Восставшие из пепла

Жарко. Высоко в небе беспечно поёт жаворонок, а здесь, внизу, – нечеловеческая жара восьмой час выжимает пот под солдатскими касками и бронежилетами. Никак это не походило на обычные учения, впереди были отчетливо видны несметные полчища китайской армии. Жирное марево раскалённого воздуха недвижно лежит, стараясь раздавить людей в их выгрызенных в камнях окопах. Все уверены – их прислали умереть здесь. По ночной тревоге "вертушки" забросили сюда роту зеленых юнцов, месяц как закончивших учебку, против полумиллиона взбесившихся хунвейбинов.

Шальников стоял на вершине невысокого холма, широко расставив ноги и вперив взгляд в раскинувшуюся перед ним степь. Нервное возбуждение пробивало его от макушки до пяток, адреналин так и кипел в жилах. Никто и ничто не могло заставить его так сильно рисковать и присутствовать здесь в нескольких шагах от вражеской армады под защитой только лишь боевых установок сомнительного свойства. Но таков уж он был. Его довольно мало интересовало новое оружие, разработанное в лабораториях его центра, это был пройденный этап. Ощущение смертельной опасности, прогулки по краю пропасти и игра на лезвии ножа вот что действительно будоражило его. Сделать то, о чем простые смертные не посмеют даже и подумать никогда в своей жизни.

Неизвестно откуда появился разморённый жарой облезлый пёс. Высунув длинный розовый язык, он с вожделением смотрел на флягу, висевшую на ремне Шальникова, в которой, пёс знал наверняка, плещется живительная влага. Поразмыслив немного, Шальников порылся в нагрудном кармане френча и извлёк оттуда новую игрушку. Патрон с пулей со смещённым центром был в шестидесятые годы в диковинку. До сих пор не выдавалось случая посмотреть его эффект. И не успел новомученик что-либо сообразить, как его мозги полетели в одну, а кишки в другую сторону.

По склону холма, обливаясь потом, бежал грузный прапорщик, пытаясь ещё издалека сообщить, что профессора Шальникова срочно вызывают по спец связи. Разговаривать с кем бы то ни было совершенно не хотелось, но спец связь обязывала. Указав на растерзанные куски мяса и шерсти, Шальников коротко распорядился: "На шашлык".

На связь вышел академик Абрикосов.

– Кирилл Алексеевич, на "Арарате-22" – авария. Голубчик, только Вы в состоянии помочь. Скорее, у нас уже есть пострадавшие. Необходимо срочное снятие режима особой секретности для ускорения всеобщей эвакуации. Распорядитесь где надо.

Шальников недовольно поморщился. Ему никогда не нравился этот сухонький бойкий старичок, франт и моралист. Тот самый гнилой интеллигент, который со своими глупыми принципами мог подставить ножку любой наполеоновской идее.

– Так, Иван Николаевич, глубоко вздохните и спокойно объясните, что там произошло, и, главное, в любом случае запишите безопасное положение.

Голова Абрикосова была чрезвычайно ценна, и Шальников это понимал. Люди, оборудование – всё восстановимо, но не эта гениальная голова.

Абрикосов не унимался и продолжал упрекать в бездействии и простое. Время уходило. Наконец Шальников не выдержал и громким матом послал коллегу в безопасное место. В ответ академик с чувством плюнул на монитор с изображением ненавистного ученика, и, надев противогаз, выбежал вон из щитовой. Прирождённая пунктуальность и исполнительность все же заставили его предварительно подключить центральный процессор через спутник к отдалённой периферии. Через несколько секунд из печатающего устройства в штабной машине за тысячи километров от "Арарата-22" вышел отчёт о работе интеллектуальной системы слежения.

С досадой Шальников отшвырнул большой рулон бумаги.

– Ну почему, почему опять неудача? Система должна была не только найти, но и устранить ошибки, допущенные при подготовке опыта.

– Сварщиков всех в кандалы! – мелькнула мстительная мысль.

Но в следующую секунду Шальников весь в холодном поту снова схватил измятую бумагу. Внезапная догадка озарила молнией мозг. Последние анализы воздуха показывали почти 50% окислов азота в зонах, прилегающих к установке. Шальников не был дураком и сразу понял, что вырвавшееся чудовищное поле в сотни миллионов эрстед активизировало реакцию азота и воздуха, в результате которой образовались ядовитые газы. Это было невероятно, но на экране было видно, как щитовая затягивается клубами бурого дыма. В мощном, всё увеличивающемся поле росли токи в приборах. Тончайшие приборы систем управления не выдерживали, сгорали контакты, выстреливая снопами искр. Передача сигнала становилась всё более неустойчивой. Разрывая барабанные перепонки, взрывались осциллографы. На полу и столах в помещении лежало несколько человек – операторов установки. Некоторые из них ещё тяжело дышали, вдыхая газы, вызывающие отёки лёгких, и приближали тем самым свою гибель. Было видно, что некоторые пытаются покинуть здание, но поле, воспринимаемое простыми смертными как нечто эфемерное, уже обрело плоть. Плотность среды была примерно в 5000 раз больше плотности воздуха. Это было равносильно замене воздуха железом. Трупы в щитовой стремительно обугливались под воздействием поля. В следующую секунду сам экран ярко вспыхнул. Шальников инстинктивно бросился на пол, но тревога была ложной, – это взорвалась камера на том конце спец связи. Нельзя было терять ни секунды. Боевые установки были смонтированы тем же предприятием, что и установка, накапливающая электрическую энергию, и можно было предположить, что там устроен такой же подвох. Дрожащими руками Шальников начал выкручивать винты, крепящие кожух установки. Отвёртка сорвалась и со всей силой ударила по пальцам, но боли не было, её заглушал страх перед бесславным концом.

В этот момент явился дозор, объявив о том, что передовой эшелон китайцев примерно в десяти километрах от позиции, и минут через пять рота окажется на линии прямого огня противника. Шальников прервал работу, как будто поражённый громом. На какое-то время он потерял всякую способность реально оценивать ситуацию. Офицеры, подошедшие выслушать донесение дозора, уже с сожалением смотрели, как здоровенный мужик бьётся в истерике головой о свою глупую установку.

Немного успокоившись, Шальников вновь бросился к схеме и установке. Медленно шевеля толстыми губами, он бормотал как молитву принципиальную схему. На двух тороидах, помещённых в жидкий гелий, выполнена обмотка. Оба тороида заключены в теплоизоляционную оболочку. Бессонными ночами, полу эмпирически, со страшной угрозой для жизни устанавливалось такое взаимоположение торов, чтобы гигантские магнитные поля, генерируемые ими, взаимогасились, вновь превращаясь в электрические токи силой в миллион ампер. Эту конфигурацию знал лишь один Шальников, не доверяя никому главной тайны своего оружия. Беглым взглядом профессор осмотрел автоматы – переключатели и скользящие щитки, которые перебрасывали ток с накопительных тороидов на тороид, магнитное поле которого системой специальных линз, преломляющих линии распространения магнитного поля выбрасывали концентрированную смерть далеко за пределы установки.

Наконец, в мешанине проводов Шальников каким-то шестым чувством почуял неладное. Сверка по схеме сразу выявила, что два контакта надо поменять местами, и сейчас, если в накопитель подать ток, то два поля не загасят друг друга, а наоборот, наложатся одно на другое. Последствия этого Шальников уже видел. Нырнув в глубь установки, он, с проворством фокусника, за один ухват поменял провода местами.

– Кирилл Алексеевич, – гнусаво обратился старший техник. – Нужно же припаять контакты. Да и, вообще, зачем вы их поменяли местами?

–Ну-ка, ты, умник! – злобно рыкнул Шальников, – если не хочешь, чтобы китайцы тебя поджарили, обеспечь переброс контактов на втором накопительном тороиде.

Техник Жорж был от природы человеком сообразительным и знал, что Шальников может под горячую руку пристрелить кого угодно, а ещё хуже покалечить путём рукоприкладства. Конечно, он будет сожалеть о содеянном, но будет слишком поздно.

Поэтому Жорж сделал на своей чёрной лоснящейся физиономии выражение абсолютной покорности, отдал честь и развернулся через правое плечо, за что в следующую секунду получил ускорение пинком под зад. Летя в направлении бытовки, техник уже не слышал сообщения Шальникова о том, что Жорж – грязная черномазая макака.

Шальников, отругав для приличия Жоржа, начал осматривать горизонт. Первые эшелоны китайцев уже выстраивались по фронту. Несколько человек копошились около близлежащих установок. Через четверть часа последние переделки были завершены. Последний взгляд на ровный ряд аппаратов, сияющих под палящим солнцем, на скромно примостившиеся на флангах лазерные установки из лаборатории Фабриканта.

– Ну, посмотрим, на что способны эти игрушки. Дадим им проявить свои способности.

С этой мыслью Шальников подключил квантовые генераторы к своим источникам питания. Неизвестно откуда взявшийся Жорж включил частотный эквалайзер, за что получил подзатыльник.

– За что? – взвопил негр.

– Не лезь под руку.

– Но это стоит в программе исследования!

– Я этого не приказывал.

Шальников выключил и тут же включил прибор снова. После минутной накачки энергии сформировалось несколько видимых лучей.

– Кирилл Алексеевич, на световое излучение приходится 75% энергии.

– Перделки, – с презрением высказался Шальников.

Наконец, ещё через пять минут диаграмма на эквалайзере несколько изменилась, частота нормализовалась, установилась монохромность, но когерентность болталась. По ходу лучей стали падать обожжённые жаворонки. Несколько солдат на китайской стороне упали замертво, вспыхнул БМП. На командный пункт вошёл капитан Москвин.

– Товарищ профессор, если это всё, на что способны ваши… – капитан осёкся.

– Договаривайте, капитан – недобро ухмыльнулся Шальников.

– Разрешите дать приказ об отступлении.

– Что я слышу, капитан. Вы, кадровый офицер, оставите пост?

Лицо Шальникова стало багровым.

– Да знаешь, что делали с такими как ты в сорок первом?

В приступе праведного гнева профессор снова выхватил вальтер.

Повисла тяжёлая пауза. За распахнутой дверью командного пункта в майской степи не было слышно ни шороха. Перестали петь кузнечики в траве и пересвистываться суслики. Всё затихло в тяжёлом напряжении.

– Впрочем, я вас прощаю. Жорж, переключите энергию на наши установки.

Шальников особо подчеркнул наши и отвернулся от Москвина.

Лучи лазеров погасли. Вся цепь полыхнула искрами от переключившихся контактов. Начал медленно нарастать глухой гул. Москвин подошёл к смотровому окну.

– Профессор, это всё? Не лучше ли было бы вызвать тогда джаз-банд?

Капитану никто не ответил. Гул нарастал, переходя на всё более низкие частоты. Наконец, звук в какой-то момент оборвался. И в следующую секунду, как показалось, воздух вспыхнул мириадами солнц, закрыв собою настоящее солнце и полнеба.

– Что это? Ядерные штучки? Я ничего не вижу. – Потрясённый Москвин со стоном повалился на пол. Вместо ответа последовал довольный голос Жоржа.

– Босс, формирование энергопотоков завершилось через 3 минуты 05 секунд. Слияние потоков через 0,1 секунды.

– Отлично, макака, я знал, что у тебя качественное оборудование. Дополни теперь лазерный радар и удалённые датчики.

– Органическая жизнь уничтожена минуту назад. Гумусный слой сгорает. Температура в эпицентре условная – 6 000 000 градусов.

– На поверхности?

– Верхние датчики сгорели, на глубине 2 метров подходит к 1800 .

Через защитное приспособление Шальников разглядывал эпицентр. Огромная армада бронетехники горела. Металл загорелся и разбрасывал в стороны куски окалины, которые, долетев до эпицентра, испарялись и выпадали на глубинные районы Китая траурным чёрным пеплом. Специальная съёмка успела запечатлеть то, что казалось невозможно увидеть. Вот стоит шеренга китайских солдат. Через сотую долю секунды видно, как их тела надулись, как мыльные пузыри, ещё через пять сотых секунды пузыри начали лопаться, превращаясь в белые облачка водяного пара. А вот и началось возгорание того, что обычно не горит – металла, воздуха… Знакомые бурые облака возникают как бы ниоткуда. На поверхности выступили песчаные островки, спекаясь и трескаясь, образуя стекловидную массу. Разжижавшаяся твердь медленно, как болото затягивает остатки китайской армии. Из трещин вырываются сернистые газы, и, клокоча, вырывается на поверхность верхняя магма.

Установки отключены уже более двух часов назад, но сложнейшие процессы ещё идут там. На жёсткие диски накручивается огромное количество информации, которую невозможно было бы получить в лаборатории.

Уже не люди, а развалины вылезают из окопов. В пятистах метрах от себя они видели ад.

Москвин тяжело отрывает от пола свинцовую голову. Первое, что встаёт из зелёного тумана – техник, протягивающий рюмку водки.

– Выпейте, капитан, будет легче. Однако Вы пропустили самое интересное.

– Шальников, ты – сволочь. Что ты сделал? Это нельзя. Это неправильно.

Москвин не в состоянии что-либо сказать одеревеневшим языком, хотел объяснить этим сумасшедшим, что то, что произошло, не укладывается никуда и никак, но слова не шли на ум. Москвин плюнул на всё это и уставился в окно. Чёрный жирный дым превратил майский день в кромешную ночь преисподней. Где-то вдали распалялись какие-то дьявольские огни, освещая обезумевших солдат, которые разбрелись по степи. Ничего не понимая, некоторые из них брели прямо в пекло как лунатики.

– Интересное поведение, Кирилл Алексеевич, – заметил техник.

– Да, – протянул профессор, – мозг человека – большие потёмки, но, кажется, сегодня мы раскрыли много его тайн.

– Но как?

– Макака, много будешь знать – станешь умным.

– Профессор, ну, пожалуйста, – заканючил негр. Нам с капитаном чрезвычайно интересна ваша работа. Шальников был очень податлив к действию подхалимажа и поэтому очень быстро распустил свой павлиний хвост. Он подошёл к ЦВМ и, проделав таинственные манипуляции на клавиатуре, перешёл в режим просмотра работы алгоритма. На дисплее появилась карта с яркими точками, сложные гистограммы и записи биотоков мозга каждого солдата. Насладившись вопросительными взглядами слушателей, Шальников начал объяснять.

–Знаете, капитан, ведь я до последнего момента не знал, что кто-то здесь будет кроме нас. Как только вы объявились, появилась возможность провести интереснейшие опыты по действию магнитного поля на человеческий организм и мозг, в частности, которые я всё никак не мог провести.

Мысленно Шальников при этом воткнул шпильку в одно место Абрикосову за все рогатки и клинья, которые академик-моралист постоянно ставил на его пути к такому эксперименту.

В эту секунду на командный пункт зашёл адъютант профессора и доложил о готовности к отправке.

– Ну, пойдёмте, капитан гостеприимно предложил Шальников, за шашлычком, да за пивком мы мило побеседуем.

– Да, пожалуй. И ещё, внутри адская температура, почему нас до сих пор не снесло ураганом? – только дошло до Москвина.

– Положительно о военных врут, что они тупы, или вы – редкое исключение, – благосклонно ухмыльнулся Шальников.

– Видите ли, – он пропустил капитана вперёд. – Здесь речь идёт о довольно условном понятии температуры, то есть о тех условиях, когда начинаются некоторые превращения материи и пространства, как если бы здесь действительно полыхали миллиарды градусов.

Между тем Москвин вынул рацию, чтобы оповестить своих людей об эвакуации. При виде этого Шальников закрыл лицо ладонью.

– Господи, только подумаешь, что человек умный, как он оказывается идиотом.

– Я никуда не пойду без своих подчинённых.

– Ну и чёрт с вами! Последний раз спрашиваю, залезаете? – крикнул Шальников уже из вертолёта.

Вместо ответа Москвин вскинул автомат и, громко матерясь, обстрелял машину. Пули слабо царапнули по броне, не причинив никому вреда. Крепчал ветер. С Москвина сорвало каску и понесло по обгоревшим кочкам. Приближалась буря, от которой убегал Шальников.

В этот день, 1 мая 1966 года, профессор не мог успокоиться. В один день удача и неудача преследовали его, попеременно настигая. И в эту секунду он снова чуял что-то неладное. Связь с Араратом-22 так и не наладилась, и это внушало тяжёлые мысли.

Возбуждённый разговором Абрикосов полушёл, полубежал по внешней эстакаде в энергетический блок, в котором, очевидно, произошёл сбой. Стёкла противогаза запотели, было тяжело дышать, хотелось сорвать с себя маску и глотнуть свежего воздуха.

Когда Абрикосов подходил к энергетическому блоку, дверь резко распахнулась, едва не сбив академика с ног. За ней стоял старший техник станции, с губ его срывалась пена, глаза выкатились из орбит, он хрипел только одно слово: "Там… там…"

В один прыжок Абрикосов оказался внутри помещения. То, что он увидел, помутило его разум. В системе координации энергопотоков копалось безобразное существо величиной с кошку. Шарообразное тело, покрытое зелёной шерстью, жадно урчало. Длинным облезлым хвостом существо активно вертело в разные стороны, обрывая провода и срывая приборы. Уже видя академика, существо задрало хвост прямо перед его лицом. Насладившись своей наглостью, оно медленно повернулось на коротеньких мохнатых лапах.

– Явился, – глухо прохрипело оно, – давно ты портил мне всё. Но моё терпение не бесконечно.

– Прежде всего, – крикнул Абрикосов скорее для того, чтобы сохранить присутствие духа, – объяснитесь, по какому праву Вы находитесь на режимной территории.

– Что! – вскричал лохмач. Некое подобие его глаз и шерсть стали кроваво – красными. Ты хочешь сказать, что я стою не на своей территории. Это ты и только ты – чужак и пришелец здесь. Вас приняли как гостей, обогревали, создали условия для развития, а оказалось, что вы умеете только гадить.

С этими словами лохмач, выросший в размерах до человеческих, схватил академика за горло и поднес к своей пасти его голову. С выражением он произнёс:

– Да, гадить. С первых секунд своего существования вы жгли и корчевали джунгли вместо того, чтобы греться у нас гоблинов и кольбенов. Посмотри, – одним взмахом хвоста существо зажгло остатки целых ламп. Вы из-за своей глупой гордыни строите города, лезете в пустоту и дробите атомы. Зачем вы создали этот материал, который в обычных условиях губит обитателей этой благодатной планеты. Из хвоста лохмача на голову Абрикосова вытекла дымящаяся жидкость. Под её действием резина расползлась в отвратительную зелёную тянучку. Тянучка сползла по лицу Абрикосова и его одежде, превратившись у ботинок в мягкий мох.

– Но сегодня, – лохмач начал ходить по залу, – всё это, всё – воскликнул он, обмахивая хвостом оборудование, – и Вы в первую очередь заявили о том, что можете уничтожить и нас и планету. Сегодня вы разбудили великие силы природы, нарушили энерго-энтропийный баланс и тем привлекли чужеземцев из пустоты. Земля проснулась, и она в ярости. Она будет мстить вам, и месть её будет страшна. Эпидемии, войны, голод, революции – всё это были шлепки расшалившимся детям, а теперь она просто сотрёт людей из пространственно – временного континуума.

Абрикосов сидел как поражённый громом и только открывал и закрывал рот, судорожно глотая слюну.

– Я не знал, – по его щеке ползли слёзы и медленно падали в мох, я не знал, что энергия нам доступна, что живём неправильно, и что она…– Абрикосов запнулся и добавил шёпотом, – что она живая.

– А ты спрашивал? – был ему ответ – не этим, – лохмач постучал хвостом по губам человека, – а этим! – и постучал по голове.

– Как?

– Так же как разговариваем мы сейчас.

И только сейчас Абрикосов обратил внимание, что за всё время не открывал рта.

Повисло молчание, которое снова нарушил кольбен.

– Да, ребята, наломали вы дров. Самое скверное, что исправить это может лишь тот, кто это всё сделал.

– ?

– Да, но лучший из лучших, настоящий герой. Дело осложняется тем, что в ваши матрицы проникли они, те, кто поработят нашу Родину. Нужно выбрать тех, кто не поражён их влиянием. Отбором их занимаюсь я, главный дух этой Земли. Начнём же скорее церемонию, пока ещё не поздно.

– Но почему именно я? – изумился Абрикосов.

Кольбен изо всех сил ударил хвостом по бетонному полу, отчего раздался чудовищный гром, здание раскололось надвое, стены рухнули, полетели куски разрушенного оборудования, из-под земли полыхнул огромный факел, расплавляя всё, лопнули трубопроводы с жидким кислородом, изрыгая клубы пара. Абрикосов с минуту ничего не видел, но вскоре развалины осветились волшебным фиолетовым светом, который переходил по спектру в красный и обратно в фиолетовый. Хвост кольбена опустился в бездонную пропасть, из которой продолжало извергаться пламя, и через несколько томительных минут извлёк огромный сверкающий кусок горного хрусталя. Кольбен взмахнул им.

– Духи лесов и лугов, явитесь!

В небе над развалинами раздалось прекрасное пение, и начали собираться в переливающийся синими и зелёными блёстками круг эльфы.

– Великий круг эльфов, – пояснил кольбен.

– Духи недр и гор!

Под остатками бетона забилась какая-то неведомая сила.

– Это гномы, кольбены и гоблины.

Вдохнув воздуха, кольбен вырос ещё и начал размахивать хвостом, создавая мощный смерч. Смерч переместился к бездне. Кольбен страшным голосом закричал, – Земля, слушай меня, открой силу во имя равновесия двух миров!

Из кристалла вырвался белоснежный луч в центр смерча, постепенно расширяясь, разрывая пространство, он заполыхал синими искрами.

– Заклинай! – кричал кольбен, – Заклинай Духом Земли!

Но что-то дёргалось в лице Абрикосова. Волосы его встали дыбом, глаза горели страшным жёлтым пламенем. Над его головой чуть светился неизвестно откуда взявшийся столб.

– Нет, Нет – кричал до смерти перепуганный кольбен. – Останови, останови его, Абрикосов.

Он бросал потоком луча из кристалла в голову академика. Кожа облазила, разрушающиеся ткани замещались, перестраивались в неизвестный организм. И вот уже не Абрикосов, а чудовищный монстр угрожающе наступал на Верховного духа Земли. Кристалл выбросил последний луч и с грохотом лопнул в хвосте кольбена, осыпая всё вокруг раскаленными осколками.

– Всё кончено, сыновья Земли. Вы больше ничего не можете, ничего не сделаете. Люди принадлежат нам, и с ними мы одержим победу там.

Пришелец при этом показал пальцем вверх. Из ослепительных глаз начала расти и шириться жёлтая сфера. Кольбен в страхе бросился прочь, но застыл в неподвижности как и прочие духи земли. На глазах он сморщивался, уменьшался, пока не превратился в рой светящейся пыли.

– Заклинаю вас, – вскричал преображённый Абрикосов, – Духом… – Изнутри, из чрева пришельца Абрикосов пытался выкрикнуть, но силы были не равны, его личность давилась и фраза так и не была закончена.

– Заклинаю вас Духом Пустоты!

Мгновенно всё было залито сверкающей чернотой. Исчезли руины, бездна, духи Земли и сама Земля.

Пелена спадала с глаз Абрикосова. За плечо кто-то тряс и звал, – Иван Николаевич, очнитесь, что с вами? Лёшка, скорее за доктором, Ивану Николаевичу плохо.

Абрикосов сидел на бетонном полу. Адски болела голова. Академик потёр виски, поднял голову и увидел озабоченное лицо старшего техника станции.

– Исаак Михайлович, что со мной? Что со станцией?

– Ну и напугали вы нас, Иван Николаевич. А со станцией что, работает себе, она же у нас железная, что с ней будет.

– Да, железная…

Абрикосов встал на ноги и пошёл в щитовую. Оборудование энергоблока мирно гудело. На выходе из зала он на что-то наступил, подняв при этом облачко разноцветной светящейся пыли.

– Всё, всё. Спать. Четверо суток на станции дают себя знать. Пусть делают контрольные лучеметания без меня. Ничего сложного в этом нет.

Лопасти вертолёта рубили могучий воздушный поток. Ветер крепчал, и всё более сносил эскадрилью к северу. Шальников нервничал. Близилось время, назначенное Землёй, но никаких признаков этого не ощущалось. Профессор метался по крохотной, прокуренной каморке. Включилась спец связь, на экране появилось толстая лоснящаяся ряшка Фабриканта. Фабрикант подобострастно дрожал двойным подбородком, не смея первым начать разговор.

–Ну что?! Слишком хорошо живёшь. Отожрал морду, в экран не влезаешь, а тут начальник – Шальников указал пальцем на себя – жизнью рискует.

Толстяк потупился. – А что я, я ничего. Меня не направили.

– Правильно сделали. Если бы я послал тебя, то китайцы уже точно под Москвой сейчас были. Ну да не об этом речь. Какого чёрта твои установки не дали при испытаниях полную когерентность, и смещение фазы болталось, чуть ли не на 5%. Да что там, только монохромность устанавливалась минут пять. Мой человек из КГБ у тебя уже был?

– Да, – еле пролепетал Фабрикант, дрожа всем телом.

– На конференции, – Шальников посмотрел на свои огромные командирские часы с компасом, – через неделю в Штатах запустишь слух, что у нас утечка ценной информации, чтобы там поверили заброшенной информации насчёт лазерного щита. Ты подготовил людей, которых следует внедрить для контроля за ходом операции?

– Да.

– Так покажи их, идиот, – вскипел Шальников. Несколько минут он втолковывал молодцеватым ребятам о крайней необходимости выдавливать из противника максимально больше денег на то, чтобы победил социализм во всём мире. Профессор явно кривил душой, поскольку ему до лампочки была мировая революция, и не было особо сильного желания кого-то, что называется, "кидать на ржавые гвозди". Всё объяснялось банально просто – ему были нужны деньги. С каждым годом обнаглевшая номенклатура хапала всё больше валюты, и всё меньше шло на Шальниковский центр. Была идея, как обуздать хапуг, но всё как-то не доходили руки. А пока, через подставных лиц профессор создал в США корпорацию "Интел", которая должна была получить госзаказ на создание стратегической оборонной системы. Шальников был просто в восторге от своего хитроумного плана. Одним выстрелом он убивал двух зайцев. С одной стороны убирал лишних конкурентов из орбитального пространства, а с другой получал хороший куш.

Закончив инструктаж, Шальников подозвал толстяка и, глядя ему между глаз, отчётливо произнёс, – Ты, мешок с говном, не дай бог что-то случиться и американские спутники начнут сбивать мои орбитальные станции, я с тебя с живого кожу сдеру. Всё понял? Иди отдыхай.

Шальников отключил аппарат, откинулся в кресле и задумался.

–А что делать? Если не так с ними обращаться, то в моём центре будет такой же бедлам, как и во всём Союзе.

–Это точно, Кирилл Алексеевич, только так и никак иначе. Кнута им всем надо, чтобы слушались, – высказался Жорж, оторвавшись от своего занятия – высасывания остатков пива из бутылок и обгладывания собачьих костей.

– Сейчас кое-кто получит фейсом об тейбл. Кстати о фейсах и френдах. Надо потолковать с Майклом.

– А, это тот парень из Пентагона, с которым вы хорошенько нагрели Дрезденскую галерею в конце войны.

Да и не только её – протянул Шальников, вспомнив такую далёкую молодость, но тут же опомнился, – скажи ещё только одно слово и я тебе оторву всё, что у тебя выступает наружу.

Негр с воплями о правах человека шмыгнул в пилотскую кабину. Вытолкнув взашей Жоржа, Шальников начал наводить порядок. Он сгрёб бутылки, кости, окурки, клочья газеты в грязную тряпку сомнительного происхождения и выбросил образовавшийся огромный узел за борт. Взамен всего этого место на столике занял небольшой чемоданчик. Шальников осторожно открыл защёлки, ухмыльнулся и задумался. Профессор думал насколько относительная вещь будущее. Ещё две недели назад он водил коллег по громадному зданию, забитому коробками, дурацкими бумажными лентами с дырочками, кучей железа и восторженно рассказывал о современной вычислительной машине. Было не важно, что она выполняла умножение, чуть ли не целую минуту, а за час работы ломалась раз десять. Главное, все поверили и, несколько прохиндеев увезли с собой несколько усовершенствованных радиоламп, радостно потирая руки.

Правительственной комиссии он демонстрировал уже полупроводниковую машину и деловито объяснял, как объегорен капиталистический мир. За это, собственно, и получил очередной орден.

В центре и во всех уголках мира уже зримо обозначивших остов огромной империи использовалось то, о чём никто в те далёкие годы не мог и подумать.

Шальников по самую макушку заполнился гордостью.

– Да, я заслужил это. С некоторым трепетом он достал кристалл и вложил его в специальное гнездо. Внутри, по специальным светоносителям потекло лазерное излучение. Лицо его осветилось магическим светом. Такое освещение придавало ему вид безумия, и это впечатление было недалеко от истины. Шальников физически ощущал, как он пронзает века и тысячелетия, поправ поиски и дерзания ничтожных людишек, переворачивая все существующие законы. Такие мысли метались в его голове в течение бесконечных трёх секунд, пока шло формирование информационного кристалла. Это было невероятно, но Шальников за несколько лет прошёл путь, который человечество до сих пор не прошло и не пройдёт ещё долго. Как это могло произойти, наверное не узнает уже никто, но эти достижения Шальников уже мысленно положил в основе чудовищной идеологии невиданной по своей жестокости и степени уничтожения личности, идеологии империи зла.

Кристалл отформатировался на 10 в двадцатой степени килобайт, с быстродействием в 800 триллионов операций в секунду. Информация вывелась в виде голографического изображения.

– Наконец-то, наконец, я могу всё расшифровать. Практически все бесконечно сложные, кажущиеся случайными связи. Могу создавать системы управления с бесконечным числом управляемых параметров и управляющих сигналов, взаимно связанных и переплетёных в хаотичный узор многообразия жизни. Я могу управлять и крохотным атомом и бесконечной вселенной и даже, – Шальников испуганно обернулся, – даже человеком с его бесконечными эмоциями, желаниями, стремлениями и страстями.

– А не слишком ли ты много берёшь на себя?

Шальников вскочил и больно ударился о какую-то железку затылком.

– А, что!! Разве можно так пугать. У меня чуть сердце не выскочило.

– И с такими нервами ты хочешь править миром.

– Послушай, планета, надо хоть как-то предупреждать о начале вступления в общение.

– Ты, составная часть единого целого, хочешь ставить условия мне – огромному комплексу с единым информационным и полевым пространством, в системе которого интегрированы органические и неорганические носители разума 85 различных классов и 13 временных линий, имеющему свой номер в регистре интегрированных систем. Ты сперва как следует подумай, кто ты, а кто я. Мечтаешь о господстве, а сейчас, быть может, как ударит твою скорлупу о землю, чисто случайно, и всё сразу рухнет, от тебя ничего не останется, подумай об этом.