Должник

Глава 1

Открыв глаза, я шумно вздохнула, опять здесь, ну, почему нельзя проснуться в другом новом месте или мире? Перед глазами был серый матрас и коричневые перекладины двухэтажной кровати из массива дерева. Приют, в котором я живу, называют Башней. Ранний подъем, Башня просыпается, чувствуется каждой клеточкой организма, когда защита Башни падает. Выглядит защита как прозрачный пузырь, чуть подсвечивающийся цветами радуги, вечером, когда учителя ставят защиту, в течении пятнадцати минут пузырь медленно поднимается от земли до самого шпиля Башни, утром все происходит в обратном порядке. Попасть в наш дом ночью невозможно, защита крепкая, как щит, ее невозможно пробить.

Спустив ноги на ледяной каменный пол, я вздрогнула, почувствовав холод, в комнате было относительно тихо, все мои соседи еще спали. Моя подруга Ева громко сопела, чему я всегда усмехалась, ну, правда, как паровоз. Она спала на втором этаже нашей общей кровати прямо надо мной, и часто у меня были бессонные ночи. Она либо сильно крутилась, и деревянные перекладины угрожающе скрипели, либо громко сопела на всю комнату, этот звук отражался от каменных стен и потолка.

Стоя в одной застиранной серовато-белой льняной ночной рубашке, доходившей мне до самых пят, я поёжилась от холодного потока воздуха. Таков удел всех магов: живем в промерзшей Башне, с минимальными условиями для жизни. Комфорт не для магов. Дуло отовсюду, под подоконниками щели такие, что ладонь на улицу можно выставить, деревянные рамы рассохлись настолько, что служили очень слабой защитой от сквозняков. Двери в нашу спальню также деревянные, с щелями, из-под дверей тянул промозглый поток воздуха. На улице всегда теплее, чем в нашей Башне, также добавляло холода то, что построена Башня из больших камней, не согревающихся никогда.

Башней её называли, за круглую вытянутую форму, с крышей-колпачком, торчащей наверху, венчал эту конструкцию железный шпиль, вертикально вытянутый в виде трёхгранной пирамиды.

Маленькие квадратные окна с широкими каменными подоконниками были единственным источником света.

Я ненавидела это место всей душой, сюда попадали только носители определенного гена, вроде как именно здесь меня должны были понимать, но всё оказалось не так. Чувство одиночества и угнетения преследовало меня постоянно. Полное непонимание и рамки, которые давят ежедневно.

Наш славный город под названием Стоук, убежище и безопасность – вот гарантия нашего города. По всем улицам на высоте пятнадцати футов были расположены экраны, на которых транслировались именно эти слова: безопасность благодаря правительству.

Все дети с раннего возраста изучали историю, город – наполовину руины бывшей цивилизации, смесь разрухи и технологий, скрученных вместе и вросшихся в нашу жизнь.

Но начнем по порядку…

Война опустошила наш мир. Мы сами виноваты, машины стали слишком умными. Дроны убивают на расстоянии, биться с ними сложно. Мы так долго старались облегчить свою жизнь, ленились и получили умный, выносливый и очень сильный механизм.

На протяжении долгих лет инженеры пытались вдохнуть жизнь в механизм, создать эдакий прототип металлического Франкенштейна, и это удалось. Одухотворенные машины увидели, что мы творим, и решили, что мы сами – главные враги для себя и для планеты. Они стали нам помогать очистить мир от нас самих. Забавно, мы получили, то, чего добивались. Творцы, против которых восстали их творения.

Города стали разрознены, маленькие деревушки между ними разрушены. В итоге мы стали жить в резервациях, города оказались отрезанными друг от друга, но более сплочёнными в едином животном инстинкте – желании выжить.

Стоук расположен в каньоне, окруженный со всех сторон неприступной каменной оградой, сверху город накрыт полусферой, гениальная смесь длительной работы инженеров и магов. Стеклянные детали держались на каркасе из прочного металла, который не могли пробить дроны, так как состояли из такого же сплава, и все это было заговорено магами. Под действием той же магии, которая вдохнула жизнь в адские механизмы. Магия пропитала и нас, и механизмы. Купол без единой щели схоронил нас от дронов, тонны стекла, обрамленные витиеватым металлом.

Из-за нападений дронов дети часто остаются без родителей, так случилось и со мной, именно поэтому я живу в приюте постоянно, есть немного ребят, у которых родители живы, и они живут с ними, а в Башню приходят только на уроки. Высоченная башня из камня серая и унылая, как и все ее обитатели. Холодные каменные полы, широкие коридоры, деревянные двери с большими щелями, и в результате этого сквозняки, которые пронизывают до дрожи. В приют мне «посчастливилось» попасть благодаря магическим генам, которые перешли от родителей.

За окном послышался шум. Каждый день в одно и то же время.

Я скинула ночную рубашку скомкала ее и запихнула под тонкую, скатавшуюся от времени подушку.

Натянула серые гольфы, темно-серую шерстяную юбку до пят и жесткую льняную рубашку, сверху я накинула балахон. Всегда задавалась вопросом, почему в Башне все серое, колючее и унылое. Это касалось всего, льняные рубашки и жесткие, простыни, подушки, одеяла.

Оперлась локтями на каменный подоконник, прижалась щекой к стеклу окна и стала наблюдать.

Вдоль Башни было небольшое обустроенное поле для тренировок, заброшенное магами, но используемое молодыми солдатами, я годами за ними наблюдаю.

– Встать в строй, – послышался командный голос, с который сопровождал меня каждое мое утро.

Больше всего на свете мне хотелось учиться с ними, я даже спрашивала ашеров (это главы магической башни и вообще магов нашего города), упрашивала, угрожала, но ответом был всегда отказ, если вообще что-то отвечали иногда даже этого я не получала, только молчаливое игнорирование.

До моего совершеннолетия я не могу сама принимать решения, только по решению совета ашеров, а после они решат, куда меня определить, и сменить это место уже не получится, только если кто другой не заявит права. У нас строгий несменяемый устрой, никакого собственного выбора.

– Хватит слюни пускать, – недовольно буркнула моя соседка по комнате и по совместительству единственная близкая подруга Ева, спрыгивая со второго этажа деревянной кровати.

В нашей комнате стояло семь двухэтажных кроватей на четырнадцать человек, но занято было только десять мест. Мальчики живут вместе с девочками и ни у кого нет личного пространства, всё у всех общее.

Ева наконец-то проснулась и быстро заправила кровать серыми жесткими простынями, разгладила края, и состояние ее постели стало почти идеально, как ей это удается, непонятно. На моей же постели был вечный бардак, ну, никак я не могу так выровнять одеяло, всё мятое и края торчат.

Переодевшись в такую же форму, как у меня, и водрузив сверху просто чудовищный серый, колючий балахон, такой же, как и на мне и любом живущем в башне, Ева обошла меня и прилипла к стеклу. Она была гораздо выше меня, на добрые две головы.

Ева – полная моя противоположность, я мелкая и щуплая, она высокая и пышногрудая, и это в шестнадцать-то лет. У меня абсолютно белые прямые длинные волосы, а у нее черные, как ночь, и немного вьются, у меня голубые глаза, у нее серо-зеленые. Она – милая веселая хохотушка, всегда улыбающаяся учителям, и покоряющая их, я – вечная проблема и хулиганка. Ева считается красавицей, ее рост, фигура, цвет волос – всё попадает под параметры идеальной внешности, мой же цвет волос делает меня чуть ли не изгоем.

– А есть на что посмотреть, – цокнув язычком произнесла Ева.

Примерно год назад учить новобранцев принялся совсем молодой парень, в нашем мире это нормальное стечение обстоятельств. Можно сделать вывод, что он либо чей-то сын, надежда отца на головокружительную карьеру, и проходит всевозможные стадии подготовки, либо в связи со смертью родителей получил эту должность в наследство.

– Да ну тебя, – я не на это смотрю, – парировала я.

– А на что тогда? – Ева закатила глаза.

– Они свободные.

– С чего это? Смотри, как он их гоняет, – сказала Ева, – а мы склянки перемешиваем, особо не напрягаясь.

Я вздохнула. Она не понимает, что эта башня и ее правила для меня хуже тюрьмы, я готова разорваться на части от этой унылой серой жизни. Мне хочется движения, таких же тренировок, хочется расти, учиться и узнавать что-то новое. Хотя физические нагрузки у меня все-таки были.

– Скажи это главному водоносу Башни, – ответила я и показала указательными пальцами на себя, – особо не напрягаясь. Ага.

– Ну так не стоит бесить учителей, кивай, соглашайся, в общем, делай как я, и будешь свободной, – с важным видом ответила Ева, легкими движениями рук она заплела свои черные волосы в косу.

– Ты хочешь отнять мое любимое занятие. Да и учителя заскучают, если я стану послушной, они подумают, что я что-то задумала и будут нервничать, – пошутила я.

– А мистеру Грегори не стоит нервничать, иначе его голова лопнет, – сквозь смех продолжила Ева.

Мистер Грегори самый главный в нашей Башне и самый старый, ему лет двести (это больше шутка), от него ужасно пахнет сыростью и когда он злится, его голова очень сильно краснеет, глаза сужаются, он надувает щеки, потом показывает пальцем в сторону наказываемого и начинает орать что есть мочи.

Мы рассмеялись с подругой, она закончила собираться и даже в этой серой жесткой одежде выглядела идеально, черные волосы до плеч, заплетены в косу, прядь к пряди, Ева закинула сумку на плечо.

– Ты идешь? – спросила она, направляясь к выходу из нашей общей комнаты.

– Иди я подойду попозже, – я махнула рукой, чтобы она шла сама.

– Глаза не прогляди, – хохотнула она и убежала на завтрак.

А я снова прилипла к окну.

Внизу по площадке, покрытой десятисантиметровой зеленой травой бегали молодые солдаты, одетые в военные брюки цвета хаки, майку темно зеленого оттенка и черные армейские ботинки.

Новый тренер – парень лет двадцати, высокий, темноволосый и очень неплохо сложенный, майка обтягивала его мышцы, а его командный голос вселял авторитет в солдат одним только звуком. Когда он был недоволен кем-то, то хмурился и его густые темные брови практически сходились на переносице, солдаты тогда занимались активнее, не решаясь с ним спорить.

Стоит отметить, что прошлый тренер был не так требователен, не думаю, что он хорошо подготавливал молодых солдат, а они, между прочим, выходят наружу, туда, где полно дронов. А дронов я видела, и они страшные, кусок метала без капли жалости.

Служба в городе передается по наследству, кем был отец, тем становится и сын, кем мать, тем и дочь. Добиться высокого положения невозможно, лишь той должности, какая была у родителей, такая будет и у наследников. За исключением работы на полях, туда можно попасть легко и просто и потянуть весь свой род, для этого достаточно любой провинности. Вступить в ряды воинов тоже несложно, для этого достаточно получить приглашение.

Моя мама была из воюющих магов, но она была последней… И поэтому я не на своем месте.

А кто мой отец, я так и не узнала, и никаких шансов вырваться у меня нет. Вот меня и забрала Башня, а сиротой в нашем мире быть плохо, никаких прав, только долг. Долг за еду, долг за одежду, долг за крышу над головой. Сиди и радуйся, что в поля не отправили.

Вот если получить приглашение в ряды воинов, никто не сможет отказать, даже ашеры. Воинов всегда не хватает по понятным причинам, дроны весьма сильны. У женщин основная миссия – это работать там же, где когда-то работала ее мать, а еще рожать, пока не стала сильно старой, девушкам находят подходящего жениха по социальному статусу.

Мне повезло больше многих, я помню маму. Она ушла, когда я была маленькой, но воспоминания еще жили во мне. Это были самые счастливые пять лет. Я часто вспоминала ее полные любви глаза, а еще ее уроки магии, она так настойчиво в меня это вкладывала, к сожалению, со временем я стала многое забывать, и ее тоже.

Пока мама была жива, она мне рассказала, показала и научила гораздо большему, чем я узнала здесь за последние одиннадцать лет.

Моя мама была воюющей ведьмой. Раньше это было очень престижным и авторитетным занятием, но все изменилось.

Мы перестали воевать, устрашились. Стали слабее, либо вид делаем, что слабеем. Мне кажется, что старшее поколение магов просто испугалось. Слишком много боевых магов умерло, и уйти со службы нет никакой возможности, быть магом – пожизненный контракт, быть сиротой при этом и того хуже. Правители приказали встать живой стеной, и ты выполняешь приказ. Вот они и спрятались в башне, закрылись от всех, как и город наш закрыли.

Мне никуда нельзя ходить без разрешения, за то, что меня взяли на воспитание в башню, я буду платить всю жизнь, и после распределения не факт, что это будет связано с башней. Могут отослать на поля, варить зелья для большого урожая, и каждый день греть поля, и копать. Говорят, что это адский труд.

Но все же раньше мы отвоевывали территории, а сейчас выживаем на том клочке земли, что нам позволяют занимать машины. Это всегда не давало мне покоя, почему мы еще живем, если машины такие умные, то почему не истребили нас полностью, зачем оставляют эти резервации.

Посмотрев еще пару минут на новобранцев, я отбросила грустные мысли прочь, натянула колючий серый балахон и спустилась в общий зал для приема пищи. Широкий зал с высокими потолками, каменный, как и вся Башня деревянные лавки, деревянные столы, и очень плохого качества еда.

Деревянная миска с овсяной кашей, еда жесткая настолько, что нужно приложить максимум усилий, чтобы отковырять кусочек, и ломоть хлеба. Магом нельзя колдовать для удовлетворения своих потребностей и улучшения своей жизни, хотя могли бы. Только амулеты и зелья. Зачем тогда нам наши силы?

Я сняла сумку, бросила ее на стол и плюхнулась к Еве, она с удовольствием трескала жуткую кашу, крепко держала в руке деревянную чашку и хитро улыбалась.

– Эй, что там? – в чашке явно не чай и не вода, а золотистая жидкость похожая на медовый напиток.

– Тихо, – шикнула она и, ухмыльнувшись, поднесла к губам чашку и сделала глоток.

– Нельзя же, – прошептала я, хватаясь за голову.

Ева самодовольно хмыкнула.

– Я сама решаю, что хочу и когда, – она вскинула бровь, и нагло на меня уставилась.

Она никогда не нарушает жестких правил, но мелкие нарушения всё же есть, в ней столько уверенности. Я же уверенной себя чувствую только во время пакостей, вроде той, чтобы разлить воду перед учителем – вот это легко. Варить зелье и перевернуть его на пол, сорвать уроки, притворяясь спящей и громко храпящей.

Ева всегда спокойна и довольна своей жизнью, всегда решает сама, и я сама буду решать, что и когда хочу. Подскочив с места, я схватила свою сумку, бросив туда ломоть хлеба, подхватила балахон, чтобы не мешал, и бегом побежала на улицу, пока еще моя уверенность не испарилась.

– Я доем за тебя, – крикнула мне вслед Ева.

Но я ее уже не слушала, я сама творец своего счастья. Пересекая каменный пол холла, в котором толпились ученики, я слышала, как сердце колотилось от притока адреналина. Повторяла в голове: «Я решусь».

Из башни я вышла окрыленная и побрела в сторону, где тренировались воины, но с каждым шагом уверенность во мне таяла. К месту я уже подошла на еле державших меня трясущихся ногах. Успеть бы задать вопрос и не засмущаться.

Забравшись на полуразрушенный невысокий серый каменный забор, шириной не больше фута, оплетенный зеленым плющом, я стала наблюдать за солдатами, перекинув ноги через забор, устроившись поудобнее и болтая ими в воздухе в ожидании подходящего момента.

Хоть бы ко мне подошли, но что сказать, как именно попроситься к ним, стоит дождаться, когда все начнут расходиться, тогда я подойду и спрошу. Отличный план.

– Эй, у нас гости, – рассмеялись парни так громко, что вырвали меня из собственных мыслей.

Молодой тренер лет двадцати, подошел к каменному забору, на котором я сидела, свесив ноги. Лицо его было каменно-холодным. Прямые черты лица, длинный нос, темные глаза и чуть больше, чем нужно, пухлые губы, придающие ему милый вид.

– Сколько лет? – строго спросил он.

– Шестнадцать, – ответила я немного опешив.

– Барышня, – вздохнул он, давая все видом понять, что я ему сильно мешаю, и вообще последний человек, которого он хотел бы видеть, – давай мужа ты будешь искать в другом месте, ты мне весь тренировочный процесс ломаешь.

Он сразу стал мне тыкать, тон его полон пренебрежения и во мне все перевернулось, краска залила лицо, хотелось убежать подальше и спрятаться, и плакать до скончания времен. Но здравый смысл перебил эмоции, я уже здесь, уже посмешищу больше все равно не стать. Глубоко вздохнув и откинув через плечо белоснежный локон волос, я решилась сказать, но голос, которым я должна была говорить –уверенный, смелый, звучавший в моей голове, и тот, которым я стала произносить слова, сильно отличался от первоначального плана.

– Я хочу у вас учиться, – тихо сказала я, не отрывая глаз от своих коричневых на два размера больше ботинок.

– Ты смеешься надо мной? – спросил он, ошалевший вид его говорил, о том, что такого поворота он не ожидал.

Он встал как вкопанный и развел руками, в недоумении пытаясь переварить мои слова.

– Пожалуйста, я сильная на самом деле, – писклявым голосом продолжила я.

– Ты живешь в башне? – он показал пальцем на печально стоящую башню.

С такого ракурса она кажется еще более мрачной и серой, из больших камней, покосившаяся от времени, с малюсенькими окошками и огромной деревянной дверью, открывающей вид в темный холл с учениками-магами, ходившими, как серые мрачные треугольники.

– Да.

– Ну, так иди домой. Занимайся амулетами, зелья вари, чем вы там еще занимаетесь, – говоря пренебрежительным тоном, он махнул рукой в сторону Башни.

– Я не хочу, я сильнее, мне нечему там учиться. Пожалуйста, я вам пригожусь. Я хочу быть боевым магом.

Он засмеялся от моих слов, но смех его был не настоящим, это просто попытка меня выгнать, на это я надеялась.

– Их уже много лет не существует, а может, и не было никогда. Это выдумки ашеров.

На секунду мне стало обидно, мама не стала бы врать мне. Она была сильной, несломленной и волевой, насколько я помню. Воспоминания придали мне сил, мама всегда была сильной.

– Что вы теряете? – спросила уже более уверенным тоном.

Его брови поползли на лоб от такой наглости.

– Время, я потеряю время – он ненадолго задумался, на лице его мелькнула полуулыбка и тут же исчезла. – Что я получу?

– Верного помощника, – не думая выпалила я, и тут же поняла, как это глупо и пафосно звучит. Кошмар, мне хотелось расплавиться в лужицу и уползти в сторону Башни. Щеки стали багрового цвета, да и не только щеки, корни волос зашевелились и, наверное, покраснели тоже.

Глупая маленькая ведьма, с огромными щенячьими глазами и полным мусором в голове, так я выглядела. Как же ужасно это звучало, жаль, что нельзя отмотать время вспять.

– Ну, это слишком смелое заявление, – он засмеялся и повернулся спиной, я вздохнула. – Девять двадцать здесь, сегодня. Выберешься из башни, когда ее закроют, не раньше.

– Спасибо, – я спрыгнула с забора и запрыгала на месте от счастья.

Он повернулся и изогнул бровь, в два шага приблизился ко мне.

– Рано радуешься, – приложил палец к своим полным губам, – т-с-с-с, тише, и никому. Я посмотрю, что ты из себя представляешь. А теперь кыш отсюда.

Последнюю фразу он уже прокричал и зашагал к своим новобранцам.

Долго просить меня не пришлось, я пулей убежала в башню на уроки, перепрыгивая через две ступеньки от радости, и ловя ботинки, что постоянно намеревались слететь.

Он хотел меня проверить. Ровно в девять вечера ашеры накладывали особое заклятие на башню, и выбраться из нее, как они сами думали, невозможно. Но мне кажется, они больше боялись, что кто-нибудь проберется внутрь, а не выберется из нее.

Внутри башня была поделена на восемь этажей. Первый этаж занимала общая столовая, столы и деревянные лавки, стоящие вдоль стен. Просторный общий холл с лавками, на стенах висели фонари, зажигаемые магами на ночь, и зал, который почти всегда был закрыт, поговаривают, раньше там проходили совместные заседания магов и воинов, даже главы посещали. Я живу в башне уже больше десяти лет, и не помню, чтобы этот зал хоть раз открывался, не говоря уже о посещениях башни Коваром, это, кстати, наш самый-самый главный, тот самый, чьи портреты – единственное украшение города, тот самый, слово которого закон.

Почти вся электроника в свободном доступе запрещена, это страх после восстания дронов, но при этом по всему городу висят экраны правительства и на них либо изображение Ковара, либо рассказы о том, как сражаются наши войны, потом опять портреты Ковара, потом обращение Ковара и всё, что связано с его величественной персоной. Лицо Ковара знает каждый человек с рождения, он повсюду – седовласый статный мужчина средних лет с прямым носом, карими глазами и седой недлинной бородой, идеально очерчивающей челюсть.

Второй этаж занимают учебные комнаты, тоже ничего особенного: столы, лавки, на стене портрет Ковара. Каждый учебный класс рассчитан на двадцать учеников, столы индивидуальные с жесткими неудобными стульями, от которых через час спину ломит.

На третьем этаже жилые комнаты, ученики, в основном, осиротевшие, как и я. Также есть приходящие ученики, им повезло больше, они живут с родителями, приходят к восьми часам утра после снятия защиты и днем учатся с нами, а после четырех часов дня идут домой.

Выше третьего этажа нам запрещено подниматься, так что там я никогда не была. Комнаты серые, как и все вокруг, деревянные кровати, застеленные серыми колючими покрывалами. Шкафы для личных вещей, хотя какие личные вещи у сирот, одна две дорогие вещи и все. Стол для учебы. Несколько костюмов: брюки и рубашка, либо юбка и рубашка моего ненавистного серого цвета, и сверху серая накидка с капюшоном. От мамы мне досталась мягкая накидка черного цвета с золотым кантом в виде вьющейся листвы по краям рукавов и капюшона, мне даже разрешают ее иногда носить, но черный – это цвет боевых магов. Я храню ее и надеваю очень редко, только на день рождения, это одна из моих ценностей.

Раньше мы с мамой жили в другом районе, у меня осталась небольшая квартирка, в которую я не могу переехать, пока ашеры не разрешат, либо пока мне не исполнится девятнадцать. Когда погибла мама, меня забрали, а квартиру закрыли и ключи хранятся у ашеров. Несколько раз я пробиралась и смотрела, через окно на прошлую жизнь, вспоминая время, когда не была одинока.