Против Рубена Волфа

Он бежит, и в ступнях у него намерение, в глазах – голод, а в голосе – стремление.

Новые слова поднимаются на ноги.

Эти девицы – безмозглые куры, иначе бы они сюда и на выстрел не подошли. Они все милашки, с гадкими зазывными улыбками, с разговорами, которых нам не слышно. Они вдыхают дым и выдувают его, а слова падают с губ и разбиваются об пол. Или, осыпавшись, еще минуту остывают, светясь, а потом на них кто-нибудь наступает.

Слова.

Всего-то слова.

На нас обычная одежда. Мы обджинсованы, офуфаены, окроссованы и закурточены.

В конце концов только голос Октавии затоптал пылающее молчание ночи.

Я бродил по реальному миру, я писал себя сквозь темноту улиц в своей голове. Я вижу людей, шагающих по городу, и воображаю, где они были, и что сделали с ними мгновения их жизни. Если эти люди хоть в чем-то похожи на меня, их мгновения и подымали их, и разили наповал.

Бывает, я просто выживаю.

Но иногда я стою на крыше своего бытия, раскинув руки, и выпрашиваю еще, большего.

Это когда во мне возникают истории.

Они все время находят меня.

Истории, состоящие из подпёсков и бойцов. Из голода, из стремления, из попыток достойно жить.

Боец может быть победителем,но это не делает победителя бойцом.

Вот что, кажется, бывает остро необходимо каждому. Все-ладно-сть. Все-путем-ность.

Перри называет ее, тарахтя именами.

Руб — победитель.

Он не хочет им быть.

Он хочет быть бойцом.

Как мы.

Вступать в бой, зная, что можешь проиграть.

[...] потому что бой ничего не стоит, если заранее знать, что победишь. Себя проверяешь в схватках, которые посредине. В тех, где есть вопросы.