даже во время отпуска.

1988. Москва. Первый брак Тани. Встреча с Павлом

Таня с детства хорошо рисовала, ходила в изостудию и когда-то поступила в Строгановское без особого труда. В первый же год она влюбилась в талантливого студента со своего курса и, не обращая внимания на вопли родителей, вышла за него замуж. Её отец, архитектор, одно время занимался учётом нежилого фонда Москвы и сумел выбить себе мастерскую на чердаке старого дома на одной из Ямских улиц. В просторную студию, удачно вписанную под высокой крышей, он встроил маленькую кухоньку и туалет с душем. Молодожёны поселились там. Таня подрабатывала, где могла, стреляла деньги у родителей и была совершенно счастлива со своим талантливым и нищим художником, пока однажды не застала любимого в постели с двумя девчонками совершенно ПТУшного вида. От этой картины Таня заледенела: «Собирайте манатки и убирайтесь отсюда». Пергидрольная блондинка и смоляная брюнетка с длинной чёлкой вылезли из постели и молча оделись. «Тань, это такие пустяки, мы же современные люди, будь выше этого», – попробовал смягчить ситуацию Виктор, но Таня молча достала его чемодан и стала беспорядочно кидать туда его барахло.

Почему-то разочаровавшись в любимом, Таня остыла и к живописи. Она не только выгнала супруга, но и ушла из училища. Её мама с радостью устроила Таню к своей подруге на факультет экономики в один из вновь созданных университетов. Таня дотянула до третьего курса, бросила институт, из-за этого окончательно рассорилась с родителями, осталась жить в папиной мастерской и самостоятельно устроилась на работу. Начальник, бывший учитель математики, взял её без диплома, как он сам сказал, «за умные глаза».

Небольшая организация, в которой она работала, продолжала называться «проектное бюро», но занималась компьютерным обеспечением и базами данных для Госплана.

Таня была единственной, кто не любил местные командировки в Госплан. Она не любила всё: долгое ожидание пропуска в вестибюле, бесконечные коридоры с закрытыми дверями, людей, делающих бессмысленное дело с такой важностью, необходимость надевать в Госплан специальную строгую юбку и белую рубашку-батник – «камуфляж». Все остальные женщины из их отдела обожали эти поездки.

В Госплане можно было купить всё: от свиной вырезки до дефицитных книг. Дамы возвращались из Госплана с большими тяжёлыми сумками и с восторгом рассказывали, что они съели в знаменитой госплановской столовой «для сотрудников». О столовой для госплановского начальства на каком-то там этаже ходили легенды, которые трудно было проверить, потому что туда пускали только по специальным пропускам. Таня и это тоже не любила, но ничему такому не удивлялась. Она была начитанной девушкой и давно знала, что все равны, но некоторые «равнее».

В тот день Таню отправили в «местную командировку» в Госплан неожиданно. Их заказчику Воскобойникову понадобилось напечатать и в трёх экземплярах распечатать какой-то документ. Вызывать для такой работы программиста он не стеснялся. Таня попробовала покачать права у своего начальника, бунт был подавлен в зародыше обещанием лишить премии. Воскобойникову она сообщила, что приедет в джинсах, авось перенесёт на завтра, но он был непреклонен: выходить не будешь, никто не заметит. Пришлось ехать.

Документ оказался большим, Таня проголодалась и улизнула в столовую за полчаса до её закрытия, надеясь, что будет поменьше народу и в коридорах, и в самой столовой.

Все мужчины Госплана казались ей одинаковыми, на одно лицо, как нам китайцы, или как мы китайцам. Ей казалось, что по коридорам ходит тиражированный Иван Иваныч Иванов в мешковатом тёмно-сером костюме, коротко постриженный, среднего возраста, с грубоватым лицом. Тот, кто в тот час шёл ей навстречу по коридору, сильно отличался от госплановского Иван Иваныча, прежде всего, «лица выраженьем не общим». На нём хорошо сидел костюм, верхняя пуговица белой рубашки была расстёгнута, галстук приспущен. Высокий, со спортивной лёгкой походкой он шёл по коридору навстречу Тане, увидел её, улыбнулся и сказал: «Программиста можно узнать сразу. Вы у Кондратьева в отделе работаете?»

2012. Флоренция. Аэропорт

В Италии они вышли из самолёта прямо на лётное поле. Таня несколько раз глубоко вдохнула. Самолёт лишал пассажиров чувства огромности пересечённого расстояния, но воздух был другим, тёплым, с новой чужой смесью запахов, и это сразу всё ставило на место. В аэропорту Таню и Павла встретил шофёр микроавтобуса с плакатиком отеля. К ним присоединились ещё две пары, едущие в тот же отель: крупные седые американцы в шортах и маленькие черноголовые японские студенты с рюкзаками за плечами и дорогими фотокамерами на шеях.

Отель выбирал муж. У Тани было только одно требование: не слишком далеко от центра. Она знала, что отель будет выбран самый дешёвый из приличных, а комната – самая дешёвая из возможных. Муж был прагматик до мозга костей. Да и в самом деле, не на медовый же месяц они сюда приехали и вряд ли будут в номере проводить много времени. Отель «Кавур» оказался маленькой гостиницей, втиснутой в узкое старое здание. Они получили ключи и в крошечном лифте, где два человека могли поместиться, только почти касаясь друг друга, поднялись на свой этаж. Комната, как и ожидала Таня, была маленькой, постель занимала почти всё пространство, две прикроватных тумбы с лампами и небольшой комод с телевизором – вот и вся обстановка. Ванна Таню удовлетворила. Она была современно отделана и чисто вымыта. В шкафу Таня с удивлением обнаружила много разномастных вешалок, в основном тонких проволочных, на таких выдают одежду после химчистки. «На всём экономят, полотенец три вместо шести, мыло одно, шампуней я не вижу», – сообщила мужу Таня. Муж позвонил в офис и на беглом английском, правда, с ужасным произношением, высказал все претензии. «Сейчас принесут», – ответил он Тане.

1991. Москва. Встреча с Таней

Павел хорошо помнил, как он в первый раз встретился со своей будущей женой. Его, молодого сотрудника Минфина, отправили на совещание в Госплан потому, что было совершенно всё равно, кого именно отправить на это совещание. Госплану оставалось жить несколько месяцев. Наиболее дальновидные уже подобрали для себя места в существующих и вновь созданных структурах, но несколько сот человек ещё трудились, бегали с бумагами, собирались на совещания, спорили, настаивали на своём, не зная, что эту их суету вскоре просто отменят и ничего не произойдёт. И катастрофой это станет только для тех, кто лишится такой солидной работы, таких заказов и такой столовой.

Когда Павел увидел её в тот раз в Госплане, худенькую, с тёмными волосами до плеч, в джинсиках и белой рубашке, то первой мыслью было: «Господи, откуда же ты здесь взялась?», а второй: «Я не должен её упустить». После неудачного брака он в первый раз испугался, что эта девушка может пройти мимо и исчезнуть из его жизни. Его первая жена, искусствовед, изводила его истериками, резкими переходами от вялости и лени к лихорадочной деятельности, но его тянуло именно к таким женщинам, женщинам с «артистическим» темпераментом.

Надо было с чего-то начать, и он сказал: «Программиста можно узнать сразу. Вы у Кондратьева в отделе работаете?» Фамилию он назвал наобум, но она купилась и ответила: «Нет, у Воскобойникова». «Я здесь не всё знаю. Вы не покажете мне, где столовая?» – попросил он, хотя только что пообедал на том самом пресловутом этаже со специальными пропусками. Таня улыбнулась в ответ: «Я иду в столовую. Пойдёмте со мной».

В столовой он взял только холодный морс, да и его не стал пить, сказав, конечно, что он не сможет ни пить, ни есть, пока она не согласится с ним ещё раз встретиться. Она немного нахмурилась, и он тут же заговорил о другом. Павел попробовал тему кино. Неделя фильмов Феллини прошла в Доме учёных, и он почти всё посмотрел. Таня видела и ранние, и поздние работы мастера, но сказала, что не любит, когда фильмы нужно разгадывать как ребусы, что их закодированность лишает их живого чувства, тепла, поэтому больше всего у Феллини она любит «Амаркор», а у Тарковского – «Иваново детство». Павел почувствовал в этот момент такой прилив живого чувства и тепла, что немедленно сознался: больше всего он любит у Тарковского «Солярис», потому что вообще любит фантастику и смотреть, и читать и добавил грустно: «И кофе я пью растворимый…» Тут они оба расхохотались, но вернуться к теме новой встречи и номера телефона он не решился. Павел проводил её к ней в комнату, к компьютеру, и никак не мог уйти. Он видел, что Воскобойников, хоть и поздоровался с ним за руку, смотрит на чужака с неудовольствием, но не мог оторваться от неё, потом всё-таки заставил себя попрощаться и ушёл.

Когда Таня закончила работу и вышла из дверей Госплана, она увидела Павла с букетом цветов в руках.

2012. Флоренция. Таня отдыхает

Тане очень хотелось полежать, подремать после дороги. Она сбросила туфли и легла поверх покрывала. «Не спи. Мы не для этого сюда приехали. Пойдём пройдёмся по городу», – настаивал Павел. «Хочу отдохнуть. Сходи на разведку, найди, где мы будем ужинать», – Тане никуда не хотелось, но она боялась сознаться в этом мужу. Павел взял карту на стойке администрации и теперь внимательно её изучал. Они с Таней много путешествовали вдвоём, и Павел знал, что в первый день на новом месте Таня всегда впадает в депрессию и не хочет вылезать из постели. Экспериментальным путём им было установлено: самое лучшее – это вытащить Таню на небольшую прогулку с заходом в ресторан или бар. Пара бокалов вина в ресторане или коктейль-другой в баре оказывали благотворное действие, и на следующий день она вставала с другим настроением.

1991. Москва. Поездка в усадьбу Архангельское

Новый знакомый сильно отличался и от Таниных друзей из творческой богемы, и от её друзей-программистов. Наверное, если бы он пригласил её в ресторан, Таня бы отказалась. Возможно, тем бы всё и кончилось. Но он предложил ей съездить в Архангельское.

Конец августа радовал сухой и тёплой погодой. С утра день был солнечный, но, пока они добирались на Пашиных «Жигулях» до Архангельского, собрались тучи, и они еле успели добежать до недостроенного круглого павильона внизу у дворца, напротив фасада с колоннами. Там уже спрятались от ливня несколько человек: мужчина и женщина лет под сорок, нежно прижимавшиеся друг к другу, семья с двумя детьми и два милиционера в форме, с «воки-токи» в руках. Как только ливень кончился, один из милиционеров откашлялся и строгим голосом объявил: «Граждане, покиньте помещение! Здесь находиться нельзя». Таня и Павел с улыбкой переглянулись и вышли. Они медленным шагом обошли усадьбу по асфальтовым дорожкам. Ливень вымочил всё вокруг, прогуляться по траве или сесть где-нибудь на полянке отдохнуть было невозможно. Они свернули на какую-то боковую тропинку и неожиданно вышли к пруду. У пруда под навесом стояли несколько столиков со стульями и вокруг – никого. В пруду у берега на воде покачивались три лодки с вёслами, скованные цепью.

Павел нашёл стол и два стула, не забрызганных дождём, и пригласил Таню. Из рюкзака он достал нарезанную колбасу, рыбу, хлеб, помидоры, всё завёрнутое в фольгу и бутылку белого вина. Он разложил еду на столе, нарезал помидоры складным ножом, открыл бутылку.

Сквозь тучи пробилось солнце и осветило заросший пруд, лодки, рябь на воде. В этих белёсых лучах все краски смягчились и приняли серебристый оттенок. Мягко серебрились блики на воде, мокрые листья, даже лодки и мостки. Всё вокруг стало отчётливым, как в камере обскура, и удивительно красивым. Таня так остро ощутила эту мимолётную красоту, сердце её сжалось, и, как всегда в такие моменты, Таня сказала себе: «Это нужно запомнить и попробовать написать». Она оторвала глаза от пруда и встретилась взглядом с Павлом. Он достал два стакана из толстого стекла и разлил вино: «Как ты попала в Госплан?»

Постепенно подталкиваемая его вопросами Таня рассказала всю свою недлинную историю, о замужестве сказала коротко: «Поженились, через год развелись». Она ожидала расспросов на эту тему, готовая их остановить, но Павел стал её спрашивать о детстве. Тогда она в первый раз подумала, как думала потом много-много раз: «Умный чёрт!» О себе он рассказывал мало. Учился в университете, работал в Минфине, в Госплан ездил на совещания как консультант. Павел был Тане приятен и только. Любовной лихорадки, толкнувшей её два года назад к первому мужу, она не испытывала и решила пока с выводами не спешить.

2012. Флоренция. Разговор с администратором

Павел посмотрел на часы и ещё раз позвонил в администрацию. Он напомнил, что к ним в номер должны принести недостающие вещи. Приятный мужской голос осведомился, нужны ли им полотенца и шампуни прямо сейчас. Встретившись с Пашиным холодным удивлением по поводу такого вопроса, администратор с приятным голосом извинился и объяснил, что горничная сейчас занята, она убирает номер, постояльцы которого уже приехали и ждут, но если сеньору это нужно срочно, то он сам принесёт сейчас и полотенца, и шампуни, буквально через пятнадцать минут, только оформит документы для джентльмена и леди. Павел, озадаченный этим неформальным разговором, объяснил: они с женой собираются на прогулку и он хотел убедиться, что о его просьбе не забыли. «Нет-нет, – заверил его тот же приятный голос, – сэр может спокойно отправиться на прогулку, всё принесут в номер до его возвращения». Паша не хотел идти на разведку один. «Пойдём вместе, по дороге что-нибудь найдём».

Москва. 1991. У Тани

Всё решилось между Таней и Павлом, когда они в какую-то из суббот поехали в усадьбу бабушки Лермонтова, сначала по Ленинградке, потом по грунтовой дороге через лес. В усадьбе ещё недавно был дом отдыха. Теперь она стояла безлюдная, с побитыми окнами, но всё равно поражала своей лёгкостью и изысканной красотой. На обратном пути они прокололи шину. Павел чертыхнулся и съехал на обочину. «Что теперь делать?» – спросила Таня. «Поставлю запаску. Придётся наведаться на шиномонтаж», – ответил Павел. Он высоко закатал рукава рубашки, открыл дверцу с Таниной стороны и достал из бардачка старые кожаные перчатки. Таня осталась сидеть, выставив ноги из машины, и с интересом наблюдала, как Павел меняет правое заднее колесо. Движения его были уверенными и чёткими, руки мускулистыми и загорелыми.

Павел быстро поставил «бублик», положил в багажник колесо с проколотой шиной, подошёл и наклонился над Таней, чтобы положить перчатки в бардачок. Таня протянула руку и дотронулась до его щеки. Павел повернулся к ней, и они одновременно сказали: «Поехали ко мне». Павел продолжал смотреть на Таню. «Поехали ко мне, – повторила Таня. – У меня в холодильнике – шампанское и арбуз».

Таня ужасно волновалась тогда там, у себя в мастерской. Она совершенно смешалась, не могла сказать ни слова. «Наверное, я выгляжу глупо, – думала, Таня. – Сама сказала, что была замужем, не девочка уже». Павел какое-то время ждал от неё инициативы, но заметил, что у неё от волнения дрожат руки. Тогда он взял одну её руку, поднял и поцеловал тыльную сторону кисти, потом точно так же поднял и поцеловал другую, повернул одну руку и поцеловал ладонь, то же самое сделал с другой рукой, потом положил её руки на свои плечи и обнял её.

2012. Флоренция. Первая прогулка

Таня сделала усилие и встала с широкой кровати. В крохотном лифте Таня, больше всего хотевшая в этот момент лежать, прислонилась к мужу, устроила голову на его груди. «Двери скоро откроются, там будут люди», – предупредил её Паша. Таня выпрямилась: «Зачем он это сказал? Было бы естественней, если бы он её просто обнял и не произносил бессмысленной фразы о каких-то людях». Они вышли на улицу.

Мощеная камнем улица была по меркам Флоренции широкой – по ней могли проехать две машины, поэтому и движение было двухсторонним. Узенькие тротуары едва вмещали одного пешехода. Павел вышел с картой в руках. «Куда идём? – спросил Павел и пояснил: – Там, – он показал вверх по улице, – площадь Сан Джованни и самый знаменитый собор Флоренции – Дуомо, там, – он показал дорогу вниз, – площадь Сеньории, где Давид, где галерея Уффици». Таня показала направо просто потому, что идти вниз было легче. Они пошли по брусчатке и поднимались на тротуар, только чтобы уступить дорогу машинам, миновали маленькую площадь, вся середина которой была занята стадом мотороллеров. Мотороллеры стояли боком к дороге, вплотную друг к другу, каждый был примкнут к столбику стальным жгутом с небольшим замком.

«Для таких улиц мотороллер – самый лучший транспорт», – заметил Павел. Справа от стоянки мотороллеров молодой парень в джинсах и красной майке аккуратно поливал из лейки цветы, густо разросшиеся в вазонах вокруг новенькой деревянной двери. Цветы свисали по обе стороны этой двери в живописном беспорядке. Таня подошла поближе: «Смотри, там есть меню, это ресторан, можем туда пойти». «Я узнал у портье. Рядом с нашей гостиницей есть ресторан, один из лучших во Флоренции. Впрочем, как ты хочешь. Если тебе нравится этот, пойдём в этот», – отозвался Павел. Они продолжили спуск между тёмных от времени домов, вышли на площадь Сеньории и медленно пошли, пересекая площадь и оглядываясь.