«Кто я?» – это риторический вопрос, который я почему-то произношу вслух. Хотя точно знаю, что я совершенно одна, а эта девушка с незнакомыми мне пухлыми щеками и длинными золотистыми волосами, что безмолвно смотрит на меня в зеркале, – худший собеседник. В этом большом каменном доме, одиноко стоящем на холме, нет никого, кроме меня. Я привыкла к одиночеству, правда, не очень понимаю, как долго оно длится. Нет, у меня нет амнезии, я помню свое имя и точно знаю, почему нахожусь здесь. Я люблю бродить по этим комнатам, утопая ногами в шелковых коврах, прикасаться к деревянным поверхностям, чувствуя ладонью все изгибы и неровности. Мебель в доме старая, добротная. Я не знаю судьбы ни засечек на журнальном столике, ни царапин на комоде, но мне нравится придумывать истории. Мне кажется, я наполнила ими весь дом и каждая вещь зажила своей жизнью. Так мне спокойнее. Так я не одна. В особенно тяжелые моменты я поднимаюсь наверх, не в спальню. Выше. Туда, где под сводами крыши свободно гуляет ветер, откуда открывается потрясающий вид на небольшой водоем, которого не найти ни на одной карте и который я называю озером. Здесь нет вещей семьи Дэвида, во всяком случае они не смотрят на меня в открытую, а прячутся в коробках, скрываются в груде тряпья по углам. Единственное, что я вижу, – это маленький коврик и кресло-качалка, которые я купила на распродаже и тайком притащила сюда. Мне нравится осознавать, что в этом большом каменном доме теперь есть что-то действительно мое. Не по праву замужества, а по праву моего личного выбора. Это мой мир.

И все-таки кто я?

Глава 2

В моем сегодняшнем состоянии сложно судить, когда все началось, но, мне кажется, точкой отсчета можно взять день, когда я иду устраиваться на стажировку в редакцию журнала. Шон работает там штатным фотографом, и у нас роман. Идея быть журналистом всегда откликалась в моей душе. Я представляла себя в деловом брючном костюме, туфлях и с кожаной папкой в руках. Но в тот самый первый рабочий день на мне джинсы и майка, делового костюма у меня никогда не было, и Шон отказался мне помочь его купить. Вообще-то он поднял на смех мою идею, и вскоре я поняла почему. В редакции журнала «Фокус» шумно и суетно. Позже я узнаю, что это был день сдачи текстов в печать, но в тот момент я останавливаюсь в дверях, чувствуя, как от страха наливаются свинцом мои ноги. Мои пальцы крепко сжимают большой блокнот в кожаном переплете, на папку денег не хватило. Я чувствую, как Шон подталкивает меня в спину, и делаю первый шаг в новую жизнь.

Мы идем с ним между столами, и, пока Шон обменивается словами приветствия с коллегами, я озираюсь по сторонам, пытаясь понять, каково это – быть частью этого мира. Молодой парень с взъерошенными темными волосами сидит в двух шагах от меня, он разговаривает с кем-то по телефону, тарабаня пальцами по клавиатуре. Его движения кажутся мне такими резкими и грубыми, что, не будь перед ним компьютера, я бы решила, что он забивает гвозди. Наверное, я слишком явно его изучаю, потому что он поднимает на меня свой взгляд и подмигивает. Он симпатичный, но я почему-то отвожу взгляд в сторону, еще сильнее сжимая руку Шона. На этот раз он уже говорит с каким-то взрослым мужчиной с глубокими залысинами и коротко стриженными седыми волосами. Я не слушаю, о чем они говорят, и, быстро поздоровавшись, устремляю свой взгляд туда, где возле кофеварки стоят две девушки. Они обмениваются репликами и переглядываются, точно темой их беседы является кто-то из коллег. Но я думаю, они говорят обо мне. Удивительно, но я чувствую укол ревности, глядя на одну из них – сексуальную блондинку в джинсовом комбинезоне и коротком топе, обтягивающем ее пышную грудь, при этом оставляя открытым плоский живот. Шон никогда не рассказывал, что у него есть такая привлекательная коллега. Я смотрю на него, но он продолжает разговаривать со стариком, девушек он, похоже, не замечает.

Я слышу обрывок фразы «передавай ей от меня привет» и понимаю, что разговор со стариком закончился. Провожаю его улыбкой и позволяю Шону вести меня дальше. Еще пара шагов – и перед нами необъятной глыбой вырастает какой-то мужчина. Он представляется Говардом и, добродушно улыбаясь, крепко сжимает мою руку. Ладошка у него пухлая и влажная, мне хочется поскорее вытянуть кисть, но вместо этого я отвечаю ему улыбкой. Я умею производить хорошее впечатление, если нужно. Мои уши уже привыкли к надрывающемуся звонку телефона и общему гулу голосов, теперь я могу различить, что говорит Говард. Он спрашивает, как меня зовут и как давно я знаю проныру Шона. Я впервые слышу, чтобы кто-то называл Шона пронырой, хотя те двое друзей, с которыми он сидел в баре в день нашего знакомства, – единственные, кого я знаю. Но теперь он привел меня в свою семью – редакцию журнала «Фокус».

Я не успеваю дать ответ Говарду, и, судя по тому, как он смеется какой-то шутке Шона, едва ли он в нем нуждается, когда в комнате раздается пронзительный женский крик:

– Чтобы через десять минут у меня на столе был план второй тетрадки!

Ее голос режет слух, потому что звучит в полной тишине. Но теперь, когда дверь с хлопком закрылась, комната снова наполняется голосами.

«Она сегодня не в духе… Будь лапочкой!» – слышу напутствия Говарда, и только подойдя к двери с надписью «Главный редактор Долорес Колинз», я понимаю, что он их адресовал не Шону, а мне. Во рту пересохло, а в ушах теперь я слышу стук сердца. Он перебивает все остальные звуки. Мне страшно.

– Долли, можно к тебе на минутку? – заискивающе спрашивает Шон, просовывая в щелку голову.

Вероятно, она дает согласие, потому что он тащит меня внутрь. Наверное, я должна что-то сказать, хотя бы поздороваться, но язык отказывается поворачиваться. Я, как немая, смотрю на нее, часто хлопая глазами. Со стороны я выгляжу, скорее всего, дурой, но они, кажется, этого не замечают. Шон оставляет меня стоять в дверях, а сам идет к невысокой худощавой женщине средних лет. На ней элегантный брючной костюм, туфли, очки в роговой оправе. Она выглядит в точности так, как мне мечталось. Разве только явно старше меня и жгучая, коротко стриженная брюнетка. Крепко сжимаю блокнот в руках, одергиваю майку и наконец позволяю себе взглянуть ей в глаза.

– И откуда ты такая взялась? – спрашивает она, присаживаясь на край своего стола. Шон стоит рядом с ней и глазами пытается мне что-то сказать. Я его не понимаю. – В нашей профессии молчанием ты себе на хлеб с маслом не заработаешь!

– Добрый день, – произношу я каким-то чужим голосом.

– Интересное начало, – ухмыляется она, и в этот момент в комнате раздается звонок телефона.

Она оценивающе смотрит на меня, дотягиваясь до аппарата. Длинная черная спираль, соединяющая красный телефон с трубкой, раскачивается над столом, притягивая мое внимание. В этот момент мне хочется смотреть на что угодно, только не на Долорес. Воспользовавшись заминкой, Шон подходит ко мне. Он недоволен мной. Я его подвожу.

– Мистер Герра, мы договаривались о встрече завтра, у нас сегодня номер верстается, – когда Шон перестает шипеть на меня, мы слышим обрывок фразы Долорес, от которой в глазах Шона появляется опасный блеск. – Хорошо, я перезвоню.

Телефонный разговор закончился, и Долорес Колинз вновь пронзает меня своим колючим взглядом. Наверное, мне нужно что-то сказать. Я вижу, как Шон подходит к ней, что-то говорит, но у меня в ушах только стук сердца. Да что со мной такое?

– Я хочу и могу быть журналистом, – произношу я.

Теперь Шон тоже смотрит на меня. И я понимаю, что нужно говорить. Это происходит неожиданно, но парадокс в том, что заранее я бы этого никогда не придумала:

– Шон мне много о вас рассказывал. О том, какой вы профессионал и замечательный руководитель. Мне очень нравится этот журнал, да что там нравится – я ваша фанатка. Но я и представить не могла, что когда-нибудь смогу оказаться здесь, смогу познакомиться с вами лично. Простите меня за эту заминку, но можете быть уверены, этого больше не повторится. Я быстро учусь.

Эта маленькая речь лишает меня сил. Во рту снова становится сухо. Едва ли я смогу что-то добавить, но Шон приходит мне на помощь. Он хлопает в ладоши и с неестественно широкой улыбкой обращается к Долорес. Он говорит обо мне, я это знаю, но сердце так стучит в груди, что по коже бежит мороз. Я знаю, она уже все решила. Я ей не нужна. Она выставит меня за дверь и вслед громко крикнет что-то оскорбительное, чтобы все вокруг проводили взглядом мою постыдную капитуляцию. И о чем я только думала?

– Ты справишься? – ее голос режет меня по живому, но это не то, к чему я готовилась.

Еще мгновение – и мой рот самопроизвольно откроется в удивлении, брови уже поползли на лоб, но я вовремя беру себя в руки. У меня нет времени на раздумье. Второго шанса у меня не будет.

– Да, конечно, – соглашаюсь я, хотя понятия не имею с чем. – Я все сделаю.

Только выйдя из кабинета со списком вопросов в руках, я осознаю, что я сегодня беру интервью.

– Увидимся вечером, не подведи! – подбадривает меня Шон.

Со мной он не идет, и я провожаю его взглядом. Он скрывается за ширмой, и, мне кажется, я вижу, как он в знак приветствия прикасается губами к щеке блондинки. Мне хочется остаться с ним, хочется получить какую-то рутинную работу, о которой он мне говорил, но вместо этого я твердым шагом иду к выходу: у меня редакционное задание. Я стараюсь не оборачиваться, хотя мое богатое воображение и без этого рисует картинки, одна страшнее другой. Я вижу, как его пальцы скользят по загорелой коже этой девушки. Вижу, как она довольно запрокидывает голову назад и локоны белоснежных волос каскадом падают ей на спину. Она смеется над его шутками, она смеется мне в лицо. Кто она? А главное, кто я?

***

Офис архитектора-конструктора находится в нижней части Манхэттена. На дорогу в метро у меня уходит не больше получаса, за которые я пытаюсь максимально подготовиться к интервью. Я не раз видела в кино, как журналисты приходят на встречу, как задают каверзные вопросы, но сейчас все это кажется каким-то лживым и ненастоящим.

«Здравствуйте, меня зовут… Нет, что за бред?!» – ругаю я себя и тут же снова принимаюсь строить новую фразу: – «Меня прислали из журнала, я задам вам несколько вопросов…» Фу, нет! Не так. Но как? Как? Это должно быть по-настоящему. В магазине мне было проще, но работа продавцом в прошлом, я должна перейти на новый уровень. Я уже это сделала.

Двери метро открываются, и меня в общей массе людей выплевывает на станцию. Три года назад, когда я впервые приехала в Нью-Йорк, то была потрясена. Я ходила по улицам Манхэттена как дикарь, который впервые столкнулся с благами цивилизации. Мне хотелось ко всему прикасаться, провожать взглядом очередной небоскреб, вдыхать аромат улиц, даже тех, которые стоило обходить стороной. Этот город меня очаровал, это была любовь с первого взгляда. И сегодня, спустя столько времени, мне бы очень хотелось сказать, что все эти эмоции в прошлом, что я изменилась и научилась принимать окружающее меня величие как должное, но это не так. Я люблю этот город, и иногда мне кажется, что он отвечает взаимностью.

Офис Дэвида Герра, именно это имя значится на визитке, приколотой к листку с вопросами, находится на углу Уолл-стрит и Фронт-стрит, на 25-м этаже. Пережив унизительную сцену досмотра на входе, я наконец получаю возможность продолжить свой путь, и уже через пару минут двери лифта распахиваются на нужном мне этаже. Дверь с табличкой «2504» прямо напротив меня. Удивительное везение, от которого у меня скручивает внутренности. Я сама себя не узнаю, но отступать нельзя.

Хватаюсь за ручку и без предварительного стука вхожу внутрь. В тесной приемной помещается только стол, за которым сидит секретарь. Молодая девушка смотрит на меня так, как будто от меня пахнет перегаром. Но это не так, хотя после поездки в переполненном метро я не уверена ни в своем дезодоранте, ни парфюме, купленном на распродаже. Но прежде всего я не уверена в себе.

– Добрый день, я из журнала «Фокус», у меня назначена встреча с мистером Герра, – говорю я неестественно бодрым голосом.

– Одну минуточку, я уточню, – сообщает девушка, минуя слова приветствия.

Она встает из-за стола и, протиснувшись в узком проходе, предупредительно стучит в соседнюю дверь.

– Вы можете войти, он вас ждет, – сообщает она, снова поворачиваясь ко мне.

Тонко улыбаюсь ей, чувствуя, как волна напряжения сходит на нет. Дверь плавно закрывается за мной, и я оказываюсь в комнате немногим больше приемной: стол и два стула для посетителей. Ну и, конечно, разительная разница в том, что здесь меня встречает мужчина с внешностью греческого бога. Он сидит за столом, жестом приглашая меня занять один из стульев. В руках он держит телефон, но не говорит, а слушает, делая какие-то пометки в ежедневнике.

– Хорошо. Я перезвоню через час, и мы все решим. До связи, – я слышу его низкий бархатный голос.

Не помню, чтобы кто-то мог произвести на меня такое впечатление обыденной фразой, и тем не менее у меня по коже бегут мурашки. Я улыбаюсь. Наверное, это непрофессионально, но я ничего не могу с собой поделать.

– А она уверяла меня в том, что никого не может прислать, – замечает он, щелкая языком. – Любите, когда с вами по-жесткому?

– Никогда не была поклонницей пряников, – отвечаю я, не сводя с него глаз.

Такого ответа он от меня не ждал. Он в замешательстве. Его глаза сужаются до щелочек, и он одергивает галстук.

«Что ты делаешь? Это твой реальный шанс получить хорошую работу!» – мысленно ругаю себя, опуская взгляд.

– Приступим к интервью? – спрашиваю я, скользя взглядом по бумажке с вопросами, которые уже успела выучить наизусть.

– Вы давно работает в «Фокусе»? – спрашивает он, и у меня перехватывает дыхание: одна неловкая фраза – и образ репортера разлетелся вдребезги.

– Сегодня мой первый рабочий день.

Он облокачивается на спинку кресла и смотрит на меня в упор. Кажется, он только сейчас по-настоящему меня увидел. До этого я была для него какой-то безликой журналисткой, а теперь я вызываю интерес. По крайней мере, я хочу в это верить.

– Либо ваш редактор идиотка, либо вы необычайно талантливы.

– Думаю, оба эти утверждения верны, – сообщаю я, терять мне уже нечего.

Улыбка у него такая же идеальная, как и он сам: ослепительная и манящая. Она, словно луч света, затмевает все вокруг, я не могу устоять перед его чарами. Я улыбаюсь в ответ, хотя точно знаю, что улыбка – это не самая сильная моя сторона.

– А ты смелая! – говорит он.

– А ты красивый! – отвечаю я.

В тот день я делаю свое первое интервью. А еще в тот день я впервые трахаюсь с мужчиной, которого знаю не больше тридцати минут. Это определенно новый уровень.

Глава 3

Я брызгаю себе в лицо холодной водой – пытаюсь смыть синяки под глазами. Хлопаю себя ладошками по щекам – пытаюсь избавиться от этой одутловатости и вместе с этим вернуть лицу природный румянец. Все тщетно. Таблетки, которые я пью горстями, надежно вплелись в мою ДНК. Пустили могучие корни в моем теле. Корни, но не плоды.

Я вытираю лицо полотенцем. Моя сухая кожа саднит уже от одного прикосновения. Надо бы начать пользоваться кремом. Но мне лень… сегодня. А может быть, всегда? Я не знаю. Не помню. Стараясь больше не встречаться взглядом с чужачкой в зеркале, я выхожу из ванной и ползу вниз по ступенькам. Лестницы в доме крутые. Иногда мне кажется: я могу упасть. Иногда мне даже хочется сделать это. Я представляю, как кубарем лечу вниз, рассекаю бровь о торчащий гвоздь на третьей ступеньке сверху и кровь тонкой струйкой стекает по лицу; ломаю руку ровно в середине пути, сочный хруст кости звучит у меня в ушах. Я успеваю только вскрикнуть, но уже через мгновение перед глазами все гаснет и наступает вечная темнота. Я свернула шею. У меня богатое воображение, и я искренне пытаюсь держать его в узде.

Я спустилась вниз – и я жива.

Глава 4

С заданием я справилась. По крайней мере, грымза Долорес молчит и не орет на меня, как на Бриджит несколько минут назад. Так зовут эту пышногрудую блондинку, что сидит через стол от меня. Она мне по-прежнему не нравится, но вместе с этим я приняла ее приглашение сходит с ней и Зоуи, еще одна девушка в редакции, на кофе в «Старбакс». Мы садимся у окна. Каждая делает по глотку из своего бумажного стакана. Я пью капучино, девушки – латте. За нашим столиком чувствуется растущее напряжение. Нам не о чем говорить. И тем не менее Бриджит решается прервать гнетущую тишину, нарушаемую работой кофе-машины и бурными приветствиями бариста:

– Грымза сегодня как с цепи сорвалась, вы ее слышали? Она отчитала меня как ребенка. А что я сделала?

– Ну вообще-то ты чудом избежала штрафа, – замечает Зоуи, делая глоток кофе.

Она причмокивает. Это раздражает, но я молчу. Мне нечего сказать, но они этого не знают.

– Что значит «штрафа»? Между прочим, я предупреждала ее, что материал еще сырой, что у меня еще не все доказательства собраны. Но разве она меня слушала? Ей нужна была сенсация! А теперь спустила на меня всех собак, да еще и сделала это публично! – возмущается Бриджит, и ее шея покрывается багровыми пятнами.

Такие следы были и у меня, когда Рон, пытался меня задушить. Я рефлекторно прикасаюсь к горлу, и кажется, чувствую жар, идущий изнутри. Наверное, я сильно увлеклась воспоминаниями о прошлом, потому что теперь они обе смотрят на меня и чего-то ждут. Неужели я должна принять участие в этой беседе.

– Как бы там ни было, это опыт, из которого нужно уметь извлекать пользу, – говорю я и вижу, как их лица вытягиваются в непонимании.

– Бог с ней, с Грымзой! Ты нам лучше про Шона расскажи. Давно вы с ним вместе? – спрашивает Бриджит, и я вижу странный блеск в ее голубых глазах.

Шон о ней никогда не говорил, ни до того, как привел меня в редакцию, ни после. А спрашивать я не стала. Зачем? Я и сама все вижу. О прошлом я судить не могу, но я точно знаю одно: Бриджит хочет его, моего мужчину. Моего Шона. Мне хочется плеснуть горячий кофе прямо ей в лицо. Она это заслуживает. Я так чувствую. Но это блажь, которую я не могу себе позволить. Не сегодня. Не сейчас.

– А почему тебя это интересует? – спрашиваю я, выгадывая время. Такого вопроса я не ожидала, по крайней мере так скоро.

– Просто мы же коллеги, – с заминкой отвечает она, но я вижу, как на ее белоснежной коже снова появляются красные кляксы.

Я наклоняю голову набок и какое-то мгновение наслаждаюсь этой картиной. Она нервничает. Для нее этот вопрос не праздное любопытство, ей важен мой ответ.

– Иногда мне кажется, что мы знакомы целую вечность. Мы с ним как пазлы, плотно вошли друг в друга. До самого конца и без остатка, – отвечаю я, подкрепляя свои слова наглядным жестом: медленно сплетаю между собой пальцы рук.

Девушки смотрят на меня как зачарованные, а ведь я еще не покрутила перед ними маятник, колесико или что там обычно используют гипнотизеры? А Рон был уверен, что из меня получится никудышний заклинатель змей. Эх, видел бы он меня сейчас!

– То есть у вас все серьезно? – решается задать мне вопрос Зоуи.

Она брюнетка, но не та, про которую можно сказать знойная. Все в ней какое-то странное и нескладное: торчащие уши, курносый нос, маленький рот и глаза в форме растянутой капли. Глядя на нее, мне даже хочется плакать. Но к черту сантименты, я чувствую ее змеиное жало.

– А почему моя личная жизнь вызывает такой интерес? Может быть, лучше обсудим, к примеру, тебя, Бриджит? Я так понимаю, с парнем своим ты рассталась и сейчас в активном поиске, верно?

Такого поворота она не ожидала. Да и у Зоуи лицо вытягивается в точную копию маски, которую обычно используют на Хэллоуин. Я улыбаюсь. Не могу больше сдерживаться. Это ж надо, так не повезло и с внешностью, и с подругой. На фоне сексапильной блондинки Бриджит даже теперь, когда краска снова пятнами ползет по ее тонкой шее, Зоуи выглядит действительно жалко.

– Никого я не ищу, и уж точно не Шона. Зачем он мне сдался, тем более что он занят? Он же с тобой. Вы какой-то там пазл, – огрызается она.

Но я чувствую, как обида и боль клокочут у нее в горле. Еще одна колкая реплика – и она точно разрыдается. Уверена, что разрыв с парнем был недавно и рана в сердце до сих пор кровит. Я знаю, какого это, поэтому делаю шаг назад.

– Идеальный пазл, – уточняю я.

Нет, мне ее не жаль. Она сама напросилась, я просто защищаю свое. Шон мой, и это не обсуждается.

***

После инцидента в кафе девушки меня не замечают. Но я не в обиде. Мне все равно. Я никогда не умела дружить с женским полом. В детстве у меня не было в этом нужды, а в 22 уже поздно что-то менять. В остальном можно сказать, коллектив меня принял в семью. В общем зале десять столов вместе с моим. Каждый из них закреплен за определенным журналистом. Картер Прайс – высокий мужчина средних лет, с прической, больше похожей на гнездо, аккуратно выложенное из сухой соломы. Пару дней назад он неудачно пошутил, что, если мне надоест Шон, он первый в очереди. Я не смеялась. Лэнс Томпсон – коренастый молодой парень, именно он в мой первый рабочий день неистово стучал по клавиатуре. Он не пытается со мной заигрывать и вообще установить контакт, напротив, даже держится от меня подальше. Это странно, но пока у меня нет времени выяснять причины этого. Нолан Вуд, насколько я знаю, здесь самый старший. Кто-то сказал, что он то ли дальний родственник Долорес, то ли и вовсе ее любовник, но сам он пару дней назад рассказал мне, что каждый день ходит по лезвию ножа, ожидая получить расчет от нашей Грымзы. Не думаю, что его с Долорес связывает хоть что-то, помимо работы. Оззи Грей – настоящий тусовщик и балагур. С ним весело, но я стараюсь не злоупотреблять его обществом, особенно после того, как косо на нас как-то глянула Грымза. Отис Ли – важная шишка, он пишет заглавные статьи журнала, и я вроде как его помощница. Он ежедневно снабжает меня своими диктофонными записями, которые я к концу рабочего дня должна вернуть ему в печатном варианте. Он требовательный, но не вредный. Время от времени я получаю от него не только вежливое спасибо, но и шоколадку. Райан Мур – единственный, кто на работу приходит в костюме и галстуке. У него есть семья, а недавно родились мальчики-близнецы. Его стол находится рядом с моим, и мы часто с ним болтаем. Он, пожалуй, единственный, кроме Шона, с кем у меня в редакции так много общего. Также в зале сидит Шон, ну и Зоуи с Бриджит – куда без них.

Помимо журналистов, я, конечно, подружилась и с толстяком Говардом. Он работает веб-редактором и имеет свой кабинет – маленькую каморку в конце коридора. Но я его вижу каждый день в общем зале. По утрам он любит лакомиться пончиками с кофе.

– Это я купил тебе, – говорит Говард, протягивая мне пакетик с малиновой маркировкой соседней пекарни. – Гляжу на тебя, и мне становится тошно.

– Я так плохо выгляжу? – в ужасе округляю глаза, подыгрывая ему, хотя прекрасно знаю, что он имеет в виду.

– Нет, но мне хочется тебя кормить.

Меня больше не беспокоит его тучность: хорошего человека должно быть много. За эту неделю, что я работаю в редакции журнала «Фокус», мне кажется, я уже успела неплохо изучить каждого из них. Они все разные и где-то даже сложные, но ведь я и сама не так проста, как могу казаться. А я кажусь? Интересно, какой меня видят другие? Что думают обо мне Зоуи и Бриджит, давно понятно и интереса не вызывает. Но что думают остальные? Они видят, кто я? Чувствуют, что я ненастоящая?

У меня звонит телефон. Номер неизвестен, но я решаюсь ответить. Я не думала, что он позвонит. Но, похоже, секс на работе обречен на продолжение. Мой собеседник – Дэвид Герра.

Глава 5

Я плетусь на кухню, тяжело переставляя ноги. По утрам я чувствую себя разбитым корытом, а не молодой женщиной 23 лет. Интересно, каким бы было мое утро, останься я жить на Манхэттене. Но это уже в прошлом, я снова в глуши. Вдали от людей. Мне нужно время, чтобы прийти в себя, чтобы восстановиться и собраться с мыслями. Именно так звучало напутствие Дэвида, когда он отправлял меня в вынужденную ссылку в его родовое гнездо, особняк на отшибе Акрона в штате Огайо. С мыслями собраться у меня не получается, иногда я делаю записи в блокнотах или на полях книг, но никогда не перечитываю. Я их просто не нахожу. Забываю. А забыть мне нужно совсем о другом. Но эти мысли изо дня в день, как назойливые мухи, кружат у меня в голове. Я высыпаю на ладонь пригоршню таблеток и тут же запиваю их водой из бутылки. Чувствую, как разнокалиберные пилюли соскальзывают с языка и мчатся по глотке вниз, в мое измученное чрево. Пью воду до тех пор, пока бутылка не начинает трещать под давлением моих пальцев. И наконец я сжимаю ее, радуясь своей силе.

Глава 6

Уже две недели, как я сижу на двух стульях. Так вроде говорят про тех, кто умудряется одновременно встречаться с двумя мужчинами. Нет, я не шлюха. И никогда такой не была. Дэвид Герра – случайность. Поначалу я спала с ним из мести. Шон продолжает молчать, но я вижу, как он поглядывает на Бриджит. Я знаю, что пока между ними ничего нет. Но только пока. Шон слишком добрый и доверчивый. Когда-нибудь это его погубит. Я ведь не всегда могу быть рядом, чтобы защитить его от беды. Внутри все кипит от злости, и я ломаю карандаш. Острые деревянные зазубрены тут же царапают пальцы, занозой вонзаются в кожу.

– У тебя все в порядке? – спрашивает Райан, выглядит он встревоженным.

– Да, все хорошо, – отвечаю, но он мне, похоже, не верит.

Я вижу, что он не сводит глаз с карандаша.

– Ой, ты про это? – улыбаюсь я. – У меня никогда не получалось сломать его, а сегодня удалось.

Он поднимает брови в удивлении и тонко улыбается. Не думаю, что он мне поверил, но по крайней мере в его глазах я больше не вижу ужаса. Это хорошо. Он мне нравится.

Райан возвращается к своей работе, я вижу, как бегают его пальцы по клавиатуре, слышу приятное перестукивание клавиш, но вместе с этим замечаю, как Бриджит, улыбаясь, смотрит перед собой. Мне не нужно следить за ее взглядом. Я и без этого прекрасно знаю, что через стол напротив нее сидит Шон. А еще я знаю, что сегодня они вместе идут на вечеринку в Гарлем. Нет, у них не свидание за моей спиной. У них работа, а это даже хуже.

Я стараюсь об этом не думать и уж тем более держать в узде воображение. Я пытаюсь сосредоточиться на аудиозаписи Отиса, которую мне нужно расшифровать к вечеру. Но вместо этого, как мантру, повторяю про себя: «Все может обойтись, все может обойтись». Но через час, когда Шон подходит к моему столу, я вижу, что ему стыдно. Он уже чувствует свою вину, а ведь еще можно всего избежать. Я целую его на прощание и напоминаю, что буду рада, если он навестит меня вечером.

– Не стоит. Я после работы сразу к себе, увидимся завтра, – говорит он, и мне не остается ничего другого, как принять его выбор. А что еще я могу сделать?

Я молча наблюдаю за тем, как он выходит из редакции с Бриджит. Нет, она не держит его за руку, и он не вьется вокруг ее тонкой талии. Но это только пока.

Печатать я начинаю быстрее. На пределе своих возможностей.

***

Они это сделали. Он это сделал. Я понимаю это сразу, как только захожу в редакцию. Бриджит шепчется с Зоуи возле кофеварки. Вид у нее довольный и невыспавшийся. Прямо классика. Я чувствую, как меня начинает мутить, еще немного – и я точно вырву. Делаю несколько жадных глотков воды и уверенно иду вперед. Мне хочется верить, что внешне я сохраняю спокойствие, но внутри у меня горит пожар. От самодовольных гадюк меня отделяет всего пара шагов, когда передо мной из неоткуда появляется Райан. У него для меня новость: вчера Конрад, это старший из близнецов, пополз. Он радуется этому как ребенок, и я пытаюсь разделить с ним эти эмоции. Получается натужно, я и сама понимаю это. Голова кружится, и слышу, как урчит в животе. Сейчас я бы точно не отказалась от пончиков Говарда, но его в общем зале не видно.

– У тебя все в порядке? – окликивает меня Отис. – Ты какая-то бледная.

– Все в порядке, просто что-то не то съела, – отвечаю я, но теперь мне и правда становится нехорошо.

Я понимаю, что гиены смотрят на меня. Чувствую на себе их липкий взгляд. Хочется умыться. Я подхожу к своему рабочему месту и делаю еще несколько глотков воды. Жду, что мне станет легче, но нет. Голоса стрекочут вокруг, я никого не слышу, только его. Голос Шона раздается со стороны входа, он только пришел. Мне не нужно смотреть на него, чтобы понять, он улыбается, он радуется жизни здесь и сейчас. У него все хорошо, просто замечательно. Вчера он оттрахал еще одну свою коллегу, на этот раз сексапильную блондинку. Меня тошнит. Только бы не вырвало. Воды в бутылке больше нет, и я начинаю рыться в верхнем шкафу стола в поисках заначек. Старое печенье валяется на самом дне. Я не уверена, что оно мое. Скорее всего, прежнего хозяина стола, но сейчас это не важно. На вкус оно как картон: сухое и противное. Но я тщательно жую его, чтобы извлечь хоть какую-то сладость. Тошнота отступает. И я чувствую, как Шон прикасается к моей руке.

– Все хорошо, детка? – слышу я, выглядит он, скорее, испуганным, нежели виноватым.

Неужели это просто игра моего воображения. Неужели я снова ошиблась. Мне хочется встать и обнять его, но вместе с миром в мое тело приходит дикая слабость, от которой тянет в сон.

– Да, все хорошо. Съела, наверное, что-то не то, – мямлю я. Язык почти не слушается.

– Тебе надо домой. Я поговорю с Долорес, – говорит он и помогает мне встать.

– Ты меня проводишь? – спрашиваю я.

– Нет, не получится. У меня дела. Вечером поговорим, – сообщает он, и сердце снова падает вниз.

Никакая это не игра моего воображения. Он меня предал.

На улице мне становится лучше. Я снова могу дышать полной грудью. Тошнота не подступает к горлу. Но я по-прежнему чувствую голод, от которого сводит желудок.

– Капучино и кекс с круассаном, – говорю я свой заказ работнику кофейни.

Удивительно, но, несмотря на боль и обиду, я все еще могу есть. В эту минуту мне кажется, я вообще ни о чем больше не могу думать, кроме еды. Это странно. Странно, знакомо и волнительно. Не может быть.

По дороге домой я захожу в CVS и покупаю тест на беременность. К тому моменту, когда я вхожу в свою квартирку в Бруклине, которую делю с соседкой, я уже точно знаю, каким будет результат.

Я беременна.

Глава 7

Я возвращаюсь в гостиную и сажусь за обеденный стол. Я ни разу за ним не ела. Здесь я работаю. Пишу. Нет, не статьи. Из формата журнала я выросла. Хватит с меня фальши и лицемерия, заискивания и лизоблюдства. Я свободный художник. Я писатель. Мне всегда хотелось писать, это была детская мечта. Правда, тогда я больше читала, нежели писала. Писать у меня не очень-то получается, а вот придумывать. Тут мне равных нет. Воображение – мой главный козырь. И самый большой враг. Порой я сама боюсь, куда оно может меня привезти, но моим героям нечего бояться. Их я в обиду не дам ни диким зверям, ни даже самой себе.

12 3 След.

Другие книги автора

Мимикрия

Часть I

С этой книгой читают

Другие книги автора