Правнучка В.М. Бехтерева о нем и его детях. И как было на самом деле

Предисловие

Эту книгу я написала на опережение статей и публикаций тех авторов, которые наверняка вспомнят о великом русском психиатре, невропатологе, физиологе, психологе и общественном деятеле Владимире Михайловиче Бехтереве, – ученом с мировым именем – в канун грядущих дат: 165-летия со дня рождения и 95-летия со дня смерти, которые наступят в 2022 году. Безусловно, интерес к личности В.М. Бехтерева не ослабевает и по сей день.

Сегодня внимание к ученому вызвано в основном не масштабом его научной деятельности, а загадочной смертью и его личной жизнью. И от этого уже никуда не деться – это «издержки нашего времени». К сожалению, в книгах и разного рода публикациях, которые я читала, и даже в документальных фильмах о нем многие авторы искажают факты личной жизни Владимира Михайловича; я надеюсь, что не намеренно, но меня удивляет, откуда берутся приводимые ими сведения.

А некоторое время тому назад мне стало известно, что в августе 2019 г. в Музей уездной медицины им. В.М. Бехтерева Елабужского государственного музея-заповедника господином Ф.Э. Арэ, племянником Б.Я. Гуржи (в девичестве Арэ), были переданы документы из их семейного архива. Б.Я. Гуржи являлась второй женой В.М. Бехтерева, и после замужества стала носить его фамилию. В браке они состояли 1 год и 5 месяцев, до момента смерти Владимира Михайловича.

Еще ранее я обнаружила статью «Памяти Берты Яковлевны Бехтеревой», опубликованную в журнале «История Петербурга» №2(48) за 2009 г., автором которой тоже является Ф.Э. Арэ. Эта статья разлетелась в интернете. Суть этой статьи сводится к попыткам автора доказать непричастность Берты Яковлевны к смерти своего мужа. Господин Арэ приводит в качестве доказательства документы и черновики писем, которые, как он считает, дают представление о ее роли в жизни ученого в последние его годы и истинном характере взаимоотношений Владимира Михайловича и Берты Яковлевны.

Я понимаю родственников Ф.Э. Арэ, которые живут с мыслью о том, что многие обвиняют Б.Я. Гуржи (Бехтереву) в причастности к смерти моего прадеда и им хочется найти ей оправдание. Однако все дети Владимира Михайловича были твердо уверены в ее виновности.

Мне хочется изложить свои мысли по поводу вышеупомянутой статьи и прочих публикаций, а читатели, кому будет интересно это читать, рассудят, правы ли были дети Владимира Михайловича, обвиняя Берту Яковлевну в причастности к смерти их отца.

А чтобы авторы статей и книг не писали о личной жизни В.М. Бехтерева и его семье превратно, беру на себя смелость затронуть эту тему, основываясь на сохранившихся семейных архивных документах и воспоминаниях его детей – свидетелей тех событий. Тем более что шлейф от загадочной смерти В.М. Бехтерева тянулся еще многие годы и негативно отражался не только на судьбах его детей, но и на памяти о великом ученом, имя которого многие годы было предано забвенью.

Раз уж я решилась на написание этой книги, то непременно хочу рассказать и о детях Владимира Михайловича, о которых никогда никто не писал, даже в Википедии приведены скудные и неточные данные. А каждый из них прожил достойную жизнь. Особенно уделю внимание сыну Владимира Михайловича – Владимиру, моему деду, поскольку его я знала ближе всех. Будучи морским офицером, он внес немалый вклад в дело развития и строительства Морского Флота нашей страны.

Прошу читателей проявить снисхождение к моему «писательскому» творчеству, поскольку по образованию я далеко не литератор.

Владимир Михайлович Бехтерев (1857 – 1927)

Глава первая

Так распорядилась судьба, что я оказалась единственной, кто тесно общался со всеми детьми В.М. Бехтерева, кроме Петра, который стал жертвой политических репрессий 1937 года. Напомню, что у Владимира Михайловича с его женой, Натальей Петровной Бехтеревой (в девичестве Базилевской), было пятеро детей: Ольга, Владимир, Петр, Екатерина и Мария. Шестой ребенок (первенец) – Евгений – умер в детском возрасте. Я прихожусь внучкой Владимиру (Владимиру Владимировичу Бехтереву). На момент написания книги еще здравствует сын Марии, проживающий в США – Михаил Александрович Данилевский – внук В.М. Бехтерева.

После прочтения статьи Ф.Э. Арэ «Памяти Берты Яковлевны Бехтеревой» у меня сразу возникли вопросы. Почему статья появилась только в 2009 году, после смерти академика Натальи Петровны Бехтеревой – внучки В.М. Бехтерева? Рассчитывалось, что некому будет ответить?

(Фамилия, имя и отчество внучки Владимира Михайловича Бехтерева одинаковы с фамилией, именем и отчеством его жены!).

Ф.Э. Арэ пишет, что Н.П. Бехтерева на всю страну сообщила мнение своего отца Петра о том, что Берта Яковлевна могла убить мужа и в подкрепление этой версии сказала, что Берта Яковлевна была членом большевистской партии и ее могли заставить это сделать.

Я поддерживаю версию Натальи Петровны, поскольку такое мнение было не только у Петра, но и у всех детей Владимира Михайловича. Может быть, Берту даже и не заставили, а она сама по идейным соображениям могла совершить такой поступок, если ей были предоставлены какие-то убедительные на то время аргументы или выгодные предложения. Много примеров поступков такого рода, совершенных женщинами, мы знаем. Помните советский художественный фильм «Сорок первый», где главная героиня фильма – коммунистка Мария – застрелила своего возлюбленного, поручика Белой армии. Идеология оказалась сильнее любви! Или жена Михаила Калинина, Екатерина – член партии, написавшая в ОГПУ письмо, где обвинила своего брата в контрреволюционной деятельности, вследствие чего он был расстрелян, и т.д.

Итак, Ф.Э. Арэ пишет: «Б.Я. Арэ родилась в селе Нойшваненбург Лифляндской губернии России. … в семье латышских крестьян… получила среднее образование в Латвии. Кроме латышского языка владела русским и немецким. …В 1908 году, то есть в возрасте 21 года, она жила самостоятельно, без родителей, в городе Терийоки (ныне г. Зеленогорск Ленинградской области)».

Из истории Зеленогорска: «В период Революции 1905-1907 годов здесь находились конспиративные квартиры ЦК РСДРП и других революционных партий и групп, проводились их конференции и совещания. Здесь находились перевалочные базы запрещенной литературы и оружия. В 1908 году в Терийоки постоянно проживало чуть больше 6 тыс. жителей».

Вопрос: как оказалась в Терийоки родившаяся и проживавшая в Латвии Б.Я. Арэ? Что она там делала, вдалеке от родителей, и с какой целью поселилась рядом с усадьбой Владимира Михайловича «Тихий берег»?

Далее Ф.Э. Арэ пишет: «Ее первым мужем был Петр Петрович Гуржи, человек весьма состоятельный. …Петр Петрович умер в 1916 году. Он страдал прогрессирующим параличом, лечился у В.М. Бехтерева… …следует учесть, что она унаследовала большое состояние после смерти первого мужа, которое хранилось за границей». (А также квартиру в центре Петрограда, на Гагаринской улице д.14, которая принадлежала П.П. Гуржи).

Вопрос: каким образом латышке из крестьянской семьи, но владеющей тремя языками, удалось выйти замуж за богатого «буржуа», да ещё пациента В.М. Бехтерева?

Ф.Э. Арэ возмущен тем, что М.И. Буянов (психиатр, член Союза журналистов СССР), выявил родство Берты Яковлевны с Генрихом Ягодой: «Как могла латышка, выросшая в Латвии, оказаться родственницей еврея Еноха Гершоновича Иегуды, уроженца г.Рыбинска, который до 1912 года был жителем Нижнего Новгорода?».

Я не знаю, была ли Берта родственницей Генриху Ягоде, но если посмотреть его биографию, то в 1913 году он переезжает в Санкт-Петербург, и познакомиться с ним она вполне могла уже тогда, проживая в пригороде Петербурга с 1908 года.

Господина Арэ удивляет версия Н.П. Бехтеревой, что Берта Яковлевна была членом партии, и это поражает его своей нелепостью: «Она не могла быть членом партии, прежде всего по своим убеждениям. В моей семье вообще нет, и не было, членов партии. Мне удалось прожить более 80 лет не только без партийного, но и без комсомольского билета». (Без комсомольского билета в СССР?!).

Всем хорошо известно, что в советское время так была устроена система, что многие вступали в партию вовсе не по убеждению, а для карьеры. А для некоторых профессий членом партии надо было быть обязательно. И абсолютное большинство из них были вполне порядочными и честными людьми. А в те годы можно было быть и членом другой партии – например, Латышской социал-демократической.

Известно, что Берта Яковлевна Гуржи после Революции работала в канцелярии Петроградской Комиссии по улучшению быта ученых (КУБУ), организованной по инициативе Максима Горького.

Вопрос: кто ее туда устроил? Бехтерев (по версии Ф.Э. Арэ)? Горький? Или Ягода, состоявший с Горьким в дружеских отношениях?

Ф.Э. Арэ пишет: «В то время Берта Яковлевна была в хороших отношениях со всеми членами семьи В.М. Бехтерева, общалась с ними в Петербурге, вместе с некоторыми из них и с В.М. Бехтеревым ездила отдыхать на юг. …После бракосочетания с В.М. Бехтеревым отношение некоторых членов его семьи к Берте Яковлевне резко изменилось. Не меркантильные ли соображения стали причиной того изменения? Впрочем, хорошие отношения Берты Яковлевны с дочерьми В.М. Бехтерева Ольгой и Марией сохранились и после бракосочетания, и после его смерти».

Вот тут скажу резко! Ложь! Берту Яковлевну никто не любил и до бракосочетания, и после. Все дети Владимира Михайловича не выносили ее взрывной характер. Она обладала способностью настаивать на своем, добиваться своей цели, не уступая ни в чем и никому. Часто могла закатывать истерики на пустом месте. Все удивлялись, как Владимир Михайлович ее терпит. А говорить о том, что после смерти отца дочери Ольга и Мария были с ней в хороших отношениях, даже в голове не укладывается. Только Мария однажды была в деловой заграничной поездке вместе с отцом и Бертой. И в Кисловодск ездили один раз вместе потому, что Владимир Михайлович хотел совместить свой отдых и лечение Марии. Там же Владимир Михайлович и Берта поженились 27 июля 1926 года. Мария очень удивилась этому, но не вправе была возразить. Эта женитьба была такой же загадочной для всех его детей, как и его смерть. Мария, рассказывая мне об этом, говорила, что настроение у отца тогда было почему-то «не очень радужное». Берта старалась в той поездке всячески угождать ей, задаривала подарочками, в надежде, что хоть Мария будет к ней хорошо относиться. Однако все ее усилия были напрасны.

Вот что пишет о Берте Мария в своих «Воспоминаниях об отце, В.М. Бехтереве» (из архивных материалов музея Научно-исследовательского Психоневрологического института (НИПНИ) имени В.М. Бехтерева в Санкт-Петербурге):

«Не думаю, чтобы она имела какое-нибудь образование, но кроме русского и латышского, хорошо говорила по-немецки и, как говорили многие, знавшие ее папины сотрудники, имела «министерский» ум. Действительно, она обладала способностью устраивать всякие дела, кому нужно вовремя сказать, устроить встречи нужных людей и сделать так, чтобы получилось именно так, как она находила нужным. Была весела и приветлива, но если что-либо задуманное не удавалось, или возникало какое-нибудь пустяшное недоразумение, настроение ее резко менялось, она несколько дней не разговаривала, делалась злая и неприступная. Мне часто казалось, что ее веселость и приветливость были неестественными, а на отца такие перемены действовали угнетающе, и он становился мрачным и неразговорчивым. Вероятно, из-за такого характера ее и не любили папины сотрудники. Во-первых, потому, что все дела, даже в папиных учреждениях, она хотела управлять по-своему и, во-вторых, так как действовала на отца своими настроениями, вернее даже капризами, в то время как все его сотрудники очень любили его».

А что пишет сам Ф.Э. Арэ о ней: «По всей вероятности, Берта Яковлевна до конца своей жизни не знала о том, что ее подозревали в убийстве В.М. Бехтерева. Она была женщиной с сильным характером, и если бы знала, то не оставила эти обвинения без ответа».

Вопрос: что заставило В.М. Бехтерева жениться на женщине с характером совершенно противоположным тому, что был у его жены, Натальи Петровны, да еще через 3 месяца после ее кончины? Любовь? Обязанность? Вынужденность? А может быть была какая-то договоренность с Бертой или с кем-то, повлиявшая на заключение такого скорого брака? Должно было произойти нечто экстраординарное, чтобы Владимир Михайлович, с его высокоморальными устоями и большой любви к своей семье, кардинально изменил своим жизненным принципам. Тем более все это странно тем, что после женитьбы на Берте он продолжал жить в своем доме на Каменном острове вместе с детьми, работая в прежнем графике.

И еще «о хороших отношениях» Берты Яковлевны с детьми В.М. Бехтерева.

После смерти Владимира Михайловича дом на Каменном острове, даже без уведомления наследников, был «передан» Бертой государству, о чем упоминает Ф.Э. Арэ.

Кратко напишу об истории этого дома, поскольку борьба за него велась детьми Владимира Михайловича вплоть до 1954 года.

В 1911 году В.М. Бехтерев получает разрешение от «Их Высочества Принцессы Елены Георгиевны Саксен- Альденбургской и Герцога Михаила Георгиевича Макленбург- Стрелицкого для заключения контракта на участок земли площадью 3177 кв.м., для возведения двухэтажного особняка и служебных построек.

Первоначальный деревянный дом В.М. Бехтерева.

Слева от дома виден флигель, справа – дом В.А. Плансона

Проект утвержден отделом Частновладельческого Строительства Санкт-Петербурга. Владимир Михайлович заказывает архитектурный проект дома у гражданского инженера М. Девишина по своим собственным эскизам. Цвет и отделку фасадов дома тоже выбирает на свой вкус. Это двухэтажное деревянное здание было возведено на мощном бутовом фундаменте, снаружи обшито тесом и оштукатурено. Фасады решены в неоклассическом стиле с использованием фронтонов, портика, террас и балконов. Рядом с домом, на участке были построены двухэтажный флигель с мансардой для прислуги и подсобные постройки.

Современный дом В.М. Бехтерева (2020 г.)

В 1914 году из казенной квартиры на Боткинской улице Владимир Михайлович переезжает в дом, построенный на свои личные средства, и начинает проживание в нем вместе со всей своей семьей (женой Натальей Петровной и пятью детьми). В первом этаже дома были устроены кабинет для приема больных, лаборатория, библиотека и другие помещения.

Последние годы жизни Бехтерев жил постоянно в своем доме на Каменном острове с Марией, Владимиром, Ольгой и членами их семей, а также со своим старшим братом Николаем Михайловичем; другого жилья ни у кого из них не было. Берта же все полтора года брака с Владимиром Михайловичем жила отдельно в своей квартире на Гагаринской улице.

Владимир Михайлович за работой, в кабинете на Каменном острове

Вопрос: что повлияло на решение Берты отобрать дом у детей Владимира Михайловича после его смерти? Этот подлый поступок был местью детям за «хорошие отношения»? И возможно ли такое было проделать без покровителей в Центральном комитете большевистской партии или НКВД?

В один «прекрасный» день дети Владимира Михайловича со своими семьями и его брат оказались на улице – их «попросили» освободить дом. Пришлось срочно хлопотать об отмене передачи дома государству, подавая жалобы в различные инстанции и иски в суд. Только усилиями моего деда Владимира и Ольги удалось сначала добиться досудебного решения Облисполкома от 13.09.1928 года и остановить выселение, а потом уже суд принял решение оставить половину дома детям, остальное передать государству.

Ф.Э. Арэ пишет: «Члены семьи В.М. Бехтерева передачей дома были очень недовольны».

А что, они должны были радоваться, лишившись родного дома?

Идем дальше.

Ф.Э. Арэ заявляет: «Версия П.В. (Петра) Бехтерева подразумевает, что выдающийся психиатр В.М. Бехтерев в течение более 10 лет дружбы и совместной супружеской жизни с Бертой Яковлевной не сумел распознать в ней человека, способного его убить. Это оскорбление памяти собственного отца и великого ученого».

Или: «… Берта Яковлевна и В.М. Бехтерев после кончины П.П. Гуржи в течение нескольких лет жили в гражданском браке. Часть того времени первая жена В.М. Бехтерева жила в Финляндии. Она была тяжело больна, и недееспособна».

А еще Арэ заострил внимание на сохранившемся в их семье черновике письма В.М. Бехтерева, которое он якобы отправил своим детям из Кисловодска. В нем, помимо прочего, сказано: … «Прошло уже несколько месяцев как мы с Вами потеряли маму после тяжелой и долго длившейся болезни, против которой бессильными оказались все … медицины» …

Вопрос: о какой супружеской жизни, о каком гражданском браке, о какой тяжкой болезни и недееспособности Натальи Петровны идет речь? Откуда Арэ взял «недееспособность»? И если действительно Владимир Михайлович писал письмо такого содержания детям, то непонятно: что он подразумевал под тяжкой и долго длившейся болезнью своей жены? Он же знал, как и все его дети, при каких обстоятельствах умерла Наталья Петровна. Безусловно знала и Берта. А вот Ф.Э. Арэ, по-видимому, эти обстоятельства были неизвестны.

Также Арэ пишет: «По-видимому письмо далось В.М. Бехтереву нелегко. Об этом говорят многочисленные исправления. Едва ли не треть текста перечеркнута. Местами видна с трудом читаемая редакционная правка, сделанная Бертой Яковлевной карандашом. На обороте последней страницы – плохо различимые наброски обращения самой Берты Яковлены к детям В.М. Бехтерева».

Создается такое впечатление, будто бы пером самого Бехтерева водила чужая рука, что совершенно не свойственно его волевому характеру.

Думаю, если бы дети такое письмо получали, то они наверняка донесли бы эту информацию потомкам. Я лично ничего о нем не слышала, как и Михаил Данилевский (сын Марии), у которого я спрашивала об этом. Но, возможно, Владимир Михайлович и писал письмо детям, тогда это говорит о его скоропалительном решении жениться на Берте, именно в Кисловодске, вдалеке от своих близких. И это вызвало крайнее удивление Марии, находившейся рядом с ним. А поскольку Арэ пишет, что черновик письма был редактирован Бертой, то у меня возникли вопросы и большие сомнения.

Вопрос: почему черновик письма, написанного Бехтеревым детям в Кисловодске, оказался в Ленинграде и хранился у Берты всю жизнь? Этот черновик был необходим Берте в качестве вещественного доказательства сокрытия истинной причины смерти Натальи Петровны?

А сомнения у меня возникли по поводу достоверности этого черновика и подлинности правок в нем; потому что Наталья Петровна умерла скоропостижно, в дороге, возвращаясь с покупками из Гельсингфорса (Хельсинки) в усадьбу «Тихий берег». Ни о какой ее недееспособности не было и речи, она была в полном здравии и полна сил. Правда, рядом из близких ей людей в тот трагический день никого не оказалось, даже были распущены на отдых ее помощники.

Ездить за покупками в Хельсинки было для нее тогда обычным делом, но странность поездки была в том, что она поехала в этот день с какими-то незнакомыми ее детям людьми. На обратном пути ей внезапно стало плохо. На одной из станций ее сняли с поезда (мне в молодости, наверное, говорили где, но я не помню, также не помнила и Мария, которая мне об этом тоже рассказывала). В местной финской больнице каким-то врачом был поставлен диагноз – острый аппендицит, ее срочно прооперировали, а вскоре после операции она там же и умерла. Кто сопровождал ее в поездке, и кто присутствовал в больнице, осталось загадкой. Пока тело из Финляндии было доставлено в Ленинград, прошло несколько дней, вскрытие делать не стали. Тогда никому и в голову не могло прийти, что смерть была не случайная. Только со временем пришло понимание, что ее гибель как-то очень удачно случилась для Берты.

Наталья Петровна умерла 22 апреля 1926 года. Похоронили ее в Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре на Тихвинском кладбище. А позднее уничтожили даже и ее могилу! Сегодня кто-то знает об этом? Для родственников это было еще одним ударом!

Подозрение о неестественности ее смерти может подтвердить, по рассказам своей мамы, Михаил Данилевский (сын Марии).

Похороны Н.П. Бехтеревой (скончалась 22 апреля 1926г.) Слева направо: Ольга, Екатерина, Владимир Кандаратский (муж Екатерины), Владимир Михайлович, Владимир, Петр, Лидия (жена Владимира), Николай Михайлович (брат В.М.), Зинаида (жена Петра).

С уходом Натальи Петровны остановилась жизнь в «Тихом береге».

***

В семейном архиве сохранилась фотокопия стихотворения, написанного рукой Владимира Михайловича когда он посетил усадьбу после смерти жены:

Сейчас я посетил старинный дом,

Где прожил я с семьей счастливо годы.

С детьми, с женой, прислугой и притом,

Вдали, от суетных тревог и моды.

Теперь, увы, весь дом наш разорен,

Царят в нем мусорные кучи.

В углах и воздух затхлым напоен,

Чего не тронь, повсюду полны тучи.

Повсюду мрачный и унылый вид,

А все же воспоминание дорогое,

К тебе пустынный дом меня манит.

Вот так и хочется, чтоб все былое,

Все вновь воскресло предо мной…

Теперь о «гражданском браке», о котором пишет Ф.Э. Арэ, и о «супружеской жизни».

После революции, в первые годы Советской власти, в доме на Каменном острове, где помимо жилых помещений был и кабинет Владимира Михайловича для приема больных, не было даже воды; приходилось ходить с ведрами за водой на Малую Невку. Не было ни света, ни дров, чтобы обогреваться, а Владимиру Михайловичу нужно было принимать больных. В таких условиях совершенно невозможно было работать. А пациентов обращалось очень много, до сорока человек в день. Больные приезжали из других городов и областей, многие из них не имели средств заплатить за визит к врачу, но Владимир Михайлович в помощи никогда никому не отказывал и работал до глубокой ночи. Улицы не освещались, транспорта не было, приходилось ходить пешком. Дом находился далеко от центра, а тем более от Психоневрологического института. Ему и его пациентам добираться до Каменного острова было очень трудно. Тогда-то Берта Яковлевна и предложила принимать пациентов у нее на квартире в центре города, 3 раза в неделю, как обычно. В таком графике он и раньше работал много лет: в другие дни у него были лекции, конференции и т.п.

Мои бабушка и дедушка (Лидия и Владимир) много рассказывали, как они жили в доме на Каменном острове совместно с Владимиром Михайловичем, Натальей Петровной и другими членами семьи. Летом, а иногда и зимой, особенно на Рождество – в «Тихом береге», где дружно проводили время.

Владимир Михайлович всегда был в кругу своей семьи, даже после женитьбы на Берте. Поэтому слова Ф.Э. Арэ – «По- видимому, в то время всех детей В.М. Бехтерева устраивало то, что Берта Яковлевна заботилась об их одиноком отце» - звучат странно! О нем всегда было кому позаботиться, тем более когда была жива Наталья Петровна. Конечно, после смерти жены, с которой прожил 47 лет, он ощутил чувство одиночества, что естественно после потери любимого и близкого человека. Но рядом с ним всегда находились дети и внуки, поскольку его устраивало проживать вместе с ними и работать в своем кабинете на первом этаже дома на Каменном острове, куда Берта после бракосочетания с ним иногда наведывалась. Второй кабинет на Гагаринской улице он использовал для приема пациентов, как и прежде. Так он работал и жил до самой своей смерти.

Я могу предположить, что деловые отношения Владимира Михайловича и Берты могли перерасти в более близкие еще до гибели Натальи Петровны. Было бы даже удивительно, если бы он, здоровый мужчина, не обратил должного внимания на молодую женщину, оказавшуюся загадочным образом рядом с ним.

Однако жена и любовница – это «две большие разницы». Совместная супружеская жизнь или гражданский брак подразумевают совершенно другие отношения. Владимир Михайлович никогда бы на ней не женился, если бы Наталья Петровна была жива. Берта это прекрасно понимала (и не только она).

Дальше Ф.Э. Арэ приводит слова Георгия Бальдыша: «Наталья Петровна осталась одна …на даче, отрезанная в ноябре наступлением белофиннов».

Я прекрасно помню, как к нам домой на Каменный остров приходил Георгий Бальдыш, он тогда собирал материал для написания книги «Бехтерев в Петербурге – Ленинграде». К сожалению, уже тогда не было в живых ни бабушки, ни дедушки, поэтому рассказы были в основном со слов моей мамы. Потом он нам подарил напечатанную книгу с надписью: «Внукам и правнукам великого Бехтерева с благодарностью за помощь в создании этой книги. От автора. 2 декабря 1980 г». Папа, прочитав книгу, сказал: «Ну и насочинял!».

Действительно, в этой книге столько живописного художественного вымысла, что когда читаешь, думаешь, наверное, все так и было. Поскольку Ф.Э. Арэ в своей статье ссылается на книгу Бальдыша, то, может быть, «тяжкая болезнь и недееспособность» Натальи Петровны появились в его воображении по ассоциации с полностью вымышленным в этой книге эпизодом: «Вот и я свою подругу потерял. Трудно сказать, чего бы я достиг без ее советов, подсказок, без ее забот. Схоронил недавно – Знаю, знаю. Да она уже из-за границы приехала у вас хворая. Устала, наверное, от разлуки. Достойная женщина была Наталья Петровна».

Возможно Георгий Бальдыш, как писатель, решил перенести время действия события и применил литературный прием «гротеска». Моя мама, в моем присутствии, рассказывала ему о болезни Натальи Петровны в 1919 году, когда та тяжело болела воспалением легких, долго лечилась и, к общему счастью, поправилась. О том, что Наталья Петровна болела в те годы и выздоровела, в своих воспоминаниях писала и Мария.

А потом эти и им подобные «художественные» сочинения идут в народ, и в результате – «что написано пером, не вырубить топором».

С 1917 года для каждого человека нашей страны жизнь круто изменилась. Когда я спросила тетю Мусю (я так называла Марию, как она просила, т.к. дома ее все называли Мусей), как началась революция, она ответила: «Очень просто. Пришли матросы с винтовками. Папы дома не было. Взломали дверь гаража, забрали папин «Мерседес» и уехали на нем. Больше мы «Мерседеса» не видели. Так началась революция».

1925 год. Последнее лето, проведенное вместе в усадьбе «Тихий берег»

Владимир Михайлович с детьми (Катей, Петром и Владимиром)

Этот период в своей автобиографии описывает и сам Владимир Михайлович:

«Но нельзя скрыть и того, что в первые годы Октябрьской революции научная деятельность в означенных учреждениях, и в том числе, лично моя деятельность, затруднялась, в невероятной степени по причине тяжелых материальных условий, особенно в период голода и военного коммунизма, при отсутствии света в домах и в учреждениях, при невероятном иногда холоде в последних по причине недостатка или даже почти полного отсутствия средств сообщения. Многие ученые, как известно, бежали за границу. И мне, конечно, предоставлялись разные возможности переезда за границу; но я ничуть не завидовал тем, которые предпочли заграницу своему дому, хотя должен сказать, что мне вместе с семьей приходилось в голодные годы питаться нередко лишь овсом и ржавой селедкой или воблой. Однако, другим приходилось в это время еще хуже, ибо, как известно, вымирали от голода даже целые больницы, и гибло от голода неисчислимое количество рабочих и крестьян».

Нам было известно, что у нас есть американские родственники, но мы не знали, как и где они живут. Однажды раздался звонок по телефону, звонил Андрей Петрович Бехтерев (брат академика Натальи Петровны Бехтеревой) и сообщил, что у него сейчас находятся в гостях Мария с дочерью, и они очень хотят приехать к нам познакомиться и побывать в родном доме на Каменном острове. Ему как-то удалось разыскать Марию. Безусловно, мы были рады, впрочем, Андрея Петровича мы тоже видели в первый раз. А привезла их всех невестка Андрея Петровича. Это было в 1992 году. После этой встречи у нас с Марией и ее дочерью Верой сложились очень хорошие и теплые отношения, началась переписка. А потом и ее сын, Михаил Данилевский, приехал в Петербург по своим скаутским делам и остановился у нас. Тогда мы познакомились и подружились с Михаилом, как полагается родственникам. Он с 1945 года состоял во Всемирной скаутской Организации Российских Юных Разведчиков (ОРЮР). В то время он был уже Старшим скаутмастером и руководителем этой организации. Эта организация, запрещенная в СССР, создана в России еще до революции О.И. Пантюховым, который на скаутском съезде в Новочеркасске был избран Старшим скаутом России.

Во всех последующих поездках в Россию Михаил всегда останавливался у нас дома на Каменном острове. А в 1994 году он пригласил нас к себе в Вашингтон. Тогда нам с мужем и сыном удалось побывать не только у него в гостях, но и в американском скаутском лагере, а потом и у тети Муси во Флориде (в пригороде города St.Petersburg). У них там был небольшой домик (по- нашему дача), куда Муся любила ездить на лето из Сан- Франциско (где жила постоянно с дочерью Верой и ее семьей).

В год 150-летия со дня рождения В.М. Бехтерева, на торжество по этому поводу, НИПНИ им. В.М. Бехтерева в Санкт- Петербурге пригласил всех родственников. Тогда мы познакомились и с детьми Миши и Веры. И только в 2007 году, наконец, вместе со всеми американскими родственниками мы сидели за одним большим столом у нас дома на Каменном острове, где любили встречать гостей бабушка с дедушкой и мама с папой. Этого момента они так и не дождались. Очень жаль, что не было с нами уже и Марии, которая умерла в Сан- Франциско 29 октября 1997 года, прожив более 93 лет.

А задолго до этих событий я видела Марию у нас дома, на Каменном острове, через щелочку в двери. Это было в 1961 году, тогда мне было 9 лет, и я не понимала, почему меня закрыли в комнате и велели не выходить. Смотря тайком за происходящим в закрытой от меня комнате, я наблюдала такую картину: за столом сидели дедушка, бабушка, Таня (их дочь), тетя Катя (дедушкина сестра) и какая-то незнакомая тетка. Они пили чай и разговаривали между собой. Иногда почему-то плакали, иногда смеялись. Я хотела подслушать, о чем говорят, но когда приоткрывала дверь, ее закрывали, погрозив мне пальцем.

Только повзрослев, я узнала, что незнакомая мне женщина была младшая сестра Владимира – Мария. Однажды, во времена «хрущевской оттепели», через какого-то курьера дедушка получил письмо из-за границы, в котором говорилось, что Мария собирается приехать в июле в Ленинград и хочет встретиться с родственниками. Дедушка, конечно, отказать не мог и сообщил, чтобы приезжала. Ему невероятно хотелось увидеться с Марией, но он отлично понимал, что ее визит может пагубно обернуться для всех. Когда дедушка объявил родственникам о приезде Марии из США, в доме началась паника: что делать? Тогда решили, что дедушке, бабушке, Тане, Кате и Ольге уже терять было нечего, они – пенсионеры, а все остальные члены семьи должны уехать. Ольга все же побоялась встретиться с сестрой и со своими родными уехала в Крым. Папа с мамой отправились в Прибалтику на машине. Родственники со стороны Петра, видимо, тоже решили не рисковать, и никто из них на эту встречу не пришел. А я болела ветрянкой, поэтому родители меня в поездку не взяли. Эту встречу с Марией очень ждали, ее в семье все очень любили. С одной стороны, боялись последствий, а с другой стороны, о Марии ничего не знали с 1927 года, и как сложилась ее судьба, было неизвестно. И хотя она была младше дедушки на 17 лет, а бабушки на 9 лет, их взаимоотношения в семье были самыми тесными. Объединяла их любовь к театру, особенно к опере, куда часто ходили вместе. Эта встреча была не просто с Марией, а с прошлым, в котором были живы их отец и мать.