Мир сказок грустных, веселых, ироничных и печальных

Биографическая и библиографическая справка

Небылицкая Наталия Ильинична моя сестра, родилась 13.04.1937 в Москве в семье молодых кинематографистов киностудии «Мосфильм» Войтоловской Лины Львовны (1908–1984) и Вайсфельда Ильи Вениаминовича (1909–2003). Ушла из жизни 29 марта 2008 года.

Во время войны с осени 1941 года в возрасте 4 и 8 лет мы с сестрой и с мамой были отправлены из Москвы в Алма-Ата в составе эшелона, эвакуировавшего сотрудников Мосфильма. Отец был на войне до 1945 года. Из его фронтовых писем, сдержанных в виду военной цензуры, всё же видно, насколько трудно в тылу жилось нашей матери с детьми, хотя город был относительно благополучным. В городе Алма-Ата нас приютил казахский писатель Тажибаев и его семья, за что мы ему всегда благодарны. В середине 1943 года мы вернулись в Москву. Наши комнаты в квартире были заняты и разграблены. Пока мама восстановила жильё мы жили у друзей – в комнате литератора Дранова Бориса.

После окончания школы в 1955 году Наталия поступила во Всесоюзный государственный институт кинематографии (ВГИК). В 1959 году вместе с группой будущих сценаристов с ее курса была исключена из ВГИКа по «идеологическому» обвинению. Об этом ниже чуть подробнее.

В 1958 году газета «Комсомольская Правда» опубликовала фельетон «Крамольный ВГИК». Событие подробно описано Н. И. Небылицкой в «Новой газете» (06.11.2013. № 124), где опубликовано ее письмо, написанное где-то в 2000-е годы к дочери Фриды Абрамовны Вигдоровой Александре Раскиной. Ф. А. Была тогда известна как журналист, депутат (вспомните суд над Иосифом Бродским). Сейчас многие наши граждане поняли то, о чём тогда писала о ней моя сестра: «…Ф. А. была из той редкой породы людей, которые не выбирают «нужных» для защиты, понимают, что правду необходимо обнародовать, неважно, большая беда случилась с человеком, или маленькая. И ещё – власть боится света. Она гадит, душит, убивает в тени. …Вигдорова была тем лучом, который не давал власти безнаказанно и в безмолвии творить свои чёрные делишки. Газеты не печатали её разоблачений, но Ф. А. говорила – и этот тихий голос слушали и слышали, а потом передавали от одного к другому открытую Фридой Абрамовной правду». Были такие бывшие друзья и даже поклонники Н. И., которые при встрече с сестрой в нашем дворе быстро скрывались, лишь бы «не замарать» себя любимых контактом с «прокаженным».

Изгнанных из ВГИКа талантливых студентов пытался защитить даже Сергей Аполлинариевич Герасимов (профессор ВГИКа. Академик АПН СССР. Герой Социалистического Труда. Народный артист СССР. Лауреат Ленинской премии, трёх Сталинских премий и Государственной премии СССР). Он ходил просить за студентов к комсомольским «боссам». Где теперь они, эти бывшие «вершители судеб»? Пыль!

Через год (или два), когда страсти утихли, почти все «изгнанные» студенты были восстановлены во ВГИКе. Многие из них впоследствии стали известными сценаристами и актерами. Среди них вспоминаю теперь сценаристов Владимира Валуцкого (вспомните фильм о Шерлоке Холмсе), Дмитрия Иванова, Владимира Трифонова, актрису Даю Смирнову. Н. И. писала: «Мы не боролись с властью. Казалось нам: пришли новые времена, старое уж не вернётся».

Н. И. окончила ВГИК в 1963 году. Для полноты картины тех дней читайте сборник работ Н. И., опубликованный мной в электронном издательстве «Ridero» (https://ridero.ru/books/rasskazy_povesti_scenarii_i_drugoe/). Особенно полезно было бы читать тем молодым людям, которые не согласны с рабским строем в современной России.

Н. И. стала писателем и кинодраматургом. В литературно-художественных издательствах и журналах были опубликованы её художественные произведения: повести о «простых» людях, трудившихся и выживших в условиях после-сталинской советской власти: «Белка в колесе» (1988), «Автопортрет в розовом» (1983–1987), «Сквозняк» (1987, о только появляющихся в СССР наркоманах), серия рассказов о жизни в советское время (1973–1987), роман «Бал бесноватых» (1996 г.) и стихи. Н. И. была автором более 56 сценариев к художественным и документальным фильмам. Список цитирую с небольшими дополнениями по Анкете – см. ниже: «Золотой конёк», «Дымка» (1985 г.), «Зимовье на Студёной» (1986 г.) (режиссер И. Негреску); «Весна, война, любовь» (режиссёр А. Бланк); «Рождённые свободными» (режиссёр А. Дорман); «Тёплый дом», «Дитя моё!», «Мой утренний город» (режиссёр Е. Небылицкий); «Время собирать камни» (режиссёр Я. Назаров). Первая любовь (короткометражный фильм (1966 г.) (режиссёр А. Бланк). Некоторые сценарии были отмечены премиями и наградами. В связи со съемками сценариев и работой с материалом она много ездила по России, работала в Сибири, на Урале, в Грузии, Украине, Средней Азии, на Каспии, в Центральной России. Кстати, о Сибири: в упоминаемом выше издании «Ridero» опубликовано её воспоминание бараках в лагерях, приготовленных для евреев.

В предлагаемый сборник включены два художественных сценария, которые можно отнести к категории психологических триллеров. Сценарий «Эй, грымза!» описывает нравы после-ельцинского периода в России, характеры двух участниц последней войны, заканчивается событиями на Дубровке в Москве. В сценарии «Кошачий глаз» представлена настоящая поэма и личная драма времен новой России. Заканчивается как поэма. Поэтично заканчивается пьеса «Среди зимы», в которой переплетаются отношения к жизни и быту новых поколений перестроечных времен и участников и свидетелей военных лет. Сценарии и статьи Н. И. скорее не о событиях, а о психологии людей, человеческом благородстве и подлости. Но написанные ТОГДА, эти произведения удивительным образом вполне совпадают с нашей действительностью.

В продолжение темы репрессий в сборнике публикую пьесу Н. И. «Среди зимы», рассказы «Горсть песка», «Мартовский снег» и, на первый взгляд, казалось бы, не связанный с этим рассказ «Никитины кони».

Будучи тонким психологом, Н. И. в статьях отражает психологию современников, то есть «современное очумление общества», имеющее продолжение в нынешней жизни и близкое нам сегодняшним.

Н. И. писала стихи. Одно из них имеет название: «Я никогда не видела войны». Подборку ее стихов я публикую в конце книги.

Последние годы были трудными для Н. И.: ее муж – оператор, сценарист и режиссер Е. Б. Небылицкий во время съемки попал в автомобильную аварию и оставался инвалидом до конца дней. В этот тяжелый период моя сестра написала два художественных сценария, очерки, рассказы, статьи, закончила роман «Бал бесноватых», который был опубликован в 2010 году небольшим тиражом. Н. И. была «трудоголиком» и оставила большое литературное наследство. Кроме книги «Бал бесноватых», она не смогла в 90-е – 2000-е годы публиковать свои произведения. По согласованию с сыном Н. И., Никитой Евгеньевичем Небылицким, я скопировала из её компьютера произведения, которые не были еще опубликованы. Учитывая современные материальные соображения, я публикую их в международном электронном издательстве Стрельбицкого.

В 2012 году роман «Бал бесноватых» был переиздан Российским гуманистическим обществом в бумажном виде (при материальной поддержке Н. Е. Небылицкого). Этот роман, с одной стороны, можно назвать, приключенческим, описывающим быт и дух интеллигенции того нестабильного времени, с другой, – серьезным анализом взаимоотношений элиты и народа в перестроечные девяностые годы. К сожалению, данное издательство не занимается распространением книг. Кое-что я сумела распространить самостоятельно. Книгу можно приобрести у меня.

Н. И. предваряет книгу «Бал бесноватых» следующей моралью: «Роман о борьбе за честь и человеческое достоинство, о схватке с обстоятельствами и случайностями, о никогда не прекращающейся войне с собственными слабостями и ошибками. Герои книги не злодеи и не святые – это мы с вами. Читатель познакомится с Алёшей, Настей, Эльвирой, Генералом и его братом Степаном, с Женей и Никифором. Повествование начинается с конца эпохи Ельцина, но, как известно, настоящее и будущее не может существовать без прошлого. И потому характеры героев сплетаются из нитей, вытканных давным-давно. В начале Ельцинского периода, когда Президента окружали интеллектуалы, Н. И. принимала участие в становлении молодого государства.

Н. И. была членом Союза российских писателей, членом Союза кинематографистов России, вице-президентом Гильдии сценаристов кино и телевидения России, членом Общественной палаты при президенте России Б. Н. Ельцине. Нравы «политического олимпа», описанные в книге «Бал бесноватых», знала не понаслышке.

В Анкете «Кино, театр, ТВ. Золотой запас» Н. И. подробно изложила свои принципы. «Пройдя через горнило неигрового кино, объездив нашу страну вдоль и поперёк, я поняла, что зритель в любом фильме ищет и находит самого себя только в том случае, если автор сумел сочетать вымысел с достоверностью.»

Сентябрь 2018 г.

Вайсфельд Лариса Ильинична (liv11@yandex.ru)

Анкета «Кино, Театр, ТВ. Золотой запас»

Образование: ВГИК, мастерская Е. Габриловича.

Избранная фильмография: «Золотой конёк», «Зимовье на Студёной» (реж. И. Негреску), «Весна, война, любовь» (реж. А. Бланк), «Дымка» (реж. И. Негреску), «Рождённые свободными» (реж. А. Дорман), «Тёплый дом» (реж. Е. Небылицкий), «Дитя моё!» (реж. Е. Небылицкий), «Мой утренний город» (реж. Е Небылицкий). «Время собирать камни» (реж. Я. Назаров) и другие.

И ещё более 40 документальных, научно-познавательных сценариев фильмов, вышедших на экран, удостоенных призов на международных фестивалях короткометражных фильмов. Всего сценариев к фильмам художественным и документальным более 56.

Я постоянно пишу прозу и публикуюсь: Рассказы («Некрасивая», «Три дня», «Никитины кони», «Мегера», «Алло. Это я», «Жаркая улица», «Как делали нарты», «Аннушка», «Старая история», «Лагуна» и проч.) и мои стихи напечатаны в различных литературно-художественных журналах («Юность», «Литературная Грузия» и др.). Кроме того, вышли в свет повести «Автопортрет в розовом», «Сквозняк» и «Белка в колесе», роман «Бал бесноватых», а нынче завершается работа над романом «Фрукты на десерт».

Предпочитаю работать в жанрах: Трагикомедия, драма, детективы и ироническая мелодрама вне зависимости от формата (полный метр, сериалы). Более всего предпочитаю современную тематику.

Есть готовые заявки, сценарии. Синопсисы: «Тарантул» (детектив), «Розовый куст» (детектив), «Тараканьи бега» (приключение), «Платье от Шанель» (детектив), «Маникюрша» (детектив). Сценарии: «Эй, грымза!» (трагикомедия), «Кошачий глаз» (мелодрама в стиле фэнтези), «Попрошайка» (ироническая драма road-movie).

Посыл миру. Никто на свете не способен дать объективную оценку своим профессиональным возможностям, нам всегда чудится, что мы умеем всё и лучше всех. Любая история, придуманная и написанная сценаристом, – это шаг в ирреальный мир, в сказку, порой грустную, весёлую, ироничную, печальную, но никогда не кровавую и жестокую. Даже в детективах предпочитаю игру ума, сложные загадки, столкновения характеров, а главное, героя, человека со всеми его страстями, ошибками, страхами и радостями. Пройдя через горнило неигрового кино, объездив нашу страну вдоль и поперёк, поняла, что зритель в любом фильме ищет и находит самого себя только в том случае, если автор сумел сочетать вымысел с достоверностью. Любой залихватский, закрученный сюжет умирает, если он о чём-то, а не оком-то.

Сотрудничаю не с агентством, а с агентом, и под защитой профессиональной Гильдии сценаристов кино и телевидения.

Информация, предоставленная мною, достоверна. Я даю разрешение на публикацию информации о себе в журнале «Кино, театр, ТВ. Золотой запас». Подпись: Наталия И. Небылицкая. Дата: 24 августа 2006 г.

Послужной список. Писатель, кинодраматург.

Член Союза российских писателей

Член Союза кинематографистов России

Вице-президент Гильдии сценаристов России

СЦЕНАРИИ И ПЬЕСА

Эй, грымза!

«Cogito, ergo sum»

Рене Декарт

1. Интерьер.

Аэропорт Бен-Гуриона. Израиль.

– Мама, мама! Умоляю, останься.

– И не подумаю.

К стойке регистрации движется на приличной скорости странная процессия: впереди старая женщина в длинной, развевающейся на ходу юбке, в пёстрой кофте с нелепыми рюшами, на ногах её мужские, остроносые ботинки, которые были в моде лет тридцать назад – это Рахиль; за ней едва поспевает дочь Мара: парик съехал на левое ухо, на тёмном платье, застёгнутом под горлом, проступают на спине тёмные пятна пота; сзади в вприпрыжку несётся Йося – худой, долговязый молодой человек, на его макушке к копне кудрявых волос зажимами прикреплена белая кипа.

– Мама! Ты там погибнешь!

– Мне война надоела, я уже пережила одну, больше не желаю.

– В Москве тоже террористы, – басит зять Йося.

– Ха! По сравненью с палестинцами это сущие дети!

– Ты думаешь только о себе, ты просто эгоистка, – плачет Мара.

– Старуха останавливается, как вкопанная. Мара налетает на неё.

– Что ты сказала? Повтори.

– Хоть деньги-то возьми, – всхлипывает дочь, протягивая тощую пачку денег, перетянутую аптечной резинкой.

– Деньги тлен.

– Чем мы вам не угодили? – вопрошает зять.

– У вас в доме даже мухи перемёрли от скуки.

– Не век же веселиться! – возражает зять.

– И это называется учёный, раввин?! «Весёлость не может быть чрезмерной, но всегда хороша, и наоборот – меланхолия всегда вредна».

– Вы мне этого еретика Спинозу не цитируйте! – кричит зять.

– А кого мне цитировать? Сталина, что ли?

– Демагог!

– От такого слышу, – парирует тёща.

Паспортный контроль. Девица в форме. Бледное лицо с каменным выражением равнодушия.

– Документы, пожалуйста (говорит на иврите).

– Вот, детка, – по-русски отвечает Рахиль, потом переходит на иврит, – мой билет, мой паспорт.

– Мне не нужен билет. Вернитесь, снова пройдите под контрольной аркой.

Рахиль возвращается. Проходит. Звенит тревожный сигнал.

– Откройте сумку. Что у вас в карманах? Холодного, огнестрельного оружия нет? Покажите.

– Я тебе сейчас всё покажу, детка. – Рахиль открывает потёртую сумку, трясёт ею над столом, пусто. – А карманов нет. Зато есть кое-что.

– Предъявите.

– Минуточку. Йоська, отвернись.

Зять послушно отворачивается. Рахиль задирает длинную юбку, обнажая правое бедро. От колена и вверх – уродливый, неровный шрам.

– Это ещё что? – ни возмущения, ни гнева в голосе девицы. То же каменное выражение равнодушия.

– Там штырь. В госпитале один кудесник вставил, ещё в 45-м. Ранение, кости раздробило, а он мне ногу спас.

– Когда-когда?

– Во время войны с Гитлером. Ясно? Возьми ручной металлоискатель, сразу убедишься.

Девица проводит прибором по всему телу Рахили. Возле раненого бедра он даёт сигнал.

– Проходите.

Рахиль делает несколько шагов, потом возвращается, наклоняется к уху девицы (Рахиль выше её чуть ли ни на голову) и шепчет:

– Не переживай, детка, будь терпелива, к сентябрю, чуть раньше нашего Нового года уже беременная будешь, верно говорю.

Девица отшатывается, потом бесстрастное лицо озаряется улыбкой.

– Верь. Верь. Моя тёща – пророчица, – Йоська всё ещё стоит спиной.

– Тебе слухачом работать, ушки на макушке, – кричит тёща и уходит.

1. Натура. Ближнее Подмосковье.

Загородный дом. Сад. Голые чёрные ветви яблонь и вишен. Тонкие прутики кустов. Проплешины на земле, кое-где снег уже стаял. По двору носится огромный, лохматый пёс, лает, бросается на глухие ворота. Из дома выходит моложавая женщина в ватнике и джинсах. На голове косынка, прикрывающая цветные бигуди.

– Не бушуй, Герцог! Уже иду.

Женщина, это сторожиха дома Маша, с трудом проворачивает ключ в замке, открывает ворота, въезжает серый автомобиль. Останавливается. Из машины выходит муж Сергей.

– Я жду тут целую вечность.

– Электричества нет во всём посёлке. Автоматика – ёк.

– Звонила?

– Ага. После вчерашнего ветра провода оборвались.

Маша и Сергей заходят в дом.

2. Интерьер.

Холл с камином. Несколько ступенек ведут в кухню. Посреди кухни стол на 24 персоны, покрытый серой льняной скатертью.

– Что так рано? Садись обедать. Только плиту выключила, – жена Сергея Любаша обнимает мужа.

– Не могу.

– Почему?

– Устал.

– У тебя неприятности?

– Это как сказать.

– То есть?

– Букашкин предложил выкупить свой пакет акций.

– Замечательно! Ты станешь полновластным хозяином.

– Это-то меня и пугает.

– ???

– С чего бы, хотел бы я знать, мой компаньон решил избавиться от бизнеса? Этот типчик просто так ничего не делает, нюх у него, как у ищейки, хватка бульдога…

– Внешность ангела, а фамилия не может быть настоящая.

Оба расхохотались, видно, не в первый раз эта присказка их смешит.

– Есть одна идейка.

– Выкладывай.

– Нужен свой в доску «болван».

– Как в преферансе? Где ж такого возьмёшь?

– А говорят, мне повезло жениться на сироте. Была бы хоть тёща, сестра, брат, вопросы бы не возникали. Не поняла, зачем нужно подставное лицо?

– Отчего же, отлично поняла. Да только нет у нас с тобой таких. Оба мы сироты казанские, – вздыхает протяжно, притворно.

– Думай, Любаша, крути колёсиками. Ты у нас в семье самая умная.

– А сколько ты мне времени дашь? Когда ответ нужен?

– Вчера.

– Не-а, дай хоть недельку.

– И ни минутой больше. А теперь согласен и пообедать.

Но с обедом приходится подождать. Звонит телефон.

– Звягинцев у аппарата. Что? Как это таможня не пропускает? Всё, ждите, еду.

3. Натура.

Салон машины Звягинцева. Говорит по мобильному, закреплённому на «торпеде».

– Кто тормознул груз? Не может быть! С ним мы в полном расчёте, неужели мало? Как, как? Французы неправильно оформили накладные? Бред какой-то! Сейчас факс им отстрочу.

Звягинцев прижимается к обочине, снимает с «торпеды» мобильник, набирает по-французски текст. Он явно нервничает. Отправляет факс. Перезванивает кому-то:

– Анри, Сергей Звягинцев. Кто отправлял партию «Шанели» и «Мицуко»? А ты где был? Ах, отдыхал! Я тебе факс отправил, немедленно пришли кого-нибудь с правильно оформленными бумагами. Не-ме-дленно, я сказал! Я гневаюсь? Ты еще не знаешь, что бывает, когда я в гневе! Мёрд!

4. Натура. Москва.

Аэровокзал. Из автобуса выходит Рахиль. Шагает размашисто. Перескакивает через лужи. Переходит через Ленинградский проспект. У метро находит автомат, но карточки у неё нет, достаёт из своей допотопной сумки несколько шекелей, пытается просунуть в отверстие. «Фу, чёрт! – бормочет. – Подражатели хреновы, по-западному жить захотели? Ну, ничего, я вас перехитрю!» Рахиль из бездонного кармана своей нелепой юбки вытаскивает телефонную карточку, на одной стороне которой синяя звезда Давида, аккуратно втискивает карточку в отверстие телефона-автомата.

– Ха! Сработало! – шепчет сама себе и набирает номер. – Ксюша? Это я. Живы, живы пока. Ты дома долго будешь? Перезвоню, пока не могу долго говорить.

Вешает трубку, ухмыляется, быстро идёт от метро, свернув в переулок, подходит к жёлтому обшарпанному дому, заходит в подъезд.

5. Интерьер.

Квартира. Высокие потолки с лепниной, потрескавшиеся. Стены окрашены серой краской, но их почти не видно – всюду от пола до потолка картины. Пейзажи, портреты, натюрморты. Здесь всё вперемежку: работы известных мастеров в богатых рамах и картины, обрамлёнными скромными рамочками, написанные сильной рукой, тут же висят наброски, эскизы, пастель, гуашь, акварели. Старый, но ухоженный паркет, натёртый мастикой, блестит.

Раздаётся переливистый дверной звонок. Из глубины квартиры появляется худенькая женщина в джинсах, заляпанных краской и некогда белой футболке тоже в пятнах краски. Крашенные хной, с рыжеватым отливом волосы крупными кудрями обрамляют лицо. Только попав в полосу света, скупо струящегося из окна, становится понятно, что женщина немолода, однако, походка у неё лёгкая, летящая. Снова настойчиво переливается звонок.

– И кто там такой нетерпеливый? Иду, иду! – женщина, не заглядывая в «глазок», распахивает дверь. – Рашка! – вскрикивает она.

– Ха! – Рахиль счастлива, розыгрыш удался. Она стоит на пороге, ухмыляется. – Что, подруга, не ждала?

– Ну. Ну… – обнимает Рахиль.

– Пластинку заело? Пусти в дом-то. И что ты на мне повисла? Знаешь ведь, терпеть не могу телячьи нежности.

Рахиль умывается в ванной, кричит:

– Шмотки мои ещё не выбросила? Видишь, в каком я прикиде?

– Выходи, – кричит Ксюша, – оладушки приготовила. И кофе как ты любишь, с кардамоном.

В кухне стоит овальный стол, открыт настежь балкон.

– Холодрыга, – произносит Рахиль, – я отвыкла, закрой балкон.

– А мне всегда жарко, – Ксюша закрывает балкон, – рассказывай, зачем ты здесь и почему.

Рахиль ест оладьи, запивая кофе, жмурится и облизывается. Словно кошка.

– В целом мире никто так не готовит.

– Будет тебе, Рашка, увиливать. Отвечай прямо…

– На прямо поставленный вопрос! – продолжает фразу Рахиль. Закуривает. – Зачем – знаю. Деньги нужны. Почему? А почему я тебя, старая калоша. послушалась и родила Мару, когда уж у всех порядочных женщин давно климакс прошёл. А?

– Опять я виновата.

– А то? Кто в ногах валялся и уговаривал, не ты ли, подруга?

– Жалеешь нынче?

– Моя дурища забыла всё, чему мы с тобой её учили, надела парик, настрогала детишек, ходит в синагогу и преклоняется перед Йоськой. Это нельзя, то не угодно Богу, не сядет, не встанет без молитвы. Тоска и скука смертная! И самое смешное – счастлива, представляешь? Поёт, щебечет с рассвета до заката.

– Так что же тебе надо?

– Не такое мне грезилось для моей единственной. Да ладно.

– Все твои картины я продала. Не очень выгодно. Ну, из меня бизнес-леди не не больно получается. Деньги в банке.

– В каком?

– Сберегательном, коммерческие слишком часто прогорают. Вносила на твой пенсионный счёт. Сейчас принесу книжку.

Ксения выходит. Рахиль поднимается, сладко, с хрустом потягивается, делает несколько наклонов, охнув, хватается за поясницу. За овальным столом, в углу на этажерке стоят кулинарные книги, на нижней полке большой альбом в сафьяновом переплёте. Рахиль снимает его с полки, кладёт на стол, раскрывает. Рассматривает фотографии: дама с пышной причёской, в блестящем платье, обтягивающем высокую грудь, рядом на стуле сидит мужчина в котелке, при усах и бороде; Рахиль совсем молодая ей можно дать не больше 13 лет, но она в гимнастёрке, на плечи накинут белый халат, на буйных кудрях пилотка; Рахиль на костылях возле госпитальной койки; а вот она уже с кистью в правой руке, смотрит на картину, натянутую на подрамник; Ксения и Рахиль на ступенях института – улыбки от уха до уха, день получения диплома. Тюремная фотография Рахиль в фас и профиль. Сейчас она выглядит моложе, чем на этих снимках. Следующая страница – справка о реабилитации, выданная Рахиль Борисовне Смоль в 1956 году. Вход в роддом – Рахиль с ребёнком, Ксения и какой-то мужчина протягивает Рахиль цветы. Кладбище. Маленькая девочка держит Рахиль за руку, раввин стоит у могилы. Рахиль, Ксения и молодой человек атлетического вида в солдатской форме и краповом берете. Мара в выпускном платье. Мара и Йоська под свадебным балдахином. Рахиль на митинге, Манежная площадь. Рахиль возле могилы Давида в старом городе, Иерусалим. Вся жизнь в нескольких снимках. Длинная, путаная судьба.

Входит Ксения с банковской книжкой, на вытянутой руке несёт чёрный костюм и серую блузку.

– О! Я про этот костюмчик и забыла, – Рахиль берёт костюм, вертит в руках блузку, – блузка не моя.

– Нет. Купила, хотела к празднику тебе послать с оказией.

Рахиль выходит, Ксюша моет посуду, расставляет в сушке.

– Ну, как я тебе? – спрашивает Рахиль. Она успела соорудить причёску, забрав непокорные кудри в тугой узел. Узнать её теперь трудно – худенькая, с гордой, чуть откинутой назад головой, высокий, умный лоб, глаза на пол-лица. Только на ногах всё те же ботинки.

– Посмотри на ноги! Ужас. Возьми мои сапожки, они в шкафу и пойдём в салон краситься.

– Ещё чего!

– Ты похожа на курочку-пеструшку – клок чёрный, клок рыжий, клок седой. Так не годится.

– Деспот.

– Завтра я должна выйти на работу.

– Ты? Ты? Ходишь в присутствие?

– Нет, дорогая, я служу домработницей у одних нуворишей.

– Ты?

– Тебя заклинило. Именно.

– А как же твоя живопись?

– Раша, нет у меня таланта, нет, и не было. Это твои картины раскупались, как пирожки у метро, а мои брали в довесок. Это у тебя экспрессия, композиция, фантазия и смелость. А я просто хорошо обученный ремесленник, не более. И не надо меня успокаивать, никакой трагедии, никаких комплексов. Жаль, поняла это только на старости лет.

– И ничего не пишешь?

– Отчего же? Внукам письма в картинках. Они их обожают, да и как нам общаться? Они теперь ни слова по-русски, а я ни бельмеса по-английски, американизировались.

– Но зачем пошла в услужение? Не хватает денег? Жила бы на те, что выручала за мои полотна.

– Я и так живу в твоей квартире, ношу твои вещи, готовлю в твоих кастрюлях.

Чепуха какая-то! Мой долг тебе я никогда не выплачу, до конца света.

– Брось ты эту патетику, Рашка, не твой стиль! Ничего и никто никому не должен. Дети постоянно нудят, боятся, что я тут с голоду дохну, и ты туда же! А я ещё пока не развалина, я ещё о-го-го!

– Вот именно – о-го-га. Ладно, пошли уж, по дороге расскажешь, что за птички твои хозяева.

6. Натура.

Переулок. За фигурным металлическим забором трёхэтажный особнячок. Охранник у ворот. Подъезжает джип. Охранник спешит открыть ворота, нажимает кнопку на пульте. Джип останавливает у самого крыльца, из машины выпрыгивает миниатюрный человечек. Рядом со своей большой машиной он выглядит весьма колоритно. Это Егор Павлович Букашкин.

7. Интерьер.

Холл. Навстречу Букашкину идёт Звягинцев.

– Привет. Меня никто не искал? – чуть приостановившись, спрашивает Егор.

– В приёмной девица в последнем приступе молодости, её наша Клавочка развлекает кофейком. Кто такая?

– Понятия не имею. Меня «оттуда» никто не искал? – Букашкин поднимает палец куда-то в небо.

– Нет.

Оба врут напропалую.

8. Натура.

Приёмная – комната в серо-голубых тонах. Голубоватые стены, серые кресла, бра и люстра из металла. Царство дизайна, почерпнутого из новомодного журнала типа «Декор». Под стать обстановке референт – «удлинённая» девица, увешанная серебряными цепочками. Две двери, украшенные табличками: «Президент ОАО «Полёт фантазии» Е.П. Букашкин» и «Президент ОАО «Полёт фантазии» С.И. Звягинцев». При виде Егора Клавочка вскакивает:

– Егор Павлович, к вам посетитель. Давно дожидается. Говорит, ей назначено.

– Надеюсь, вы не очень сердитесь? – Егор старается быть галантным. – Простите, в думе задержали. Эти политики такие болтливые! Впрочем, это их профессиональный грех, не правда ли?

Девушка поднимается, она почти на голову выше Егора, хоть на ногах её туфли на низком каблуке. Да и Клавочку создатель тоже ростом не обидел. Впрочем, Букашкин любит крупных.

9. Интерьер.

Кабинет Егора. Здесь, как и в приёмной, та же холодная сдержанная гамма, только на стене висит большая фотография флакона духов «Мисс Диор». На столе тоже фотографии, только поменьше и в рамочках: Егор в обнимку с Пугачёвой, Егор рядом с Путиным, Егор здоровается за руку с Клинтоном.

Букашкин садится за свой стол и почему-то кажется выше ростом, видно, кресло повыше сделано, правда, ноги до пола не достают, но собеседнику-то это не видно.

– Присаживайтесь, Марина. Ничего, если я по-простому, без отчества?

– Ну, что вы, что вы!

– Слушаю вас.

– Наш журнал «Ракурс» планирует создать серию статей о бизнесе в России, вернее, о людях, которые стараются вести дело честно и чьи состояния нажиты не на оружии, наркотиках и крови.

– И много вы таких наскребли?

– Не много.

– Спасибо за откровенность. Вам ещё придётся побеседовать с моим партнёром.

– Да, надеюсь с ним встретиться. Вы не возражаете, если я включу диктофон?

– Само собой. Как построим беседу? В форме вопросов и ответов?

– У меня иной подход. Рассказывайте всё, что вам хочется. Потом выделим главное.

– Начнём от «печки»?

– Как угодно.

– Я родился в …

10. Интерьер.

Кабинет. На стене портрет Путина. Из окна виден памятник героям Плевны.

Звягинцев разговаривает с хозяином кабинета. Оба говорят очень тихо и какими-то недомолвками.

– Почему такая срочность? – спрашивает хозяин кабинета.

– Нужен твой совет.

– Проблемы?

– Пока нет, но Букашкин как-то странно себя ведёт.

– И всё?

– Нет. Начались неожиданные сбои. То поставщики неправильно оформят документы на товар, то забывают печати поставить.

– И?

– Может, совпадения?

– Нутром чую – нет. Что-то надвигается.

– Слушай, мы с тобой знаем друг друга тысячу лет, ты никогда не увлекался мистикой. От своей благоверной заразился?

– И Егор мне сделал предложение.

– Руки и сердца? Ну, что ты вскинулся, уж и пошутить нельзя.

– Отдать, вернее, продать мне.

– Понятно, – после некоторой паузы произносит хозяин кабинета, – всё?

– Да.

– Покупай.

– Сейчас, или подождать?

– Немедленно.

– Очень уж аппетит у него разгорелся. – Сергей жестом просит бумагу у хозяина: «У меня столько нет. Нужен беспроцентный кредит». Подвигает бумажку. Визави быстро пишет: «Сколько?» Сергей пишет: «2 000 000». Но они продолжают разговаривать. – Правда, дело его всегда не очень интересовало. Деньги любит до потери сознания.

– Так кто ж их не любит? – произносит хозяин кабинета, но одновременно пишет на бумаге: «Откат?».

Сергей чиркает небрежно: «10 %», хозяин в ответ: «25», Сергей: «15», хозяин: «20», хозяин: «25».

– Согласен. – Сергей накрывает ладонью исписанный листок. – Но не до такой же степени!

– До такой, – отвечает хозяин, зажигает листок, над пепельницей, пепел растирает металлической линейкой, что лежит на столе, в пыль, – ты курить ещё не бросил?

– Нет.

– Не бережёшь ты себя. Ладно уж, кури, только потом пепельницу вымой, ненавижу этот запах.

Сергей, кивнув, поднимается, заходит в соседнюю комнату, где расположен личный туалет хозяина кабинета. Возвращается.

– Спасибо за совет. Не забыл, что у нас в пятницу барбекю, мы с Любашей ждём?

– Помню, помню. Как мы нынче выражаемся! «Барбекю – ю-ю»! Нет, чтобы по-русски – шашлык!

– Ну, сказанул! Шашлык пришёл к нам из тюркского языка, кажется. – Рассмеялся Сергей.

– Иди, иди, грамотей, мне работать надо.

11. Интерьер.

Небольшая галерея. Вернисаж. «Клубится» самый разнообразный люд: от экзотически разодетых завсегдатаев околосветских раутов до настоящих ценителей живописи. Здесь же Рахиль и Ксения. Входят Любаша и Звягинцев. Оглядываются, берут бокалы с подноса, стоящего на столике у входа. Они чувствуют себя не очень уютно – мир не их, но таковы правила игры, необходимо время от времени появляться в обществе. Любаша замечает Ксению, и это её не просто удивляет – шокирует. Но всё же она решает подойти:

– Ксюша? Каким ветром сюда занесло?

– О! Рада вас видеть! – Ксюша говорит чуть громче, чем позволяют приличия. – Рахиль, хочу представить тебе мою хозяйку Любовь Александровну.