Заиндевевший

Глава 1

Лея рассматривала узор на гобелене, что украшал стену в ее покоях, и боролась с плохими предчувствиями. Каждый раз, как к ним наведывался Кнуд – самый богатый и властный аристократ в округе, отец потом несколько дней пребывал в отвратительном настроении. Кричал на всех, обижал рабов, маму частенько доводил до слез…

Как же она ненавидела этого Кнуда! Холеный выскочка, чьи капризы все старались удовлетворить наперегонки. В этом сезоне у Леи была возможность понаблюдать за ним на балах. Он разве что не позволял целовать полу своего кафтана. Вышагивал, что те гуси, которые вон носятся по двору ватагой. Раскланивался со всеми важно так, задрав нос. Как только шею себе не свернул. Лощенный до такой степени, что с него разве что не стекает масло достатка. Впрочем, волосы он точно чем-то умащивает регулярно, от их жирного блеска аж слепить начинает. И обливается чем-то так, что за версту дышать нечем.

И зачем он только пожаловал в очередной раз? Мало ее семья от него натерпелась? Деревообрабатывающий заводик отца уже давно перешел в загребущие лапы Кнуда, Половина рабов отправилась в его поместье. Что еще у них осталось такого, что он не скупил бы? Разве что дом, чтобы уж окончательно пустить их по миру.

Дверь скрипнула, и в покои Леи заглянула лукавая мордашка ее прислужницы Вивы. Правда сейчас она выглядела скорее растерянной.

– Батюшка с матушкой требуют вас к себе, – зашла она внутрь и плотно прикрыла за собой дверь.

– Требуют?

– Ну… просят… Только, какой-то уж больно сердитый ваш батюшка. На матушку кричит, а она только и делает, что плачет.

Вива совсем приуныла. Лея не раз слышала от служанки, как сильно та жалеет ее матушку, как привязана к ней. Да и не удивительно, ведь она выросла в этом доме, и мама никогда не отличала ее от собственных детей. В отличие от отца – тот всегда требовал, чтобы дети рабов держались на расстоянии от его высокородных отпрысков.

– Помоги мне, пожалуйста, зашнуровать корсет. И волосы причеши немного, – попросила служанку Лея.

Все утро, с момента пробуждения от громкого голоса отца, она сидела перед зеркалом, погруженная в грустную задумчивость. Невеселые мысли одолевали ее. В этом году ей исполнилось семнадцать. Отец велел матери обновить ее гардероб на более взрослый, и уже почти подошел к концу первый в ее жизни светский сезон, на котором она не то чтобы фурор произвела, но и незамеченной не осталась.

В этом году ей полагалось выбрать себе мужа. И парочка претендентов выискалась. Только вот Леи они не пришлись по вкусу. Первый был вдвое старше ее отца, от него так и разило древностью. А второй был настолько дурен собой, что даже отец не стал спорить, когда она категорически отвергла его кандидатуру. А больше желающих взять в жены бесприданницу не нашлось, хоть Лея и ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин. А несколько раз ей даже передавали записки с непристойными предложениями, которые она тут же сжигала, сгорая от стыда.

Бесприданница! Это слово казалось ей самым гнусным ругательством. Как будто от того, что бедна, ты перестаешь оставаться женщиной. Неужели бедность способна выносить самые мучительные унижения, наподобие таких, когда тебе предлагают стать содержанкой? Да, она не писаная красавица. У нее нет белокурых или золотистых локонов. Вместо этого природа наградила ее катастрофически густыми волосами цвета мокрой соломы. Бедняжка Вива – каких трудов ей стоит уложить эту гриву в подобие прически. Мало того, что волос много, так еще они совершенно прямые и до ужаса непослушные, лежат, как им того хочется. У нее не огромные голубые глаза, обрамленные пушистыми ресницами. Но и свои серые она считает не лишенными прелести. К тому же, они меняют цвет, в зависимости от того, что на ней надето.

Ее внешность может и не выглядит броской, но и дурнушкой ее не назовешь. Разве что немного худощавая, так матушка говорит, что это дело наживное, с возрастом поправится. Вся беда в том, что за ней не дают приданного, вот и не приходится рассчитывать на приличную партию.

– Готово, госпожа.

Вива стянула волосы Леи в низкий хвост и обмотала его перламутровой тесьмой. Такую же тесьму повязала ей на лоб, как того требовали обычаи времени – незамужним девам разрешалось украшать себя подобным образом. Разрешалось даже носить волосы распущенными, жаль, Лея не могла себе этого позволить, чтобы уже через полчаса не стать похожей на ведьму. А после совершения священного обряда бракосочетания, женщины обязаны были покрывать голову платком на людях. Появляться в обществе с непокрытой головой считалось верхом распущенности. Такое позволяли себе разве что простолюдинки. Свободные простолюдинки. Рабыни могли с непокрытой головой только спать.

– Сколько раз я просила тебя называть меня по имени? – недовольно поинтересовалась Лея, глядя на Виву в отражении зеркала.

– Если ваш отец услышит, меня выпорют, – спокойно отвечала та. Понятно становилось, что эти двое не первый раз заговаривают на эту тему.

– Тоже верно, – кивнула Лея. – Но тут же нет отца. Вива, мы же с тобой выросли вместе, – повернулась она лицом к служанке и схватила ту за руки. – Ты же мне, как сестра.

– Ты мне тоже, – улыбнулась Вива, отчего на щеках ее образовались две симпатичные ямочки. – И я тебя люблю, как сестру, – наклонилась она и быстро поцеловала Лею в щеку. – Но называть по имени не буду. Боюсь привыкнуть и ляпнуть на людях. Тогда, не миновать мне порки.

Да уж… Что верно, то верно. Отец до такой степени был нетерпим к рабам, что наказывал их за малейшую провинность. И ничьи уговоры, ни Леи, ни ее матери, не могли его заставить смягчить или отменить наказание. Так он забил мать Вивы, когда той едва исполнилось два года. Бедняга посмела отвергнуть его, когда он пьяный ночью ввалился в ее комнату и принялся домогаться. Она тогда ударила его чем-то по голове и поплатилась за это жизнью. Лея догадывалась, какие чувства испытывает Вива к ее отцу, но они никогда не заговаривали на эту тему. Еще Лея точно знала, насколько преданна ей служанка, и верила ей, как себе.

– Как думаешь, о чем хотят поговорить со мной родители? – уже на выходе спросила Лея у Вивы.

– Думаю, появился очередной претендент на вашу руку, – улыбнулась девушка, но получилось у нее это не весело.

Подавив тяжелый вздох, Лея покинула покои и по винтовой лестнице спустилась в гостиную, где возле небольшого столика на изогнутых ножках, в креслах расположились родители, поджидая ее.

– Матушка… батюшка, – поцеловала она их по очереди, – доброе утро.

– Могло бы быть и добрее, – пробурчал отец, разглаживая усы и не глядя на дочь.

Значит, она верно догадалась, и визит Кнуда испортил отцу настроение. Впрочем, в хорошем расположении духа в последнее время тот был, разве что, когда напивался.

– Орм, можно я с ней поговорю? – робко попросила мать, заискивающе глядя на отца.

– Ты?! – вскричал он больше по привычке. Лея уже и забыла, когда отец разговаривал с матерью нормально. Да и со всеми остальными… Почти все время орал или ворчал, как старик, хоть в свои сорок с небольшим и выглядел еще довольно крепким. – Хотя, идите, – махнул он рукой. – Какая теперь разница. У нее нет выбора…

Трюд с кряхтением поднялась из кресла. А ведь она была моложе отца на добрых шесть лет. А выглядела, как старуха. Ревматизм мучил ее уже несколько лет, и с каждым годом становилось только хуже. Родовая ведунья, как могла, облегчала ее страдания, но помощи ее надолго не хватало. Стоило только поменяться погоде, как мама слегала в постель с тяжелейшим приступом. И не отпускал он ее несколько дней, несмотря на микстуры, заговоры и примочки. Да и когда не страдала от приступов, ее почти постоянно изводила ноющая боль в суставах. Лея жалела мать и ненавидела отца за черствость и непрошибаемость.

А ведь когда-то ее мать считалась первой красавицей в свете. К тому же она еще и богатой невестой была. Как так случилось, что пышный цветок Трюд обратила внимание на колючего и уже тогда непримиримого Орма, который был беден, как полевая мышь. Не иначе, как сработал принцип вопреки… А может, мама повелась на его обманчивую красоту. Только, многие ей завидовали, когда шла она рука об руку с Ормом к священному алтарю. И как быстро ее любовь угасла под его грубостью и нетерпимостью. Но изменить уже ничего нельзя было – браки у них заключались один раз и до самой смерти.

Трюд приблизилась к Лее, взяла ее под руку и повела к двери.

– Поговорим в моем будуаре, дорогая…

Будуар матери был таким же маленьким и простым, как она сама. Стены, обитые выцветшим гобеленом, старинный туалетный столик с пуфиком, удобная кушетка, чтобы отдыхать на ней в часы досуга, и пара кресел, обитых красным местами протертым бархатом. На всем проглядывалась печать бедности, как и во всем их небольшом доме, собственно. С годами обстановка ветшала, а обновить ее было не на что. Лесопилка отца приносила мизерный доход, пока он не потерял и ее. В силу своего возраста, Лея не задумывалась, а что же будет с ними дальше, но даже так она знала, что спасти их семью от разорения может только чудо или ее удачное замужество.

– Присядь, доченька, – опустилась Трюд в кресло и указала Леи на соседнее. – Разговор предстоит непростой.

Лея повиновалась, ощущая, как в душе зарождается безотчетный страх. Первый раз она видела свою мать до такой степени несчастной.

– Как ты относишься к нашему соседу – Кнуду? – без обиняков спросила Трюд.

– А я должна к нему как-то относиться?

Почему Лея даже не удивилась, когда речь зашла о нем? Не зря она все утро ожидала какой-то пакости от его раннего визита. Вот и дождалась.

– Дело в том, что он поставил нам с Ормом условие…

Трюд замялась, а Лея терпеливо ждала, когда та продолжит. Торопить, а уж тем более задавать наводящие вопросы, мешал все разрастающийся внутри страх.

– В общем, ни для кого уже не секрет, что мы разорены. У нас были кое-какие накопления, которые отец хотел дать за тобой в качестве приданного, но Бранд ушел от нас не с пустыми руками, прихватил и твое приданное, – заплакала мама, прижимая к глазам кружевной платок.

Бранд был родным по отцу братом Леи, старше ее на два года. Он родился от служанки. И, так как Трюд к тому времени все еще не могла подарить мужу наследника, Орм усыновил его. А через два года появилась Лея. Беременность Трюд переносила с трудом, а роды чуть не свели ее в могилу, поэтому с надеждами на законного наследника им с Ормом пришлось распрощаться. Им стал Бранд, которого Трюд растила, как родного сына, наравне с Леей.

По официальной версии два месяца назад Бранд уехал учиться, но сейчас мать поведала Леи правду. Оказывается, ее брат сбежал, прихватив с собой те крохи, что у них были накоплены, оставив семью ни с чем. Чтобы хоть как-то прожить, отец заложил свой заводик. Но расплачиваться по закладной было нечем, а долги все росли.

– Кнуд выкупил закладную на завод, – рассказывала мать. – Он обещал, что вернет Орму его дело, если он отдаст за него тебя.

Лея почувствовала, как комната закружилась перед глазами, и дышать стало нечем. Выйти замуж за Кнуда? Такое она даже в страшном сне не могла себе представить. Он был даже хуже тех двоих, что сватались к ней, и кому она отказала. Она смотреть-то спокойно не могла на его самодовольную физиономию, а уж пойти с ним к алтарю!..

– Матушка, нет! Только не он!

– У тебя нет выбора, – почти шепотом произнесла Трюд. – Отец проявит свою волю родителя и даст за тебя клятву верности перед алтарем. Никакие возражения он даже слушать не станет, – она умоляюще взглянула на дочь. – Лея, подумай, что с нами станет, если ты не выйдешь за него замуж. Через месяц все, что мы имеем, перейдет к Кнуду. Нас вышвырнут на улицу, как бродячих собак. Никто не захочет нас приютить, потому что твой отец умудрился испортить отношения со всеми соседями. И что тогда?

Воображение у Леи всегда было развито. Она живо представила себе, как они бродят по улицам, голодные, холодные, побираются. В услужение разорившихся аристократов вряд ли кто возьмет. Разве что ее, Лею, в гувернантки детям. А родители? Им же прямой путь в рабство, чтобы не умереть с голоду. И если отец все это заслужил, по ее мнению, то мать-то в чем виновата? Он промотал ее приданое. Остатки его вложил в сомнительный бизнес, и вот теперь они разорены.

– Лучше согласись по доброй воле. И смирись, – горестно добавила мать.

Трюд поведала Лее, что свадьба должна состояться через две недели. По традиции, она, на правах невесты, уже на следующей неделе должна переехать в дом Кнуда. Там ее будут готовить к бракосочетанию и телесно, и духовно. Как это делается обычно, Лея понятия не имела, а выспрашивать у матери подробности предстоящего позора не было никакого желания.

– Госпожа, что случилось? – всплеснула руками Вива, встречая ее возле покоев. – Вас словно прихлопнуло чем-то тяжелым сверху, – без лишней деликатности заключила она.

Примерно так Лея себя и чувствовала, с трудом переставляя ноги. Едва добравшись до кровати, она рухнула на нее лицом вниз и разрыдалась. Она плакала так, как никогда в жизни, но горе все не хотело выплескиваться. Еще никогда она не чувствовала себя настолько несчастной. Разве так она представляла свое будущее замужество? Почему именно ее захотел в жены этот надутый глупый индюк? За что мироздание ее так наказывало?

Лея не заметила, как куда-то исчезла Вива. Та вернулась через несколько минут и потрясла ее за плечо:

– Выпейте, – протянула она заплаканной Леи кружку. – Тут успокоительный настой. А потом вы мне все расскажете.

Лея глотала обжигающую жидкость, страдая от боли. Но даже это не отвлекало от душевных мук. Правда, настойка оказывала моментальный эффект, высушивая слезы и прогоняя дрожь. Осушив кружку, она поняла, что способна мыслить разумно.

– Меня выдают замуж за Кнуда…

Она рассказала Виве все, что узнала от матери, не утаив и о бегстве брата с семейной казной.

– Вот гаденыш! – выругалась Вива. – Как он смог? Хотя, чему тут удивляться, если все детство хозяин дул ему в попу. Ой, простите! – спохватилась она, зажав рот.

Рабы ни при каких обстоятельствах не должны были плохо отзываться о хозяевах. Это сурово наказывалось. Но Лея даже внимания не обратила на слова служанки, занятая собственными мыслями.

– Что мне делать, Вива? – мученически спросила она.

– А что тут поделаешь? – вздохнула та. – Если разобраться, Кнуд – не самая плохая партия. Он хоть молод…

– О чем ты говоришь?! – вскричала Лея. – У него же в голове так же пусто, как в той ржавой бочке на поляне, где мы играли в детстве. Единственный думающий орган у него в штанах, – сказала она и сама же покраснела от подобной вольности.

Что там у мужчин в штанах она представляла себе смутно, но не раз слышала, как так выражалась повариха, когда речь заходила о конюхе. А один раз Лея забрела на конюшню в неподходящий момент и увидела конюха на той самой поварихе. Тогда ей в глаза бросился белый зад, и она еще долго вспоминала, как ритмично он двигался, в такт гортанным стонам. Хвала богам, ее тогда не заметили, иначе об инциденте пришлось бы сообщить отцу, ведь в священном брачном союзе эти двое не состояли, а значит, грешили напропалую. А так это стало и ее тайной.

– Почему бы вам не наведаться в молельню? – предложила Вива. – На вас это всегда благотворно действует.

Лея ухватилась за эту мысль. Пусть Уна и не сможет ей помочь, но хоть направит на путь истинный. А сейчас ей, как никогда, нужно было мудрое слово.

Она спустилась в подвальный этаж и по темному коридору двинулась к одной единственной двери в самом его конце. Давненько она туда не наведывалась, и сейчас почему-то испытывала безотчетный страх.

Молельня была погружена в полнейшую темноту и затхлый воздух пах сыростью. Видно, не только она давно здесь не была, но и мама перестала навещать Уну и менять свечу. Отец-то и вовсе сюда не приходил. А рабам даже приближаться к молельне не разрешалось, чтобы не осквернять святости места.

Лея наощупь двинулась вдоль стены, пока не наткнулась на небольшое углубление. Щелкнув огнивом, она зажгла толстую свечу и убрала огарок давно потухшей. Небольшое помещение с круглым углублением в полу, залил тусклый свет. Такие же свечи Лея зажгла вокруг углубления. Стало заметно теплее, сырость отступила, а вместе с нею и страх. На душу спустилось привычное успокоение, которое Лея всегда испытывала в этом месте.

Из одного мешочка на поясе Лея достала щепотку священной травы – кручины, из другого – небольшой пузырек с эликсиром жизни. Бросив траву в центр углубления, она добавила сверху три капли эликсира и закрыла глаза, вдыхая пряные и дурманящие испарения.

– Дух семьи, призываю тебя, – нараспев произнесла Лея, слегка раскачиваясь в стороны. – Приди и поговори со мной.

Сразу же появилась тонкая струйка дыма, которая моментально стала густеть и разрастаться, пока не приняла очертания женской фигуры, кутающейся в белые одеяния.

– Хорошо хоть в минуты горестей обо мне вспоминают.

– Прости, Уна. Я не думала, что матушка перестала навещать тебя.

– Не стоит извиняться, – усмехнулась дух – красивая высокая женщина с гладко зачесанными черными волосами. – Мне и в одиночестве неплохо. Вот только сырость и темнота пугают. Попроси Трюд внимательнее следить за свечами, – пошевелилась дух, отчего по молельне пронесся легкий ветерок, заставивший трепетать пламя свечей. – Знаю, о чем хочешь поговорить.

– Ты всегда и все знаешь, – кивнула Лея. – Мне очень нужен твой совет, – с надеждой посмотрела она на Уну.

– А что ты хочешь услышать от меня? – нахмурилась та. – Сама же знаешь, что противиться воле отца не сможешь, а он твердо решил выдать тебя замуж за этого пустоголового.

– Что же мне делать? – снова чуть не заплакала Лея.

– Быть сильной и подчиниться, – строго ответила Уна.

– Скажи, что ждет меня после замужества? – взмолилась Лея.

– Ты знаешь, что я не могу этого сделать. Раскрывать будущее нам, духам, строго запрещено богами. Могу лишь дать тебе совет довериться судьбе. Выходи замуж за Кнуда, спасай семью и не обглядывайся назад. Тем самым ты спасешь много жизней, да и сама скучать не будешь, – усмехнулась Уна.

– Что ты хочешь сказать?

– Только то, что сказала. Твоя жизнь скоро изменится, да так, как ты и представить себе не можешь. Мой тебе совет – всегда оставайся сильной и непреклонной. Помни, что ты гордая, красивая и умная. Всегда доверяй своему сердцу, и оно тебя не подведет.

– Но я никогда не смогу полюбить Кнуда!

– Да уж… – кивнула Уна. – Нужно быть очень недалекой, чтобы проникнуться к нему теплыми чувствами. Внешний лоск, богатство – его единственные достоинства. И убогая душонка… Но, я отвлеклась, – встрепенулась она. – Не думай об этом, просто подчинись воле отца и уповай на богов. А я буду скучать по тебе и молиться, чтобы все у тебя получилось.

– Что получилось?

– Всему свое время…

Образ Уны начал растворяться, пока не исчез совсем. Лея ждала, что дух скажет что-то еще на прощание, но та больше не произнесла ни слова.

В свои покои она возвращалась в смешанных чувствах. С одной стороны, она заметно успокоилась после разговора с духом, как случалось всегда. С другой – она ничего не поняла из того, что та ей говорила, кроме того, что нужно смириться.

– Ну как? – встретила ее Вива.

– Будем готовиться к переезду.

Глава 2

Карета уже дожидалась ее во дворе, и Вива проворно сносила их вещи, когда Лея обходила дом, в котором выросла, словно прощаясь с ним навсегда. Откуда взялось такое чувство, она и сама не понимала, ведь уезжала совсем недалеко, и ее не собирались держать в четырех стенах, словно узницу. Но почему-то казалось, что с этого момента все изменится, что закончилась счастливая пора юности и начинается взрослая жизнь, от которой Лея не знала чего ждать.

Она ненадолго задержалась возле окна в своей спальне, рассматривая привычный вид раскинувшегося перед ним поля, покрытым инеем в эти предрассветные часы. За полем начинался лес. Сколько всего было связано у Леи с ними. В детстве они пропадали там целыми днями. Особенно им нравилось играть на поляне, где было полно старых вещей. Народ свозил их туда и выбрасывал, а детвора строила из них нелепые конструкции, представляя что это их дом. Один такой был и у Леи с Вивой. В теплую погоду они все время играли там. И так было вплоть до последнего года, когда Лея открыла свой первый светский сезон и распрощалась с детством. Теперь все их игры остались лишь в воспоминаниях о счастливых моментах.

– Лея, тебе пора, – заглянула в покои мама.

С того памятного вечера они практически не разговаривали с Трюд. Лея даже если и хотела поговорить, то дел было столько, что по вечерам она буквально с ног валилась от усталости. А мать словно избегала ее, стараясь как можно реже попадаться на глаза.

Но сейчас Трюд подошла к дочери и крепко обняла ее.

– Прости нас с отцом и постарайся понять, – прошептала она ей в волосы. – И… береги себя, а я за тебя помолюсь.

– И ты береги себя, мама, – как в детстве, прижалась Лея к родной груди. – Я очень люблю тебя.

На глаза навернулись слезы, которые она старательно гнала от себя всю эту неделю. Но сейчас несколько прозрачных капель скатились по щекам и затерялись в меховой накидке.

Рука об руку они спустились вниз, где их уже ждал отец. Он нетерпеливо переминался на крыльце, а из окошка кареты выглядывала обеспокоенная мордашка Вивы.

– Наконец-то! – проворчал Орм. – Чего застряли?!

Лея смотрела на отца и не понимала, почему тому так не терпится сбыть ее с рук. Понятно, что через неделю ее свадьба, а вместе с ней и гарантия на нормальную дальнейшую жизнь. Но неужели он никогда ее не любил? Да и кого он, собственно, любил, кроме Бранда? И что дала тому его любовь, кроме эгоизма?

Лея в последний раз прижалась губами к щеке матери и, не оглядываясь, направилась к карете. Она шла с высоко поднятой головой, решив, что не позволит сломить себя никому.

Уже через десять минут они подъезжали к огромному белеющему в рассветных сумерках особняку. Дом Кнуда раз в десять был больше их родового поместья. Украшенный ажурными колоннами, поддерживающими балкон на втором этаже, особняк выглядел слишком помпезным и невписывающимся в окружающий пейзаж. Он смотрелся, как фрагмент, выполненный профессиональным художником в центре детского рисунка. Лея и раньше видела этот дом, но никогда не думала, что вынуждена будет поселиться в нем.

Их никто не встречал. Карета въехала во двор и остановилась возле крыльца. Девушки посидели какое-то время, ожидая, когда же распахнется дверь, но так и не дождались.

– Ничего не скажешь, ласковый прием, – пробормотала Вива. – Я сейчас…

Служанка выскочила из кареты. Скептически глянула на кучера, что лениво доставал их багаж, и помогла выбраться Лее. Какое-то время девушки потоптались на крыльце, но опять навстречу им никто не вышел.

Массивная дверь поддалась с трудом. Протяжный скрип прорезал внутренности дома, погруженного в темноту. Похоже, все еще спали. Значит, даже приезд нареченной не смог заставить жениха встать пораньше, как и его прислугу. Хорошенькие же нравы царят в доме.

Внутри было ненамного теплее, чем в эти утренние часы на улице. Девушки, кутаясь в накидки, вошли в первую попавшуюся дверь и оказались в просторной гостиной. Камин зиял черной холодной дырой, и Вива, засучив рукава, принялась его растапливать.

– Еще не хватало, чтобы вы тут замерзли и заболели. Для полного счастья вам не хватает только этого, – ворчала она, разжигая огонь и поправляя дрова кочергой.

Когда языки пламени весело заплясали в камине, Лея подошла ближе и протянула озябшие руки к огню. Вива пододвинула к камину массивное кресло и заставила в него опуститься хозяйку.

– Вы пока подремите тут, а я пойду хоть кого-то разыщу. Что за нравы в этом доме?! – не стесняясь, возмущалась она.

На Лею навалилась странная апатия и равнодушие ко всему. Так было даже лучше – никого не видеть и не слышать, потому что она даже примерно не знала, что ждет ее в этом доме. Она умудрилась задремать, когда услышала приближающиеся голоса, в одном из которых узнала Виву.

– Ну вот, госпожа, сейчас мы вас проводим в ваши новые покои, – нарочито весело прощебетала Вива, подлетая к ней и заставляя встать. – Это Дорта, – представила она подошедшую к ним и склонившуюся в поклоне розовощекую пышнотелую девушку. – Она тоже будет прислуживать вам. Но и от меня вы не избавитесь, – засмеялась она.

Лея была благодарна Виве за веселость и попытки рассмешить ее. Она даже попыталась выдавить из себя улыбку, но судя по растерянному лицу Дорты, улыбка ее больше походила на оскал. Больше она решила не предпринимать таких попыток, а молча отправилась за провожатыми.

Покои ей отвелись просто шикарные, даже помпезные. Состояли они из трех комнат: спальни, гардеробной и купальни. Причем размеры последней не отличались от остальных. Огромная ванна, выполненная в виде углубления в полу, больше напоминала небольшое озеро. А сочетание сочного малахита и позолоты в интерьере отпугивали кричащей роскошью. Лея почувствовала себя королевой-самозванкой.

Комната Вивы примыкала к ее спальне, что Лею несказанно порадовало. В такой обстановке ей просто необходим был кто-то родной рядом, готовый прийти на помощь по первому же зову.

Гардеробная пока пустовала. Единственными вещами там стали ее собственные, распакованные заботливыми и умелыми руками Дорты. Эта девушка Лее сразу понравилась за расторопность и молчаливость. И что-то ей подсказывало, что вскоре в гардеродной появится много новых нарядов. А как же иначе? Она должна соответствовать новому образу – жене самого Кнуда.

Лея поморщилась. И зачем она только вспомнила о нем?

– Ваша спальня размером, как гостиная в доме вашего батюшки, – раздался голос Вивы, и Лея покинула гардеробную.

Да уж! Она озиралась в комнате, обитой нежно-голубым гобеленом. На огромной кровати, под прозрачным балдахином, могли поместиться одновременно человек десять. А она одна там точно затеряется среди всех этих подушек и одеял.

– Кошмар, – пробормотала Лея.

– В чем именно? – вздрогнула она от скрипучего голоса и резко обернулась к двери.

В проеме застыла высокая женская фигура. Мать Кнуда она не раз встречала на балах, но никогда не разговаривала с ней. Она даже издалека не слышала голоса той, поэтому сейчас была неприятно поражена скрипучими интонациями в нем, режущими слух. И весь вид ее кричал о высокомерии и нетерпимости.

– Вам не нравятся ваши покои, дорогуша? – обратилась к ней Кая.

– Ну что вы! Здесь чудесно, – сделала Лея быстрый книксен.

– Я рада, – сухо кивнула мать Кнуда и отвернулась от Леи. – Дорта! – крикнула она. – Подготовь молодой госпоже ванну, – распорядилась она, когда раскрасневшаяся служанка выбежала из гардеробной. – И не забудь добавить нашего семейного душистого масла. Завтрак в восемь, – снова повернулась она к Леи. – После завтрака вам предстоит процедура осмотра, а потом мы отправимся к портнихе.

Все, что говорила эта женщина, никак не отражалось на ее мимике. С самого начала лицо ее не теряло надменно-скептичного выражения. Лея так увлеклась наблюдением за ней, что пропустила смысл сказанного. Лишь когда за Каей закрылась дверь, до нее дошло.

– Что мне предстоит после завтрака? – ошеломленно уставилась она на Виву.

Та сильно покраснела и отвела глаза в сторону. Так же растерянно выглядела в этот момент простодушная Дорта.

– Девушки, что тут происходит, о чем я понятия не имею?! – притопнула Лея, повышая голос.

– Госпожа, так заведено… – Вива запнулась, не решаясь продолжать и взглядом прося поддержки у Дорты.

– Что заведено? Вива! Можешь ты сказать четко?! Чего мнешься?..

– Когда невеста перед бракосочетанием переезжает в дом жениха, женская половина рода, во главе с матерью жениха, осматривают ее на предмет порчи, – речитативом, не глядя на нее, рассказывала Вива.

– Какой порчи? – лицо Леи все больше вытягивалось от удивления, а по спине пробежал противный холодок. Почему мать ее не предупредила о предстоящем позоре? Не потому ли, что испугалась ее реакции? Впрочем, сейчас Лея и сама ее опасалась, чувствуя, как сжимаются руки в кулаки.

– Физических изъянов, – еще тише продолжила Вива. – Если их бывает много, то от невесты отказываются. Но вам-то это не грозит, – ободряюще взглянула она на госпожу.

Больше всего Лее сейчас хотелось закричать во все горло. Она аж тряслась вся изнутри, стараясь сохранять внешнее спокойствие. Только ладоням было больно от впившихся в них ногтей. И зубы скрипели, так сильно она сжала челюсти. Физические изъяны?! Ее будут осматривать, как племенную кобылу? Что же это за нравы царят в их обществе, раз девушек заставляют проходить через подобные унижения?

– Вива, что еще есть такого, чего я не знаю и должна знать? – сквозь зубы спросила она. Дорта к тому времени снова спряталась в гардеробной, испугавшись возможной бури. – Расскажи лучше сейчас, ради нашего общего спокойствия. Через что еще мне предстоит пройти?

– Ничего такого позорного больше не будет, – поспешно заговорила Вива и сама покраснела от собственных слов. – Через два дня в доме губернатора состоятся заключительный в этом сезоне бал, где объявят о вашем предстоящем бракосочетании. Накануне этого священного события в родовой молельне проведут обряд подготовки к соединению. Ну а о том, что предстоит вам после освящения союза, думаю, вы и сами догадываетесь, – еще сильнее покраснела Вива.

– Почему же я ничего этого не знала? – потрясенно прошептала Лея, сжимая виски руками и чувствуя, как в голове пульсирует тупая боль.

– Наверное, потому что никогда не спрашивали об этом. А ваша матушка не сочла нужным рассказать вам. Я же… я просто не в меру любознательная, вечно сую свой нос везде.

Лея лишь молча смотрела на нее, не в силах больше вымолвить ни слова. Хочет она того или нет, но и эти испытания ей предстоит вынести с высоко поднятой головой. Никто даже близко не догадается, какое омерзение при этом она будет испытывать.

За завтраком кроме Кнуда, его матери и самой Леи никого больше не было. Отец Кнуда трагически погиб несколько лет назад – упал с лошади во время охоты и сломал шею. Еще в доме жила его мать, бабушка Кнуда, насколько знала Лея. Саму ее она никогда не видела, но по округе гуляла молва, что нрав у старухи был суровый, и Лея заочно ее побаивалась. Поэтому даже рада была ее отсутствию.

Завтрак проходил в полном молчании. Слуги четко меняли блюда на столе, действуя так умело и незаметно, что Лея поражалась их сноровке. Кая сидела с идеально прямой спиной и ни на кого не смотрела. Зато ее сынок безостановочно бросал липкие взгляды на Лею, не переставая при этом глупо улыбаться. К концу завтрака ей это до такой степени надоело, что даже тело зачесалось, словно он действительно касался ее. Она была рада покинуть столовую, несмотря на то, что впереди ее ждало еще одно испытание.