Остров Крымль. Правдивые истории из жизни прапорщика Моржового

© Митрофан Вистовский, 2018

ISBN 978-5-4474-8749-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Историческая справка об Острове Крымль

Остров Крымль – самый большой из всех островов, которые в эпоху глобального потепления возникли в Мировом Океане. Точную площадь Острова установить пока не удалось так как экспедиция, посланная на разведку дальних территорий, до сих пор еще не вернулась. По слухам, членов этой экспедиции видели где-то в трущобах Таиланда, где они с успехом исполняли крымляндские народные частушки на тайском языке, но на официальном уровне эта информация подтверждения пока не нашла.

Не удается также установить и точную географическую принадлежность Крымля – европейцы считают Крымляндию частью Азиатского архипелага, тогда как азиаты склонны относить крымлян к европейцам. Сами же крымляндцы ничего по этому поводу не считают, поскольку в равной степени не верят ни тем, ни другим.

По свидетельствам античных историков крымляндцы являются людьми добродушными, но драчливыми. Так, французский путешественник Бонапарт сообщает, что на полпути путешествия по Острову его остановил какой-то одноглазый хулиган, который безо всяких на то оснований отходил незадачливого француза здоровенной дубиной по бокам и потом еще долго гнался за ним, подгоняя унизительными пинками и улюлюканьем.

По своему государственному устройству Остров Крымль представляет собой ясно выраженную анархическую монархию. Во главе Острова, по слухам, стоит исполняющий обязанности президента Царь, чьи полномочия подтверждены Царь-пушкой, Царь-колоколом, а также самим Царем. О другом политическом устройстве Острова известно немного, поскольку лингвисты до сих пор не могут расшифровать первую строчку крымляндской конституции, гласящую: «Закон – это часть лошадиной упряжи, которую поворачивают туда, куда надо ехать кучеру».

В целом жизнь на Острове интересна и разнообразна, чему немало способствует живость многонационального характера ее обитателей.

Из Большой Электронной Энциклопедии (Б-Э-Э)

Глава первая. Правдивая история о том, как полковник Горобец проводил следственно-розыскные мероприятия

Лежачих в палате было четверо – трое с переломами и пьяный фельдшер. Моя кровать стояла второй от окна. На этой кровати я и сидел, размышляя о том, как же мне повезло, и какие замечательные перспективы открывает передо мной лежание в полковом лазарете.

Повезло же мне вот в чем: на прошлой неделе я был командирован в дважды краснознаменный горобцовский полк с целью написать серию правдивых патриотических очерков о суровой и полной опасности воинской службе простых русских парней, и теперь, когда волею случая и судьбы я оказался на койке армейского лазарета, радовался возможностям, которые открывает передо мной непосредственное общение с героями моих будущих произведений. Известно ведь, что ничто так не располагает к откровенности, как совместное лежание в госпитале. Для меня, как для журналиста, это было большой удачей.

За окном лазарета полковник Горобец строил вверенный ему полк. Не в пример мне, настроение у полковника было отнюдь не безоблачным. Стоял он шагах в пятидесяти от окна, но даже с этого расстояния нетрудно было разглядеть, как по его лицу гуляют подозрительные пятна. Во всем его облике читалось что-то окаменевшее.

Я же продолжал сидеть и размышлять о своем журналистском везении. Взять, хотя бы, прапорщика Моржового, чья койка стояла рядом с моей. Он был первым, с кем я познакомился по своему прибытию в полк. Тогда прапорщик еще не лежал на больничной койке, закованным в гипс, а только-только собирался влезть на крышу казармы, чтобы снять оттуда большой рулон рубероида. Меня он попросил подержать лестницу, а когда уже нас несли в лазарет, здесь-то мы и познакомились поближе.

Одного взгляда на Моржового было довольно для того, чтобы понять – он был опытным воином и мог рассказать о воинской службе много чего интересного. Разве это не везение? Да любой журналист подтвердит вам, что это самое настоящее счастье! Как говорится, повод для радости был на лицо.

К тому же, рулон рубероида, из-за которого я попал в лазарет, оказался не очень упругим и задел мою голову только краешком. Сотрясение вышло, прямо скажем, пустяковое.

Хуже было с пальцем – пока я пытался удержать шаткую деревянную лестницу, на которой балансировал прапорщик, в мой палец угодила большая острая заноза, а палец, как известно, для журналиста – орудие производства. Без пальца ни статью толком не напишешь, ни информацию не добудешь.

Еще один небольшой минус заключался в том, что помимо прапорщика Моржового прочие обитатели палаты были не очень разговорчивы, поскольку лежали на своих койках наглухо упакованные в гипс. Гипс у них был повсюду, даже на челюсти, а, как известно, загипсованная челюсть к общению не располагает.

Один из этих бедолаг служил штурманом полковой авиации, второй, как мне показалось, матросом. Последнее было довольно странно. Я еще мог понять, как в нашем лазарете оказался авиатор – в конце концов, если летаешь на такой высоте, а потом падаешь оттуда, то гипс и лазарет – это еще не самое худшее, что может приключиться, но вот откуда мог упасть матрос – оставалось для меня загадкой.

Впрочем, все равно плюсов в моем положении было куда больше, чем минусов, и я от души радовался тому, что в лице прапорщика Моржового передо мной был настоящий герой для первого очерка. Он лежал на своей койке и незаметно пытался побить моего короля бескозырной десяткой.

– Моржовый, кончай мухлевать, – попытался урезонить я прапорщика. – Десятка короля не бьет.

– Какая десятка! – возмутился тот, – я туза бросил.

– А это что?

Карта в моей руке явно свидетельствовала не в пользу Моржового.

– Черт, я думал это туз…

Увы, на десятерного туза десятка была не очень похожа.

– Слушай, Моржовый, – предупредил я своего боевого товарища, – если будешь мухлевать, я за пивом не пойду.

В этот момент полк за окном был окончательно построен и по косвенным признакам я догадался, что сейчас полковник Горобец начнет проводить дознание по поводу пропавшей со склада тушенки. Он угрюмо оглядел стоящий перед ним строй и как бы нехотя поинтересовался:

– Ну что, товарищи бойцы, будем признаваться, кто тушенку стырил?

Если бы не внушительных размеров Маузер, который полковник сжимал в правой руке, никто бы и не уловил в его словах никакого намека. Вопрос был задан по существу и явно предполагал своевременный ответ, однако по глазам бойцов было видно, что признаваться они не намерены.

Следствие зашло в тупик.

Эта неудача озадачила командира. Пятна на его физиономии увеличились в размерах, достигнув размеров большой пятикопеечной монеты царской чеканки. Он еще раз оглядел стройные шеренги бойцов, почесал стволом Маузера взопревший лоб и снова поинтересовался:

– Значит, в молчанку будем играть?

Лично мне огорчение командира было понятным. Несмотря на то, что сам я еще на прошлой неделе был человеком гражданским, но даже и мне было доподлинно известно, что тушенка в армии – продукт стратегический, к тому же, полезный. Без тушенки в армии никак нельзя. Без тушенки армия – все равно что бронепоезд без рельсов.

А тут еще так случилось, что вчера вечером полковник Горобец как раз вернулся из отпуска, и вот что интересно: когда уезжал, тушенка была – полковник лично запер ее на складе, опломбировал замок и увез с собой единственный экземпляр ключей, а когда вернулся, тушенки уже не было. История выглядела запутанной и странной. Журналистское чутье подсказывало мне, что просто так теперь это дело не кончится.

Что же касается Моржового, то он имел на этот счет собственное мнение.

– И чего так раскипятился? – пожал плечами он, имея в виду полковника. – Тушенку кониной заменить можно. Не говядина, конечно, но тоже сойдет.

– А конину где взять? – усомнился я, однако сбить прапорщика с толку такие пустяки не могли.

– Конину у кавалеристов позаимствовать можно, – пояснил мне он. – Они нам конину, а мы им – роту солдат.

– Навсегда?

По моим представлением такой обмен был не совсем равноценным.

– Зачем навсегда? – прапорщик пожал плечами. – На время. Для строительства новой конюшни. Построят конюшню и обратно в часть. Взаимодействие войск.

Строй на плацу стоял по струнке, но никаких ощутимых результатов допрос подозреваемых все еще не давал. Видимо, по этой причине полковник решил сменить тактику и громко рявкнул:

– Под трибунал захотели, мерзавцы? Всех под суд отдам! Равняйсь! Смирно! Последний раз спрашиваю: какая сволочь тушенку стырила?

Моржовый опять не обратил на рев командира никакого внимания.

– А еще конину у колхозников позаимствовать можно, – продолжил он развивать свою мысль. – Я, вон, в прошлом году в колхозе за ящик мин целого коня выменял. Замечательный был коняга!

Слова прапорщика прозвучали внушительно и веско. Мне, правда, было не очень понятно, зачем колхозникам понадобились мины и что Моржовый делал с добытым конем, тем не менее я догадался, что обмен был произведен неспроста. Глядя в сосредоточенные глаза Моржового, трудно было поверить, что он вдруг станет что-либо обменивать просто так безо всякого смысла. Если поменял, значит так было нужно.

Все это еще больше переполнило мою журналистскую душу чувством уверенности – прапорщик Моржовый был просто кладезем различных историй, столь необходимых мне для продвижения моей карьеры газетчика. Я уже предчувствовал, какой успех среди читающей публики возымеют патриотические рассказы прапорщика, полные опасных приключений и суровой романтики!

– Так и будем молчать, уроды? – долетал до нас через открытую форточку полковничий бас.

Моржовый продолжал лежать на жесткой койке лазарета и незаметно пытался достать из рукава бубнового туза, сброшенного в отбой пять ходов назад. Я молча остановил его руку и даже не огорчился – что значили подобные пустяки в сравнении с теми возможностями, которые открывались передо мной благодаря знакомству с прапорщиком?

А ведь еще на прошлой неделе я даже не догадывался о его существовании и даже не подозревал, с каким замечательным человеком сведет меня судьба. Ну а началось все с обыкновенной мухи.