Неправильный рок-н-ролл. Серия «Колумбиада»

Дора была счастлива, она сможет оставить ребеночка. И не страшно, что Олег еще ничего не знает о ее беременности. Он сказал, что любит ее, а значит, полюбит и малютку, и они вместе будут жить долго и счастливо.

Новогодний стол был накрыт, и Дора по обыкновению ушла в свою комнату. Честно говоря, она была этому рада, потому что неважно себя чувствовала и просто мечтала прилечь. Итак, у нее есть еще целый час до полуночи. Сквозь сон она слышала, как пришел Олег, как мать и сын что-то обсуждали на повышенных тонах, а потом затихли.

Было уже без десяти двенадцать, когда Дора подхватилась и побежала на кухню, чтобы достать из духовки запеченного гуся. Переложив на блюдо, она украсила его ломтиками лимона и понесла в гостиную, где за столом уже сидели мать и сын. Олег как раз наполнял шампанским второй бокал.

— Дора, неси третий бокал и садись с нами.

— Но мама?! — возмутился Олег. — Новый год — это семейный праздник, а Дора совсем чужой человек…

— Цыц! Негодник! — стукнула кулаком по столу Рима Аркадьевна, да так, что посуда подскочила на столе. — В постели она тоже была тебе «чужим человеком»?! Да если хочешь знать, она под сердцем носит твоего ребенка. И пока я жива, я не допущу, чтобы он был полусиротой. За столом будет сидеть мать моего внука или внучки. Сядь, — приказала хозяйка девушке.

Положив гуся в духовку, Дора принялась готовить салаты.

— Люблю Новый год! — с этими словами зашла в кухню Рима Аркадьевна и, сев на стул возле окна, уставилась на Дору.

Инстинктивно девушка старалась закрыть живот, хотя он еще не обозначился, то локтями, то повернувшись к хозяйке боком, а то и спиной.

— Так, так, — начала разговор Рима Аркадьевна, — вижу, что от тебя я вряд ли услышу то, что мне надо.

— А-а, что вам надо, Рима Аркадьевна? — стараясь не смотреть в глаза хозяйки, спросила Дора.

— Правды, дорогая, правды. Ждала, пока ты сама расскажешь обо всем, но ты, как страус, прячешь голову в песок.

— Вы о чем, Рима Аркадьевна?

— Конечно, о твоей беременности. Давно тошнит?

— Да нет, просто что-то съела, вот и…

— Так, болтовней заниматься мне некогда. Завтра же пойдешь на прием к моему гинекологу. Денег я тебе дам.

— Зачем, у меня есть. А если я решу сделать аборт, то поеду в свой городок, — последние слова Дора произнесла сквозь слезы.

— Какой аборт! Пока я здесь — никакого аборта. Олег мне признался, что вы с ним состояли в связи. Значит, это мой внук или внучка. Я об этом мечтала. Анитка, дура, все родить никак не могла, наркоманка проклятая. Честно говоря, я тебя брала в прислуги с дальним прицелом, и пока все идет по моему плану. Так что ты просто обязана беречь моего будущего внука или внучку.

Дора не стала включать лампу в своей комнате. Здесь было достаточно светло из-за лунного света, щедро льющегося через распахнутое окно. После дождя было свежо и тихо. Дора села на кровать, чтобы раздеться, но так и застыла, почувствовав ужасную усталость. Посидев несколько минут, она все же нашла в себе силы снять платье и надеть ночную сорочку. Наконец, опустив голову на подушку, она замерла, тупо уставившись на стену, где то появлялся, то исчезал причудливый узор, отражавшихся в свете луны гардин, легко вздымающихся от малейшего дуновения ветерка.

Веки тяжелели и вскоре узор на стене Дора видела сквозь ресницы. Но вдруг на стене появилась тень человека.

«Снится сон», — подумала Дара, как вдруг ощутила на себе тяжесть и чье-то горячее дыхание.

Дора широко открыла глаза, увидев над собой лицо Олега.

— Ты чего? — испуганно спросила девушка.

— Холодно на рояле, — произнес Олег, поглаживая Дору по голове. — Анитка с каким-то художником в спальне закрылась, а мне и пойти некуда. Можно я у тебя останусь?

Она почувствовала, как рука Олега, такая мягкая, горячая, скользнула с головы на щеку, потом на шею, а оттуда поползла на грудь. У Доры перехватило дыхание. Первым ее желанием было сбросить руку нахала, но потом она вспомнила слова Зои: «Почему одним — все, а другим — ничего?». Ведь именно сейчас можно осуществить свою мечту и провести ночь с любимым, который, правда, ей не принадлежит. Ну и что?! Анитка вон живет, как хочет, а ей что, нельзя? Можно! Дора со стоном впилась в губы Олега,

Устав за день, Дора поплелась в свою комнату, взяла Зойку на руки и засмотрелась в распахнутое окно, из которого пахло летним дождем, насыщенным запахом прибитой пыли и тонким ароматом цветущей липы, росшей почти под самыми окнами. Дождь усилился и вскоре дорожки сквера заблестели в свете фонарей. Было тихо и спокойно. Только монотонно шуршал дождь, и откуда-то из глубины квартиры доносились едва уловимые звуки музыки. Наверное, Олег, как всегда, забыл выключить магнитофон. Да и бог с ним. Сейчас ее волновал другой вопрос: зачем она здесь? Несмотря на то, что ее ненаглядный Олежка мелькает перед ней по несколько раз в день, она себя чувствует еще более несчастной, чем тогда, в университете, когда ей лишь изредка удавалось его увидеть. Рядом со своим любимым она еще острее почувствовала свое одиночество. Может, надо было оставаться в университете в своей лаборантской и работать до защиты диплома? Ну да, и продолжать изо дня в день носить старое единственное платье, растоптанные босоножки, жить в общаге и получать гроши. Одним словом, ходить, как чучело, на которое, не то что аспиранты, даже студенты не обратят внимания. Нет, она все правильно сделала. Проработав у Прониных только два месяца, она уже отослала маме приличные деньги: еще немного собрать и можно купить гарнитур в зал, а потом она оденется и начнет копить на украшения. И не на какие-нибудь дешевые побрякушки, а на бриллианты. Вон их сколько у Римы Аркадьевны. Матери она, конечно, их не покажет, потому что та назовет ее мещанкой. Всю жизнь проработала в библиотеке, и всю жизнь прожила в нереальном мире.

Дора взяла деньги и прижала их к груди. Никогда в жизни она не держала такой огромной суммы в руках. И почему эта сдержанная надменная женщина так добра к ней? Не скрывается ли здесь какой-нибудь подвох? Хотя, что можно взять с нее, бедной, как церковная мышь, девушки? Что?!

С такими мыслями Дора вышла из кухни и направилась в дальнюю комнату, отведенную для нее. Она подошла к окну, которое выходило в сквер и засмотрелась на буйно цветущую черемуху.

«К холодам», — подумала девушка и поежилась.

Но тут ее взгляд упал на глубокое кресло, покрытое шерстяным коричнево-красным пледом со смешной подушкой-совой из голубого искусственного меха, которая своими желтыми круглыми глазами безразлично смотрела на нее.

— Все будет хорошо, — улыбнулась Дора сове, — у нас приличное «дупло», а на пищу мы с тобой заработаем, правда?..

Дора запнулась, думая, как бы назвать свою подружку по комнате.

«Зойка, назову Зойка», — решила девушка.

— Правда, Зойка? — улыбнулась Дора, — теперь мы будем жить здесь вместе. Кстати, напомни мне, чтобы я позвонила подруге в универ, так хочется с ней поболтать.

На следующий день стол к завтраку Дора накрывала в новом облике. На ней было стильное платье с рукавом три четверти в крупную черно-белую клетку с круглым белым воротником и маленьким черным галстучком, черные кожаные туфли-«лодочки» на маленьком каблучке.

— Так, подруга! — привычным назидательным тоном начала Зоя, когда девушки уселись на свои места перед чашечками с дымящимся чаем. — Ты спустись на землю? Не для тебя он. То есть, я хочу сказать, что он не для простых девчонок, вроде тебя и меня, которые сами вынуждены пробивать себе дорогу в жизни. Ты же видишь, его жена — обыкновенная фифочка. Ее папаша — ректор нашего университета. Наверное, припахал какого-то аспиранта, чтобы тот его доченьке написал диссертацию. А доченька только и знает, что по горнолыжным курортам таскаться, да… — Зойка перешла на шепот, — кокаинчиком баловаться.

— Откуда ты знаешь? — не поверила Дора.

— Сорока на хвосте принесла, но можешь не сомневаться — это правда.

Разумеется, Дора не поверила ни единому слову Зойки, которая была мужененавистницей. Такое отношение к сильной половине человечества воспитала в ней ее мать, которая одна поднимала двух детей: Зойку и ее брата.

Свою мать Дора любила, но ненавидела бедность, в которой росла с детства. Где-то в душе она укоряла мать за то, что та ради собственных принципов отказалась от алиментов отца. После посещения шикарной профессорской квартиры Дора вдруг отчетливо почувствовала запах бедности, в которой жила и живет по сей день. Нет, ей больше нравится запах достатка, запах дорогих картин, запах натертого до блеска паркетного пола, запах дорогих духов, въевшийся в велюровую обивку кресел, диванов и стульев в квартире Прониных. И ей, Доре, надо попасть туда во что бы то ни стало, пусть в качестве прислуги, все равно, лишь бы туда.

— Ах, это… Боже мой, голубушка! Да я шепну кому надо, вас и зачислят на филфак.

Рима Аркадьевна выжидательно посмотрела на девушку.

Дора, потупив глаза, почти шепотом проговорила:

— А можно я подумаю? Неожиданно как-то…

— Конечно, Дора, подумайте, но не долго, сами понимаете, без домработницы я пропаду. Итак, недели будет достаточно?

— Спасибо, Рима Аркадьевна, до свидания.

Дора уже не могла оставаться в кухне из-за переполнявшей ее необъяснимой радости. Выйдя в коридор, она не пошла, а поплыла по зеркальному паркету, сопровождаемая взглядами многочисленных высокородных мужчин и женщин, навечно запечатленных на полотнах великих художников. Неужели она сможет изо дня в день любоваться картинами, заключенными в тяжеловесные золоченые рамы и освещенными хрустальными бра с обеих сторон, проходить мимо бюстов философов, с которых она с удовольствием смахнет пыль?! Да что там пыль! Она до блеска натрет паркет, протрет каждую подвеску на огромной, как в Большом театре, хрустальной люстре, которая висит в гостиной… Да она все сделает, все, лишь бы быть рядом с ним, своим Олежкой. Нет, она не будет носить в прачечную его сорочки, она будет собственноручно стирать их, а потом гладить, представляя, как обнимает своего милого.

Неделя, которую Дора получила на раздумья, постепенно истекала. Витая в своих розовых мечтах, главным героем которых был Олег Пронин, девушка не раз забывала даже об обеде с подругой. Вот сегодня тоже забыла…

Дора первой увидела Олега. Она покраснела и ужасно смутилась. Ей на помощь, как всегда, пришла Зоя.

— Добрый день, Олег Вячеславович, примите наши… — начала было Зоя скорбным голосом, но Олег остановил ее поднятием руки.

— Благодарю, конечно, но каким ветром вас сюда занесло? — и чуть тише добавил, — девчонки, на черта вам все это нужно?

— Мы… нас… — промямлила Дора, чувствуя себя не в своей тарелке под пристальным взглядом Олега и его матери.

В конце концов окончательно сконфузившись, Дора еще ожесточеннее принялась резать огурец.

— Нас прислали из университета помогать в организации поминок, — выпалила Зоя и так же, как и подруга, продолжила готовить салат.

— Ма, ты можешь перейти в гостиную? Там, кстати, сидит Анита.

— Олег, как я могу выйти?! — удивленно посмотрела на сына Рима Аркадьевна. — Я не могу оставить незнакомых людей на кухне, набитой антиквариатом. Чего только стоит кофемолка! А конфетница! Вот Марина придет, тогда и выйду отсюда. Так и скажи своей Аните.

— Хорошо, ма.

Зоя и Дора продолжали свою работу, но уже с прохладцей. А когда в кухню вошла Марина, Зоя мгновенно сняла фартук и швырнула его на подоконник.

— Нам сказали побыть у вас до… — девушка взглянула на маленькие часики на своей пухлой ручке, — до шестнадцати ноль-ноль. Поэтому, прощайте.

Запах корвалола привел девушек к нужной двери. Им открыла полная женщина в черном платке. Как выяснилось, это была соседка с верхнего этажа. Узнав, кто они и откуда, женщина без лишних слов провела их на кухню и объяснила, что нужно делать, сама же она подойдет через полчаса, как только накормит внуков. Девушки закивали головами в знак согласия. Едва за соседкой захлопнулась дверь, как Дора и Зоя наперегонки бросились осматривать комнаты.

Квартира с трехметровыми потолками была просторной и светлой. Из комнаты в комнату вели высокие двустворчатые двери. Пронины, вероятно, объединили две трехкомнатные квартиры. Осмотрев все комнаты, полюбовавшись хрустальными люстрами, посидев в дорогих креслах, походив босиком по персидским коврам и насладившись созерцанием картин и антикварной мебели, девушки возвратились в кухню и с удвоенной скоростью принялись за приготовление салатов, делясь впечатлениями.

— Марина! Марина! — звучный голос принадлежал даме в черной широкополой шляпе с вуалью, в черном, ладно сидящем платье с шелковой пелериной, которая крепилась у шеи дорогой брошью с фиолетовым камнем.

На пороге кухни дама появилась внезапно, как черт из табакерки, поэтому с ответом на ее вопрос «Кто вы такие?», девушки замешкались.

— М… мы из… — почему-то писклявым голосом начала свое объяснение Дора.

— Что вы делаете в моей кухне? Где Марина? — не соизволив выслушать ответ на свой вопрос, наступала на девушку, как теперь стало ясно, хозяйка квартиры.

— Перестань, — остановила подругу Дора. — Если бы ты знала, как сладко любить, даже зная о том, что никогда… никогда…

Девушка задыхалась от подступивших к горлу рыданий.

— Да, подруга, не представляю, как тебе помочь, — развела руками Зоя. — Ой, — вдруг подскочила она, — перерыв через пять минут окончится. Старый хрыч обещал притащиться за докладом.

«Старым хрычом» Зоя называла заведующего военной кафедрой, который был ее непосредственным начальником.

Девушки быстро допили чай. Стерев со стола крошки, Зоя серьезно посмотрела на подругу.

— Дора, не глупи, выбрось его из головы и строй дальше свою жизнь. А если тебе так захотелось пострадать, то сократи хотя бы сроки, чтобы не всю свою юность потратить на недостойного человека. Кстати, это второй брак нашего красавчика. Первой его женой была дочь какого-то высокопоставленного чиновника. Что-то там не срослось, точно не знаю, не буду говорить лишнего, но не прожили молодые и года, как…

Зоя не успела договорить. Дверь широко распахнулась, и показался «хрыч». Он выглядел очень взволнованным, постоянно вытирал носовым платком полное лицо, а плюхнувшись на стул, расстегнул верхнюю пуговицу сорочки.

Девушки смотрели на него во все глаза.

— Девочки! Зоя, Дора, скорее… Вячеславу Ивановичу плохо… Дора, вызывайте скорую помощь, Зоя, за мной… нашатырь… захватите нашатырь — тяжело дыша, проговорил начальник и, еле поднявшись со стула, направился к выходу.