Крик одинокой птицы

© Наташа Шторм, 2021

ISBN 978-5-0050-4815-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

─ Ты знаешь, что делать. ─ Металлический голос разрезал тишину огромного кабинета. Я зажмурилась. Да, я знала, что делать. Отлично знала. Я делала это изо дня в день на протяжении шести месяцев. Целую вечность.

Сев на край столешницы, подтянула юбку. Голые ягодицы скользнули по отполированной до блеска поверхности и инстинктивно сжались от холода. Теперь предстояло лечь на спину, не задев головой ни одного канцелярского прибора. Мой мучитель имел пунктик. Он коллекционировал офис-прибамбасы и расставлял изделия из мрамора и нефрита в известной лишь ему последовательности.

Далее самое сложное. Я подняла ноги и упёрлась пятками в край стола, широко разведя колени. Всё. Пройдёт ровно минута, и моё тело вновь взорвёт острая боль. Я не открывала глаз. Я знала, что сейчас делает хозяин. Звук упавшего на пол ремня, визг молнии. Я пыталась глубоко дышать, прогоняя подступившую тошноту, и думать о чём-то отвлечённом: о дожде, лившем уже неделю, о пробках, в которых мне предстояло проторчать не меньше часа, добираясь домой, о том, что закончился хлеб. Но нет. Образ ненавистного мужчины вытеснял все мысли. Я открыла глаза и сжала кулаки. Уж лучше так. Мой взгляд давно ничего не выражал, ни боли, ни отчаяния, ни страха. Но разве мои чувства когда-нибудь волновали это похотливое животное?

Я безучастно наблюдала, как мой персональный господин потирал рукой свой возбуждённый орган, приводя его в состояние полной боевой готовности. За шесть месяцев босс ни разу не прикоснулся к моему телу, не притронулся к груди, не провёл пальцами по щеке, не поцеловал. Это было к лучшему. От подобных прикосновений меня могло вывернуть наизнанку. Кажется, он догадывался об этом.

Я никогда не раздевалась полностью. Просто каждое утро ровно в девять снимала колготки и трусики, брала папку с документами и шла в кабинет начальника. И каждый раз, вместо приветствия, слышала одну и ту же фразу: «Ты знаешь, что делать!»

Минута прошла. Лицо мужчины покраснело, дыхание участилось. Поддавшись вперёд, он навис надо мной и вошёл в моё тело одним резким толчком, доставляя очередную порцию боли. Я сильнее сжала кулаки и прикусила губу. Нет, я не закричу. Я не доставлю тебе такого удовольствия, зверь. Я расплачусь с тобой и исчезну, покину этот город, растворюсь в бескрайних просторах необъятной родины и никогда, слышишь, никогда тебя не увижу!

Ещё две минуты. Я следила за длинной стрелкой на циферблате. Всё. Шеф оказался более чем пунктуальным. Уложился. Вздрогнув всем телом, насильник закинул голову назад, выдохнул и выпустил в меня струю тёплой спермы.

Пытка закончилась. Я выжила в очередной раз. Теперь моей наградой станут следующие двадцать четыре часа, в течение которых я не увижу того, кто разрушил мою жизнь.

─ Свободна!

Медленно сдвинув ноги, я аккуратно поднялась. Сейчас главное ─ не делать резких движений. Просто спокойно дойти до туалета и смыть с себя липкую грязь. Поправила юбку, втиснулась в узкие остроносые лодочки.

Шеф заканчивал с бумагами. Захлопнув папку, вручил мне. Миссия выполнена.

На то, чтобы привести себя в порядок мне понадобилось несколько минут. Это раньше я запиралась в дамской комнате и тихонько скулила, забившись в угол. Теперь же смирилась, привыкла.

Спускаясь в бухгалтерию, встретила Ольгу. Очаровательная секретарша босса приходила к десяти, когда моя «смена» заканчивалась. Пользовался ли ею наш генеральный, как мной, либо она работала по специальности, не имело значения, во всяком случае, для меня. Но то, что женщина являлась профессионалом, сомнению никто не подвергал. Холёная, одетая с иголочки, с аккуратно собранными в замысловатую причёску волосами, она олицетворяла не секретаршу, а, скорее, помощницу, правую руку жестокого правителя. Но, в отличие от господской, эта рука тянулась ко мне не с целью унизить и наказать, а с иной, поддержать и утешить.

Вот и сейчас Ольга улыбалась, хотя в огромных карих глазах я читала искреннее сочувствие.

─ Привет, Птичка! В бухгалтерию?

Я кивнула. Теперь до шести часов моё место было там, за компьютером.

─ Как настроение у шефа?

Я пожала плечами.

─ Обычное.

Ольга загадочно подмигнула.

─ Не хочешь расслабиться?

Расслабиться? Да меня итак расслабляли пополной каждый день.

─ Мне сегодня тридцать стукнуло. Хочу собрать девчонок в «Дилижансе». Ты с нами?

«Дилижанс»! Самый модный и дорогой клуб в городе! Там крутились либо богатые папики со своими подопечными, либо золотая молодёжь. Меня не привлекали подобные заведения, но обижать хорошего человека отказом не хотелось.

─ Тридцать? Никогда бы не подумала. Поздравляю. Но… я не купила подарка, да и платья подходящего у меня нет.

Ольга рассмеялась.

─ Не нужно подарка, и платья особого не надо. Поедем сразу после работы. Так что не парься.

Я и не парилась. Ладно, схожу в клуб, отвлекусь немного от серых будней, а завтра куплю Ольге нечто милое и совершенно бесполезное. На память.

Спустившись в бухгалтерию, кивнула девочкам и включила комп. Предстояло разобрать почту, рассортировать по папкам и распечатать часть корреспонденции в бумажном варианте.

─ Птичка, как себя чувствует Лиза? ─ Нина Ивановна, начальник материального отдела, повернулась в мою сторону.

─ Спасибо. Так же.

─ Главное, что не хуже.

Я вздохнула. Пожалуй, сейчас это являлось главным, самым главным и самым важным. Я устало закрыла глаза и надавила на переносицу.

Шесть месяцев назад

─ София Птичка?

Оторвавшись от невесёлых мыслей, я поднялась с жёсткой кушетки и взглянула на медсестру.

─ Да. Это я. Как Лиза?

Девушка улыбнулась.

─ Состояние стабилизировалось. Но…

─ Но что?

Медсестра поправила колпак.

─ Ваша родственница впала в кому.

В кому? Что это значило? Моё сердце забилось сильнее. В той страшной аварии на мосту погибли наши с Лизкой родители. А она… она чудом уцелела. Я была готова на всё, лишь бы не потерять единственного близкого человека.

─ Я могу поговорить с доктором?

─ Нет. Он на операции. Персонала не хватает. Бригады не спят вторые сутки. Столько пострадавших!

Я обвела взглядом холл. Как странно. Убитая собственным горем, я и не заметила, что тут собралось человек пятьдесят. Родственники. Они жались друг к другу, ожидая известий. Свои же новости я услышала.

Тонкая рука легла на моё плечо.

─ Идите домой, София, поспите. Впереди Вас ещё ждут бессонные ночи. Да и к похоронам родителей нужно подготовиться. У Вас есть родные?

Я покачала головой. Лиза. Вот всё, что осталось. Но сестра балансировала на грани миров и не спешила возвращаться ко мне, чтобы хоть как-то разделить боль утраты. Значит, обряд ляжет на меня.

Домой идти не хотелось. Моя душа стремилась попасть за высокие серые стены, в приют для страждущих и скорбящих, и там обрести покой.

Я взглянула в окно. Солнце катилось на запад, окрашивая окрестные холмы оранжевым светом, небеса потемнели в ожидании первых звёзд, а прохладный ветер раскачивал кроны вековых дубов так, что те склонялись и недовольно скрипели. Наверное, сейчас грозовые тучи затянут небо, грянет гром, молния рассечёт линию горизонта, и на землю обрушится поток воды.

Я любила закат, любила наблюдать за игрой красок и форм, за таинственными изменениями и превращениями. Но сегодня мне не было никакого дела до красот природы. Я видела перед собой лишь угрюмые серые стены обители, женского монастыря, куда стремилась моя измученная душа, и ждала ливня.

Потоптавшись в холле больницы ещё пару минут, я села в лифт и спустилась на первый этаж. Открыв входную дверь, вышла на свежий воздух. Ветер тут же пробрался под полы тонкого пальто, но холода я не почувствовала. Тоска и безысходность заполнили меня изнутри, не имея возможности вырваться на свободу. Они душили и разрывали тело, но я не могла тому противиться. Я не умела плакать, тем самым облегчая страдания, выпуская их наружу. Счастливая Лизка! Близняшка давала волю слезам по поводу и без. Рыдала Лизка трогательно, красиво, вызывая у окружающих не раздражение, а желание обнять и защитить несчастное создание. Я же родилась другой. Нет, я тоже тонко чувствовала и переживала, но мои эмоции оставались глубоко внутри. И вытянуть их наружу не могли ни боль, ни обида.

Первые капли упали на землю. Я ускорила шаг. Ноги сами несли меня к монастырю, будто именно там меня ожидало исцеление.

Взявшись за тяжёлое металлическое кольцо, потянула створку ворот и удивилась, что они не заперты. Войдя во двор, прислонилась к деревянной поверхности, не в силах сделать шаг дальше. Что-то мешало войти в стены, которые когда-то были для меня родными.

Дождь усилился. Где-то слышались раскаты громы. Казалось, сама природа оплакивала несчастных, погибших на новом мосту из-за обвала бетонных конструкций. Либо… либо это был знак свыше. Мои грехи не пускали меня в святые стены. И сам Бог позаботился о том, чтобы разбушевавшаяся стихия помешала моему возвращению.

Я не могла продолжить путь, равно, как и не могла уйти. Просто стояла у ворот, чувствуя, как одежда намокает и прилипает к коже. И тут я увидела Марту. Моя подруга по воскресной школе спешила навстречу, держа над головой огромный зонт.

─ София! Здравствуй! ─ обняв, она потянула меня следом. ─ Идём же! Матушка-настоятельница ждёт тебя. Она увидела, как ты выходишь из больницы, и приказала не задвигать засов.

Я шла рядом с подругой, всё ещё сомневаясь в правильности решения.

─ Даже не знаю, зачем пришла сюда.

Марта крепко сжала мою кисть.

─ Вернулась, и это главное. Теперь всё будет хорошо.

Вот я и дома. Войдя внутрь, я осмотрелась. Тут ничего не изменилось за два года. Холодно, сыро, мрачно. Монахини экономили на отоплении и на электричестве, пуская все средства на развитие местной больницы. Когда-то и я работала там, в отделении для стариков. Мне нравилось заботиться о ближних, нравилось носить простую одежду и есть простую пищу. Я не искала ни утех, ни развлечений. Это был мой мир, моё призвание, моё будущее.

Я почувствовала, как тело мелко затряслось, то ли от холода, то ли от нервного напряжения. Почему я покинула эти стены? Почему не прислушалась к голосу собственного сердца, к плачу собственной души?

Марта помогла мне снять пальто. Поставив зонт у двери в углу, она улыбнулась.

─ Ты иди, Птичка! Матушка ждёт. А я пока просушу твои вещи. ─ Сделав пару шагов, она остановилась. ─ Я скорблю вместе с тобой, София. Но ты же знаешь, на всё воля Божья.

Я кивнула и направилась к лестнице. Да. В этом месте ничего не изменилось. Каждый шаг гулко отзывался в огромном помещении… и во мне… острой болью. Узкая винтовая лестница, крутая и опасная. Сколько раз я спотыкалась на ней! Но всегда чьи-то руки умудрялись помочь, поддержать, не дать свалиться и сломать себе шею. Я знала каждую щербинку в камнях, из которых она была сложена, каждую трещинку. Взявшись рукой за отполированные до блеска перила, начала подъём. Второй этаж. Я сделала несколько шагов и остановилась. Кабинет настоятельницы. Перекрестившись, толкнула дверь.

Запах ладана и трав приятно щекотал ноздри. Тусклый свет, лившийся от керосиновой лампы, освещал небольшое помещение, стены которого украшали иконы и полки с книгами. Грубый стол, два стула. Я вспомнила, как появилась тут в последний раз с просьбой отпустить меня к семье. Тогда моя душа рыдала, истекала кровью, как и сейчас.

Матушка стояла на коленях у образа Спасителя ко мне спиной и молилась. Я не смела мешать. Закрыв глаза, попыталась произнести молитву, но не смогла. В голове вертелись два слова: «Грешна, Господи!»

─ Подойди ко мне, дитя!

Сорвавшись с места, я подбежала к пожилой монахине и помогла ей подняться.

─ Артроз совсем замучил. Я уже не могу спускаться. Вот смотрю весь день в окно, да молюсь за ближних. ─ Сделав несколько шагов, она тяжело опустилась на стул. ─ Ты садись, София, да шалью укройся. Промокла совсем.

Укутавшись шалью, я села напротив настоятельницы и низко опустила голову. Матушка пристально посмотрела на меня.

─ Скажи, что ты почувствовала, когда вошла в эти стены?

Сердце сжалось.

─ Я почувствовала… почувствовала себя предательницей. Возможно, то, что случилось, и стало моим наказанием.

Матушка тяжело вздохнула.

─ Я боялась услышать именно эти слова. Но ты не должна винить себя, София. В то время ты была нужна своей семье.

─ Семье? Лиза мечтала учиться за границей, а родители категорически не желали отпускать её одну. И… Словом, сестра уговорила меня. Она умела уговаривать.

Старая монахиня развела руками, а я вскочила со стула и упала на колени.

─ Это было испытанием. Господь проверял мою стойкость, но я не устояла.

─ Запомни, София, семья ─ это главное. ─ Женщина медленно встала и, подойдя ко мне, провела мягкой ладонью по моим волосам. ─ Помнишь, что говорил наш Отец небесный? «Если же кто о своих, и особенно о домашних, не печётся, тот отрекся от веры и хуже неверного».

─ Помню, матушка. Но… что мне делать сейчас?

Настоятельница подошла к окну.

─ Молись, дитя моё. Молись об упокоении душ усопших и о здравии живущих. И постарайся искренне, всем сердцем, простить виновников того, что случилось.

Я брела по узким улочкам родного города, старательно обходя лужи. Дождь закончился, смыв с листьев пыль и копоть. Теперь ночной воздух наполнила удивительная свежесть разбушевавшейся весны.

Мы с Лизой вернулись в Россию всего на неделю, чтобы отметить наше двадцатилетие в кругу семьи. И что? Завтра мне исполнится двадцать, но этот день, отныне и навсегда, будет ассоциироваться с печальным обрядом, с погребением папы и мамы. Настоятельница взяла на себя все хлопоты, вот только мне предстояло стоять у двух выкопанных могил и принимать многочисленные соболезнования.

Отец занимал солидный пост генерального директора металлургического завода, который кормил большую часть местных жителей. Так что завтра на кладбище соберётся весь город. Я тяжело вздохнула. Предстояло пережить эту ночь, завтрашний день и целую вереницу вот таких же страшных дней и ночей. Господь вновь испытывал меня. Но теперь я была уверена, когда Лиза поправится, я попрошу у неё прощение и вернусь в монастырь. Там моё место.

Глава 2

─ Птичка! Ты чего притихла? Смотри, как тут здорово! ─ Леся, финансовый аналитик, обвела рукой огромный зал.

Я не чувствовала восторга. В Лондоне Лиза частенько таскала меня по подобным заведениям. Я не смела отказать, боясь, что ветреная сестрица напьётся либо свяжется с плохими парнями. Почему я пошла в бар сегодня? Не могла отказать теперь уже Ольге или решила, что находиться в кругу людей лучше, чем сидеть дома одной?

Отодвинув бокал с вином, налила яблочный сок.

─ Не, Птичка, не шлангуй! Ты обязана выпить за здоровье Оленьки! ─ Таня из материального! Вечно ей всё надо!

─ Ой, девчонки, ─ бухгалтер Верочка, наша новенькая, ─ подкатила глаза. ─ Вот закончится ремонт, и разведут нас по разным кабинетам. Когда ещё увидимся?

Ольга усмехнулась.

─ Ремонт закончится нескоро. Так что работайте спокойно. А, вот и закуски.

Шустрый официант тащил на подносе гору тарелок с салатами. Секунда, и перед каждой из нас появилась своя порция.

─ Тут столько симпотных парней! Эх, жаль переодеться не успели. Сидим, как инкубаторские, в белых блузках. А я платье новое купила.

─ Ничего, можно ещё раз наведаться. Может, познакомимся с кем.

─ Да мы тут за раз всю зарплату спустим!

Я слушала трескотню коллег в пол-уха. Меня совершенно не волновали парни, тем более, завсегдатаи этих мест. Каких чувств и отношений стоило ждать от золотого мальчика? Да никаких, разве что на одну ночь.

─ А наш шеф красавчик. Правда, Птичка?

Я вздрогнула. Никогда не задумывалась о внешних данных мужчины, который каждый день разрушал меня.

─ Признайся, ─ Вера придвинулась ко мне ближе, ─ чем вы занимаетесь в его кабинете по утрам?

Вся кровь отлила от моего лица. Хорошо, что в клубе царил полумрак, рассекаемый вспышками неоновых огней.

─ Чего пристала? ─ Ольга пододвинула ко мне бокал с вином. ─ Птичка работает документоведом. В её обязанности входит выборка и доставка почты.

─ А я бы своего не упустила, ─ хохотнула Леся, ─ юбочку покороче, глазки поярче и две пуговки верхние расстегнуть. ─ Она кокетливо поправила свой бюст, размер которого можно было оценить и без расстёгнутых пуговок.

Таким достоянием лично я похвастаться не могла. Поэтому, до сих пор оставалось загадкой, по каким таким критериям босс выбрал именно меня для своих тёмных забав.

Шесть месяцев назад

Куда стремится душа, покинув холодное тело, оставив на земле лишь хрупкую оболочку, скорлупу, жалкое подобие того, что раньше было человеком? Превратившись в сгусток энергии, душа стремится вверх, к создателю, кем бы тот ни являлся, стариком с белой бородой и нимбом, единым всезнающим разумом или вечно изменяющийся материей ярко-красного цвета. Я верила в Бога, но всегда представляла его по-разному. А как не верить? Ведь наука до сих пор не смогла объяснить, куда исчезают те самые три грамма живой сути, три крошечные грамма, именуемые душой.

Я слонялась по комнатам, где всё ещё чувствовалось присутствие матери и отца. Они, словно ненадолго покинули квартиру, словно вот-вот собирались вернуться. И я ждала. Но телефон молчал, а дверь никто не открывал. Наверное, должно пройти время, прежде, чем наступит осознание утраты, прежде, чем мозг поймёт, что ни мама, ни папа больше никогда не войдут сюда и не наберут знакомый номер.

Я уселась в кресло и уставилась в окно. На всё воля Божья. Только в тот роковой день не Бог толкнул отца сесть за руль, а очередной каприз моей сестры, банальное желание прошвырнуться по новому торговому центру и прикупить на днюху что-нибудь этакое. Нарядов в Лизкиной гардеробной висело великое множество. Так зачем же ей понадобился ещё один?

Впрочем, размышлять об этом было поздно. Случилось так, как случилось. Теперь осталось собрать все силы и всю волю в кулак и вылечить Лизавету.

После похорон я вновь вернулась в одинокую квартиру. Если бы только послушалась матушку-настоятельницу и спряталась за неприступными стенами монастыря, я избежала бы тех бед, что обрушились на меня впоследствии. Но я не послушалась и вскоре поплатилась за это.

─ Ты не хочешь вернуться к сёстрам, дитя моё?

Я тяжело вздохнула.

─ Очень хочу, но позже. Понимаете, матушка, я должна побыть дома, в одиночестве. Мне это необходимо. Лизу перевели из реанимации. Она не пришла в себя, но врачи очень надеются, что это скоро произойдёт.

Женщина положила на моё плечо тёплую ладонь.

─ Главное, отоспись. Сёстры подежурят в больнице. Наверное, тебе понадобятся деньги на дальнейшее лечение. Ты только скажи.

Я кивнула. В тайнике монастыря лежала фамильная реликвия. Точнее, раньше их было две, два кольца, принадлежавших моим далёким предкам, построившим обитель, кажется, в пятнадцатом веке. Теперь их истлевшие тела покоились на монастырском кладбище, а обручальные кольца, усыпанные бриллиантами и сапфирами, в тайнике. Мама рассказывала, что моя пра-пра- и ещё несколько раз прабабка являлась византийской принцессой, обещанной в жёны русскому князю. Эти кольца были её приданым помимо всего прочего. Семья бережно хранила тайну, и нас с Лизой посвятили в неё в день совершеннолетия. Лизка сразу воспряла духом. Это был её звёздный час. Уж не знаю, как ей удалось уговорить родителей, но, спустя какое-то время, отец вынес вердикт.

─ Ладно, чего кладу без дела лежать? Я нашёл человека, который удачно продаст колечко. Вот на эти деньги вы, девочки, и отучитесь в лучшем университете.

Я только открыла рот, чтобы возразить, но мама подала знак помалкивать. У нас с ней была своя система знаков. Мы понимали друг друга без слов. И всё же, я была уверена, что глава нашей семьи не имел никакого права так необдуманно распоряжаться тем, что мои предки сберегли и в революцию, и в войну, и в послевоенные голодные годы. Эти кольца должны храниться в тайнике, рядом. Как спали рядом вечным сном византийская принцесса и русский князь, любившие друг друга, и, умершие, по приданию, в один день.

Но решения отца оспорить никто не посмел. Впрочем, кто кроме меня сомневался в его правильности? Лизка? Она ликовала, мама светилась от счастья, исполнив очередной каприз любимицы, а я? Разве кто спросил, что думаю я по этому поводу? Разве кого-то когда-нибудь интересовали мои желания и мечты? Я являлась тенью, бледной копией своей близняшки, гадким утёнком рядом с прекрасным лебедем. Нет, меня ничем не обделяли, но я шла по жизни под номером два, молчаливо и уныло. И только в монастыре чувствовала себя равной среди равных, нужной, полезной. Матушка умела объяснить каждой послушнице её ценность и истинное предназначение.

─ Ты едешь с сестрой, София. ─ Отец сказал, как отрезал.

─ Да… но… я хотела…

─ Принять постриг? ─ он обернулся ко мне и грозно свёл брови. ─ И ты думала, я позволю, ─ таким тоном отец разговаривал только со мной, ─ чтобы моя дочь мыла горшки и копалась в земле?

Эх, я бы с радостью разрыдалась, если бы могла. Если бы могла, я бы объяснила упрямому родителю, что ухаживать за стариками мне было приятно, гораздо приятнее, чем мотаться по магазинам в поисках очередного платья или туфелек, или часами болтать по телефону. Если бы отец мог понять, я бы рассказала, что люблю возиться в саду, наблюдая, как из слабого побега вырастает гибкая яблонька, раскидистый тутовник, крепкий орех. Если бы он хоть немного интересовался мной, я бы открыла ему душу. Но папа всегда был занят. Он отдавал короткие приказы и требовал их чёткого исполнения. Гораздо проще дать ребёнку денег на развлечения, чем вникнуть в его жизнь, стать частью той самой жизни.

Тем не менее, я нежно любила своих родителей и свою взбалмошную близняшку. И ради них была готова на всё.

─ Иди, попрощайся с сёстрами. ─ Мягко улыбнулась мама. ─ Но не задерживайся.