Наследники древних манускриптов

Глава первая
Слуга звездочёта

г. Аудагост, пограничная территория владений халифа Абдаллаха-Ибн-Ясина из династии Альморовидов, год 1056, (в настоящее время г. Тегдауст, провинция Восточный Ход республики Мавритания).

Пробиваясь сквозь рассветную дымку лучи утреннего солнца осветили бедуинский шатёр на краю пальмовой рощи.

Песчаная дорога, окаймлённая акациями и кустарниками поднимаясь на пустынный бархан извиваясь терялась из вида, исчезая в бескрайних песках великой пустыни.

– Аль-Мажнун^[1]! Где ты бездельник?! Да укротит Аллах милостивый и милосердный твои гнусные дни! – кричал, негодуя всадник в черной расшитой золотыми звездами и полумесяцами чалме и синем атласном халате, богато украшенном золотыми узорами.

– Я здесь! О, великий звездочет халифа и мудрейший из прорицателей, достопочтенный Аль-Фарух-Ибн-Сауд! – отвечал невысокого роста человек, с длинным носом, в большой остроконечной черной шляпе звездочета. Неловко отодвинув полог шатра, он с кряхтением попытался выбраться наружу, цепляясь длинными рукавами черного халата за нехитрые предметы кочевого обихода.

За откинутым пологом шатра отчетливо мелькнуло очень приятное женское лицо молодой берберки^[2].

– Вот тебе 500 мискалей, мешок золотого песка и три золотых динара! Купишь 20 невольников, 10 верблюдов, пригодных для длительного перехода, 30 муддов пшеницы, 30 баранов и коз, специй же, воды и пряностей возьмешь на 40 дней пути!

Мы отправляемся завтра с рассветом! – произнес Аль-Фарух, кидая тяжелые вьюки на песок, перед, склонившимся в почтении Аль-Мажнуном, и со словами, – «Найдешь меня в моем шатре!» он также неожиданно исчез в клубах пыли, как и появился.

– Слушаю и повинуюсь! О, великий звездочет халифа, – произнес Аль-Мажнун, обращаясь к тому месту, откуда еще со всем недавно слышался голос его хозяина.

Аль-Мажнун идёт в город.

Взвалив мешки на спину, Аль-Мажнун побрел вдоль тенистых акаций по дороге, ведущей в город. Лучи жаркого сахарского солнца, проходя чрез густые ветви акаций, прорезая клубы пыли, вздымавшиеся от стад овец и караванов верблюдов местных торговцев, напоминали библейские «столпы света», освещавшие путь утомленных странников.

«Надо спешить, – думал Аль-Мажнун, тяжело ступая своими остроконечными сандалиями с загнутым верхом по пыльной дороге.

– Хозяин серьезен как никогда! В прошлый раз он обещал превратить меня в жабу, за то, что я соблазнил дочку торговца финиками, а сейчас, если я буду нерасторопным, он выполнит свое обещание!» Так рассуждал он, волоча нелегкую ношу.

Прямо у ворот города, Аль-Мажнун увидел процессию всадников халифа Абдаллаха, стремительно продвигавшуюся меж склонившихся в почтении торговцев, путников и горожан.

– Слушайте! Слушайте! Имеющий уши, да услышит! – кричал первый всадник в украшенном золотом черном тюрбане.

– Повелитель правоверных, халиф Абдаллах, да укрепит его Аллах своей поддержкой, да окружит его своими милостивыми делами, выступает в поход в Магрибские земли, для обращения неверных в истинную веру! Да поможет ему Аллах великий, и да сохранит он повелителя правоверных! Всем же услышавшим, милосердный халиф Абдаллах велит внести десятую часть своего дохода – в знак признания и одобрения деяний милосердных рук его!

Отказавшихся внести мизерную плату, ждет неминуемая смерть!

Последние фразы всадника утонули в оглушительном реве труб музыкантов халифа. Процессию сопровождали пешие воины халифа, бесцеремонно вырывавшие деньги, украшения и драгоценности из рук торговцев и горожан. Товар складывали в повозки, к ним же наспех привязывали верблюдов, скот и лошадей.

Узнав, что Аль-Мажнун является слугой великого Аль-Фаруха-Ибн-Сауда, воины халифа не взяли с него платы и беспрепятственно пропустили его в город, не причинив ему вреда.

Пройдя знакомыми улочками, утопающими в зелени акаций, финиковых пальм и дикого винограда, Аль-Мажнун свернул у мечети на улицу, ведущую к рынку.

…Тем временем, во дворце халифа Абдаллаха-Ибн-Ясина

Невысокого роста, сухощавый, с черной бородой и очень смуглым лицом, одетый в синий тюрбан, украшенный золотом и сапфирами, черный парчовый халат, богато украшенный золотым шитьем, халиф Абдаллах, повелитель племен и народов от Испании и до пределов царства Ганы, восседая на золотом троне, очень внимательно слушал своего военачальника Йахью-Ибн-Омара. Йахья-Ибн-Омар, неторопливо излагал план предстоящего похода, пытаясь как можно подробнее аргументировать свои предложения.

Дворец правителя Аудагоста, еще два года назад принадлежавший выходцу из вождей черных племен сонинке^[3], могущественной империи Гана, был богато украшен золотом и драгоценными камнями.

Стены дворца изобиловали расписанными золотом фресками и сурами из Корана. Драгоценные камни, использованные в арабской мозаике, поражали воображение.

Золотой фонтан, в окружение финиковых пальм, с приятным журчанием раскидывал потоки воды, разлетавшиеся на тысячи, играющих на солнце алмазных брызг, создавая атмосферу неописуемой восточной роскоши, умиротворения и прохлады.

– О, великий повелитель правоверных! – продолжал свою речь военачальник Йахья-Ибн-Омар, – Милостью Аллаха всемогущего и милосердного, мы не сможем сразу пойти на великий магрибский город Сиджильмаса,^[4] не усилив нашу армию пешими и конными воинами наших союзников. Из Аудагоста, армия великого халифа отправится в город Тимбукту. Когда мы достигнем города Тимбукту, то правитель города Мусса-Ибн-Халид милостиво предоставит нам 10 тысяч пеших и 5 тысяч конных мессуфа^[5]. Пополнив запасы воды и продовольствия в Тимбукту, мы выдвинемся в город Атар, и уже из Атара, мы обрушим наши клинки на головы неверных Магриба, – представил он свой план великому правителю.

– План твой успешен, Йахья-Ибн-Омар, но что скажет великий Фарух-Ибн-Сауд, кому Аллах милостивый и милосердный доверил узнавать его волю по знакам и звездам? – произнёс халиф, обращаясь к предсказателю и звездочёту Аль-Фаруху.

Совет во дворце великого халифа.

– О, великий повелитель правоверных! План Йахьи-Ибн-Омара воистину безупречен, но звезды говорят, что поход армии великого халифа обречен на бесконечные сражения с превосходящими силами неверных! – отвечал Аль-Фарух-Ибн-Сауд, окидывая беглым взглядом лица собравшихся приближённых халифа.

– Так ты предрекаешь поражение!? – теряя терпение, произнес халиф, поднимаясь с трона.

– О, великий повелитель правоверных! Я не могу ничего предрекать, я лишь имею способность узнавать волю Аллаха всемогущего и милосердного в знаках и звездах, – сказал Аль-Фарух, склоняясь в почтении.

– У меня были совершенно другие намерения! Я собирался возглавить поход и дойти до магрибского города Фес, куда, как мне стало известно, по воле Аллаха милосердного, недавно прибыл мой учитель и наставник Абу-Имран-Мусса, – произнес халиф, в раздумьях всматриваясь в сверкающие в лучах солнца брызги фонтана.

– О, великий халиф! – продолжал Аль-Фарух, почтенно склонившись перед повелителем, – Я понимаю, насколько важно для Вас увидеть великого учителя и наставника Абу-Имрана-Муссу. Но знаки Аллаха всевышнего и милосердного, которые мне удалось прочитать, указывают на то, чтобы Вы, о, великий и премудрый правитель правоверных, остались с частью войска в городе, – произнес Аль-Фарух, в почтенном поклоне.

– Ты смелый человек, Аль-Фарух! Тебе всегда удавалось, известными тебе лишь одному способами, прочесть по знакам и звездам волю Аллаха всевышнего и милосердного…, – задумчиво произнес халиф Абдаллах, – Я последую воле Аллаха Всевышнего и останусь в городе, армию же поведет в поход эмир Йахья-Ибн-Омар, – приняв непростое решение, заключил халиф, завершая совет.

– Слушаем тебя о, великий повелитель правоверных и повинуемся! – ответили собравшиеся, склонившись в почтении перед великим халифом.

1.1 Рыночные проделки Аль-Мажнуна

Тем временем, Аль-Мажнун уже сновал меж шумных рядов торговцев, настойчиво и на перебой предлагавших купить их товар.

Он бросал лукаво-оценивающие взгляды на девушек и женщин, прихватил по привычке гроздь бананов и горсть фиников у зазевавшихся торговцев и вдруг совсем забыл о поручение хозяина, не удержавшись и всё-таки увязавшись за берберкой с весьма пышными формами.

Следуя за красавицей берберкой, Аль-Мажнун не заметил, как пересек площадь шумного рынка и оказался в роще финиковых пальм.

Аль-Мажнун на рынке Аудагоста, занят привычными делами: ворует финики и выслеживает женщин.

Посреди опушки, на выгоревшей от солнца траве, на платяных вьюках, аккуратно лежали куски соли различных размеров. Напротив каждого куска также аккуратно были выложены золотые слитки и мешки с золотым песком.

Ни секунды не раздумывая, со словами «У хозяина этого добра полно, а у меня совсем нет!», – Аль-Мажнун ловко закинул в свой мешок пару кусков соли и пару слитков золота.

Несмотря на заметно отяжелевшую ношу, в душе Аль-Мажнуна появилась внезапная радость, а в ногах необычайная легкость. Сандалии с загнутым верхом, почти не касаясь земли, несли его обратно в сторону рынка.

Взбираясь на высокую стену, отделявшую рынок от остальной части города, Аль-Мажнун услышал за спиной громкие крики преследовавших его торговцев.

– Держи вора! Он украл мою соль! – кричал обвязанный черной чалмой, в длинном коричневом халате чернокожий мессуфа, то и дело на бегу стараясь выбрать удобную позицию для броска копья.

– Этот негодяй украл мое золото! – вопил одетый в синий тюрбан и ярко оранжевые парчовые штаны бербер-санхаджа, размахивая кривой бедуинской саблей, яростно пытаясь опередить чернокожего мессуфа и первым настигнуть пронырливого воришку.

Перебравшись через увитую плющом и диким виноградом стену, и не без труда увернувшись от ударившего рядом с ногой копья, Аль-Мажнун растворился в шумной толпе рынка.

Сбивая попадавшихся на пути прохожих и ловко перекатываясь через повозки, груженные арбузами и дынями, Аль-Мажнун вдруг оказался у дверей лавки знакомого торговца парчой.

Машинально сунув в руку торговца маленький мешочек золотого песка, заблаговременно припрятанный в кармане халата, Аль-Мажнун исчез за дверями лавки.

Аль-Мажнун уходит от погони.

– Мустафа! Скорее неси индиго и одежду знатного сонинке, – выпалил Аль-Мажнун, переводя дыхание.

– Аль-Мажнун! Но здесь песка лишь на один тюрбан! – возмутился торговец.

– Я расплачусь с тобой, как только оденусь! Да, и еще: ты меня здесь не видел! За это получишь отдельную плату! – произнёс Аль-Мажнун, запихивая колпак, халат и сандалии с загнутым верхом в холщовый вьюк.

Оглядев Аль-Мажнуна со всех сторон, торговец Мустафа отметил потрясающее сходство с вельможей сонинке. Синий тюрбан с серебряной заколкой в виде полумесяца, в сочетании с коричневым халатом и синими парчовыми шароварами, очень подходили к вновь приобретённому, иссиня-черному цвету лица, рук и ног, подчёркивая знатность происхождения владельца.

Расплатившись с торговцем, Аль-Мажнун, уже в новом обличие, направился выполнять распоряжения хозяина Аль-Фаруха. Не пройдя и десяти шагов от лавки торговца парчой, он внезапно наткнулся на своих преследователей.

– Смотрите господин! – кричал чернокожий мессуфа берберу-санхаджа, указывая остриём копья на Аль-Мажнуна.

– Это он! Это точно он!

– Да, что ты говоришь! Глупый раб! Да, укоротит Аллах милостивый и милосердный твой длинный язык! Тот был бербер, в большом черном колпаке и черном халате! А этот чёрный вельможа сонинке, в синем тюрбане, коричневом халате и синих парчовых шароварах! – произнёс, негодуя бербер-санхаджа.

– Скорее ищи вора! И не раздражай меня своими глупыми домыслами! – добавил он, пытаясь разглядеть в бурлящей толпе рынка, запомнившийся ему остроконечный колпак со звёздами.

Нагрузив дородных и весьма откормленных верблюдов бурдюками с водой, глиняными амфорами с зерном и тюками с продовольствием, накормив и напоив, вновь приобретённых чёрных невольников и невольниц, Аль-Мажнун повел караван в направлении городских ворот.

– Узнает ли Аль-Фарух о моей «маленькой шалости» на рынке? – размышлял Аль-Мажнун, погоняя верблюдов и скот, и время от времени покрикивая на чёрных невольников.

Жаркое сахарское солнце медленно клонилось к горизонту, раскрашивая синею гладь сахарского неба в мягкие розовые тона.

1.2 Великие тайны звездочёта

Аль-Мажнун вдруг вспомнил, как когда-то, давно он был катибом^[6] и одновременно поверенным в делах самого эмира^[7] города Мемы^[8], он за свою работу был пожалован четырьмя тысячами мискалей, но решив получить ещё такую же сумму, не придумал ничего лучше, как пожаловаться эмиру, что деньги у него украли.

Призвав верховного судью города Абу-Аль-Дауда, эмир пригрозил ему смертной казнью, если тот не доставит ему похитителя. Судья Абу-Аль-Дауд искал укравшего, но не нашел никого, ибо в городе не было ни единого вора. Тогда он явился в дом катиба Аль-Мажнуна и сурово допросил его слуг, угрожая им смертью. И одна из невольниц Аль-Мажнуна сказала ему: «Ничего у него не пропало, просто он собственной рукой зарыл эту сумму в таком-то месте!», – и показала место судье. Судья извлек золото, принёс его эмиру, сообщив всю историю. Эмир разгневался на Аль-Мажнуна и изгнал его в страну неверующих, которые поедают людей. Аль-Мажнун пробыл у них четыре года, потом по личной просьбе звездочёта халифа Аль-Фаруха, эмир вернул Аль-Мажнуна обратно в город и отдал его в услужение звездочёту.

А черные не съели Аль-Мажнуна лишь из-за белого цвета его кожи, ибо они говорили будто поедание белого вредно, так как он не созрел, чёрный же по их мнению, означал вполне созревший….

Рассуждая о своих злоключениях, и о доброте и премудрости великого прорицателя и звездочета Аль-Фаруха, Аль-Мажнун не заметил, как на город опустились сумерки. Уже через некоторое время полная луна на чистом и безоблачном небе в окружении мириады звёзд освещали путь каравана Аль-Мажнуна.

Добравшись до шатра Аль-Фаруха, привязав скот и развьючив верблюдов, он расположил невольников на ночлег в пальмовой роще, раздав всем циновки и разрешив развести огонь. Пересчитав ещё раз количество бурдюков, амфор и вьюков, а также мешочки с остатками золотого песка, Аль-Мажнун направился к шатру хозяина. Откинув полок шатра он позвал Аль-Фаруха, но к своему удивлению обнаружил, что шатер был пуст.

– «Где же он может быть? Ведь конь его здесь…», – рассуждал Аль-Мажнун, огибая пальмовую рощу и углубляясь в пустыню.

Взобравшись на бархан, Аль-Мажнун оцепенел от увиденного: огненный круг в свете луны и звезд, похожий на небесный шатер, весь светился от пиктограмм и магических знаков. В центре круга сидел Аль-Фарух, а перед ним, словно повисла в воздухе открытая книга с горящими буквами невиданного ранее языка.

Страницы книги перелистывались сами собой, при этом Аль-Фарух что-то записывал, не переставая повторять какие-то заклинания.

Внимательно наблюдая из-за большого камня за происходящим, Аль-Мажнун вдруг услышал полные негодования и возмущения вопли своего хозяина:

– Как? Приемник найдется через 941 год?! Их будет двое?! Что значит, один придёт с Севера, а другой на половину с Севера, а на половину с Востока?! Как, моя книга, в которой собрано знание всех моих предшественников, будет принадлежать жуликам и пройдохам?! Что?! Ей будут убивать тараканов, и резать на ней соленую рыбу?! Кто такой Леопольд?!

Громкие крики негодования Аль-Фаруха растворились в ночной пустыне, отозвавшись, как показалось Аль-Мажнуну, откуда-то из глубины песков, чуть слышным эхом: «Такова воля, такова воля…». Как только затихли, потерявшись где-то между звездным небом и величественными песками Сахары, последние, едва различимые отголоски эха, в мгновение ока, исчезли и книга, и огненный круг, и магические знаки, оставив великого звездочета халифа наедине с безмолвной пустыней.

– Вот теперь-то уж точно надо спешить! – бубнил себе под нос Аль-Мажнун, ловко скатываясь с бархана.

Великий звездочет халифа мог и не догадываться о существование другой книги, которую его слуга Аль-Мажнун тайно писал для своего приемника. Обладая талантом к рисованию и достаточным словарным запасам для ведения хозяйственных дел, Аль-Мажнун не всегда понимал значение слов, так или иначе не связанных с хозяйственной лексикой.

Испуганный Аль-Мажнун наблюдает звездочёта халифа в звёздном шатре.