Музам Аврора подруга.
Знает о том каждый.
Вот и себе я строго
Сказала о том дважды.
Встану я рано-рано.
Сяду писать работу.
Только вот у дивана
Трудно украсть свободу.
Он ведь такой мягкий,
Дам я себе минуту,
Он ведь такой тёплый,
И родной. Почему-то.
Дует в окно ветер,
Стены ворчат зябко,
Стелется по полу вереск,
Жмутся друг к другу тапки.
Вот я спускаю ноги
В вереск росой покрытый,
Бабочка у дороги,
Дуб у беседки крытой.
Надо дойти до кухни,
Там, вроде, кофе было.
Но нелегка дорога,
Тропку рекой смыло.
Брод далеко справа,
Мост далеко слева,
Рыб проплыла стая,
Берег туман стелет.
Знаю! Ведь был плотик!
Где-то на верхней полке.
– Кис, кис, кис, кис, котик…
Да не смотри волком.
Нет, не нужны басни.
Видишь? Бурное море!
Мне бы проплыть в кухню,
Там у меня кофе!

*
Ох, проспала снова.
Ну не судьба! Явно!
Спасибо тебе Аврора,
Сказка была славной.

***

Какое чудесное утро – прекрасное утро! Туманом окутало город. С балкона я слышу птиц. И солнце ещё не встало, сквозь дымку тумана огни застревают в просветах моих ресниц. Ах, если бы это видел, ты видел, милый, как облако тихо тает и с крыш домов туманом стекает в озеро из туманов; в тягучее, светло-зелёное от берёз. И может быть всё неважно, тебе неважно, как утро вступает влажно в свои права, но сердце моё намокло, как змей бумажный, без малой опаски попавший в седой туман. С балкона сорвётся лихо, лететь не сможет, чуть-чуть затрепещет под ветром надежд и лиц и рухнет под небом синим, весенним, новым на землю от крика глупых, весёлых птиц.

«Льется речью внутри…»

Льется речью внутри
проза,
То отпустит, а то
подкатит.
А в поэзии – там
розы,
На рассвете и на
закате.
А зачем я пишу
сказки?
А затем, что оно
важно!
Кто-то мне подарил
краски,
Вместе с ними и холст
бумажный.
Вот и мучаюсь я
с даром.
От людей до людей
прячу.
И не нужен бы он…
даром…
Только я без него
плачу.

***

Если ко мне вдруг придёт огромное, сильное, страшное, неотвратимое Горе, как лама, стрелой пронзённая…

…мне будет некому позвонить…

Если ко мне вдруг придёт зелёное, зыбкое, светлое, неуловимое Счастье, как карма, неразделённая…

…мне не захочется позвонить…

Если ко мне постучится сонное, бело-лохматое, дико оборвано Лихо, как тётка мне не законная…

…мне будет некому позвонить…

Если ко мне залетит нечаянно нежное, лёгкое, долгожеланное Тихо, как радуга, первозарочная…

…мне не захочется позвонить.

«Начинался новый поспешный день…»

Начинался новый поспешный день.
Я с трудом проснулась, почти проспав.
Встала с правой, споткнувшись, нырнула в тень,
Натянула что-то, почти порвав.
А за мною кошки сидят-следят,
Мордочки воротят туда-сюда,
В это время, обычно, они не спят,
От проспавшей хозяйки нужна еда.
Милка-девочка робко сказала «мяу»,
Борька фыркнул и пятки пошёл ловить.
Муж ворчал, а завтрак ему скворчал,
Уж детей мне в школу пора будить.

Суета сует затопила жизнь,
Но из дома выйдя, я вижу, встыв,
На свинцовом небе цветной сюжет,
Что рассветом время остановил.
В суете живём, суету жуём,
Но не забывать бы хоть иногда…
Иногда природы «вино» мы пьём,
От него любая пройдёт беда.
***
Светло-прозрачно поёт дождь.
Он по траве, налегке – стук.
И прирастает его мощь.
В каплях витает его звук.
Звуком за звуком он шёл в степь.
Туда, где давно его ждал ковыль.
Каплей за каплей он всё креп
И по дороге прибил пыль.
Вот бы и мне, как и дождь, мочь
Каплю за каплей копить сил.
Шагом за шагом идти в ночь,
Чтобы ни ветер, ни стресс не сбил.

«Стучится птица в окно «там-там…»

Стучится птица в окно «там-там»
Как будто сердце застряло там,
Как будто с птицей пришла судьба,
Как будто злится меж тесных рам.

Тихонько шепчет – «пусти… пусти»,
Ждёт переменами на пути.
Что за новинки с собой несёт?
Для человека судьба не всё!

Я выйду, вылечу птицу ту,
И отпущу её в высоту.

«Ко мне повадился ходить соседский кот…»

Ко мне повадился ходить соседский кот,
Он входит в комнату, ложится на диван.
Мурлычет что-то мне под боком о своём.
Воротит мордочку от миски с молоком.

Приходит он ко мне ни есть, ни спать,
Ни поиграться с кисточкой от штор,
Пыталась честно его «мяу» расшифровать,
Но не могу его понять я до сих пор.

Так и живём: он в гости – как домой,
Я под его мурлыканье пишу,
А может это он, такой родной,
Мурлычет то, что вам я расскажу…

«Мимо дома художника шла…»

Мимо дома художника шла
Девушка с инеем на ресницах.
Ах, как была она хороша!
Такая даже и не приснится.
Пишет художник и день, и ночь.
Как-то она по-иному светится,
На кончике кисти зелёным мазком
Взгляд той девушки так и вертится!
И уж неделю ему не до сна,
Что-то никак не получается,
Ну не она это! Не она!
А за окном весна начинается…
В жизни случаются чудеса,
Но в этот раз не пошла жизнь сказкою,
Долго художник её писал,
Но так и не встретил, взгляд тот ласковый.

Кинул с досады о стену мольберт,
Кисть поломал и запачкался краскою,
Сдернул с подножки несчастный портрет…
Вышел художник на белый свет…

– Здравствуйте, милый затворник-сосед.

Та же душа, да и те же линии,
Та же походка, и тот же свет…
Те же ресницы, но только без инея…

Нетзависимость

Монитора лучше
Два монитора.
Где на одном —
Очередная твоя корона.
А на втором —
Отзывы на корону
Разным шрифтом.

Может быть даже…
От одного и того же друга,
Вечного стража…
Лучшего.
Того, которого ты
Не видел ни разу —
Не было случая.
За клавиатурой совсем мира не было.
Слушайте,
Мир растаял.

Ненастоящая жизнь
Мимо тебя настоящего.
Семья,
Неразборчивым гулом мешающая
Себя разбивать на семь я.

Стыло сердце,
Рукой нерабочей корчась,
От недостатка эмоций
Крошась
В руку рабочую,
В ту, что по мышке
В пику, чую,
Одиночества лику
Лайки всю ночь
Кликала.

«Прижму я к груди коленки…»

Прижму я к груди коленки…
Мой страх… за… вон той стенкой…
Он с детства бродил где-то,
Теперь он шуршит газетой.
Знакомый такой… светлый…
Одетый в домашние ветры.
Наверно голодный… бледный…
Ты, где ж ночевал, бедный?

Виртуаль

Шел человек по грязным лужам,
Не глядя, наступая в них,
Он был не слеп и не простужен,
Не сумасшедший, не старик.
Осадков выпало немало,
Из туч к нам Осень прорвалась,
Всё плыло: голо, жёлто-ало,
В ручьях асфальтовых кружась.

Шёл человек в шарфе богатом.
Длинно и дорого пальто.
А рядом шёл своим парадом
В витринах магазинов – Кто?
Размытой тенью в зазеркалье,
Среди шаров, срывая крик.
Шел Отраженье в Виртуали.
Но не копирка! Не двойник!

Он шёл как будто параллельно,
Он отставал всего на миг,
Его пальто размытой тенью
Скользило в зеркалах немых.
Его изломанные руки
Махали в такт его шагам,
И извиваясь, словно в муке,
Спускался шарф к его ногам.

А человек смотрел на небо
И видел перья облаков.
И улыбался им несмело,
Как будто к ним взлететь готов.
А Отраженье в Виртуали
С оскалом жутким на губах
Со страхом высоты и дали
Кривлялся с ужасом в глазах.

И тот моё воображение
И этот для меня лишь миф.
В моей душе идет сражение
Покруче, чем у древних Фив.
Какие чувства верхи взяли?
Что выпадет в короткий век?
Я – отраженье в Виртуали?
Или живой я человек?

«Спускался шут по лестнице…»

Спускался шут по лестнице,
Бубенчики подбрасывал
И сам себе истории рассказывал про жизнь.
И сам себя запутывал,
Дурачил, оболванивал,
А чтобы чувства странные, как мысли, унеслись.

Что в сердце вёсна ранние,
Придумывал, что ранен он.
На поле боя ранен он, и это заживёт.
Тоску переворачивал
Из тёмно-синей в алую,
И из большой да в малую. Пускай теперь поёт!

Спускался шут по лестнице,
Бубенчики подбрасывал.
Один бубенчик истина, другой бубенчик ложь.
И тот, что ложь, – позвякивал,
Позванивал – что истина,
А разницу-проказницу на слух не разберешь.

Ну, скажем, не любовь пришла,
А так… желанье плотское,
На то и лето красное, душистые поля…
И снилась не она ему,
Совсем другая девушка,
Ни капли не похожая на дочку короля.

Спускался шут по лестнице,
Бубенчики подкидывал,
Взлетела в небо истина, упала в руку ложь.
И ложь была тяжёлая,
Была весомой истина,
Рукою человеческой и не соотнесёшь.

Глаза увидел светлые
И локоны строптивые,
Бубенчики железные упали мимо рук.
И по ступеням каменным
К ногам принцессы прыгали,
Так больно одинаково…
Стук-стук…
Стук-стук…
Стук-стук…

«Я интроверт, но я люблю людей…»

Я интроверт, но я люблю людей,
Они ведь наблюдатели за миром.
И в нём своё несчастие куют.
Порою они шутят тоже мило,
И иногда, случается, поют.

Я взглядом понимания согрею,
Не тратьте люди силы на меня,
Здороваться я первой не умею,
И сколько мне укоров не дадут,
Не научусь, такая уж натура.

Я искренне хочу здоровья всем,
С кем я и не здороваюсь порою,
Но как я ни стараюсь – не открою,
Взаимосвязи странных этих пут,
Поэтому пишу об этом тут.

Да, я больна свободой, словно птица.
Но кто сказал, что я хочу лечиться?

«А у меня улетел зонтик…»

А у меня улетел зонтик.
А он по улице вверх прыгал…
И падал медленно дождь в кофе,
И ветер на ухо мне ухал…
А в облаках мешанина света,
Озона, цвета, гусиных стай…
Пить кофе, также, с дождём вкусно,
Как со слезою горячий чай…

«На самом деле – мы все не видим…»

На самом деле – мы все не видим.
Слепые бродим, на ощупь, еле.
И в наших кредо – сам Бог невидим.
Души не видим, на самом деле.
И если чувствуем – что-то пусто,
Откуда черпать пойдём на ощупь?
Где тут ошибка, а где искусство?
Чья поведёт за собою поступь?
Где сторона куда сердцу нужно?
Никто не скажет! Никто ж не видит!
И если путь ваш ругают сложно,
То знайте, прав тут никто не будет!

«При дворе Шута искали…»

При дворе Шута искали:
Сам король позвал Шута.
Коридорами, садами,
У беседки, у пруда
От Шута нет и следа.

Между тем, в стогу, за замком
Он грустил в соломе тяжко,
Лепестки срывал с ромашки
Тяжкой думою объят.
Догадалась? Нет ли? Знает?
Промолчит или загубит?
Знает! …Голову отрубят…
Нет, повесят! Четвертуют!
Ох, ну точно же казнят!

Смерть пусть будет красным маком
Жизнь – простою как ромашка.
Рассужденья по-дурацки,
С головы он Шут до пят.
Но допустим, он решает
Промолчать. И тихо любит,
Но страданья – саранча.
И ромашку полевую
День за днем они сточат.

Красный мак манит, дурманит,
Краткий сон – его судьба,
Расцветёт и тут же вянет.
Дар его обманом станет,
Будто не был никогда.

Сочетать бы с маком браком
Жизни цвет его ромашки —
Детки были бы милашки,
Сердце сном могли б унять.
Но где видано доселе,
Чтобы мак с ромашкой сеять?
Мак с ромашкой разных семий,
Тот, кто смог бы – стал бы гений,
Смерть и жизнь не сочетать.

«Слышишь? В синем ночном плену…»

Слышишь? В синем ночном плену
газовые котлы дышат.
Спят печально сараи. Слышишь?
Греют морозом свою тоску.
Слышишь? Старые колья оград
Хрипло ворчат в профиля заборов,
В те, что работу у них забрав,
Отгородились устав от споров.
Слышишь? Молчит изразцовая печь,
И, навсегда заслонки утратив,
Слушно хранит самурайский меч,
Тысячелетья за миг потратив.
Слышишь? Сдвигаются берега,
Соединяя вино и воду.
Выпарить можно их на свободу,
Только нет надобности пока…

***

…там, на орбите солнца, как свет, несётся невидимая река, стылый след от солнца, она в себя впитает всё, что приблизится, перерождает в невидимой своей кузнице, чёрных эмоций за день скопилось много, я полечу туда…

…я знаю дорогу…

…там, на орбите солнца, нет сил собраться, надо бороться, ведь надо ещё вынырнуть, или меня внесёт прямиком в солнце, там не выжить, а лишь…

…нутром выгореть…

там, по орбите солнца, ныряю рыбкой, с бешеной скоростью в волны реки зыбкой и вымывают воды реки нитро, всё, что собралось за день, ко мне прилипло, я прилетаю назад в города смога и понимаю, что…

…я была у Бога…

…он смотрел в меня глазами большими, ясными и не видел зла…

…только прекрасное…

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Пустыня

Глава первая.Намурлыканные сказки

«Музам Аврора подруга…»