Чеченцы: быт, культура, нравы, обычаи, религия. Кавказская война. XIX век

Редактор-составитель Муслим Махмедгириевич Мурдалов

Набор текста, корректор Джабраил Муслимович Мурдалов

Набор текста Микаил Муслимович Мурдалов

ISBN 978-5-4493-5408-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается: Заслуженному и Народному врачу, настоящему другу и природному чеченцу из рода Басхой – Умарову Алимхану Алгириевичу

Предисловие

А книга польского писателя, изданная в 1883 году, кавказоведам на русском языке доступна для чтения вообще впервые. Эту книгу Джабраил переводил с польского языка, пользуясь помощью интернет-переводчиков, в течение нескольких месяцев. Мне достались хлопоты по редакции текстов и многих старых слов, которых авторами были записаны не зная тонкости звучания чеченского языка, да еще и на польском языке. Найти эту книжку мне помогли библиографы Отдела Рукописей Национальной Библиотеки Польши в г. Варшава, за что я им хотел бы выразить сердечную благодарность. Солдат из Польши на Русской службе, находясь не один год среди чеченцев, в ходе кавказской войны, подметил и записал точно многие очень интересные детали из жизни и быта, не только чеченцев, но и детали взаимоотношений нескольких народностей, и воевавших на стороне Шамиля. Этот сборник представит особый интерес ученым – этнологам и этнографам, краеведам, так как этот польский солдат красочно и искусно описал и Аварию, и Лезгинистан, и Андию. Подробнейшим образом описал домашний быт, женское и мужское одеяние почти всех основных народов, живущих на Северном Кавказе, домашняя утварь и т. д. К сожалению идеально перевести со старого польского языка на современный русский язык, в деталях очень не легко.

Хотелось бы обратить Ваше внимание на произведение, приведенное в этом сборнике, написанное Анной Дрансе, гражданкой Франции, педагог, образованная женщина, будучи учителем детей князя Орбелиани, она могла покинуть семью Орбелиани, но до окончания переговоров, и полного освобождения семьи грузинских царевичей, находилась в Ведено в ставке Шамиля, являясь летописцем и важнейшим источником. Также было интересно узнать, точно ли переведена на русский язык версия книги, использованная в этом сборнике. Перевод, сделанный Вердеревским, в Тифлисе в 1859 году, он полностью соответствует оригиналу. Еще эта книга для истории чеченцев ценна тем, что в ней упоминается Шейх Устаз Кунта-Хаджи Кишиев (мой Устаз). и его взаимоотношения с имаматом Шамиля.

Судьбы людей, бывших в плену у чеченцев, к моей большой радости не пересеклись на чеченской земле, многие из них, вернувшись в большие города, оставили подробное воспоминание, некоторые даже смогли их частично или полностью опубликовать. Например, Беляев Сергей, рассказ которого вы можете прочитать в этом сборнике, записал предложения и слова чеченского языка. Эти слова, записанные Беляевым С., его дневник хранится: Фонд Р. II, оп. 2, №10 Архив Востоковедов ИНА АН СССР. Биографические данные про Сергея Беляева я искал практически во всех архивах РФ, но выяснить про него удалось только то, что он служил прапорщиком в Тенгинском полку.

Клингер И. А. находился в плену два с половиной года в плену у чеченцев. Несколько раз срывались переговоры об его обмене на чеченцев которых содержали в крепости Грозная, образованнейший человек своего времени, прекрасный музыкант. После освобождения во многих изданиях были опубликованы его записки под названием «Два с половиной года в плену у чеченцев», записал и перевел на ноты несколько вариантов чеченских песен, в том числе и религиозные. В этом сборнике будет включен рассказ «Нечто о Чечне». В знак уважения к этому человеку в 2018 году мною была издана книга «Генералъ-Композиторъ» (эту книгу вы можете прочитать в электронных магазинах).

На кавказской войне пленники с обоих сторон проходили тяжелейшие испытания. Особых церемоний пленникам в большинстве случаев никто не использовал. Чеченцы, плененные русскими войсками, также не остались в долгу, например, художник Петр Захаров стал известным русским портретистом, заслужил должность академика рисования, был пленен в Дада-Юрте в 1819 году, умер и похоронен в Москве. Также хорошим примером взаимотерпения и проникновения культур чеченцев и русских служит Айбулат Константин (Озебай Акбулат), писал хорошие стихи, которые публиковались многими столичными журналами, альманахами и газетами в период с 1837—1852 год, умер и похоронен в Санкт-Петербурге. Да я знаю много фактов о жестокости и смерти многих пленников с обоих сторон в ходе кавказской войны XIX века, но мне хотелось заострить Ваше внимание на произведения, статьи и записи просвещенных людей, которые, несмотря ни на что остались достойными людьми. При всем желании сделать книгу научной, распыляя суть источника, вставляя свои суждения и видения, считаю это менее научным подходом к изучению истории культуры и быта чеченцев. Документалистика – это жанр не игровой. Все это мною собиралось в течение девяти лет. Мое самое большое желание, все это публиковать, чтобы люди, которые любят Чечню и Кавказ, могли иметь возможность сидя дома читать, смотреть, анализировать. Среди авторов, людей больше военных и по возрасту молодые на момент жизни у чеченцев и конечно же они стремились во время для редакторов журналов и газет представить нескучный мир, даже предать своим воспоминаниям литературную художественность той скромной, во всех отношениях, горской жизни, я не стал ничего вырезать и поправлять, даже если в использованных материалах было мне не по душе. Читающий должен видеть и понимать, и видя целый текст, я неким образом хочу ретранслировать ощущения от чтения оригинала.

Чеченский походъ
РГАДА ф. 1406, оп. 1, д. 294, фонд; Ермоловы.

Приступая к описанию похода против Чеченов, предпринятого в 1826 году генералом Ермоловым, я считаю нужно представить в общем обзор местности, где происходили действия и народ, с которым мы имели дело.

Чеченцы, называемые от прочих горцев Мечикишами, принадлежат к значительному, собственно Кавказскому, племени названому Гюлденштетом Мачагами, вместе с Кистинцами, Джарахами, Ингушами, Карабулаками и Тушинцами. – Племя это занимает обширную полосу на северной покатости Кавказских гор, от вершин Терека и Комбулеи, до Аксая и владений Кумыкских, Кроме одних Тушинцов, которые находятся на горной стороне Кавказа и ведут полукочевую жизнь, между рекою Алецанью и снеговыми горами. Весь Мичаги говорят одним языком, с некоторыми незначительными изменениями в наречиях, и язык есть коренной, ни сколько не сходный с языками шах Кавказских горцев.

Собственно Чеченцы, к которым я присоединяю и Качкалыков, одноплеменных и одно общество с ними составляющих, ограничиваться севера рекою Сунжею и там называемого без именного землею; к востоку Мечикским хребтом, покрытый лесом, отделяет их от Кумыков, к югу примыкают они к Кавказским черным горам, взрываясь в некоторых местах по ущельям до шиферных; к западу граничат с Карабулаками. Но селения обоих народов так перемешаны, что трудно назначить черту, отделяющую один от другого.

Трудно также определить протяжении всей земли, занимаемой Чеченцами. земли, занимаемой Чеченцами. Но есть ли прямую линию по Сунже, от Казак-Кичу до впадения ее в Терек, за среднюю длину, что составит около 75 верст, ширину же положить от устья Сунжи: в прямом направлении к югу, до границы с Ичкеринцами, около 40 верст, то измерение это будет близким к истине. И потому вся площадь земли, занимаемой Чеченцами и Качкалыками, составляет около 3000 квадратных верст.

Две значительные речки орошают земли Чеченские: Сунжа и Аргун * (Река Аксай захватывает только на большой угол в земле Качкалыков, и потому не вымочена много в число Чеченских протоков). Первая выходит из шиферных гор, близ истоков речки Комбулейки, проходит чрез земли Ингушей и потом круто поворачивает на восток, от Казак-Кичу, до впадения в Терек, против Щедринской станицы, составляет как выше сказано, северную границу Чеченцев. Вторая имеет свой исток из верхнего снегового хребта и протекая почти в прямом направлении, с юга на север, при Чеченском селении Чехкири выходит из ущелья на равнину; потом, перерезая Чечню почти на две равные части, впадает в Сунжу, верстах в 25 ниже Грозной, близ селения Курдали. В эти две главные речки впадает множество других, более или менее значительных речек и ручьев ** (Все притоки Сунжи и Аргуна впадают с левой стороны этих рек; правое же их берег не принимает в себя ни одного ручья. Почти все Чеченские речки и ручьи означены в описи Чеченских деревень – приложение №1), в некоторых местах превращающихся в болота. Вообще мало найдет мест на всем Кавказе, которые бы изобиловали столько водою, как земли Чеченские.

Две партии этих земель находится на плоскости, простирающейся от Сунжи до речки Гудермеса. На этой плоскости, верстах в 5 от крепости Грозной, возвышаются, в виде огромных пирамид, две высокие, поросшие лесом и совершенно отдельные, горы. Западная из них доходит до Сунжи; восточная упирается в Аргун. Между ними лощина, вороты полторы шириною и версты три с половиною длины: Это знаменитая Хан-Кала, называемая нашими линейными казаками Железные ворота. От Гудермеса, далее к востоку, плоскость перерезывается возвышением, выходящим из Мечинского хребта. Южная часть Чечни, примыкающая к черным горам, более или менее гориста, но нигде нет тех неприступных ущелий, тех отвесных скал и едва проходимых тропинок, которые так часто встречаются в нагорной части Кабарды и далее к западу до Кубани.

Вся Чечня была прежде покрыта сплошным дремучим лесом; но с умножением поселения и с увеличением потребности в удобной для хлебопашества и скотоводства земле, в лесу этом начали постепенно появляться просеки и расчищаться поляны. Две из полян, по пространству ими занимаемому, заслуживают быть упомянутыми: первая, называемая Теплинским полям, находится к северу от Ханкалинского ущелья, и занимая почти всю равнину между Сунжею и Аргуном, до соединения этих рек, имеет до 15 верст длины, и от 10 до 7 верст ширины; вторая простирается от Ханкалинского ущелья на юг до Аргуна и речки Гойты, и пространством почти равна первой. Другие, менее обширные, поляны находятся близ селений Урус-Мартана, Гихов, Шали и других значительнейших Чеченских деревень; но ни одна из этих полян не имеет проложения более 5 верст, и каждое почти селение одною которой либо стороною примыкает к лесу, надежному убежищу Чеченцов от внезапных нападений.

Общего числа Чеченов нельзя показать совершенно верно. По подробной описи, составленной весною 1826 года, во всех Чеченских селениях и деревнях, нам тогда известных, показана 5,450 дымов, кроме 1896 дымов в Чеченских селениях, находящихся в горах. Есть ли прибавить к тому Чеченцев, живущих по речке Мичику и мичикскому хребту, также Качкалыков, не вошедших в эту опись и положить население этих непокорных нам обществ с 1560 дымов, то общий итог всего населения Чеченского будет составлять около 7000 дымов, или, полагая на каждый дым по 4 души, около 21000 душ.

По географическому положению Чечня между 43 и 44 градусами северной широты, Климат тамошний можно бы было почитать не только умеренным, но даже жарким; но близость снеговых гор, сырость почвы и привлекаемая лесом влага охлаждает там воздух до того, что Чеченская зима не уступает в жестокости нашей русской. Земля бывает покрыта глубоким снегом, и морозы иногда доходят до 20 градусов по Реомюру. Весна начинается около половины марта. Лето бывает жаркое, с частыми проливными дождями, градом и грозою. Осень, по большой части, то же дождливая. Но не взирая на непостоянство погоды и внезапные переходы от тепла к холоду, Чечня считается здоровым местом. Между войсками, там расположенными, редко случаются повальные болезни. Во время только продолжительных и суровых зим открывается скорбут; но на это зло, благодетельная природа тут же доставила и верное целительное средство: это трава черемша, рода дикого чесноку, с широким, похожим на ландыш, листом. Действие ее цинготной болезни удивительно: в несколько дней излечивается его самый жестокий скорбут. Ее употребляют в пищу сырою, и приправляют щи и другие кушанья. Можно, также, ее солить и квасить в прок. Этим средством приготовляются для солдат ежегодно значительные ее запасы.

Сырой климат и влажность почвы в Чечне, не благоприятствуют земледелию, и чеченцы сколько по этой причине, столько и от свойственной им лени, мало занимаются хлебопашеством. Кукуруза, просо и несколько полбы, составляют все их посевы. Скотоводство также у них менее значительно, нежели у соседственных Кумыков и Кабардинцев. Но обыкновенная растительная сила природы и тучность земли способствуют садоводству. Во многих чеченских селениях есть хорошие сады. Лучшие из них отдаются в откуп кизлярским жителям, которые сушат фрукты на месте и развозят их по всей Кавказской области, для продажи.

Чеченцы не имеют ни правления, ни начальников, и есть ли есть где-либо чистый демократизм, без примеси всякой другой формы, то было в Чечне. Там нет различия состояний, нет никакой аристократии, даже аристократии богатства, и что страннее всего, нет даже исполнительной власти. Там всякий взрослый человек равен другому и ни от кого не зависит. Природные способности и дарования иногда всплывает сверху этого общего равенства, но не надолго. Первая неудача, первое сопротивление другого имеющего дар слова, уничтожает власть и влияние большого любимца народа: он сходит опять в чреду других, часто оскорбленный бранью и даже побоями. И такого народа, естественным образом первое и единственное средство к достижению некоторого уважения и власти, есть красноречие, и оно высоко ценится Чеченцами. Когда неграмотные наши толмачи говорят о ком-либо из чеченцев: он говорит; то это значит, что в обществе своем он имеет наибольшее влияние и силу.

Чечня разделяется на несколько обществ, называемых по славным селениям. Общества делятся на фамилии* (фамилии эти бывают довольно многочисленные в некоторых из них считается более ста семейств. Это нечто в роде шотландских кланов, в меньшем только размер и без наследственных предводителей), управляются старшинами, и эти старшины, суть единственные представители ограниченной и бессильной власти, без общего приговора они нечего не могут сделать, и взыскивать за непослушание не имеют права.

В случаях важных, созывается общее народное всех чеченцев, и оно то есть верховный судья и распорядитесь в делах общих. На тех. Которые не явятся в собрание, налагается штраф; тем. Которые не повинуется его приговору, назначается строгое наказание. Были примеры, что целые деревни были сожигаемы и жители их проданы в неведомо за то, что осмелились не покоряться общей воле. В этих то собраниях чеченское красноречие является во всем своем блеске, и тот, кто силою речи и убедительностью доводов взял верх над другими, остается уважаемым и пользуется некоторою властью до первого собрания, или до неудачи в предприятии, им предложенном. В сих то собраниях решается общее восстание против русских и других соседов, назначается предводитель вооруженной силы, которая должна вторгнуться в чужие границы, или защищать свои. Там же иногда, впрочем редко, назначается общий денежный сбор с каждого дыма, на какие-либо общественные нужды; но приговоры по этому последнему предмету почти всегда остаются без исполнения.

Разделение чеченцев на фамилии восходит до первоначального их поселения в нем занимаемых местах; и это патриархальное управление существует и у других горцев. Каждый семьянин, или прихожий, принятый какою-либо фамилией, находится под покровительством всех ее членов, которые обязаны защищать его и мстить за него до последней капли крови. Разбор мелких споров: в своей фамилии, делают старшины; между членами разных фамилий, духовные по шариату, или посредники. Впрочем, частные эти споры и разбирательства редко случаются, и чеченцы между собою живут довольно мирно. Боязнь мщения целой фамилии, удерживает каждого от насилия и своевольства.

В стройности тела, росте и красоте форм, чеченцы уступают черкесам (Одиге) и осетинцам.

Многие из них сутуловаты и с выгнутыми носами, физиономии значительные и очень похожие на малороссийских простолюдинов; женщины, пока молодые довольно красивы, но скоро стареют и делаются безобразными.

Жены чеченцев – вечные труженницы и работницы, они отправляют самые тяжкие домашние и полевые работы. Большая часть мужчин весь свой день по переменно или в праздности, или в хищничестве и разбоях, но не все: есть и между чеченцами люди трудящиеся: оружейники, серебряники, седельники, плотники, портные, черевичники и другие мастеровые. Клинки чеченских кинжалов славятся у всех горцев. Трубки, выделываемые из твердого дерева и довольно искусно оправляемые серебром, продаются в значительном количестве кизлярским Армянам* (прежде чеченцы доставляли в Кизляр дубовые клетки, для бочек; но последние смуты прекратили эту полезную и для них и для кизлярцев промышленность). Жены чеченцев приготовляют грубое сукно, и искусно ткут серебряные узкие позументы, для украшения мужских и женских платьев.

Многоженство у чеченцев дозволено по Магомеданскому закону, но весьма не многие не многие имеют более одной жены, или от обычая общего почти всем кавказским горцам, или от бедности и затруднения платить за каждую жену калым, по состоянию их разорительный.

Сакли (домы) чеченцев спрятаны и постройка их прочнее и красивее нежели карабулаков, осетин и даже кабардинцев. У некоторых потолки, столбы и перекладины украшены резьбою, правда грубою, но все-таки доказывающею заботливость их об улучшении домашнего быта. Сакли эти мазаны, на подобие малороссийских, хорошо вымазанные и содержимые в чистоте. Вместо печей в них камины, тоже порядочно устроенные. Стекол в окнах нет. Во время непогоды и зимы, они закрываются соломенными щитками. В деревнях, соседних с карабулаками, сакли деревянные, рубленые, но хуже и неопрятнее тех, которые находятся в середине чеченских земель.

Трубка для военного чеченца столько же необходима, как и пища. В работе, в дороге, даже в жаркой схватке с неприятелем, он не выпускает ее из рта. Табак у них домашний, необыкновенно крепкий. Они приготовляют нюхательный, то же крепости чрезвычайной, и по этому свойству известный на всем Кавказе. Некоторые из русских так к нему привыкали, что выписывали его из Чечни в Петербург.

Нравы чеченцев дики, свирепы и коварны. Хищничества их против всех соседей так известны, что описывать их было излишне (употребляемые чеченцами хитрости и уловки, при хищничестве в наших границах и увлечении пленных, описаны верно Г. Броневским, в известиях о Кавказе (часть II, стр. 179 и 180, изд. 1823 года)); но о причинах, которые заставляют их с такою дерзостью и отвагою вторгаться в наши границы, и увлекать в плен русских упомянуть считаю нужным.

Кабардинец и Закубанец, делая набеги на наши земли, хочет сделаться известным; хочет приобрести славу молодца и наездника. Ему дорога не корысть, он дарит добычу своему товарищу, или верному узденю; ему дорога опасность, которой они подвергаются; дорого молва о его подъеме, которая сделает имя его везде известным. У чеченцев, напротив того, хищничество составляет промысл; гласное к нему побуждение – корысть. Между чеченцами мало людей зажиточных: молодой человек, достигнув возраста, в котором должно жениться, и не имею возможности заплатить за жену тягостного калыма, решается на вое опасности и пускается на обычный промысл. Удастся ему схватить пленника и привели домой, он из бедняка делается человеком достаточным* (Прим: пленники продавались в горы, не менее как по 150 рублей серебром. Молодые люди обоего пола, и особенно молодые женщины, гораздо дороже. За выкуп с русских не брали менее 200 руб. серебром, иногда до 1000 и более. Для чеченца, у которого нет ничего кроме ружья и кинжала, огромная сумма. В последнее время генерал Ермолов запретил выкупить наших пленных, а приказал выменивать их на захватываемые у чеченцев семейства. Мера эта жестока, но необходима, и нехудо бы было постоянно ее держава, тем более, что продажа пленных в горы, становятся год от году затруднительнее и реже),уплачивает калым, женится и заводится своим хозяйством. Пример его вводит в искушение других, и они, в свою очередь, пускаются на подобные же разбои.

Другая причина хищничества чеченцев, есть непримиримая, вековая их вражда против русских, беспрестанно подстрекаемая кровомщением и фанатизмом. Выше уже сказано, что за каждого чеченца должна мстить вся фамилия, к которой он принадлежит. Близ каждого чеченского селения есть кладбище, и на каждом кладбище можно заметить несколько высоких шестов, с белыми тряпками, вверху развивающимися: это значит, что там лежат убитые неверными (довольно странно, что несколько сходный с сим обычай существует в Малороссии: там и теперь, на могиле взрослого умершего казака, ставится шест, с небольшим белым значком). Они напоминают всякому всякому родственнику, каждому однофамильцу, всем одноплеменцам убитого о невыполненном еще долге мщения, и подстрекают к ненависти и кровавому возмездию. Можно сказать на вечное, что, во время многолетней борьбы чеченцев с нами, не остались ни одного семейства, не потерявшего кого-либо из своих от русского штыка, или пули; и потому можно судить, как велика их к нам ненависть и жажда мести. Ожесточенную вражду эту подстрекает также религиозный фанатизм. Чеченцы магометане, омаровой секты; но понятие их о религии весьма ограничены и относятся до выполнения только внешних обрядов. Многие, однако же, из них так как и другие горцы мусульманского закона, путешествуют в Мекку, и оттуда приносят и рассеивают между своими соотечественниками усиленную злобу против христиан, множество суеверий закоренелое изуверство. Эти то пилигримы (гаджи) были всегда опаснейшими возмутителями; из них то, по большой части, являлись пророки, которые приводили в волнение все горы. Генерал Ермолов оттеснил было эти набожные странствования, но неизвестно продолжаются ли принятые им меры и нынешним начальством.

Все это можно бы было предупредить, если б наше правительство, при занятии Кавказской линии, употребило приличные средства, для обращения чеченцев и других горцев в христианство. До чеченцев 1780 года все почти жители северной покатости кавказских гор были идолопоклонниками, или лучше сказать, не имели никакой веры, сохраняя, впрочем, многие Христианские предания и обряды. Тогда обратить их к христианству было не трудно; но тогда был век Волтеров, и прозелитизм считался или смешным, или тиранским. Сколько бы было сбережено крови; от скольких бы бедствий были избавлены самые горцы * (Рассудительные туземцы не отрицают сами, что принятие Магометанского закона принесло им вред, а не пользу. Я сам слышал, от одного умного старого Кабардинца, что Кабарда пропала с того времени, как князья и уздени отпустили бороды и начали называть шапки белою Кисеею. Окружены чеченцами завязывалась жаркая перестрелка чеченцы провожали наших до Ханкалы, или до Сунжи, несколько человек было убито и ранено с их стороны и с нашей, и тем оканчивалось все дело. На другой день летело донесение о победе, с исчислением всех подвигов и представлением об отличившихся. Ермолов прекратил эти военные штуки. Он не только не представлял никакого к награде за такие бесполезные дела, но строго взыскивал с начальников, дававших к ним повод), если бы теперь были они христианами! Дорого стоит нам эта ошибка, и последствии ее едва ли изгладятся через несколько поколений.

При всей дикости и свирепости нравов, заметить можно однако же у чеченцев некоторый проблеск стремления их к гражданственности и мирным занятиям. Дома их, как я уже сказал выше, довольно опрятны; рукоделия, которыми они занимаются, и разведение во многих местах хороших садов доказывать, что они не чужды труда и проистекающих от него выгод. Если б можно было более развить это чувство, умножить их потребности и направить их деятельность на полезное, то разбои их прекратились сами собою, и они сделались бы мирными поселянами. Но долго еще предположение это остается филантропическою мечтою.

Чеченцы сражаются почти всегда пешие, сколько по поту, что имеют мало лошадей, столько и по той причине, что заросшие лесом и кустарниками земли их представляют мало удобства для конного боя. В случае надобности однако же, они могут собрать до 500 человек отличной конницы, по большой части из Качкалыков. Быстрота нападения этой конницы невероятна, и наши конные пикеты и разъезды не раз испытывали стремительность ее натисков, с большим для себя уроном.

Все чеченцы одарены особенным военным инстинктом. При вторжении их в наши границы, обыкновенно небольшими партиями, они выбирают себе начальника, или, как говорят наши переводчики, вожака. При общих восстаниях они также, почти всегда, имеют предводителя, или из своих, или, что чаще случается, из дагестанских фанатиков. Но когда наши войска предпринимают нечаянные поиски, для наказания и истребления враждебных селений, всякой чеченец действует по своему произволу. Едва раздается пушечный выстрел, каждый, кто только его услышал, хватается за ружье и спешит туда, куда зовет его опасность (некоторые из местных начальников, зная этот обычай чеченцев, единственно для того, что бы иметь случай написать реляцию и выпросить награды, вводили отряд в Чечню, и выбрав удобное место делали несколько пушечных выстрелов на воздух. Через час, или через два, они были уже окружены чеченцами, завязывалась жаркая перестрелка, чеченцы провожали наших до Ханкалы, или до Сунжи, несколько человек было убито и ранено с их стороны и с нашей, и тем оканчивалось все дело. На другой день летело донесение о победе, с исчислением всех подвигов и представлением об отличившихся. Ермолов прекратил эти военные штуки. Он не только не представлял никого к награде за такие бесполезные дела, но строго взыскивал с начальников, дававших к ним повод). В несколько часов собираются значительные толпы и завязывается жаркое дело. С редкою проницательностью каждый умеет понять выгоды, или неудобства местоположения; каждая ошибка, или неосторожность наших войск, бывает тотчас замечена и обращаема нам во вред; и все эти делается так единодушно, с такою удивительною осмотрительностью, как будто бы ими предводительствовал искусный и опытный начальник. Особенно опасны чеченцы при обратном движении войск, после наступательных действий: претерпленные наши поражения случались или во время отступления, или при грабеже селения. Тогда они нападают с невероятною быстротою и ожесточением с боков, с тыла, забегают вперед, и из-за каждого куста, из каждого скрытного места наносит поражение. Надобно иметь много твердости духа, опытности и искусства начальнику и не устрашимой стойкости войску, чтобы отражать их с успехом.

Этот-то народ ничтожный и хищный, но воинственный и храбрый, так долго дерется с русскими. – Более 70 лет чеченцы считаются непримиримыми нашими врагами: много раз они поражаемы были нашими войсками; много и мы понесли от них потерь: сколько легло русских в Чечне; сколько пролило их и нашей крови – трудно исчислить, и за всем тем этот малолюдный народ, который не был никогда в состоянии выставить против нас 5000 сражающихся, и теперь еще упорно нам противится и продолжает свои разбои!!

Зверская храбрость, которой нельзя отнять у чеченцев, и лес, которым покрыта их земля, служат им защитою; но и ошибки местных начальников наших не мало способствовали тому, что они до этого времени не истреблены, или не приведены в совершенное бессилие и покорность. В кратком историческом обзоре, я постараюсь изложить все важнейшие события, от начала сношений наших с чеченцами, до происшествий, которых я был очевидцем.

Чеченцы народ недавний. В 1826 году были еще в Чечне старики, которых деды основали там первое поселение и которые слышали их о том рассказы. Вот что я мог узнать от них:

Лет за 30 до похода Петра первого в Персию (около 1695 года), пять, или шесть семейств карабулакского племени принуждены были бежать от своих однородцев, по ссоре ли с ними, или по учиненному преступлению не известно. Они поселились первоначально в непроходимых лесах по речке Мечику (от этого и теперь еще чеченцы называются от своих соседей и других горцев Мечикишами), на землях принадлежащих тогда Кумыцким князьям, и оставались довольно долго от них зависимыми. Будучи слабы и окружены сильнейшими соседями, с начала жили они мирно, и в особенности сдружились с гребенскими казаками, которые брали у них жен и за них выдавали своих девок. Некоторые гребенские казаки и теперь еще имеют родных между чеченцами. В последствии времени принимая к себе из гор новых пришельцев, по большей части принужденных бежать оттуда за преступление и убийства, также кабардинских абреков * (Кабардинский абрек слово в слово то же, что Иллирийский ускок), чеченцы скоро усились и стали подвигаться к Тереку и Сунже. Русским, под именем чеченцев, стали они известны в 1750 годах. В 1770 году генерал де Медем покорил несколько их деревень, на Тереке и Сунже, которые с того времени получил название мирных чеченцев.

В том же 1770 году переведены с Волги на Терек казаки моздокские; и эти новые поселенцы с начала мирно жили с заречными своими соседями, но ненадолго. Первый повод к неприязни, кажется, был дан с нашей стороны, отгоном у чеченцев конского табуна; что, по словам стариков, случилось около 1772 года. Чеченцы тотчас отплатили тем же, и с того времени загорелась непримиримая вражда между чеченцами и русскими, которая едва ли может быть прекращена иначе, как совершенным истреблением первых.

Умалчивая о незначительных и почти беспрерывных походах наших войск противу чеченцев, и набегах казачьих партий для наказания их и баранты, считая не лишним упомянуть о двух, довольно важных, поисках, деланных для покорения чеченцев.

Первый из них был предпринят в 1780 годах за Сунжу полковником Пьери, с 2 батальонами гренадер, 1 батальоном егерей, 4 орудиями и несколькими сотнями линейных казаков, по поводу всеобщего восстания чеченцев, возбужденного явившимся в то время у них лже-пророком Шахом-Мансуровым.

Пьери, перейдя Сунжу у Богун-Юрта (верстах в 4 выше того места, где теперь находится крепость Грозная), вступил в Чечню узким проходом, покрытым лесом и пролегающим между крутыми обрывами. У Сунжи оставил небольшой отряд, для охранения переправы; другим, тоже небольшим отрядом, занял средний пункт в означенном проходе, для обеспечения себе обратного пути; и дойдя до селения Альды, нашел его оставленным жителями, занял без большого сопротивления, разграбил и сжег до основания.