– Ага, но такой вариант по статистике на последнем месте, разве нет? Чаще всего – несчастливо и недолго, поэтому разводов скоро станет больше, чем браков. Хуже, если из соблюдения приличий – долго и несчастливо. На третьем месте счастливо и недолго, потому что обязательно кто-то заболел и умер, или попал в автокатастрофу, или был счастлив, но потом без предупреждения влюбился, или просто решил свалить и…

– Да-да, я в курсе, – Кристина торопливо захлопнула большую книгу с рекламно улыбающимися принцессами, спустила с колен Соню и подтолкнула ее в сторону двери. – Иди, солнышко, посмотри, чем заняты братья, и скажи, что скоро будем обедать.

Соня умчалась, топоча ножками, а Кристина адресовала мне такой взгляд, что я тоже почувствовала себя ее ребенком.

– Прости, не стоило говорить это все при малышке…

– У тебя все в порядке? – она продолжала изучать меня натренированным сканирующим взглядом многодетной матери. – Выглядишь усталой.

Я взглянула в зеркало, висящее у Кристины за спиной. Ничего особо устрашающего, я как я. Ни синяков под глазами, ни повышенной лохматости. Да что там – я даже не сбросила после развода ни килограмма. «Могла бы хоть чуть-чуть похудеть для приличия», – возмущалась мама, так и не простившая мне расставание с Лёшей. Последние годы я выглядела примерно одинаково – нормально. И жили мы нормально, и нормально развелись. У меня нормальная работа, нормальная квартира. И даже терапевт частного медицинского центра не нашел за что зацепиться, чтобы содрать побольше денег за дополнительные обследования.

Разве что зеркало тускнеет и скучнеет, когда ему приходится меня отражать. И по утрам нужно убеждать себя, что хочется прожить этот день, хотя на самом деле мне глубоко безразлично, будет он вообще или нет.

На плите что-то вкусно булькало, у батареи выстроился ряд разноцветных резиновых сапожек, из комнаты раздавались воинственные вопли. Кристина умиротворенно поглаживала заметно подросший животик.

На работе Катя предложила тему для нового номера: «Героини нашего времени». Сейчас я подумала, что сестра бывшего мужа вполне заслуживает оказаться на обложке. Понятия не имею, как в этом дурдоме Кристина умудряется сохранять благостное спокойствие: делать уроки с двойняшками, отвечать на сто Сонькиных вопросов в минуту, вязать пинетки и шапочки для малыша да еще и беспокоиться за непутевую бывшую жену брата. Наверное, это мне стоило быть повнимательней и чаще предлагать ей помощь.

– Хочешь, возьму Соню на выходные с ночевкой? – предложила я. – Тебе тяжело уже ее поднимать, а она на руки постоянно лезет.

– Возьми, конечно, – Кристина тактично сделала вид, что не заметила, как я сменила тему. Жаль, но в некоторых случаях умение не приставать с расспросами больше напоминает не тактичность, а равнодушие (но никаких претензий к бывшему мужу у меня, разумеется, нет. Мы ведь остались в прекрасных отношениях. В прекрасных).

И снова непонятно, кто кому помогает: когда Соня оставалась у меня, смысла в жизни становилось больше. Хотя бы ненадолго.

На руке пропищали часы, обеденный перерыв заканчивался, пора было возвращаться в офис.

– Все так и норовят указать нам, что делать, – вздохнула я.

– И не говори, – улыбнулась Кристина, – я, например, в полной власти стиралки и кухонного комбайна.

Я заглянула в детскую, где доверчиво зажмурившаяся Сонька ожидала, пока двоим из ларца удастся сбить шариками из сухого бассейна пластмассовую чашку, стоящую у нее на голове.

– Угадай, кто я? – завопил Тема, немедленно забыв про свою жертву.

– Сеня? – не слишком натурально предположила я.

– Нееет, – завопил довольный Арсений. – Сеня – это я!

У нас намечалась серьезная проблема: уже сейчас Тема перегнал брата в росте, да и вообще они становились все более разными, спутать их было почти невозможно. Интересно, когда они это обнаружат и как с этим справятся?

Поцеловала душистую Сонькину макушку и шепнула ей на ухо:

– Заберу тебя в пятницу вечером.

Она крепко обняла меня, так, как умеют только дети, словно наобниматься нужно на жизнь вперед.

Когда дверь квартиры закрылась, поглотив возмущенные крики братьев (пока обувалась, они успели подраться), я внезапно остро почувствовала, что сегодня только понедельник.

Глава 2

Планерка в редакции снова плавно перетекла в митинг. Только Катя умеет справляться со стихийным бедствием под названием «Вика», но она уехала в командировку, и все остальные вынуждены слушать очередной поток сознания.

– И не только очевидные вещи типа распределения рабочих мест, дискриминации женщин-начальников, замалчивания темы месячных, а вообще все, совершенно все устроено так, как нужно мужчинам! Вот ты сидишь на стуле, – Вика воодушевленно подскочила ко мне, – и думаешь, что тебе удобно, но на самом деле этот стул создан по образцам, которые когда-то давно придумали мужчины. Представляешь, пару сотен лет назад какой-то мужик сделал стул, посидел на нем и решил, что это превосходно. Нет, он, может, и предложил жене протестировать, но исключительно для того, чтобы услышать восторженные похвалы в свой адрес. И уж конечно, несчастная женщина должна была помалкивать, если ей крайне неудобно. И вот идут годы, мужчины продолжают делать чертовы стулья, а женщины – сидеть на них и молчать.

– Если бы молчать, – пробурчал Игорь за соседним столом, но никто, кроме меня, не услышал.

Инна за соседним столом меланхолично жевала булочку. Редкий пример крупного специалиста в области всего. Настолько напичкана самыми разнообразными фактами, что в ее случае познание умножило скорбь до полнейшего равнодушия к любой информации: ежедневно наблюдаю, как Инна с одинаково скучающим видом пишет статьи о семейном насилии и видах хомячков, хотя, с моей точки зрения, хомячки, постоянно норовящие либо сбежать, либо скончаться, – тоже один из видов семейного насилия.

– Стулья – фигня, – изрекла она, на секунду оторвавшись от еды. – По последним данным, женщины гораздо чаще гибнут в авариях, потому что манекены, на которых отрабатывают ремни и подушки безопасности, повторяют параметры среднестатистического мужчины.

Вика, которая прониклась проблемой женской дискриминации совсем недавно, охнула и закрыла рот ладонями. У нее обратная суперспособность – проникаться любой, абсолютно любой проблемой на раз-два. По законам жанра, они с Инной, разумеется, поладили, с первого дня.

На меня информация никакого впечатления не произвела. Нет, конечно, должна была. Я же не Инна, в конце концов. Просто задолбалась.

Бурный информационный поток и так диктует ежедневную мантру: прогрессивные идеи человечества, выученные назубок виды пластика, чтобы экологично сортировать мусор хоть с закрытыми глазами, советы из книги по психологии развода (да-да, есть и такая), упражнения для спины от мануального терапевта (администратор того самого медцентра оказалась гораздо находчивее врача, которая вообще ничего не смогла придумать: анализы были просто идеальными, но по моим ощущениям в космонавты я все же не годилась. «У вас начнется совершенно новая жизнь», – жизнерадостно пообещала девушка с ресепшна, записывая меня на прием к мануальщику. И в самом деле, жизнь поменялась кардинально: теперь еще два часа в неделю хоть чем-то заняты), план апрельского номера со злободневной повесткой – не стоит ли опротестовать категорию «женские издания», поскольку она несет в себе гендерное ущемление, а еще – счета, пин-код от карты, и от другой карты, и еще от одной карты (и чего ты жалуешься, если у тебя столько карт? Увы, «карты» не равно «деньги»), пароли бесконечно взламываемых страниц и сто новых английских слов, которые я обещала себе освоить за неделю, да, и еще, конечно, петиции: если ты не протестуешь против всего на свете, будь готов признать, что ты равнодушная, бесчувственная скотина, и даже не думай оправдаться некомпетентностью в данном вопросе, в нашу-то эпоху некомпетентность невозможна, это ты просто ленишься вникнуть и разобраться, вот, почитай по этой ссылочке и тебе сразу все станет понятно…

– Как же я задолбалась, – на этот раз получилось вслух.

Инна на секунду перестала жевать булочку, Игорь неопределенно хмыкнул.

– Это из-за того, что трудовое законодательство до сих пор не учитывает особенности твоей физиологии, – сочувственно воскликнула Вика и от возмущения хлопнула по столу макетом нового номера.

Дзинькнула ложка в кружке с кофе, клацнуло письмо на почте.

– За-дол-ба-лась, – повторила я одними губами.

Глава 3

Не заметить его было невозможно. Даже если ты тридцатилетняя разведенка (боже, какое мерзкое слово, неудивительно, что столько феминисток развелось), которая устала от всего и больше всего – от себя, просто так пройти мимо бы не получилось. Вдобавок к неприлично голубым глазам, свободной белой рубашке с распахнутым воротом и весьма впечатляющему росту он еще и улыбался. В лучших традициях героинь сериалов я огляделась по сторонам, чтобы выяснить, кому адресовано все это великолепие.

– Здравствуйте, – сделал шаг навстречу, протянул руку и мне пришлось задрать голову, чтобы рассмотреть его поближе и убедиться, что мы точно не знакомы (задолбанность задолбанностью, но такое я бы запомнила). Вблизи глаза были совсем уж нереальными, дразнили веселыми всплесками, словно море в солнечный день. Какое, к черту, море? Возьми себя в руки, женщина. Но вместо этого я почти машинально протянула руку и утонула в теплой широкой ладони, на несколько секунд ощутив серьезные проблемы с адекватностью мышления.

– Здравствуйте, Аня, – повторил он негромко и так радостно, будто всю жизнь ждал возможности со мной поздороваться.

– Мы знакомы? – спросила я (хотя «пролепетала» здесь подошло бы больше).

– Теперь – да. – И он накрыл мою руку второй ладонью, приблизившись при этом еще на шаг.

Надо отдать мне должное – остатки разума восторжествовали: во-первых, терпеть не могу, когда нарушают личное пространство, во-вторых, такие тесные контакты с незнакомцами не входят в список поощряемых мной вещей, даже если эти самые незнакомцы красивы, как Аполлон, и пахнут не менее божественно (да, разумеется, я отстранилась, но это не значит, что не успела вдохнуть запах светло-русых волос: каким бы психом ни был этот парень, денег на кондиционер он явно не жалеет).

– Простите, я вас напугал, – он откинул со лба длинную прядь, отступил немного назад и показал ладони, очевидно, чтобы я окончательно удостоверилась в безопасности его намерений (я зачем-то удостоверилась в отсутствии кольца на безымянном пальце, хотя по собственному опыту знала, что ни наличие, ни отсутствие оного вообще ничего не значит). – Просто очень рад, что вы с нами, не терпелось увидеться, поэтому не дождался ответа на письмо.

– На какое письмо? – я окончательно запуталась.

– На сегодняшнее, – жизнерадостно ответил он, продолжая распространять сияние во все стороны. Краем глаза я увидела выходящую из дверей Вику, которая зачарованно уставилась на Аполлона. Так, пора со всем этим заканчивать.

– Вы меня с кем-то путаете. – И быстрее, чем мне хотелось бы, пошла по улице.

– Нет-нет, – он догнал почти сразу и развернул к себе, так что я снова увидела Вику, у которой, судя по всему, выдался на редкость интересный день. А еще опять оказалась в опасной близости от бессовестно красивых глаз этого чокнутого. Он успокаивающе провел ладонями по моим плечам. Дремавшее весь последний год либидо заинтересовано выглянуло из-под одеяла.

– Слушайте, я не знаю, за кого вы меня принимаете или что вы продаете, но если вы немедленно…

– Тише, тише, – он приложил палец к губам и снова улыбнулся. – Вы действительно очень устали и вам нужна помощь. Мы приглашаем вас в наш Круг, чтобы вернуть любовь и свободу.

Черт, сектант. Это несправедливо. Уверена, что он заманил в свой Круг кучу дурех, благодаря длиннющим ресницам, но почему прекрасные незнакомцы непременно должны оказываться придурками или мошенниками?

– Послушай, дружочек. Не знаю, чего именно ты хочешь – толкнуть наркоту или заманить в тайное общество, которое попытается отобрать у меня квартиру, но должна тебя разочаровать: наркотики не интересуют, а квартира записана на мужа, то есть бывшего мужа, в общем, это неважно, потому что в любом случае, если ты не исчезнешь прямо сейчас, я сначала очень громко заору, а потом вызову полицию.

Он посмотрел на меня сочувственно.

– Вы в самом деле устали, дорогая.

Развернулась и пошла к остановке, чувствуя, как что-то неприятно царапается в голове.

Вы в самом деле устали.

«Задолбалась», – разве я не то же самое сегодня сказала?

Глава 4

Пакет шмякнулся на стол за секунду до того, как развалился. Из бумажных останков картинно выкатился лимон и застыл на краю стола в философском оцепенении. Я безжалостно прервала этот процесс, запихнув лимон в шкаф к двум сморщенным собратьям. Лёша пил чай исключительно с лимоном, и я зачем-то по-прежнему притаскивала их из магазина.

Сунула в морозилку замороженные овощи, пересыпала кофе в жестяную банку с полустершейся надписью «Tea» (вот, пожалуйста, даже банка пытается указывать мне, что делать, чертовы вещи совсем обнаглели). Кофе, как обычно, распространял аромат силы и соблазна, перед которым я раньше не могла устоять. А теперь все чаще кофе хотелось не настолько, чтобы доставать с полки любимую когда-то турку – единственную толковую вещь в хозяйстве, которая была в моем «приданом», когда переезжала к Лёше. Скоро будет лень даже нюхать кофе, вот тогда можно смело ставить на мне крест.

Ведь когда-то я именно об этом мечтала. Работаю в редакции, живу одна, возвращаюсь домой в обнимку с бумажным пакетом, из которого выглядывает хрустящий багет. Потом ем, сидя на балконе и запивая сэндвич белым вином, вся в мечтах о принце на белом коне, который вот-вот появится на горизонте, то есть вынырнет в просвет между двумя кошмарными новостройками, выросшими за моим окном за прошлый год. По факту: живу одна, потому что эпизод с прекрасным принцем уже перескочила, быстренько перейдя к не менее прекрасному разводу; работа в журнале – да, ставим галочку, имеется, не знаю, что я там представляла в пятнадцать, но на самом деле работа как работа, сомневаюсь, что наше издание в самом деле меняет чью-то жизнь, как обещает подзаголовок: «Ты можешь выбрать любую себя» (по-моему, попахивает психическим расстройством); что же касается еды, в последнее время мне ничего не хочется. Еще одна странность нашего времени: полки супермаркетов ломятся от продуктов, а выбрать что-то все сложнее, особенно когда приходится думать о так и норовящих убить меня стабилизаторах и неперерабатываемой термоусадочной пленке. Вино и вовсе записалось в предатели: раньше уже после второго бокала я либо очень смеялась, либо очень плакала, а в последний раз, когда решила посмеяться над своим неудачным браком или оплакать его как следует, выпитая бутылка не произвела на меня вообще никакого впечатления. Было ужасно скучно в процессе, и даже голова утром почти не болела.

Полистала сообщения и с раздражением вспомнила сексапильного психа, который караулил меня у издательства. Залезла в спам. Письмо пришло ровно в тот момент, когда Вика заканчивала эпичный спич («эпич» – патентую) о тяжелой жизни женщин, а я поняла, что задолбалась. Еще в редакции пробежала глазами, злясь на несовершенство почтовых настроек: неужели так трудно отправить в спам письмо, начинающееся со слов «Дорогая Анна! Ваша жизнь с некоторых пор…». Или только мне ясно, что сейчас я получу очередное приглашение на идиотский тренинг по саморазвитию или грандиозную – «только сегодня» и «перейдите по ссылке прямо сейчас!» – скидку на ультрасовременную, разработанную по уникальным технологиям хрень, которая даст мне всевозможные суперспособности? Пожалуй, единственная суперспособность, которой я в самом деле хочу обладать, – умение уничтожать эти продающие и продажные (потому что их авторы явно продали душу дьяволу) текстики одним взглядом. Но опять пришлось довольствоваться банальным «черным списком».

Теперь прочитала письмо внимательнее, потому что спам с такой эффектной визуализацией в офлайне – это что-то новенькое. И немного пугающее, чего уж там. Если бы не чувствовала себя такой уставшей и если бы этот парень не сбивал с толку тридцатидвухзубой улыбкой, с удовольствием натравила бы на него охранника.

«Дорогая Анна! Ваша жизнь с некоторых пор напоминает жизнь другого человека. Того человека, которым вы становиться не хотели. Вы устали и чувствуете себя разбитой, вам хочется снова дышать полной грудью, мечтать, смеяться, чувствовать вкус еды, наслаждаться вином, цветами, ароматами, нежностью, светом. Свободой. Вы не одиноки…».

На этом месте я остановилась. О да, ребята, вы просто боги маркетинга. Разумеется, я не одинока. Полагаю, подобное письмо можно отослать каждому взрослому жителю Земли (кроме итальянцев, их запасов жизнерадостности пока еще хватает на борьбу с унынием, которым все мы платим за так называемые блага цивилизации. И еще, пожалуй, моего бывшего мужа – ему вообще параллельно, в каком времени, стране и обстоятельствах оставаться невозмутимым, доброжелательным и раздражающе объективным).

«У вас уже есть большая семья, круг по-настоящему близких людей, в котором вы вспомните о том, что действительно важно для вас.

Дорогая Аня! Хочется добавить от себя. Нам только предстоит познакомиться, но я ужасно рад, что мне выпала честь пригласить вас в Круг. Вы необыкновенный человек, и ваше место среди таких же внутренне свободных, светлых людей, умеющих увидеть за усталостью сильную душу. Предвижу ваши вопросы и скептическое отношение. Мы не секта…».

О да – еще раз! Первое правило любой секты – отрицать, что это секта.

«… мы просто круг единомышленников, которые нашли друг друга в безумном мире. Никто и никогда не потребует от вас ни материальных взносов, ни каких-либо обещаний, не будет пытаться удерживать, если вы больше не захотите быть нашим другом. Я с радостью отвечу на любые вопросы и буду личным сопровождающим, если (очень на это надеюсь) вы решите заглянуть к нам».

Далее следовал номер телефона и нелепая для такого напыщенного текста стандартная подпись: «С уважением, Антон Озеров».

Я уже второй раз раздраженно закрыла письмо и отправилась спать, не умывшись.

Не решу, отвалите.

Всю ночь я бежала куда-то по траве в цветастом сарафане. Проснулась еще более разбитой, чем обычно. Голова раскалывалась, словно это вчера я в одиночку прикончила бутылку вина.

Глава 5

Неделя тянулась бесконечно.

Катя вернулась из командировки. Обычно с возвращением шефа у нас становилось веселее, но в этот раз даже Катина сдержанность и всегда уместно используемое чувство юмора (сложно сформулировать точное значение этого определения, зато очень легко объяснить от обратного, потому что неуместное чувство юмора – настолько распространенное явление, что вполне можно принимать законопроект об уголовной ответственности за его применение) не спасли ситуацию.

Номер не клеился.

Ладно, номер не клеился у меня.

Инна продолжала поглощать булочки и со спокойствием удава готовить материал о спортсменках с ограниченными возможностями. Вика, вдохновенно, с раскрасневшимися щеками, строчила статью о женщинах, пострадавших от семейного насилия, которые не только смогли вырваться из домашнего ада, но и возглавили различные благотворительные организации.

В другое время тема бы меня тронула. Иногда я все еще просыпалась ночью от маминого крика в голове, и тогда особенно остро ощущала, что Леши больше нет рядом. Он распознавал пробуждения от повторяющихся кошмаров и научился быстро успокаивать меня, потому что в первые минуты мне казалось, будто я в родительском доме, и за стеной папа вот-вот убьет маму, если я не сделаю что-то немедленно.

Но сейчас я была слишком занята собственными мрачными мыслями, поэтому чужой героизм слегка подбешивал.

Не слегка подбешивал Игорь, который, как всегда, ни черта не делал, совался ко всем с бесценными советами и отпускал замечания типа: «Для женского взгляда на проблему, конечно, неплохо, но….», всем своим видом демонстрируя, что помимо «женского взгляда» есть правильный.

Я всегда недоумевала (иногда вслух), зачем он пришел работать в женский журнал. Возможно, видел свою миссию в спасении несчастных сотрудниц и читательниц от природного слабоумия.

Нам прислали с десяток душераздирающих сюжетов для потенциальных статей, но ни один из них не то что не разорвал мне сердце, даже слегка не оцарапал. Все это казалось натянутым, скучным и неправдоподобным (хотя могу предположить, что проблема в сердце, а не в статьях). Я никак не могла отобрать материал, не то что приступить к работе.

– Может, тебе нужен небольшой отпуск, пара выходных? – Катя озабоченно разглядывала меня после планерки.

Я старалась не злоупотреблять нашими приятельскими отношениями. В детстве мы жили в одном подъезде и были «экстренными подружками»: в обычной жизни у каждой была своя компания, школа, увлечения, но в те дни, когда отец бывал не в духе с самого утра или Катины родители опять задерживались на работе, было приятно знать, что нам обеим есть к кому пойти, пересидеть хотя бы часик, пока страх или грусть не перестанут казаться единственным, что есть на свете. В подростковом возрасте мы виделись еще реже, хотя тоже приходилось пару раз выручать друг друга. Однажды я спускалась вниз, чтобы втихую передать Кате, болтающей на скамейке во дворе со своим парнем, мятную жвачку. Она заподозрила, что назревает первый поцелуй и пришла в ужас, потому что до этого они ели бургеры с луком. Кстати, несмотря на то, что поцелуй в тот раз так и не случился, спустя шесть лет Катя вышла замуж за ту самую первую любовь, которая к сегодняшнему дню превратилась в высоченного бородатого дядьку, но Катя все еще иногда называла его «луковым мальчиком». Мило.

Что касается моих просьб, на долю самой Кати выпадали задачи посложнее: однажды ночью ей пришлось сбежать из квартиры, чтобы затащить меня на четвертый этаж и спрятать в своей комнате. По легенде для родителей, я ночевала у приятельницы, а на самом деле собиралась остаться у одноклассника, в которого была влюблена до чертиков. Вместо этого мы с ним разругались в хлам, я с горя купила в ближайшем подвальчике, где «папа послал» служило вполне убедительной заменой паспорта, бутылку вина и вместо «первого раза», которому были посвящены все разговоры перед физкультурой в женской раздевалке, впервые в жизни напилась.

У меня все же хватило ума не появляться в таком виде в доме подруги, родители которой хорошо знали моих. Вместо этого я осчастливила звонком Катю. Ночь помню плохо, но боюсь, что меня не раз тошнило, а из комнаты я не выходила. Утром Катя кое-как привела меня в порядок, и я вернулась домой, дождавшись, пока и ее, и мои родители уйдут на работу, и по телефону заверив маму максимально бодрым голосом, что у меня все отлично и мы с подругой уже собираемся в школу. К возвращению родителей была в более или менее сносном состоянии.

Потом мама наконец ушла от отца, и в студенческие годы я очень редко появлялась в этом доме, хотя неизменно вспоминала Катю, когда ноги снова отказывались подходить к двери нашей квартиры, и мне, как в детстве, хотелось свернуть к лестнице, ведущей наверх.

Мы совсем не общались несколько лет. Каково же было мое удивление, когда Катя встретила меня в кабинете, куда я, волнуясь, пришла на первое в жизни собеседование по профессии. Она начала работать параллельно с учебой, и, пока я металась между несколькими видами деятельности после окончания института, а потом была очень занята внезапными и слишком серьезными отношениями с Лешей, возглавила журнал.

Иногда мы пили кофе после работы или в обеденный перерыв, пару раз даже встречались семьями, но по-настоящему близко не сходились, продолжая жить каждая в своем мире. Надеюсь, она никогда не жалела об очередной «экстренной помощи» (а работа на тот момент мне и правда была очень нужна), по крайней мере, до недавнего времени я старалась оправдать ее доверие. Нет, старалась я и сейчас, но оказалось, что иногда одного старания недостаточно.

– Нет, – я помотала головой. Надо было как-то выдержать еще два дня, дотянуть до пятницы, а потом начать в понедельник с чистого листа. Во всех смыслах. – Все ок, извини, через неделю черновик будет готов.

– Отлично, – Катя еще раз улыбнулась и вернулась к себе.