– Ты знаешь, когда я был студентом, я частенько оставался ночевать в доме де Криниса, – Вальтер Шелленберг положил телефонную трубку и взглянул на Маренн, сидевшую в кресле.

Женщина кивнула:

– Я знаю.

– У него была обширная библиотека, впрочем, она и сейчас у него есть, – он обошел стол, сел в кресло напротив собеседницы. – Я читал книги ночами напролет. И поскольку де Кринис – австриец, у него было много книг о Габсбургах. В одной из них я прочел, что, оказывается, Габсбурги всегда отрицали, что возлюбленная кронпринца Рудольфа баронесса фон Вечера находилась с ним в охотничьем замке Майерлинг, когда он покончил с собой. Они утверждали, что она была в это время в Вене и умерла от горя.

– Тебя интересует, что я думаю об этом, как внучка кронпринца Рудольфа? – Маренн задумалась и машинально провела пальцами по волосам, собранным в большой узел на затылке. Ей не раз говорили, что волосы у неё такого же каштанового оттенка, такие же густые и длинные, какие были у матери Рудольфа, знаменитой императрицы Зизи.

Шелленберг меж тем кивнул:

– Было бы интересно узнать твоё мнение.

– «Она просто умерла от горя», – да, так сказал мой прадед император Франц Иосиф, – женщина вздохнула. – Как будто баронесса умерла обычно и естественно, и это никакая не трагедия. Как всё было на самом деле, доподлинно неизвестно.

Маренн встала, подошла к окну. На заснеженных ветвях пушистой ели напротив окна резвились две молодые белки, ловя друг друга за хвост. Увидев их, женщина улыбнулась.

– Я ведь выросла во Франции, – продолжила она, помолчав минуту. – Ты знаешь, мой приемный отец маршал Фош никогда не связывал мое будущее с Австрией. Он хорошо помнил, как его приняли мои родственники, когда он привез меня к ним после того, как я осиротела. Но тем не менее он вполне отдавал себе отчет, что я принадлежу к старейшей в Европе династии монархов и что мне, возможно, предстоит взойти на трон, а моей руки будут просить европейские принцы, например, английский или, скорее всего, германский. Все это происходило ещё до Первой мировой войны. Тогда все это ещё выглядело реальным, поэтому он, конечно, позаботился, чтобы я хорошо изучила историю своей семьи, и приглашал лучших учителей, в том числе и из Австрии. Как ушел из жизни мой дед, неизвестно, – Маренн обернулась к Вальтеру, который внимательно её слушал. – Перед тем как покончить с собой, он отпустил прислугу, и они остались в замке вдвоем с Мари. Точнее, Рудольф настаивал на том, чтобы Мари тоже уехала, но она предпочла остаться. Первой выстрелила в себя она, затем из жизни ушел кронпринц. Это была настоящая трагедия для Австрии. Для всей Европы. Старейшая и самая могущественная из европейских династий осталась без прямого наследника престола. Это стало явным предвестием будущего конца монархии и плохим предзнаменованием для Европы.

Белки одна за другой исчезли в ветвях; посыпался, поблескивая на солнце, снег, а Маренн вернулась к столу и опустилась в кресло:

– Я уверена, что останься кронпринц Рудольф жив и взойди он на трон Австрии – Европу ждало бы совсем другое будущее. Не было бы первой войны и как следствие – второй. Австрия смогла бы усмирить пыл кайзера Вильгельма, оставив его без союзников и заключив договор с Францией. Рудольф бы сделал это, несмотря на родственные связи с монархией Гогенцоллернов. И даже гибель эрцгерцога Фердинанда от руки террориста в Сараево не заставила бы его изменить убеждениям. А без Австрии и Россия не ввязалась бы в конфликт на стороне Антанты, у императора Николая был бы выбор, к кому примкнуть, и не исключено, что он сделал бы его в пользу Рудольфа. Николаю совсем не нужна была война, ведь Россия мощно развивалась, но человек старой эпохи, рыцарь, солдат Франц Иосиф знал только один способ укрепить свою империю – война. Он поступил, как поступали его предки. И проиграл. Проиграли все, даже победители. Выиграли только большевики.

Маренн снова вздохнула, опустила голову, а через мгновение продолжила свою речь:

– Моя прабабушка императрица Зизи сделала все, чтобы Рудольф вырос человеком с тонкой, чувствительной натурой, понимающим потребности общества, умеющим сочувствовать и сострадать. Ей казалось, что это будет очень важно в наступающем веке. Не диктовать народу свою волю, а уметь разговаривать с ним, вступать в диалог. Но влияние Зизи при австрийском дворе всегда было слабым, несмотря на то, что Франц Иосиф искренне любил ее. Сторонники старых традиций, интриганы в окружении императора и в первую очередь реакционный глава кабинета Таффе добились того, чтобы не только сама Зизи вынуждена была проводить как можно больше времени вдали от Вены, но и чтобы её сын практически не имел контактов с отцом, а все его начинания проваливались. Это довело Рудольфа до отчаяния. Он чувствовал себя ненужным. Франц Иосиф не желал допускать его к государственным делам. Да, он любил сына, и императора нельзя упрекнуть в том, что он был к сыну холоден, но Франца Иосифа убедили, будто Рудольф ни к чему не способен, что он не солдат, а тряпка, наподобие «всех этих безумцев в баварском доме», как отзывались в Вене о Зизи и её родне. И никто не хотел даже задуматься, что солдаты на троне уже не нужны. Напротив – нужны тонкие, умные политики, которые смогут находить компромиссы в новом, меняющемся мире. Войны становятся слишком опасными и кровопролитными, убийственными для Европы. Надо учиться не воевать, а договариваться. Надо заботиться о народе, а не нещадно погонять его точно нерадивого ребенка, как привыкли веками. Зизи все это понимала, она учила этому сына, но оба они были раздавлены старой проржавевшей машиной, называемой «великая монархия Габсбургов», к которой сами же и принадлежали.

Как и говорила Маренн, никто не знает наверняка, находилась ли баронесса фон Вечера вместе с кронпринцем Рудольфом, когда тот принял решение уйти из жизни. Есть даже версия о том, что кронпринца убили венгерские революционеры, с которыми он поддерживал контакт, а потом они же привезли из Вены и убили баронессу, чтобы самоубийство выглядело правдоподобным. Однако более вероятно, что Рудольф и его возлюбленная вместе приняли роковое решение. Мари осталась с ним, чтобы хоть в смерти он не был одинок, как был в жизни. Во всяком случае, баронессу похоронили на сельском кладбище недалеко от замка Майерлинг, и могилу долгое время накрывала мраморная плита без надписи, чтобы никто не знал, кто там покоится. Только после крушения монархии Габсбургов родственники баронессы поставили ей памятник и написали на нем её имя. А император Франц Иосиф не нашел ничего лучше, как по совету своих министров, объявить сумасшедшим собственного сына. Он просто не мог найти других объяснений его поступку. Возможно, вполне искренне.

Франц Иосиф был жестоко наказан судьбой за свое нежелание понять сына – империя, о благе которой Франц Иосиф так заботился, рухнула. Пусть он умер раньше, чем австрийская монархия канула в небытие, но императору довелось узнать, сколь страшна ненависть, которую испытывают к нему подданные, как к олицетворению всего старого и отжившего. Самое драгоценное его сокровище, его Зизи, была зверски убита террористом. Террорист вспорол ей ножом грудь, и она умерла, захлебнувшись кровью. Императрица Австрии, когда-то всеобщая любимица! Эту ненависть, жертвой которой пала Зизи, взрастила не она. Зизи как раз сделала все, чтобы её уменьшить. Ненависть взрастили Франц Иосиф и его министры, а гибель Зизи стала истинным концом, смертным приговором для монархии ещё задолго до революции 1918 года. После гибели императрицы все окончательно покатилось в пропасть. Поражение в войне, революция, смута, голод – полный крах.

– А могло бы пойти иначе, – грустно улыбнулась Маренн. – Если бы Франц Иосиф вовремя уступил престол сыну, или хотя бы прислушивался к его советам в управлении государством.

– Насколько я знаю, венгры ведь предлагали Рудольфу корону, – серьезно заметил Вальтер Шелленберг. – Кронпринц отказался.

– Да, предлагали, – подтвердила Маренн. – Они предлагали её ещё Зизи. Отдельное королевство Венгрия во главе с представителем династии Габсбургов. Это почти две сотни лет была их любимая идея. Ни Зизи, ни её сын не согласились. Они не могли себе представить, как собственными руками развалить государство, которым предки Габсбургов правили почти полтысячи лет. К тому же делить Австро-Венгрию на фоне все укрупняющейся Германской империи с её нарастающими аппетитами было просто опасно. Германия бы съела Австрию и Венгрию поодиночке. И если в пору молодости Зизи все это было ещё не так очевидно, то накануне Первой мировой войны стало абсолютно ясно. Что толку выходить из-под власти австрийского императора, если сразу же попадешь в вассалы к германскому? Рудольф, наследник Габсбургов, подданный кайзера Вильгельма? Гогенцоллерны и мечтать о подобном не смели ещё каких-то сто лет назад. Зачем же было делать им такой дорогой подарок? Мой дед понимал это. Как и то, что ему необходимо развестись со своей женой Стефанией, которая так и не смогла подарить Габсбургам наследника трона, а жениться на любимой женщине, на Марии фон Вечера, и тем дать понять всем в империи, что власть становится гуманнее, ближе, она меняется. Впрочем, венгры, кстати, не очень-то и настаивали на отделении от Австрии, во всяком случае, во времена Рудольфа. От Габсбургов за долгие годы совместного сосуществования им удалось добиться немалых уступок и привилегий, заставить Вену уважать мнение венгров. Будапешт, по сути, стал второй столицей империи. Зизи очень часто жила там подолгу, и с ней – её приближенные, её двор. С Гогенцоллернами венграм пришлось бы похуже. Скорее всего, они попали бы в полную зависимость, и все пришлось бы начинать сначала.

– А что бы сказала внучка кронпринца Рудольфа, если бы сегодня «славные, храбрые венгры», как называла этот народ твоя прабабушка, снова вспомнили о своей затее?

Шелленберг встал, подошел к столу и начал перебирать бумаги, не глядя на собеседницу.

– О какой затее? Пригласить Габсбургов на трон? – Маренн повернулась, с сомнением пожала плечами. – Каким образом? В разгар войны? За спиной Германии, под самым носом Сталина? Это немыслимо, пусть даже Венгрия формально остаётся монархией и место на троне вакантно.

– Положение Венгрии сейчас резко ухудшилось, – Шелленберг прямо посмотрел на собеседницу. – Фюрер считает адмирала Хорти, который чудесным образом всё ещё остаётся во главе страны, крайне ненадежной фигурой. Хорти видит сгущающиеся над собой тучи и готовит собственные ходы. Один из них – выход из коалиции с Германией и достижение договоренностей с англичанами о так называемой почетной капитуляции. Адмирал понимает, что Черчилль не будет иметь дела лично с ним как с человеком, скомпрометировавшим себя сотрудничеством с фюрером. Вот почему Хорти готов мирно уступить пост ставленнику англичан, но при условии гарантий для себя и своей семьи. Хорти ненавидит большевиков. Он считает красную пропаганду главной причиной развала австрийской императорской армии в 1917 году, а значит – причиной крушения монархии Габсбургов, поражения Австро-Венгрии в войне и всех дальнейших несчастий. Согласись, адмирала нельзя упрекнуть, что он заблуждается. Ему хорошо памятна Красная Венгерская республика и армии Антонова-Овсеенко, которые едва не подмяли Венгрию под себя, не встань у них на пути Петлюра. Теперь же с отступлением наших армий вероятность того, что большевики снова окажутся в Будапеште, весьма высока. Это не может не тревожить Хорти. Спасение страны от порабощения Сталиным он видит только в одном – заключении сепаратного мира с союзниками Москвы. Параллельно он хотел бы решить и другую задачу, точнее, осуществить мечту, которую лелеял с того самого момента, когда Карл Габсбург, последний австрийский император, отказался от трона. Эта мечта – найти для Венгрии нового монарха-Габсбурга. Хорти не без основания полагает, что Черчиллю как потомственному лорду понравится эта идея, да и английское королевское семейство, чьё мнение лорд должен учитывать, тоже выскажет одобрение. К тому же Черчилль не упустит случая щелкнуть по носу набирающего силу восточного союзника, ведь большевики в Европе – это страшный сон не только адмирала Хорти, но и Черчилля тоже, всей европейской аристократии и интеллигенции. На этой почве они точно найдут общий язык. А Черчилль сумеет уломать Рузвельта – Хорти не сомневается в этом. Американцам не меньше, чем англичанам, необходим плацдарм в южной части Европы, особенно при условии, что Югославия, скорее всего, отойдет Советам. Тито на их стороне, и повернуть эту ситуацию себе на пользу Черчиллю вряд ли удастся, несмотря на все усилия.

Вальтер Шелленберг оставил бумаги, сел за стол, откинулся на спинку кресла и, мечтательно улыбнувшись, продолжил:

– Ну и последнее – хотя для Хорти это, скорее всего, один из самых первых, серьезных аргументов – Хорти при условии реставрации Габсбургов становится одной из самых значимых фигур в венгерской истории и кроме безопасности обретет уважение и почет потомков. Потомки не забудут, что именно он подхватил страну, когда та падала в пропасть, загнанная в экономическую и политическую ловушку красными авантюристами, а затем ловко обманул фюрера и спас Венгрию от вторичного порабощения большевиками. О нём будут говорить, как о лидере, сумевшем сохранить традиции страны и старый венгерский дух, ну и напоследок помогшем восстановлению в стране легитимного правления династии, свергнутой незаконно. Мне, как ты понимаешь, нет дела до амбиций адмирала Хорти, но его цель – реставрация Габсбургов – мне близка. В конце концов эта парадоксальная ситуация, когда Венгрия по-прежнему имеет монархическую форму правления, но не имеет короля, должна разрешиться. Довольно уже Хорти побыл регентом при пустом троне. Пора посадить на этот трон кого-нибудь.

– И что же, адмирал Хорти уже определился, кого персонально среди наследников габсбургского рода он готов пригласить управлять страной? – спросила Маренн.

Маленький сын Вальтера, Клаус, спавший на кожаном диване у стены, повернулся. Маренн встала, подошла к мальчику, поправила одеяло, погладила по мягким, светлым волосам. Серый, похожий на волка Вольф-Астофель, занимавший вторую часть дивана, поднял голову.

– Спи, спи, – женщина погладила его нос. – Я не беспокою твоего друга.

Возвращаясь к столу, Маренн продолжила прерванный разговор:

– Вряд ли Черчилля устроит такая кандидатура, как, например, мой двоюродный брат, эрцгерцог Кобург-Готтский, хотя я уверена, что он бы не отказался от королевского венца ни в коем случае. Однако он официально числится группенфюрером СС, пусть даже и почетным, причём никогда не скрывал этого и даже похвалялся. К тому же эрцгерцог открыто водил дружбу с Гейдрихом, и Черчиллю все это прекрасно известно. А потомков габсбургского рода, проживающих сейчас в Великобритании и имеющих родство с королевской семьей, не примут венгры. В этом я уверена. Им известно, что эта ветвь габсбургского рода всегда считалась побочной. Как представители второй титульной нации в империи, они имеют право на первых лиц, но такие лица практически все, так или иначе, связаны с рейхом. По-моему, тупик, – женщина пожала плечами.

– Это правда, – согласился Шелленберг. – И Хорти все это хорошо понимает. Однако у него есть одна кандидатура, которая, по его мнению, представляется совершенно безошибочной. Происхождение напрямую от императора Франца Иосифа, блестящее образование, признание в Европе, никаких английских примесей. Как известно, состоит в личной дружбе с Черчиллем. Единственный недостаток этой персоны, – Вальтер лукаво наклонил голову, – то, что она женщина. Но это может быть и преимуществом. Венгры помнят и чтят императрицу Зизи, её образ для них едва ли не так же свят, как образ Мадонны. Они с радостью примут правнучку Зизи на троне. Тем более что, как известно Хорти, – Вальтер сделал паузу, – эрцгерцогиня Мария-Элизабет в настоящее время содержится в одном из лагерей. Она была арестована, у неё ореол мученицы. Что больше убедит Черчилля? Кто лучше подойдет для того, чтобы склонить Англию на свою сторону, как не давняя подруга супруги премьер-министра, к тому же заключенная концлагеря? Официально!

– А неофициально? – Маренн с недоумением посмотрела на Вальтера. – Мне кажется, это какое-то сумасшествие? Нет? Ты хочешь сказать, что адмирал Хорти готов пригласить меня на венгерский королевский трон, и тем самым расположить Черчилля к заключению сепаратного мира, то есть к переходу Венгрии из стана союзников рейха в союзники Англии и Америки, благодаря чему венгры окажутся в стане держав-победительниц?

– Это не сумасшествие, это политические реалии, – Вальтер Шелленберг поднялся с кресла, подошел к камину, задумчиво закурил сигарету. – Я бы сказал даже политическая необходимость. Для Хорти. И он готов договариваться о деталях. Он понимает, что, продолжая иметь дело с фюрером, не сможет сохранить ту же относительную независимость Венгрии, на которой настаивал все предыдущие годы, когда откупался от Германии парой-тройкой дивизий, участвовавших в восточной кампании, по большей части в тылу. С приближением большевиков на территорию Венгрии будут введены немецкие войска, страна станет ареной кровопролитных сражений, и исход этой кампании совсем не обязательно сложится в пользу рейха. А победа Советов будет означать восстановление в Венгрии столь ненавистного адмиралу большевистского режима. Объявятся все эти коминтерновские деятели, отсиживающиеся пока в Москве, и снова столкнут страну в пропасть экономического хаоса. Кроме того, война сама по себе означает разрушение, множество смертей, страдания народа, страх, голод, утрату значимых произведений искусства и архитектуры, а Будапешт – одна из древнейших европейских столиц. Хорти не может не думать об этом. Его гораздо больше устроило бы, чтобы тайком от Сталина, и от фюрера конечно же территория Венгрии была занята англо-американскими войсками, а немецкие части, находящиеся на ней, были принуждены к капитуляции. Если бы на престол Венгрии взошел некто из королевского рода, признанный Англией и Америкой, – Вальтер бросил многозначительный взгляд на Маренн, – это гарантировало бы Венгрии спокойный выход из войны. При этом монархе было бы сформировано временное правительство, пока из людей, верных Хорти. А дальше новые выборы в парламент с предоставлением ему широких полномочий, коалиция победивших сил и премьер-министр, который будет проводить политику. Как ты находишь все это? – Вальтер повернулся к собеседнице всем корпусом. – Если тебя смущает то, что сейчас ты числишься в СС, то я позволю себе напомнить, что по мудрому предложению Мюллера мы не стали торопиться с твоим освобождением из лагеря, как ты того хотела, и теперь все это очень может пригодиться. А о твоей деятельности как главного хирурга СС никто не узнает, все документы будут уничтожены. Уж мы с Генрихом об этом позаботимся. Кто была фрау Ким Сэтерлэнд? Да и была ли она вообще? Если нет документов, остаются только слова. А слова – это слова. Не больше.

– Ты хочешь сделать меня королевой? – Маренн подошла к Вальтеру, и тот обнял ее, привлекая к себе. – Зачем? Неужели я когда-то в юности отказалась стать королевой Англии, чтобы теперь оказаться королевой Венгрии? Все это не укладывается у меня в голове.

– Я понимаю, – Вальтер поцеловал её в висок. – Но к Англии Габсбурги всегда имели лишь косвенное отношение – родственники, да и то дальние, седьмая вода на киселе. Венгрия же – это страна, заботиться о которой Габсбургов обязал сам Господь. Разве не так? Несмотря на все потрясения начала века, разве Он снимал с вас ответственность за эту страну и её народ? Нет. Перед Богом Габсбурги ответственны за Венгрию так же, как за Австрию. Они ещё не дали свой окончательный отчет, тем более в такие времена, как сейчас, когда решается судьба этой страны.

– Я так понимаю, что ты поддерживаешь планы адмирала Хорти, – Маренн отстранилась и внимательно посмотрела на Вальтера.

Тот кивнул, а женщина продолжала:

– В ущерб рейху? Меня никто не убедит, что фюрер может согласиться на такое. Во-первых, он терпеть не может Габсбургов и монархию как таковую. Во-вторых, Венгрия ему нужна для борьбы с Советами, её территория, её ресурсы, её дивизии. Она – ещё один бастион на пути большевистских орд к Германии. Фюрер скорее свергнет адмирала Хорти и поставит в Венгрии своего рейхсляйтора, чем позволит адмиралу вести интриги с Черчиллем. Получается, что фюреру пока ничего не известно о намерениях Хорти… и о твоих?

– Если Хорти все ещё на своем месте, то да, неизвестно, – согласился Шелленберг. – А как только станет известно, это будет означать конец не только правления адмирала Хорти, но и конец всем возможностям мирного выхода Венгрии из войны, а значит – более мягкого её окончания для самой Германии.

– Именно поэтому ты поддерживаешь Хорти?

– Я поддерживаю не Хорти, а его план перехода Венгрии под патронат англо-американцев. Война Германией проиграна, что очевидно, и надо дать себе в этом отчет, – Вальтер беспокойно прошелся по комнате, заложив руки за спину. – Весь вопрос состоит теперь в том, как нам удастся выскочить из этой нешуточной передряги, сохранив национальное государство и не превратившись напоследок в один из красных европейских штатов объединенного государства рабочих и крестьян, протянувшегося от Ла-Манша до Японского моря, о котором ещё в двадцатых годах писал большевистский вождь Ульянов-Ленин. План Хорти дает нам возможность избежать худшего, но при условии, что всё будет осуществлено крайне быстро и полностью секретно. Этот план может оказаться не только существенным ударом по планам фюрера – который, как известно, считает, что если немецкий народ не выполнил своей миссии, ему предначертанной, то не достоин жизни и должен быть уничтожен – но и по планам Сталина. Наличие контингента англо-американских войск в Венгрии и лояльное союзникам правительство там разрушает планы Сталина не только по послевоенному переустройству Европы, но и защитит Германию от вторжения красных армий с южных рубежей. Не зря Сталин так торопится на помощь Тито и борется за влияние на югославов с англичанами. Сталину крайне важно закрепиться в этом регионе, а если ещё учесть, что союзники оккупируют Италию, значительная часть бывшей империи Габсбургов выйдет из-под большевистского удара. Останется побороться только за саму Австрию. Нельзя допустить, чтобы в ней установилась власть коммунистов. Стратегия Хорти, если она окажется удачной, значительно облегчит осуществление нашего плана по спасению Германии. Собственно, спасение нашей родины и есть конечная цель.

– А рейхсфюреру известно о планах адмирала Хорти? – осторожно спросила Маренн.

– Конечно, – Вальтер кивнул. – Я не стал бы так открыто разговаривать с тобой, если бы предварительно не имел с ним беседы. В Берлин прибыл посланец от Хорти, граф фон Эстерхази, и вчера ночью провел переговоры с рейхсфюрером. В целом наш шеф согласен. Как никто он понимает необходимость любых активных действий, которые облегчили бы положение рейха. Эстерхази известно, что эрцгерцогиня Мария-Элизабет фон Кобург-Заальфельд находится в настоящий момент на территории Германии, так как мы предоставили ему такие сведения. Завтра он хотел бы увидеться с тобой, приватно. На концерте Герберта фон Караяна в Берлинерхалле. Граф страстный поклонник дирижера. Насколько я знаю, тебе он тоже очень нравится. Так что у вас обоих будет возможность совместить приятное с полезным.

– Да, фон Караян прекрасен, – Маренн улыбнулась. – В его исполнении есть загадочность и непоколебимый германский дух, воля к победе. Когда-то я слушала его в Австрии, но тогда он был ещё юнцом, и ему с трудом удавалось получить площадку для выступления.

– С тех пор он преуспел, – ответил Шелленберг. – Вступил в партию, ему покровительствует Геринг, который просто без ума от того, как оркестр фон Караяна исполняет «Полет валькирий» Вагнера. Это музыкальное воплощение того, как Геринг представляет себе сверхмиссию своих люфтваффе. Он все время приглашает маэстро играть на его домашних музыкальных вечерах. Однако вот незадача, – Вальтер усмехнулся, – фон Караян не очень нравится фюреру.

– Неужели? – Маренн искренне удивилась. – Мне всегда казалось, что он олицетворяет собой как раз все то, о чем неустанно твердит доктор Геббельс по радио и в газетах. Манеры, тон, даже на репетиции он приходит в офицерских сапогах.

– Да, но дело в том, что Гитлер, который, как всем известно, обожает Вагнера и все оперы композитора знает наизусть, однажды присутствовал на исполнении фон Караяном «Нюрнбергских мейстерзингеров». Певец спел не ту реплику, фюрер сразу же заметил это и указал на ошибку. Он терпеть не может халтуры. Ни в чем. Весь гнев обрушился на фон Караяна. Фюрер решил и, возможно, не без оснований, что если певец ошибся, то виноват дирижер – плохо репетировали. Более того – он заметил, что фон Караян дирижирует без нот. Видимо, так и репетировали, потому и спутали реплики. В тот же вечер фюрер позвал Геббельса и распорядился, чтобы тот выдал фон Караяну предписание выступать только по партитуре. Дирижер теперь так и делает, ведь никуда не денешься, но демонстративно ставит партитуру на пульт вверх ногами. Во всяком случае, когда фюрер в следующий раз посетил исполнение «Тристана и Изольды» все прошло идеально. Теперь фон Караяна приглашают даже играть на концертах, посвященных дню рождения фюрера. Геринг считает, что «Хорст Вессель» там получается лучше всех прочих.

– Не самое лучшее применение для таланта уровня фон Караяна, – вздохнула Маренн. – За это некоторые корифеи, уехавшие из Германии в тридцатых, называют маэстро лакеем, но, скорее всего, это от зависти.

Вальтер кивнул:

– Насколько мне известно, фюрер вообще не жалует творческих людей и считает, что воображение мешает им адекватно воспринимать реальность.

– Что ж, если ты считаешь нужным, я встречусь с Эстерхази, – согласилась Маренн. – Послушаю с ним фон Караяна, а потом послушаю все то, что от имени адмирала Хорти намеревается мне предложить граф. Но я очень сомневаюсь, что англичане и американцы согласятся на возвращение фон Габсбургов в Венгрию. Однажды представители Антанты уже отклонили такой вариант, в двадцатых годах, когда низложенный император Карл попытался вернуться на трон. Они не позволили Хорти уступить ему место.

– Это так, – подтвердил Шелленберг, – но времена изменились. Теперь не красный командир Бела Кун и не румыны – главные противники адмирала и его сторонников. С востока идет сила, которая не может не занимать политиков Англии и Америки. Теперь они окажутся куда более сговорчивыми, потому что не хотят увидеть всю Европу до Ла-Манша покрытой лагерями, ничуть не менее жестокими, чем те, которые в глазах противников Германии стали символом фашизма. Теперь англичане и американцы узнали о большевиках побольше, поэтому, хотя и вынуждены сотрудничать с ними, отдают себе отчет, что сотрудничество временное. Особенно хорошо это понимает Черчилль, поэтому англичане согласятся на то, от чего отказались ранее. К тому же смотря о какой персоне из рода Габсбургов пойдет речь. Как ты правильно сказала, это имеет решающее значение. Одно дело свергнутый император, отказавшийся от престола под давлением народных масс, считай, битая карта, другое – правнучка императрицы Зизи, любимицы Венгрии, похожая на неё и внешне, и по всем душевным качествам. К тому же известный врач, ученый, пользующийся авторитетом как в Европе, так и в Америке. Это совсем другое дело!

– Но вряд ли союзники способны предпринять что-то серьезное в обход Сталина, – возразила Маренн. – Влияние его в связи с положением на фронтах огромно. Они не могут не считаться с этим.

– Конечно, им придется поставить Сталина в известность, это неизбежно, – согласился Вальтер. – Придётся хотя бы для того, чтобы он остановил наступление своих армий. Но он узнает обо всём только после достижения основных договоренностей.

– Вряд ли большевики будут в восторге от восстановления правления Габсбургов в Венгрии. Они почувствуют себя оскорбленными, – заметила Маренн.

Вальтер невозмутимо ответил:

– Им будет предоставлена возможность свободно принять участие в выборах и сформировать правительство, если народ этого захочет. Правительство наряду с парламентом, собственно, и будет определять реальную политику. А вовсе не монарх, как было до революции. Монарх – только украшение, надстройка, объединительная фигура, можно сказать, общенациональное достояние. Конечно, все это будет для Сталина неожиданностью, но, насколько известно, он реалист, поэтому не будет гоняться за постами и идеями, препираясь по пустякам, когда есть возможность вполне законно влиять на положение в стране. С учетом побед Красной армии и воздействия сталинской пропагандисткой машины можно не сомневаться, что большевики получат на выборах весьма солидный процент голосов. Никто препятствовать им не будет, ведь консервативно настроенных избирателей в Венгрии куда больше и при условии восстановления монархии они смело выскажут свое мнение. Так что общий расклад сил сохранится в нашу пользу. Дальше все будет зависеть от предпринятых правительством мер. Однако кроме Сталина, армии которого на подходе, но все-таки сравнительно далеко, для Хорти существует опасность поближе.

– Венгерские нацисты? – догадалась Маренн.

– Да, партия Салаши «Скрещенные стрелы». Это главный резерв фюрера и таких ярых сторонников борьбы до последней капли крови, как, например, Кальтенбруннер. К тому же немалую роль играют и экономические соображения. Венгрия – главный источник нефти для рейха. С потерей Венгрии мы просто лишимся топлива для танков и авиации, а это означает полный крах, неминуемый и скорый. Потому за Хорти очень внимательно наблюдают. И мы, разведка СС, и Риббентроп по своим каналам, и даже доктор Геббельс. Если потребуется, фюрер вполне может отдать приказ об оккупации Венгрии, свержении Хорти и приведении к власти Салаши с его головорезами. Те уж точно никуда рыпаться не станут. Правда, нет гарантии, что за ними пойдет венгерская армия, которая пронизана монархическими настроениями, особенно высшее командное звено. Но и ими можно пожертвовать, в конце концов венгров заменят немцами. А кому совершить такой переворот, Кальтенбруннер найдёт. Есть специалисты. Да и у фюрера есть на примете кандидат, – Шелленберг криво усмехнулся.

12 3 4 След.

Заговор адмирала

Часть 1

С этой книгой читают

Другие книги автора