Затянутость во времени. Документальная повесть о событиях второй чеченской кампании

«В одной невероятной скачке

Вы прожили свой краткий век…

И ваши кудри, ваши бачки

Засыпал снег»

М. Цветаева

© Николай Селиванов, 2018

ISBN 978-5-4493-3850-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сюжет основан на действительных событиях, участником которых был сам автор. Описаны реальные люди, лишь слегка изменены их фамилии.

Сокращения и сленговые обозначения, используемые в тексте

АГС – автоматический гранатомет станковый

Бешка, БМП – боевая машина пехоты

Бетер, БТР – боевая машина пехоты

ВСС – винтовка снайперская специальная

Двухсотые, Груз 200 – убитые

Трехсотые, Груз 300 – раненые

Зеленка – деревья, кусты

Квакеры, ПНВ – прибор ночного видения

НР – начальник разведки

ПБ – пистолет Макарова бесшумный

ПБС – прибор беспламенной бесшумной стрельбы

ПК – пулемет Калашникова

ПМ – пистолет Макарова

ПН – прицел ночной

Подствольник, ГП-25 – гранатомет подствольный

Муха, Агидель, РПГ – ручные противотанковые гранатометы

Разгрузка – разгрузочный жилет для ношения боеприпасов

СВД – снайперская винтовка Драгунова

Режим «Б» – режим закрытой радиосвязи при помощи ЗАС – засекреченной аппаратуры

связи

Эргедешка, РГД-5 – ручная граната

Эфка, Ф-1 – ручная граната

1

Он шел впереди цепочки разведчиков по густому лесу. Внимательно наблюдал за движениями качающихся от легкого ветра веток. Осторожно ступал в высоких ботинках с мягкой подошвой, старался определить, нет ли впереди ненужных сюрпризов. Могла быть засада чичиков. Но это полбеды, ее можно приблизительно вычислить. Самая неприятная вещь – это «растяжка».

Вообще-то его учили, что этим словом называется противопехотная мина, от взрывателя которой тянется тонкая, едва заметная проволока. Но только здесь, на чеченской воине, он узнал, что существует большое количество таких мин и способов их закладки. Чего стоит коварная «мина-лягушка», которая выпрыгивает буквально из-под земли на высоту около метра и взрывается, чтобы сотней осколков в виде кусочков ржавых гвоздей, проволоки и прочих подобных железок поразить как можно больше живой силы. Да и проволока не такая уж необходимая вещь – достаточно чтобы взрыватель удерживался каким-либо сучком или веткой, неприметной корягой, которую обязательно заденешь, проходя мимо.

Всеми этими и многими другими хитростями, заместитель командира взвода разведроты старший сержант Николаев, овладел недавно. Но они накрепко засели у него даже не в памяти, а в сознании и создавали основу его мыслей и поступков.

Впереди подозрительно шевельнулся темный предмет. Николаев, опустившись на одно колено, вскинул вверх руку. Разведгруппа мгновенно выполнила команду – находясь в колонне, с дистанцией 3—5 метров друг от друга, залегли через одного вправо – влево и изготовились к бою. Николаев, укрывшись в крохотной ложбинке, прополз чуть вперед, увеличивая себе обзор, и застыл, всматриваясь. Мартовский лес, в котором почки только-только начали набухать, просматривался метров на пятьдесят. К нему неслышно подобрался командир взвода лейтенант Смагленко и шепотом спросил:

– Святой, что там?

Николаев молча указал на небольшой холмик. Прислушались. Так и есть – оттуда раздались негромкие голоса.

– Чичики, – полувопросительно сказал он.

Лейтенант был молодым и хорошо подготовленным молодым офицером разведки, поэтому на принятие решения у него ушла доля секунды.

– Бери Макса и сто метров левее – гляньте сверху. Связь – ко мне.

Николаев бесшумно нырнул в заросли, оттуда появился связист разведгруппы с большим плоским ящиком радиостанции Р-153 за спиной. Рация была тяжелая и неудобная. Большие наушники или головные телефоны, как их правильно называть, закрывали полностью уши, поэтому разведчику кроме потрескивания эфира и переговоров других подразделений на этой частоте, практически ничего не было слышно. К тому же тяжелый микрофон свисал с наушников на длинных шнурах и постоянно болтался при ходьбе, перебежках и залеганиях. Сама рация весила больше десяти килограммов. Но это был довольно мощный и простой в обращении аппарат. А, как известно, эти два качества у вооружения ценятся больше всего, но никак не удобство в обращении.

Радист был хорошим разведчиком – радиотелеграфистом и кличку имел незамысловатую – «Связь».

– Передавай: в квадрате «Зубр», по улитке 6, наблюдаю движение. Выясняю.

Через несколько минут вернулись Николаев и Макс.

– Взводный, точно – духи. Пулеметное гнездо и три или четыре автоматчика. Точно не видно. Близко не ходили, чтоб не спугнуть, – на одном дыхании выпалил Николаев, глаза горели огоньком охотничьего азарта, а все тело было готово к немедленному действию.

– Почему здесь? Кого-то ждут или что-то охраняют, задумчиво говорил лейтенант, рассматривая сопочку.

– Тащ льнант! – подполз ближе Макс, – Святой чичиков считал, а я прошел чуть выше, чтобы посмотреть какой у них обзор. В общем, там небольшая просека и дорогу вниз видно. Изгиб, как на ладони. Я думаю, нашу колонну ждут.

– Да, похоже, – согласился Николаев, – у них ни одного окопчика нет. Замаскировались только чтоб с дороги не видно. Пошмаляют по колонне, потом вон по тому овражку откатятся за сопку – и артиллерия не возьмет.

Грамотные, суки, – процедил Связь.

Взводный уже укладывал карту в карман. Приказал:

– Отходим назад 300. Святой – впереди, Макс – замыкающий. Связь, проси у «Байкала» овощей, – в глазах блеснул огонек мальчишеского озорства.

Восемь фигур в камуфлированной одежде и обвешенные оружием и боекомплектом скользили по весеннему лесу так же бесшумно, как пришли сюда. Вернулись назад на 300 метров, залегли в кустарнике. Связь, поднеся микрофон к самым губам, передавал тихим голосом:

– Байкал, Байкал – я Кобра. Квадрат «Зубр», по улитке 6. Прошу прислать 5 огурцов.

Это означало, что командир разведгруппы просит накрыть пятью минами точку с указанными координатами.

Через 3—4 минуты «Бог войны» проснулся и расщедрился на целых 7 «огурцов». Разведчики слышали, как вдалеке хлопали выстрелы минометов. Затем все нарастает гудящий свист стремительно несущихся мин. Звук все громче. И вот уже кажется, что свист у тебя над головой, в голых кронах деревьев. Тон его меняется – он становится все ниже и громче. Ему вторит тонкий писк следующей мины. Затем он немного стихает и в этот миг кто-то огромный, сильный и безжалостный разрывает одним движением полотно неба. Громоподобный треск, крики смертельно раненых людей.

Угрожающий свист.

Тысячекратно усиленный треск рвущейся ткани.

Крик…

Тишина кажется оглушительней обстрела.

Разведчики убирали руки с затылков, поднимали головы от земли и стряхивали присыпавшие их мелкие веточки и комочки земли. Все-таки артиллеристы-минометчики дали маху. Одна из семи мин упала на крохотную полянку в 20—30 метрах от разведки. В ста метрах от того курса, куда ей следовало лететь.

Святой первым поднялся и окинул взглядом своих:

– Все в порядке? – спросил он и ругнулся про себя. Голос звучал словно чужой, все-таки оглушило, ничего, скоро пройдет.

Голова была ясная. Но одна мысль не давала покоя: «Ну почему в кино про войну свист мин и снарядов звучи так похоже, а звук взрыва – совсем другой? И, почему, если свист так похож, то в кино не страшно, а здесь готов врыться с головой. Ладно, хватит «философствовать», потом. Вон уже взводный зовет.

– Порядок построения прежний. Рванули, посмотрим, что получилось, – отдал команду лейтенант.

За 100 метров до засады развернулись цепью и, обхватывая ее полукольцом, приблизились. В радиусе нескольких десятков метров валялись сломанные деревья и срезанные осколками ветки. Прямого попадания не было. Мины рвались в ветвях деревьев, но осколками посыпало обильно. Везде пятна крови. Следы ног в сторону Хиди-хутора. Видно тащили раненых или убитых. Трофеи: АК-74 с разбитым осколком прикладом, 5 выстрелов к РПГ-7, 3 снаряженных магазина к АК-74, и гранаты РГД-5 и одна Ф-1, две запечатанные пачки сигарет «Космос» (тут же перекочевали в карманы разведчиков и в официальный отчет не вошли).

Противника не преследовали, так как получили приказ занять оборону и укрепиться в данной точке до подхода основных сил.

Все это докладывал лейтенант Смагленко командиру разведроты мотострелковой бригады капитану Санникову, уже поздним вечером в командирской палатке сидя на свернутом спальном мешке, возле печки-буржуйки.

– Все ясно, – подытожил ротный. Это был невысокий, темноволосый, очень подвижный человек. Он пользовался абсолютным уважением и авторитетом у всех за умение выслушать каждое предложение и принять хладнокровное решение в любой, даже самой сложной ситуации. – Эта их задумка не удалась, будем ждать следующей пакости. Как там твои? Охранения выдвинул?

– Да. Вниз по откосу над обрывом. Хоть по зеленке не видно, зато слышимость отличная – по круче тихо не пройдешь.

– Давай. До рассвета доклад каждый час.

Разведчики первого взвода сидели возле костерка и блаженно переваривали только что поглощенный сухпай.

– О, взводный! Тащлейнант, тут ваш чаек горячий дожидается, – первым заметил командира балагур Лешка Швец.

– Горячий – это хорошо. Кто на посту?

– Макс и Снайпер – только заступили, – доложил Николаев.

– Они поели?

– Да, первыми.

– Хорошо. Тушим костер – уже темнеет.

Разведчики слаженной командой приготовились к ночевке на околице с виду такого мирного и тихого, но в наступившей темноте грозного и опасного селения Хиди-Хутор. В сотне метров вниз по откосу сооружен секрет в виде окопчика, где они будут охранять сон товарищей. Связь, как всегда, в обнимку с рацией, ведь через каждый час он будет докладывать ротному. Взводный Смагленко и замкомвзвода Николаев поделили ночь пополам, чтобы поменять смены и следить за дорогой.

Ночь была холодной и ветреной. Плотные тяжелые тучи, роняя, время от времени, набухшие снежинки и капли ледяной воды, неслись на север. «Ко мне домой полетели», – подумал Святой, натягивая на голову плащ-палатку. Заткнул концы ее под себя, и еще раз проверил, нет ли щелей, и только после этого чиркнул спичкой, посветил на часы – два часа двадцать пять минут, прикурил сигарету и тут же вынырнул из-под плащ-палатки. На несколько секунд прикрыл глаза, чтобы быстрей привыкли к темноте после света спички. Затем руку, с зажатым в кулаке огоньком сигареты, быстро сунул за пазуху. Наклоняя голову, затягивался и выпускал дым внутрь, под бушлат, чтобы не огонек, не дым не выдали его в кромешной тьме.

Хлопок выстрела в застывшей холодной тьме показался не реальным. Порывистый ветер не дал Николаеву определить направление. Красная сигнальная ракета прошипела в черном небе, сразу застрочила длинная автоматическая очередь.

Наши!

– Тревога!

– Четверо, перебежками – на помощь!

– Остальные – круговая оборона!

– Прикрывать!

– Сигнал о нападении в эфир!

На размышление и выполнение команд десяток секунд. Когда подобрались к секрету, то увидели, что Димка Десант лежал на дне окопчика в неестественной позе. Возле него на коленях стоял Прист с автоматом на изготовку.

– Что…?

– Выстрел, один из зеленки. Пуля попала в плечо. Он еще живой. Я уколол ему промедол, один кубик. Потом шмальнул наугад, по кустам.

– Откуда стреляли?

– Не засек.

– Святой, остаешься.

– Десанта на плащ-палатку, – четкие команды взводного расшевелили разведчиков, оцепенело смотревших на раненого. – Понесли. Спасем!

Святой в это не верил. Он слушал, как стонал Димка, когда его перекладывали. Видел его безжизненно-бледное лицо. Еще он, когда поднимал раненого, рукой наткнулся на кровь на пояснице. Это означало только одно – на вылет. Пуля вошла в плечо – вышла на пояснице, по пути могла задеть сколько угодно жизненно-важных органов.

«Две недели, – думал Николаев, оставшись один и всматриваясь в зловещую темень смертельной зеленки, – Две недели прослужил у нас Димка».

Он вспомнил, как две недели назад в роту пришли новенькие. «Молодое пополнение» в шутку их называли, но абсолютное большинство из них были контрактниками. Димон сам напросился в разведку – понимал, где самое рискованное и ответственное место. Его без колебаний зачислили, ведь он второй раз пришел на чеченскую войну. Первый раз – на срочной службе, в десантных войсках. Принимал участие в первом штурме Грозного в 94-м году. Тогда, совсем еще салага, отслуживший полгода, выжил в этой страшной мясорубке, проявил себя – наградили медалью «За отвагу».

Когда Николаев узнал об этом, он спросил:

– Зачем тебе было сюда возвращаться? Смерти ищешь?

– Нет. Понимаешь, после Грозного часть вывели из Чечни на переформирование, потому что были большие потери. Мы думали скоро вернемся. Все мужики рвались в бой, хотели отомстить, показать себя. Но полк остался в России. Я дембеля еле дождался. Сразу в военкомат и подписал контракт в Чечню. Дома пробыл всего два месяца.

– У тебя что, родных нет?

– Есть. Мать в Твери.

Николаев смотрел и понимал, что этот двадцати одного года от роду парень действительно пришел на войну. Дома времени не терял – выточил нож-финку. С собой взял даже крохотные плоскогубцы, не говоря о фонарике, нитках, шиле, компасе, и куче разной мелочи, которой нет под рукой во время боевого выхода. Весь взвод обращался к нему то за маленьким, но удобным консервным ножом, то за таблеткой анальгина.

Пока Святой вспоминал все это, сидя в промозглом окопе, вернулся Прист. Начитанный здоровяк и острослов из Подмосковья был угрюмым и рассеянным молча устроился на свое место и затих.

– Ну? – не выдержал Николаев.

– Умер. До медиков донесли. Они успели только еще один промедол вколоть и начали раздевать. Он застонал и… Всё. Вот у меня его часы остались. Выживу – отвезу его матери в Тверь. Пусть будет память о сыне.

– Вот, блин. Значит, не он смерти искал, а она его нашла, – пробормотал Святой.

– Чего?

– Да так.

Разведчики надолго замолчали, и, как будто дослушав их до конца, с неба тихо сыпанул густой, разлапистый, мокрый снег. Он быстро и бесшумно покрывал голые, мокрые ветви деревьев, черную, прошлогоднюю траву, головы и плечи бойцов.

– Черт бы побрал эту слякоть, – прервал затянувшееся молчание Прист, кутаясь в бушлат и поправляя под собой кучу сломанных веток, которые составляли прослойку между землей и телом.

– Через полчаса должна быть смена.

– Димку жалко. Опытный же был пацан, черт его дернул закурить.

– Да, четко, гады, сработали – по вспышке.

– Наверняка и нас сейчас пасут.

Помолчали, вглядываясь в зловещую, враждебную и мокрую темень.

– Жрать охота, – обращаясь сам к себе пробубнил Прист.

– Понятно. За день столько отмахали. Да и холод собачий, – поеживаясь, согласился Святой, потом помолчал и добавил, – Старшина сегодня вечером заявил, что у него уже и хлеб кончился. Завтра выдаст, как и сегодня, по две банки кильки в сутки на человека, но теперь уже без хлеба.

– Ух, сволочи! – злобно процедил Прист, – я эту кильку в томате и на гражданке никогда не ел. Разве только на закусон с мужиками, с получки. Теперь точно – если жив останусь, то до конца дней моих скорбных, она мне в рот не полезет.

– Слушай, Святой, – немного помолчав, предложил Прист вполголоса, – куда они нашу тушенку девают? Понятно, говяжью можно чичикам продать, но ведь свинину они не едят.

– Спроси, чего полегче. Сегодня встретил земляка из пехоты. Патроны у меня попросил. Дал ему несколько пачек и пару РГДешек. Слава богу, этого добра у нас в разведке хватает.

Прист неопределенно хмыкнул, то ли, соглашаясь, то ли осуждая кого. Потом, положил руку на живот и проговорил:

– Не знаю, кто как, а я на этой кильке еще дня два выдержу, не больше. Потом.… Потом не знаю.

– Потом старшину съедим.

– Не буду. В нем говна много.

Старшина в роте пользовался стойкой непопулярностью за свою заносчивую спесь, лень и открытую трусость. Когда Николаев уловил момент и, невзирая на субординацию, с откровенным презрением высказал все это прапорщику, тот нисколько не смутился и с подленькой улыбочкой заявил, что ему осталось несколько недель командировки, и он хочет попасть домой живым. «И богатым?» – глядя ему в глаза, добавил Святой. Старшина ничего не ответил, только злобно сверкнул глазами, круто развернулся и пошел к своим ящикам.

Размышления прервали пришедшие Костик и Макс. Святой думал – на смену, оказалось, нет.

– Мы на усиление, по радио передали, что возможно движение духов в нашем направлении. Так что до утра вся рота находиться в окопах, – рассказал Макс, потом весело добавил, – Мы вам еще по одному одеялу притащили.

Николаев только чертыхнулся негромко и, устраивая под себя второе одеяло, спросил:

– Курить хоть есть?

– Есть-то, есть, но ты что, хочешь за Десантом пойти? Тогда знай, что я тебя, дурака, к медикам тащить не буду.

– Не боись. Давай две плащ-палатки и по-одному на дне окопчика попыхтим, хоть согреемся.

– Давай попробуем, – нехотя согласился Макс, – раз жрать нечего, то хоть «курятиной» будем питаться.

Снег все валил и валил. Земля стала белой, лишь кое-где выступали из чистого и пушистого снега темные пятна пней и кустов.

Только утром, когда окончательно рассвело, солдаты получили возможность хоть как-то согреться у чахлого, еле живого, костерка из промокших сучьев. Да неунывающий Леха Швец сделал горячий чай из веточек вишни. Для усталых, голодных, промокших и продрогших солдат этот напиток вкуснее божественного нектара.

Часов в 10 получен приказ выдвигаться обратно. Ревущая и лязгающая колонна бронетехники начала выстраиваться на дороге походным порядком. Разведчики, оставив на месте гибели Димки наспех сделанный крест и, заминировав его, уже двигались вперед. Они шли в 100—150 метрах с двух сторон от дороги. По весеннему лесу, по чавкающему снегу и холодным лужам. Мечтающие вдоволь поесть и согреться, они прекрасно понимали, что сейчас от их выносливости и умения зависит безопасность движущейся колонны.

2

Вечерняя проверка в армии – непреложный закон. Ротный стоял перед строем и, подсвечивая себе фонариком, читал список. В девять часов вечера в марте – темень кромешная. Полевой лагерь не освещался. Только когда распахивались пологи палаток, пробивались тусклые лучики света. Из солдатских – от коптящих там самодельных плошек с соляркой. Из офицерских – от мерцающих лампочек, запитанными от списанных аккумуляторов.

Лагерь раскинулся на огромном, продуваемом всеми ветрами поле, пересеченном несколькими грунтовыми дорогами. Повсюду блокпосты. Между ними пространство, усеянное минами, растяжками и сигналками. К тому же, скучающая на блокпостах пехота, с радостью открывала огонь по любой подозрительной тени, будь-то одичавшая собака, привлеченная запахом человека, или чудом выживший до сих пор заяц.

В подтверждение его мыслей далеко во тьме прозвучала длинная бодрая очередь из автомата «30 патронов, на весь магазин» – мелькнуло в голове Дениса.

Тем временем ротный дочитал список, захлопнул папку. Выключил фонарик.

– Так, орлы! Вижу, не доходят до вас мои ласковые слова. Сколько раз говорил – после отбоя не шастать. И куда можно бегать?

– Так, посцать, тащктан!

– Ладно. Приказ дежурному по роте и часовым: «По сцущим не стрелять» слышал, дежурный по роте?

– Так точно! – сквозь общее оживление из темноты голос.

– А чтоб не расслаблялись – завтра с утреца проведем занятие по тактике. Понятно? – и сам ответил – Понятно. Еще, завтра – Ханкала. Чья очередь?

– Первого взвода, – ответил Смагленко.

– Значит завтра в семь утра, восемь человек уже на броне.

– Есть!

– Все. Разойдись. Отбой.

– Первый взвод на места, – Смагленко показался на фоне более светлого неба перед строем.

Остальная рота, тяжело чавкая в вязкой грязи и негромко переговариваясь, стала расходиться на ночлег.

Взводный помедлил, потом назвал двоих:

– Швец.

– Я.

– Дим Димыч.

– Я.

– Эти двое остаются, остальные в 6.30 в разгрузках, с оружием у моей палатки. Николаев!

– Есть, понял.

– Сухпай не забудь.

– Возьмем.

– За что нас, тащ-льнант? – затараторил обиженный Леха Швец.

– Завтра будет у вас обоих время подумать, что кому и главное, когда нужно говорить.

Это было наказание для обеих за слишком длинные языки. Они вчера какую-то глупость сморозили ротному, и тот высказывал за это Смагленко.

– Так я же…

– Всё! Завтра вечером доложите, что надумали, а сейчас – отбой!

Леха, пока шли 20 метров до палатки, еще пытался полушепотом апеллировать к Денису. Но тот отмалчивался. Так же, как и Дим Димыч, которому хватило, в его 44 года, мудрости принять наказание от 22-летнего, в сущности годившегося ему в сыновья, мальчишки.

Взвод разошёлся по трем палаткам. Возле каждой послышалось дружное журчание – мужики отливали перед сном. Денис философским взглядом смотрел на темное хмурое небо, затем встряхнул, застегнул ширинку достал сигарету, прикурил от протянутой Максом спички. Молча покурили и полезли в палатку.

Палатки были устроены так. Сначала шел небольшой «предбанник», метра два в длину и не больше метра в ширину. По его бокам, под брезентовыми стенами, стояли ящики со всяким ненужным хламом. Были здесь и ОЗК, и противогазы, и изодранные бронежилеты, и замызганные, старые хэбэшки, и недоношенные сапоги. Помятые сломанные коробки для пулеметных лент, и сами, поржавевшие и порванные пулеметные ленты, и еще много чего не поддающегося описанию, но не подлежащего списанию со старшинского учета.

Вторая, основная часть палатки была собственно жилой. Для ее устройства сначала выкапывалась яма 2,5 х 2,5 метра и сантиметров 70 глубиной. Затем стены ямы укреплялись специальными деревянными щитами, так что края щитов поднимались сантиметров на 30 выше уровня земли по всему периметру ямы. В центре устраивался столб – поддерживать центральную часть палатки. Затем на выступающую часть щитов и центральный столб натягивались брезентом палатки. Три штуки, одна поверх другой, чтобы создать хоть какую-то прослойку воздуха и максимально сохранить тепло.

Внутри устанавливались широкие, от стены до стены нары шириной до 2-х метров. На них расстелены ватные спальные мешки, в которых и спит личный состав. Под головой у каждого – вещмешок, под ним – разгрузка и автомат. Оружие разведчик всегда держал при себе: ночью – под головой, днем – на плече, всегда с пристегнутым снаряженным магазином.

Со стороны входа оставалось пространство, которое занимали с одного угла обычная солдатская тумбочка, хранившая всякие нужности в виде «мыльно-рыльных» принадлежностей, конвертов, тетрадок, котелков и кружек. В другом углу стояла печка-буржуйка со сваленным возле нее ночным запасом дров.

Возле печки сидел Дим Димыч, он с мрачным видом пошевеливал своими необъятными плечами и попыхивал сигаретой в открытое жерло печки. В пляшущем свете огня Денис и Макс уселись на свои места на нарах и стали сталкивать облепленные грязью до самого верха голенищ сапоги. Четвертым обитателем их палатки был Леха Пузырев, который, зарывшись в свой спальник, старательно делал вид, что пытается заснуть.

– Ну и грязь, – начал дежурную тему Макс, впрочем, эта тема никому не надоела, – Я такой грязищи никогда не видел.

– Это явление надо писать с большой буквы – Грязь, – поддернул тему Денис.

Грязь в этих местах была действительно уникальным явлением. Как только зимние морозы отступили, земля под непрерывными, нудными дождями раскисла и стала труднопроходимой, в самом прямом смысле этого слова. Дело в том, что когда человек делал шаг, то нога проваливалась. Неглубоко, до щиколотки не доходило, но следующий шаг сделать было очень сложно – ногу приходилось прямо-таки выдергивать из засасывающей вязкой субстанции. Стоило немного постоять на одном месте, и сдвинуться можно было, только крепко ухватившись за голенища сапог или берцы. И так, помогая руками, выдирать обувь из грязи.

– Еще этот Леха … – Димыч злобно окурок в печку, – Придурок!

– Димыч, не знаю, что там у вас произошло, но думаю, если ты в такой ситуации оказался, то ненамного умней, – Денис осматривал «Наташку» – не прилипла ли где капля мерзкой грязи.

– Сам ты…

– Ты чего обидчивый такой!

– Спите уже! Я здесь потоплю немного. А то завтра уснете и с брони попадаете.

Наутро, в семь часов, Смагленко отдал приказ:

– Все на броню! Патрон в патронник, оружие на предохранитель, – сам первым клацнул затвором и щелкнул предохранителем.

Все дружно выполнили привычную команду. БМП взревела мотором, и, мощно лязгая гусеницами, стала пробиваться по грязевой жиже.

Денису вспомнилось его первое появление в Ханкале. Их тогда еще только везли из дома в Чечню. Одно из самых ярких впечатлений, было удивление, когда он видел, как носились по дорогам БТРы, БМП и танки, сплошь усеянные облепившим их десантом. Он никак не мог понять, как можно держаться на этой ревущей и несущейся на огромной скорости технике, и не свалиться на первом повороте или скачке. Но когда сам впервые влез на броню, и бешка бережно понесла его по целине в окрестностях лагеря, понял, что гусеницы и колеса очень разные вещи. Ехать было довольно комфортно, машина плавно покачивалась на самых невероятных колдобинах и виражах. Реальная опасность свалиться на землю была только когда машина, управляемая неопытным механиком-водителем, резко рвала с места. Или намертво останавливалась при экстренном торможении. Но тут уж не зевай – не на прогулке!

Разведчики разместились на холодной броне, подложив под себя кто – что. Свернутый старый бушлат, возимую сзади макссеть, в основном это были сиденья от старых, где-то найденных, стульев. Бешка уже не надсадно ревела, а мягко урчала, выкатавшись на твердое покрытие возле КПП – место сбора колонны.

Обычная в таких случаях суета, толкотня и непонятные задержки.

Выехали только около 10-ти.

Денис искренне надеялся в душе, что подобные задержки не плод обычной российской безалаберности, а проявление высшей стратегической мысли. Может в это время по дороге уже мчится колонна соседей, или, например, с блокпоста сообщили, что замечено непонятное движение и принято решение подождать, пока не проверят. Хотя кто же должен проверять как не разведчики, а они здесь – дремлют под блеклым солнышком.

Вот команда дана. Рванули вперед. Дистанция от бешки разведчиков до начала колонны – 100м. Впереди них только «танк с яйцами». Это танк с укрепленными спереди огромными и тяжелыми катками, для обезвреживания мин. Мина взрывается под катком, не повреждая техники. Этих катков было два – по одному на каждую колею, отсюда и название у танка.

Они промчали мимо заброшенных полей с реденькими лесополосами по краям, пронеслись сквозь разрушенный, и от этого зловеще выглядящий, цемзавод. Чуть не на крыльях перелетели по хлипкому, латаному-перелатаному железному мосту через вспученный весенними водами бурный Аргун.

Впереди наш третий блокпост, здесь «танк с яйцами» будет ждать колонну обратно, дальше он не нужен, потому что за блокпостом выскакиваем на довольно хорошо сохранившуюся асфальтную дорогу.

Все это время Денис посматривал на фонтанирующую комками грязи задницу «танка с яйцами» и развлекал себя тем, что вспоминал разные типы взрывных устройств. В том числе и такие, что устанавливались не в колее грунтовки, чтобы наехать гусеницами или колесом, а просто плюхались в грязь в середине дороги, идеально – в луже. Взрыватель устроен так, что срабатывает на массу металла, может устанавливаться на первый или второй, хоть на пятый. Это значит, первые четыре единицы техники пройдут, как ни в чем не бывало, а пятая бахнет. В связи с этим Денис еще раз отвлекся от наблюдения за своим сектором обзора, глянул на танчик и подумал, интересно, столь изощренная и умная адская машина – танк и его яйца, примет за одно целое или за резные вещи.

С разбегу выскочили на шоссе. Комья грязи еще летели веером с гусениц бешки, а Вовчик Пузаев уже разогнал ее до 70 км/ч. Холодный поток воздуха нещадно выбивал слезы из глаз, пробирался за шиворот под ватные бушлаты и снизу под ватные штаны. Казалось, даже кирзовые сапоги продувались насквозь.

Тем не менее, скорость была союзницей. Открытое место проскочить надо максимально быстро, не дожидаясь сюрпризов. Разведчики должны первыми вступить в бой. Принять удар, прикрывая колонну. Дать ей возможность уйти. Сами же в этот момент должны полагаться только на себя, скорой подмоги ждать не приходится. Поэтому и не сводили бойцы, слезящиеся от ветра глаз, с пролетающих мимо редких кустарников, жиденьких посадок и всего того, что может таить опасность. Николаеву в этом смысле было проще, чем другим, он сидел в задней части машины, спиной прислонившись к башне, оттого встречный ветер трепал только его макушку, обтянутую черной шерстяной шапочкой. Так распорядился взводный, сам он сидел впереди и контролировал всю переднюю полусферу, а своему заместителю поручил заднюю.

Утомленные однообразным пейзажем, взгляды то и дело возвращались на яркие столбы огня. Это по всей республике горели нефтяные скважины. Кто и как их поджег, догадаться было несложно, но, когда – Денис не знал. Когда он впервые вступил на эту землю, они уже горели. Постоянно появлялись все новые, солдаты между собой называли их свечками. Они были всюду разбросаны там и сям. Столбы клубящегося пламени поднимались на несколько десятков метров, от каждого тянулся огромных размеров шлейф густого черного дыма.

Много позже, уже на исходе весны, разведчики ушли на несколько недель в лес, когда вернулись, то сразу и заметили, что «свечки» уже потушили.

Ну а жизнь шла своим чередом. На фоне чадящих скважин, среди ревущих и лязгающих военных колонн, мимо разрушенных и полуразрушенных домов и строений, сновали по дорогам туда-сюда чеченцы не легковушках и грузовичках. Кое-где виднелись на полях трактора. Крестьяне начинали свой нелегкий труд, на просыпающихся после зимней спячки, полях. Машины, снующие по шоссе, завидев войсковую колонну, идущую в попутном направлении, обычно останавливались на обочине и пропускали ревущую свору мощной техники. А этого лихого джигита Денис заметил еще издали. Ярко-красная «копейка» неслась на обгон колонны, пропуская встречных, она ныряла между «Уралами» и снова стремилась вперед. Наконец «копейка» пристроилась сзади бешки разведчиков.

Денис этого ждал. Он предупредил взводного, встал на одно колено и вскинул автомат. Ехавшие в машине два молодых кавказца энергично зажестикулировали, заговорили между собой и засмеялись. Это совсем не понравилось Святому. Мало того, что они нарушили запрет, известный каждому жителю республики и вклинились в войсковую колонну, так эти два молодца явно не боялись оружия, видно стрелять им приходилось не только на охоте.