Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга шестая: октябрь

Рекомендовано к публикации Издательским советом

Русской Православной Церкви

ИС Р19-915-0585

© Сибирская Благозвонница, оформление, 2020

© Митрополит Владимир (Иким), текст, 2020

От редакции

Издательство «Сибирская Благозвонница» продолжает публикацию цикла богослужебных проповедей митрополита Омского и Таврического Владимира (Икима). Новая его часть называется «Слова в дни памяти особо чтимых святых». Эти Слова являются своего рода логичным продолжением серий «Вечное сокровище», «Врата покаяния» и «Сияние Пасхи», где толковались литургические Евангельские и Апостольские чтения на весь богослужебный год.

Традиционно многие церковные проповедники наряду с толкованием чтений из Священного Писания посвящали свои проповеди изложению житий святых угодников Божиих. Ибо, как писал преподобный Иоанн Дамаскин, «невозможно не праздновать памяти святых». Значение святых угодников Божиих, как замечает Дамаскин, в том, что на их крови «созидается Церковь», которая поэтому и прославляет «святых как друзей Божиих, противоставших греху до крови и излиянием ее за Христа подражавших Ему, ранее пролившему за них Свою собственную кровь… в жизни шедших по стопам Его», так что их жития становятся для всех последующих христиан своего рода живыми иконами, примерами богоугодной жизни, и «поэтому и смерть святых празднуется, и храмы им воздвигаются, и изображения начертываются».

И как пишет митрополит Владимир, «святые в народе Божием играют роль совести».

По мысли митрополита Владимира, слова святых должны нас подвигать к подвигу, к делу работы над собой: «Слова святых нужно не только слушать, умиляясь их благодати и мудрости, – их нужно исполнять. Это не так трудно сделать, как кажется: ведь все эти советы были когда-то даны не великим подвижникам благочестия, а таким же людям, как и мы с вами, с точно такими же заботами, грехами и проблемами. Если они могли следовать советам преподобного старца – значит, сможем и мы. Конечно, не всегда это будет просто, иной раз придется и понудить себя – но ведь, по слову преподобного Амвросия, понуждение и побуждение себя к добру суть неотъемлемая часть жизни любого христианина!» (С. 599).

О жизни святых автор говорит просто, ярко и убедительно. Книга поможет осмысленно участвовать в богослужебной молитве избранному святому. Полезной окажется данная книга и для священников при составлении проповеди, и в целом, как надеется редакция, найдет своего самого широкого благодарного читателя.

Слово в день памяти святых благоверных князей Феодора Смоленского и чад его Давида и Константина
(19 сентября / 2 октября)

От юности вашея Христове любви прилепившеся, святии, усердно закон и оправдания Того сохранисте, отонудуже и чудесными даровании обогатившеся, исцеления источаете…

Тропарь святым благоверным князьям Феодору Смоленскому и чадам его Давиду и Константину

Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Дорогие во Христе отцы, братья и сестры!

Сегодня мы празднуем память святых благоверных князей Феодора Смоленского и чад его Давида и Константина – угодников Божиих, прославивших имя Его не в монашеских подвигах, но в служении родному народу и в неколебимой верности Небесному Отцу.

Святой благоверный князь Феодор, по прозванию Черный, был сыном Смоленского князя Ростислава Мстиславича и происходил в девятой степени от святого равноапостольного князя Владимира († 1015). Год рождения Феодора точно определить трудно; несомненно, однако, что будущий князь родился между 1240 и 1245 годами. По свидетельству его жизнеописателя, иеромонаха Антония, Феодор с самых юных лет был воспитан в благочестии и научен основам христианской веры. Его восприимчивая юная душа впитывала Божественное учение, а в сердце мальчика возрастала любовь к Богу и желание во всем следовать Его воле. Юный Феодор, в отличие от большинства сверстников своего круга, увлекался не одними только ратными науками и состязаниями – хотя и воинское дело он изучал прилежно, понимая, что оно необходимо будущему правителю, – но также с большим интересом и усердием изучал Священное Писание, творения святых отцов и прочие книги, написанные учеными христианскими мужами. Следуя наставлениям, почерпнутым им в этих книгах, Феодор употреблял все усилия для того, чтобы хранить чистоту душевную, а также и телесную, – а ведь это было в те годы редкостью на Руси, еще не до конца просвещенной светом учения Христова и во многом продолжавшей держаться старых языческих обычаев и соответствующего мировоззрения. Блуд был нормой как среди простонародья, так и среди знати – среди последней едва ли не больше, ведь к услугам князей было сколько угодно подвластных им девушек-челядинок. Никто не стал бы осуждать Феодора, если бы и он дал волю влечению, пробудившемуся в нем, как и в любом другом юноше, с возрастом, с какой-нибудь холопкой; напротив, сверстники восприняли бы этот поступок как «молодецкую удаль», а старшие снисходительно и даже одобрительно усмехнулись бы – «мальчик растет». Но у благочестивого юноши Феодора были более значимые ориентиры, чем природные инстинкты и общественное мнение. Это были заповеди Господни. Он помнил слова Христа: Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5, 28), а также и богодухновенные слова апостола Павла: Бегайте блуда; всякий грех, какой делает человек, есть вне тела, а блудник грешит против собственного тела… Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, нималакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники – Царства Божия не наследуют (1 Кор. 6, 18, 9-10). И потому Феодор, хотя и не собирался принимать монашество, сдерживал свои порывы и хранил свои душу и тело в чистоте ради Господа, а также и для своей будущей жены – чем, вероятно, навлекал на себя немало насмешек со стороны окружающих. Но воля Божия была для юноши неизмеримо важнее мнения людей. А впоследствии, как мы вскоре увидим, эта с юности воспитанная привычка к целомудрию удержала Феодора от страшного греха и привела его к семейному счастью.

Мы же с вами, дорогие мои, давайте задумаемся над этим замечательным примером христианской жизни. Ни для кого не секрет, что некоторые православные христиане, а иногда даже люди воцерковленные грешат блудом, причем не единожды, а регулярно, да еще и оправдывают себя – или своих распутных детей – дескать, нынче все так живут, по-другому в наше время никак, да и природой так задумано, против нее не пойдешь… Но стоит честно признаться себе: подобные рассуждения лукавы и безумны одновременно. Что значит «природой так задумано»? Да, в человеке много животного – мы не бесплотные Ангелы, а после грехопадения многие животные инстинкты и подавно получили над не преображенными благодатью Божией людьми определенную власть. Но значит ли это, что мы, разумные существа, сотворенные по образу и подобию Божию, не можем эти инстинкты обуздать, заставить их служить себе, вместо того чтобы служить им? С помощью Божией можем. Ведь, если на то пошло, «природой» много чего «задумано». Например, у наших ближайших якобы «родичей» (в животном смысле) – обезьян – самец оставляет самку, как только она забеременеет или постареет, и отдает предпочтение другой, молодой и «свободной». Дорогие сестры, хотели бы вы, чтобы ваши мужья так обращались с вами? А самки обезьян, в свою очередь, без всяких угрызений совести бросают ослабевшего – от старости ли, по болезни ли – самца и уходят к другому, более сильному, здоровому, добычливому. Дорогие братья, хотели бы вы видеть подобное отношение со стороны своих жен? Что касается обезьяньих детенышей, то природой задумано, чтобы они забывали своих родителей, едва достигнут зрелости: отец и мать значат для них не больше, чем любое другое животное, выросший детеныш может, например, преспокойно убить их в драке за территорию или еду, и это будет с его стороны совершенно естественно. Хотели бы вы, чтобы ваши дети так относились к вам?

Думаю, ответы на все эти вопросы очевидны. Мы так жить не хотим – и обычно не живем (за исключением совсем уж вопиющих случаев, которые, замечу, вызывают всеобщее осуждение). Но если в чем-то одном мы находим силы не следовать «зову природы», жить в соответствии не с инстинктами, а с заповедями Божиими или хотя бы с правилами человеческой культуры – то почему мы не можем сделать того же в другом? Инстинкты размножения можно точно так же сдерживать в узде и подчинять разуму, как и любые другие. Примеров тому мы находим великое множество как в житиях святых, так и в обычной, повседневной жизни, в нашем с вами обществе – стоит только повнимательнее оглянуться вокруг, освободив свои глаза от темных шор стереотипов «все так живут». Не все, дорогие мои, отнюдь не все. И мы тоже можем жить по-другому – стоит только искренне этого захотеть и обратиться к Господу за благодатной поддержкой.

Что касается утверждения «в современном мире иначе нельзя» – пример святого Феодора тут как нельзя кстати. Чем, собственно, окружавшее его общество отличалось в этом смысле от нашего? Абсолютно ничем, о чем мы только что с вами говорили. Распутство было нормой, а для юношей считалось чуть ли не доблестью – как и сейчас. Однако благочестивые люди вроде святого Феодора все равно считали для себя возможным и необходимым следовать Христовым заповедям, а не «общественной норме» – собственно, как и сейчас. Ведь для таких людей – истинных христиан – верность Господу неизмеримо важнее любых общественных установок и мнений. А мы с вами, братья и сестры, на кого хотим быть похожими? На «воров, лихоимцев, пьяниц», которых апостол Павел перечисляет наравне с блудниками и прелюбодеями – или же на святых угодников Божиих, таких как святой Феодор Смоленский?

Феодор был целомудрен во всем – не только в отношениях с противоположным полом, но и вообще во всех своих устремлениях. Он имел двух братьев, Глеба и Михаила, которые, по смерти отца, обидели младшего брата, забрав себе все обширное отцово наследство, а Феодору дав в удел один только маленький городок Можайск, очень бедный и малонаселенный. Как бы поступили на месте Феодора многие другие молодые князья? Вероятно, поссорились бы с братьями, а то и развязали бы междоусобицу – ведь подобные столкновения в те времена возникали между князьями, даже кровными родственниками, и по куда менее значительным поводам. Но благочестивый Феодор мыслил иначе. Разве стоили власть и богатство страданий и гибели множества простых людей, которым поневоле пришлось бы участвовать в междоусобной брани на стороне своих князей? Разве стоили эти земные блага преступлений против братской любви, пусть даже сами братья повели себя нелучшим образом? Ведь каждый христианин должен внимать прежде всего Божией воле, заботиться о том, как бы самому поступать по-христиански, и платить за зло не злом, а добром. Поэтому Феодор принял жалкий удел, по выражению составителя его жития, «безропотно, помышляя паче всего о стяжании сокровища некрадомого, нетленного, вечного», и с великим усердием приступил к управлению им. В короткое время умный и добрый князь сумел сделать Можайск и людным, и небедным, чем, естественно, заслужил благоговейную любовь своего народа.

И христианские подвиги князя не остались без должной награды: Господь впоследствии вверил ему в управление славный город Ярославль, один из древнейших и богатейших городов Русской земли. Это произошло следующим образом: в Ярославле жила вдова князя Василия Всеволодовича княгиня Ксения, у которой была единственная дочь Анастасия. Ксения осталась без мужа несколько лет назад и, не имея сына-наследника, решила «взять в дом» зятя, который бы принял на себя управление княжеством и не допустил перехода Ярославля под власть кого-либо из соседних князей. Среди прочих к княжне Анастасии Васильевне посватался князь Можайский Феодор – и именно его предложение было принято старой княгиней и ее родственниками. Так Феодор получил во владение город Ярославль. От брака с княжной Анастасией он имел дочь и сына Михаила.

Вероятно, давая согласие на брак дочери с князем захолустного Можайска, старая княгиня Ксения, женщина крайне властная, надеялась, что «облагодетельствованный» Феодор будет во всем покорен ее воле, так что фактической правительницей Ярославля будет она сама. Но княгиня ошиблась. Феодор с должным почтением относился к теще, но в то же время не давал ей власти над собой; прислушивался к ее советам, если они были разумны, но все же правил городом совершенно самостоятельно. Княгиня злилась, но поделать ничего не могла: Феодор был мудрым и милостивым правителем, и народ очень любил его.

В отличие от многих других князей благочестивый Феодор не пользовался своим высоким положением, но, напротив, всячески стремился укрепить в Ярославском княжестве правосудие и к тому же призывал своих бояр, убеждая их всегда и во всем действовать справедливо и нелицеприятно, не отдавая предпочтения богатым и влиятельным перед бедными и убогими. Княжеский дом был открыт для всех: любой человек, будь то боярин или простолюдин, мог прийти к Феодору со своей нуждой, и князь всегда помогал просителю, насколько это было возможно. Благочестивый князь весьма почитал священников и иноков и заботился о нищих. Как доблестный воин Христов, он во всем угождал своему Небесному Владыке и удалялся от всякой неправды и всякого греха. Разве можно было не любить подобного правителя? И как не хватает нам подобных примеров в наше время, когда не только люди, облеченные государственной властью, но и просто люди с деньгами или занимающие какой-нибудь «начальственный» пост стремятся любыми путями проявить свою власть над другими, думают не о благе своих ближних, а исключительно о собственной выгоде и собственной гордыне…

В те времена, когда Ярославлем правил святой Феодор, над Русской землей тяготело ордынское иго. Русские князья считались вассалами монгольского хана и, согласно обычаю, ездили в Орду для утверждения в княжеском достоинстве, а также обязаны были участвовать на стороне хана в различных военных походах. Когда однажды несколько русских князей поехали в Орду, вместе с ними отправился туда и князь Ярославский Феодор с богатыми дарами для хана и для его главной супруги. В Орде Феодор был принят весьма благосклонно; хану так понравился молодой князь, что он не захотел сразу же отпустить его назад на Русь, надеясь уговорить Феодора остаться навсегда в Орде и служить ему в качестве царедворца-военачальника.

Три года провел в Орде князь Феодор в качестве одного из ханских приближенных. Его мужественная красота и ум так пленили главную жену хана, что она пожелала выдать за князя свою дочь. Вероятно, многие на месте Феодора немедленно ухватились бы за это предложение: ордынская царевна была молода и красива, а родство с самим ханом обещало немалые выгоды. Но разве мог благочестивый Феодор поступиться ради земных выгод своей христианской совестью? На все уговоры ханши Феодор твердо отвечал, что у него уже есть жена в Ярославле и он не может ей изменить.

Между прочим, братья и сестры, это решение святого Феодора означало для него не просто отказ от всяческих выгод – это было решение, и весьма опасное. Ведь главная жена монгольского хана отнюдь не была гаремной затворницей; она обладала огромным влиянием в монгольском обществе в целом и в ханской ставке в частности. Если бы ханшу разгневал отказ Феодора – ведь он посмел отвергнуть ее дочь! – ей ничего не стоило бы погубить его, и князь это прекрасно понимал. Сколько уже было случаев, когда князья не возвращались из Орды… И все же святой Феодор, этот мужественный воин Христов, выбрал верность законной супруге и заповедям Господним, невзирая на опасность. Ради Господа и своей семьи он готов был пожертвовать жизнью.

Как это, увы, непохоже на состояние нашего с вами общества, когда даже некоторые верующие – христиане – зачастую не считают измену супруге или супругу чем-то особенно греховным.

По счастью, ханша решила не предпринимать никаких шагов против Феодора. И все же он, опасаясь дальнейших уговоров, постарался при первой же возможности покинуть Орду.

Подъезжая к Ярославлю, святой Феодор узнал от посланных ему навстречу слуг и дружинников, что жена его Анастасия скончалась во время его пребывания в (Орде…

А впереди Феодора ждало и другое испытание. Когда он хотел войти в Ярославль, местные бояре и теща не пустили его – для властной Ксении смерть дочери, хотя и была большим горем, одновременно явилась предлогом избавиться, наконец, от непокорного зятя. Старая княгиня и бояре начали вести о Феодоре нелепые речи: «У нас не в обычае принимать к себе в князья приходящего из чужой земли; довольно для нас иметь своим князем наследника Феодорова, Михаила». Их не смущало, что Михаил был еще маленьким ребенком, – ведь править за малолетнего внука княгине было еще удобнее, чем при зяте.

Святой Феодор решил добиться справедливости и снова отправился в Орду. Хан послал ярославцам строгое повеление принять своего князя, но те, подстрекаемые старой княгиней, не повиновались и упорно отказывались принять к себе Феодора. Конечно, князь мог бы воспользоваться расположением хана и утвердить свою власть в Ярославле силой; но, как и в юности, когда братья лишили его отцовского наследства, Феодор предпочел самому лишиться части власти и богатства, чем подвергнуть бедствиям и разорениям родной народ. Да и не хотелось ему бороться за власть – пусть даже эта борьба с собственным сыном была бы лишь формальной, и настоящим противником его была теща.

И вновь благоверный князь через века подает нам пример христианского отношения к личной власти и собственности. Впрочем, содержится в этом эпизоде жития и другой важный урок, далеко не такой же приятный и благообразный, – урок для всех родителей, чьи дети обзавелись собственными семьями. Ведь не секрет, что и в наше время взаимоотношения тещи и зятя, свекрови и невестки очень напоминают отношения Ярославской княгини Ксении с Феодором Ростиславичем… Конечно, большинство из нас вовсе не владетельные князья, мы не ссоримся с родственниками за княжество. Но разве дело в подробностях и масштабе? На территории одной небольшой семьи (квартиры, дома) могут разворачиваться не менее ожесточенные междоусобные битвы за власть, чем в древнерусских княжествах. Разве не знакома почти каждому из нас ситуация, когда теща всячески пытается превратить зятя в номинальную фигуру, не пустить его на законное место главы молодой семьи и продолжать «единолично управлять» жизнью своей замужней дочери? Или когда свекровь точно так же борется с невесткой за место в жизни сына? А если зять или невестка вдруг оказываются «непокорными», пытаются противостать диктатуре старшей родственницы – их нередко стараются «стереть с лица земли», изгнать из жизни любимого чадушки, не останавливаясь ни перед чем.

Конечно, подобные тещи и свекрови стараются всячески обелить себя в глазах окружающих – а также и в собственных глазах, заглушая возможные укоры совести. Они оправдывают свои неприглядные поступки заботой о чадах, которым якобы «попались плохие спутники жизни». На самом же деле – как бы ни отказывались сами матери это признать – подобные поступки обусловлены не чем иным, как греховной страстью любоначалия, то есть властолюбия. И пример старой княгини Ксении дает возможность тем из нас, кто одержим этой страстью, посмотреть на себя со стороны – ведь, как ни горько говорить об этом, даже в среде христиан подобные семейные взаимоотношения не редкость… Посмотрите: разве заботой о Ярославле руководствовалась княгиня, якобы пытаясь защитить свой город от власти «чужеземца»? Ведь благоверный Феодор уже успел проявить себя как замечательный правитель, жители Ярославля искренне любили и уважали его, городу он принес исключительно благо! Нет, княгиня руководствовалась собственной жаждой власти – и ради этой власти пошла даже на то, чтобы разлучить собственного малолетнего внука, уже и так потерявшего мать, с родным отцом. Забегая вперед, скажу, что несчастный мальчик-сирота через некоторое время после этих событий заболел и скончался, так и не увидев больше отца. И все это – из-за честолюбия бабки! Разве не показывает это истинную сущность ее «любви»? И разве стоят подобные страдания родителей и детей – одинаковые что в Древней Руси, что в наше время – чьего бы то ни было и какого бы то ни было удовлетворенного честолюбия? Хотим ли мы с вами быть похожими в своих поступках на княгиню Ксению?

Итак, благоверный Феодор отказался от претензий на Ярославль и оставался в Орде. А тем временем главная ханша, узнав, что молодой князь овдовел, вернулась к своим намерениям выдать дочь за Феодора. На этот раз она решила начать разговор об этом не с самим князем, а с ханом. Хан долго не соглашался, говоря, что не подобает давать дочь ханскую в супружество вассалу. Но ханша упорствовала, и в конце концов хан дал свое согласие: ведь ему и самому очень нравился Феодор, да и дочь, не раз встречавшаяся с молодым князем, успела полюбить его и присоединилась к просьбам матери. Хан объявил о своем решении Феодору, не сомневаясь в его согласии.

Теперь Феодор, потерявший прежнюю семью – не только жену, но и разлученных с ним детей – при таких трагических обстоятельствах, и сам уже был не прочь жениться на монгольской красавице – быть может, эта новая семейная жизнь окажется счастливее предыдущей? Но перед молодыми людьми встало серьезное препятствие: дочь хана была язычницей, Феодор – христианином. Но для воспитанного в благочестии Феодора вопросы веры не были чем-то второстепенным. Он не мог представить для себя брака без благословения Церкви; не мог и закрыть глаза на то, что разница в вере неизбежно создаст серьезные противоречия между ним и женой и, возможно, разрушит его новую семью так же бесповоротно, как кончина жены и гордыня тещи разрушили первую. А какими вырастут дети, рожденные в таком браке? Конечно, отец в традиционной русской семье принимал большое участие в воспитании отпрысков; но и мать с ее мировоззрением играет в жизни детей – хоть княжеских, хоть крестьянских – огромное значение. Сможет ли отец-христианин в смешанной семье воспитать детей христианами не по имени только? Или же они вырастут релятивистами, вера превратится для них в набор национальных обычаев – у отца одни, у матери другие – и в своей взрослой жизни они станут руководствоваться не заповедями Христовыми, а только земными соображениями, «духом века сего»? Таких людей, в том числе и князей, и без того было немало на Руси…

Сознавая все это, Феодор решился на удивительный по смелости шаг: ответил хану, что сможет жениться на его дочери лишь в том случае, если девушка примет Крещение.

Подумайте, братья и сестры: благоверный князь дал такой ответ не своему подданному и даже не равному себе князю, а всесильному монгольскому хану, в подчинении у которого находился. Причем хан считал, что оказывает своему вассалу великую милость, – ведь, напомню, он долго не соглашался на брак дочери с русским данником, – а этот вассал еще смеет выставлять ему какие-то условия! Отказ Феодора ставил его в куда более опасное положение, чем в тот раз, когда он отверг предложение ханши.

И все же князь поступил именно так, как он поступил, – потому что не мог лицемерить в подобных вопросах. Вера Христова для него была дороже собственной жизни. И мужество Феодора было в полной мере вознаграждено: хан не только не покарал дерзкого князя, но даже дал свое предварительное согласие на обращение дочери в христианство! Причем он лично написал в Константинополь Патриарху, под омофором которого находилась в те годы Русь, спрашивая православного первосвятителя о том, действительно ли дочери его для брака с князем-христианином нужно принимать Крещение. Для этой цели хан отправил в Константинополь посольство во главе с епископом Сарайским Феогностом (среди монголов в те годы были и христиане, и в ставке монгольского хана – Сарае – существовала собственная православная епископия). Патриарх дал благословение на этот брак и подтвердил: принятие дочерью хана христианской веры – обязательное условие для ее законного брака с христианином.

Итак, дочь ханская крестилась и вступила в брак с Феодором Ростиславичем. Во Святом Крещении она получила имя Анна – так звали и супругу знаменитого предка князя, святого равноапостольного Владимира. Вероятно, именно об этом славном предке думал Феодор, советуя невесте назваться Анной. Выбор имени был глубоко символичен: ведь и брак святого Владимира привел к обращению в христианство одного из супругов. Только в тот раз христианка Анна обратила своего жениха-язычника; а теперь жених-христианин привел ко Крещению Анну. И как и в случае святого Владимира, этот брак должен был положить начало христианизации целого народа – только на этот раз народа невесты.

Да, дорогие братья и сестры, именно таковы были замыслы благоверного князя Феодора. Он понимал, что брак с дочерью самого хана сделает его весьма влиятельным человеком в Орде, и собирался использовать это влияние не для обогащения и увеличения своей власти, а для распространения истинной веры среди монголов.

Как мы уже говорили, в Орде в те времена было немало христиан: дружинников и слуг русских и кавказских князей – ордынских вассалов, многие из которых подолгу жили в ханской ставке, приезжих купцов из различных православных краев, русских пленников, некогда угнанных в рабство и теперь рассеянных по монгольским улусам, наконец, самих монголов – среди них в свое время очень распространилось христианство в виде несторианской ереси, но кочевники, впрочем, не особенно вникали в богословские тонкости и нередко обращались из несторианства в Православие. Для всех этих христиан в 1261 году в Сарае и была основана епархия, епископа которой, как мы уже видели, хан отправлял во главе посольства к Патриарху Константинопольскому. Но православных храмов в Орде было мало, и ордынские христиане лишены были драгоценного утешения, доступного каждому из нас с вами: возможности собраться на общую молитву, принять участие в церковной службе, причаститься Святых Христовых Таин. Для нас все это – нечто как бы само собой разумеющееся, мы часто не ценим дарованного нам сокровища и даже пренебрегаем этими неоценимыми возможностями: то лень нам пойти на службу, то найдутся какие-то «более важные» дела (хотя что может быть важнее молитвы и Причастия, общения и соединения с Богом и братьями по вере?), то «неудобно» добираться до храма… А ордынские христиане и рады были бы хоть пешком отправиться в храм на службу, будь это хоть за десять городских кварталов, но у большинства из них и такой возможности не было, и они весьма об этом скорбели. Конечно, такой благочестивый человек, каким был князь Феодор, не мог не понимать и не чувствовать этой скорби братьев по вере; все свое огромное влияние, приобретенное им в Орде вследствие брака с ханской дочерью, князь употребил на облегчение участи ордынских христиан. С дозволения хана князь Феодор и княгиня Анна на собственные средства воздвигли множество православных храмов в различных улусах (провинциях) Орды, украсили их иконами и снабдили всей необходимой утварью; епископ же Сарайский нашел для этих храмов достойных священников, которые могли бы окормлять местные общины и вести проповедь Христовой веры среди монголов. Проповедь эта была достаточно успешной: многие ордынцы обращались ко Христу, так что и до сих пор археологи находят православные иконы, кресты, лампады на всей территории, во времена святого Феодора принадлежавшей Золотой Орде. Кто знает, чем обернулся бы этот расцвет православного миссионерства в ордынских степях в будущем, если бы благодатные начинания князя Феодора нашли более широкую поддержку среди других князей, а также и православных архиереев, – может быть, вся Орда со временем стала бы христианской, как некогда пришла ко Христу и Русская земля… Но увы, исторические обстоятельства помешали тогдашней православной проповеди на этих землях. Как бы то ни было, труды святого князя Феодора не остались втуне: кто может подсчитать число человеческих душ, благодаря ему обретших утешение в Таинствах или обратившихся от тьмы язычества и ересей к свету Христовой истины и оказавшихся в итоге в Царстве Небесном? А разве это мало – спасти для вечности хотя бы одного человека, не говоря уже о сотнях и тысячах?

Собственная же жизнь святого Феодора складывалась как нельзя более удачно. Брак его с Анной оказался счастливым; появились у супругов и дети – один за другим родились сыновья Давид и Константин. Хан же после брака Феодора с его дочерью еще больше полюбил молодого князя. Он часто сажал зятя за один стол с собой, устроил ему прекрасный дворец, окружил славой и богатством – так, в приданое за Анной хан дал Феодору «в кормление» тридцать шесть городов: Чернигов, Болгары, Куманы, Корсунь, Арск, Казань и другие. Но и среди всего этого великолепия сердце блаженного князя не возгордилось, и слава мира сего не отвлекла его от любви Христовой; вместе со своей верной супругой он все более и более преуспевал в исполнении заповедей Господних.

Но в эту счастливую жизнь снова ворвалось горе: к Феодору прибыли вестники из Ярославля с известием, что сын его Михаил безвременно скончался. Можно себе представить, каким горем стала для князя смерть старшего сына, которого ему так больше никогда и не пришлось увидеть в земной жизни…

Князь Феодор стал просить хана отпустить его в Русскую землю вместе с княгиней и детьми: ведь теперь Ярославль остался без правителя, и ему, законному князю, долг предписывал вернуться на княжение, пока город не стал добычей какого-нибудь соседа-честолюбца. Да и не один только Ярославль – за годы жизни князя Феодора в Орде скончались оба его старших брата, некогда так обидевших его при разделе наследства, и родной город Смоленск теперь также считался его вотчиной. Хан отпустил зятя с великой честью, дав ему ярлык – грамоту – на ярославское княжение.

В Ярославле святой Феодор княжил богоугодно, кротко, мудро и беспристрастно, заступаясь за обиженных, вдов и сирот, милосердствуя о нищих и убогих. Летописи отличают особенно его искреннее и смиренное благочестие, усиленные посты и молитвы, многотрудные подвиги и попечения касательно храмоздательства и церковного благолепия, а также его почтение к священнослужителям. Святой князь построил в городе множество новых храмов, снабдил их книгами и церковной утварью, украсил драгоценными камнями и жемчугом. Подражала мужу в его благочестивых делах и княгиня Анна: она творила щедрую милостыню, воздвигла в Ярославле соборный храм во имя Архистратига Михаила, поставила в храме великолепно украшенную икону Богоматери и пожертвовала богатые средства на содержание при соборе причта.