Это большая редакторская работа Бахтина, в которой большинство переводных стихотворений принадлежат ему, и так как это издание посвящено Бахтину, будут включены только переводы, сделанные Бахтиным. Здесь не будет включен один том под названием «Китай и Япония в их поэзии» 1896 г., так как стихи из этого тома уже напечатаны в современных изданиях, и их можно прочитать в интернете. Из-за огромного количества стихотворных материалов, пьес, статей, невозможно уместить в мое издание, фотографии и много других оригинальных и уникальных материалов, вы можете прочитать на моей интернет-странице в VKонтакте (vk.com/id349886379).

«Мадьярские поэты». Тип. Я. И. Либермана. Фонтанка, 86. СПб. 1897.

Александр Кишфалуди.

Несчастная любовь

(Изъ «Песенъ любви Гимфи»).

Какъ олень порой несется,

Острой раненой стрелой,

Словно веря, что спасется,

Кровь же льетъ съ него струей,

Такъ и я отъ взоровъ милой,

Въ сердце раненый, бегу,

Но нигде души унылой

Исцелить уже не могу:

Бегство рану растравляетъ,

Ядъ все глубже проникаетъ,

Все сильней моя тоска, —

Нетъ спасенья, смерть близка.

Пр. Б.

Карлъ Кишфалуди.

Песня въ народном духе.

Ахъ, когда жъ я вновь увижу

Васъ, поля мои родныя?..

Где-бъ ни поелъ я, где-бъ ни сталъ я,

Шлю лишь къ вамъ свои мечты я.

Птичка-ль съ родины промчится,

Ветерокъ ли пронесется,

Я встречаю ихъ вопросомъ,

Хорошо ли вамъ живется…

Но молчатъ они, не зная,

Сколько мукъ въ моемъ вопросе,

И стою я, одинокий,

Какъ былинка на утесе…

Далеко теперь отбился

Я от хижины родимой,

Какъ листочекъ сиротливый,

Ветромъ осени гонимый…

Пр. Б. (По Кертбени и Гэку).

Михаилъ Чоконай.

Песня

Въ летнюю полночь ему принесли

Съ красной печатью приказъ;

Янчи мой спалъ, и пришлось имъ будить

Янчи въ полуночный часъ.

Въ эту минуту со мною онъ былъ —

Снилось я ночью ему,

Снилось, как будто онъ нежно меня

Къ сердцу прижалъ своему.

Въ бой противъ турокъ сзывали войска

Трубы, протяжно трубя…

Янчи поспешно вскочилъ из коня…

Другъ мой! Увижу-ль тебя?

Вплоть до околицы шла я за нимъ,

Шла я и слезы лила;

Словно голубка печальная, я

Горемъ убита была.

Въ конскую гриву я ленту вплела,

Розъ принесла для коня

Сто поцелуевъ я другу дала,

Чтобъ не забылъ онъ меня.

Сердце въ груди разрывалось моей,

Все потемнело вокругъ

Въ мигъ, когда Янчи, прощаясь, сказалъ:

«Бог да хранитъ тебя, другъ!»

Пр. Б. (По графу Майлатъ)

Даниил Берженьи

Танцы

Если желаешь ты видеть характеръ и нравы народа

въ яркихъ, наглядныхъ чертахъ, – танецъ народа узнай,

Вотъ вальсируетъ германецъ въ три счета, серьезно и важно;

крепко обнявши рукой, кружитъ онъ даму свою.

Къ верному сердцу одну только женщину онъ прижимаетъ;

тихо веселье его. Немецъ умеренъ во всемъ. —

Скачетъ, танцуя, французъ и съ улыбкою вправо и влево

руку свою подаетъ; часто меняетъ онъ дамъ.

Быстрый, живой и горячий, онъ въ радости – сущий ребенокъ:

ветренъ въ веселье своемъ, онъ ветрогонъ и въ любви. —

Съ Пиндаромъ можно сравнить вдохновленнаго пляской мадьяра;

страсть онъ влагаетъ въ нее, внутреннимъ пыломъ горя.

Вотъ онъ скользитъ еле слышно, томленьемъ любовнымъ охваченъ,

в пляске стараясь найти скорби забвенье своей.

Вотъ, загораясь внезапно, онъ пляску победную началъ;

битвой съ врагомъ упоенъ, онъ позабылъ о любви.

Слышишь, какъ почва колеблется? Видишь какъ Кинижи пляшетъ,

Крови съ лица не стеревъ, пляшетъ надъ трупомъ врага? —

Въ книгу нельзя занести этой пляски таинственныхъ правилъ;

ихъ и не нужно совсемъ: здесь вдохновенье законъ.

Тотъ лишь, кто мускулы въ дело пускаетъ съ энергией мужа,

Сильный въ порыве своемъ можетъ плясать какъ мадьяръ.

Пр. Б. (По Гэку и Уйфальви).

Михаилъ Томпа

Осенняя песня.

Где блескъ весны

и лета зной животворящий?

Ночной порой

ужъ веетъ надъ землей

дыханьемъ осени мертвящей!

Светаетъ день,

Но все поля въ слезахъ:

больна природа безнадежно,

и скорбь въ ея чертахъ.

Зачемъ же лесъ

въ румяномъ блеске весь сияетъ,

когда вокругъ

поблекший, бледный лугъ

границу тленья означаетъ?

Но слышишь плачь?

То ветеръ зарыдалъ,

онъ для больной зловещий признакъ

въ румянце угадалъ.

Пр. Б. (По А. ф. д. Гайде).

II.

Осень.

Подходитъ осень… Блеск лучей

не оживитъ уже полей…

Лазурь небесная бледна…

Любимой скорби грудь полна.

Замолкли песни, темный боръ

роняетъ летний свой уборъ…

Я вспомнилъ въ мысляхъ о весне —

еще грустнее стало мне.

Давно-ль цвели поля и лугъ?

Давно-ль народъ шумелъ вокруг?

И вотъ не стало ничего,

Какъ на кладбище все мертво.

Что въ мире осени грустней?

но сколько чаръ волшебныхъ въ ней!

Была бы осень мне мила,

Хотя-бъ и смерть мне принесла.

…Природа мертвенно бледна,

улыбкой кроткою она

встречаетъ часъ последний свой,

и дивный смыслъ въ улыбке той!

О сладкий сонъ! Моихъ очей

коснулся ты рукой своей;

предъ опадающей листвой

я ницъ склоняюсь головой.

Беззвучно падаютъ листы.

Въ ихъ смерти столько красоты,

Что мукъ предсмертныхъ не видать…

Нельзя красивей умирать!

Н. Новичъ. (Съ мадьярскаго).

Александръ Петёфи.

Любовь и свобода милей мне всего

За нихъ не возьму ничего.

За любовь я отдамъ свою жизнь, свою кровь,

За свободу-жъ отдамъ и любовь.

Петёфи. (перевод М. Александровичъ).

III.

Кого несутъ? По комъ трезвонъ

Звучитъ въ последней тризне?

Но, кто-бъ онъ ни былъ, счастливъ онъ:

Избавился отъ жизни!

Отъ дома къ дому по пути

Несется вопль печали…

Меня бы лучше вамъ нести:

Вы-бъ слезъ не повстречали!

1843. Н. Новичъ.

(По М. Фаркашу).

XXII.

Конецъ сентября.

Цветы еще всюду пестреют в долинах,

И тополь пред домом украшен листвой,

Но вверх посмотри ты: на горных вершинах

Снега забелелись, – там веет зимой.

Меня еще греют лучи золотые,

Из пылкого сердца весна не ушла,

Но градом уж скошены кудри густыя,

Сребристые нити зима в них вплела.

Цветы отцветают, и жизнь догорает…

Прижмись, моя женка, ко мне поскорей!

Сегодня – мне к сердцу, а завтра – кто знает! —

Быть может, к могиле прильнешь ты моей!

О, если умру я, у праха родного

Ты ниц упадешь ли с рыданьем глухим?

Скажи мне, родная, решишься ли снова

Менять ты то имя, что стало твоим?..

Но если во вдовьем ходить покрывале

Ты будешь не долго, отдай его мне, —

Снеси на могилу, как символ печали, —

И, вставши из гроба в ночной тишине,

Я вытру им слезы, которые стану

Ронять, потрясенный изменой твоей,

И им обвяжу я глубокую рану

На сердце, какого нет в мире верней…

Н. Нович. (По М. де-Полиньяку и Нейгебауэру).

XXIII.

К Юлии.

Едва займется день, как уж ложится тьма;

Едва пахнет весной, как уж грозит зима.

Едва лишь встретиться успели мы с тобой,

И вот уж так давно мы связаны судьбой.

С рук матери с отцом едва успев сойти,

К могиле праотцев стоим мы на пути,

И жизнь ушла… как тень, что тучка навела…

Как пар дыхания с поверхности стекла…

Н. Нович. (По М. де-Полиньяку и Нейгебауэру).

XXXV.

Жена моя и мечъ.

На крыше – сизый голубь,

Звезда – на небесах,

Тут, на моих руках.

Прильнув к моей руке,

Как поутру росинка

На гибком тростнике

Держать такую прелесть —

И вдруг не целовать?

Да разве поцелуи

Мне нужно занимать?

Не прочь и поболтать мы,

Да только, чуть начнем,

Как вновь на полуслове

Для ласки речь прервем

Завидно наше счастье

И радости полно,

Как жемчуг неподдельный

Сияет нам оно.

Но, вижу, меч мой старый,

Висящий на стене,

Глядит мрачнее тучи,

Поворотясь ко мне.

К чему, старик, сердиться?

Ревнивый ты какой!

Ну, что тебе за дело

До нас, приятель мой?

Ведь, если ты мущина, —

Во избежанье зла,

Не должен бы мешаться

Ты в женские дела.

Откуда эта ревность?

Вот не из тучи гром!

С моей подругой юной

Ты хорошо знаком,

Ея ты знаешь душу,

И сам понять бы мог

Что сознает не часто

Такие души Бог!

Пусть скажут, что отчизне

Рука моя нужна —

Сама тебя наденет

На пояс мой жена

И, нас благословляя,

«Ступайте», скажет, «в путь,

И каждый неизменно

Друг другу верен будь!»

Пр. Б. (По Уйфальви и Кертбени).

XXVII.

Прощание.

Давно ли рассвело? И вот уж ночь;

Давно ли я успел сюда добраться?

И вот уже идти я должен прочь, —

Прощаться, не успевши повидаться.

Прощай, моя родная, Бог с тобой,