Универсальный саквояж миссис Фокс

Авторы выражают благодарность за поддержку крауд-кампании этой книги

Варваре и Глафире,

дорогому Роману Салаватовичу

и всем остальным, кто был с нами и благодаря кому эта книга вышла.

Спасибо, друзья!

Роман для мужчин от пятнадцати лет и также для девочек, которые в детстве не любили играть в куклы

Вступление автора

Наша история начинается в самом начале двадцатого века. Куда ни глянь – все заполонила реклама. Рекламу заполонили патентованные средства от всего и для всего, брачные объявления и такие дурацкие изобретения, что хоть стой, хоть падай. «Электрический корсет д-ра Скотта» видели? А «Микстуру Грея от курения»? Вот вы, лично вы, встречали кого-нибудь, кому она помогла?

Мистический скелет, порошок для чихания, кольцо удачи, бэби-револьвер, невидимые чернила – прелестно, прелестно! А змеиных яиц по сходной цене не желаете? Или написать любовное письмо «специальными любовными чернилами»?

Леди и джентльмены, только одну минуту. Ещё немножко изобретений, которые непременно нужно купить, потому что только Богу известно, как же вы до сих пор обходились без них!

Вот пианола, такая машина, чтобы сама играла на пианино. Кое-кто десять лет играть учился, между прочим, как проклятый. Или связыватель и развязыватель разнообразнейших узлов. Или машинка для счета денег (единственная, кажется, полезная вещь). Ловкие господа делают капиталы на нашей лени. Все подчинено торговле в наше время, все! Изобретатели изобретают способы убедить нас, что мы не можем обойтись без массы вещей. Шарлатаны придумывают лекарства от болезней, о которых мы и подумать не могли, если бы нам о них не сообщили. Магазины, куда вы заехали купить керосина, пытаются впихнуть вам со скидкой комплект клизм и сеточку для волос. Все только и думают, как бы сделать так, чтобы мы покупали, покупали и покупали. Ведь если мы не будем покупать, все разорятся. Начнется безработица, кризис! Куда деваться? Миром правят деньги. Только с этой точки зрения можно выбрать себе занятие. А интеллигентному человеку деться некуда. Он ведь хочет приключений, чудес, романтики!

Какой там – романтика умерла. Лет пятьдесят уже, как ее совсем не осталось. Но знаете что? Наша история не об этом. Она о том, как двое юных балбесов, начитавшись романов, решили сделать, пожалуй, самую невозможную карьеру из всех существующих на свете: зарабатывать любимым делом! Правда, дела у них нет, его еще нужно найти… Позвольте теперь, дорогой читатель, представить вам молодого человека по имени Д.Э. Саммерс и его друга и компаньона М. Р. Маллоу.

Двое джентльменов встретились, когда им было только пятнадцать, на берегу речки Винуски, штат Вермонт. Эти края на северо-востоке Соединенных Штатов называют Новой Англией. Самая европейская часть страны, цивилизованная и рафинированная. Везде лавки, офисы, магазины. На каждом холме по отелю. И все всех знают. Так что всю жизнь вы будете встречать одних и тех же людей, говорить об одних и тех же скучных вещах и слушать одни и те же сплетни.

Даже и думать нечего, чем заняться. Прямая дорога или в служащие, или в лавочники, или… или… собственно, в этом и проблема.

С этого все и началось.

Книга первая
Универсальный саквояж миссис Фокс

Глава первая, в которой не происходит ничего хорошего

Мистер Эзра Джосайя Саммерс, рукоположенный пресвитер городской общины Пустых Последних Дней, постоянный член-корреспондент «Нью-Йоркского общества подавления греха», почетный председатель городского Общества трезвости, яростный сторонник комстокеризма, автор многочисленных выступлений в «Баптистском миссионерском вестнике» касательно искоренения всякой безнравственности, спустился из своего кабинета. Брыли вздрагивали над его бакенбардами.

– Мир и покой снисходит на того, кто всем сердцем постигает, что Христос жил и умер ради всех нас… Аллилуйя!

– …и муки его искупительной жертвы сопровождают нас ежедневно и ежечасно, на рассвете и на закате, на закате и на рассвете, от рассвета до заката.

– Ибо на каждом шагу всех нас и каждого из нас подстерегают ловушки и искушения. И в одну из них, в эти врата праздности ума и похоти тела, попался мой сын! Что это?

– Это… э-э… это сочинение мистера По, описывающее нравственное падение чад Его и борьбу за покаяние их.

– Так! А это?

– Это про одного безумца, возомнившего себя Им, пошедшего против Воли Его и сотворившего себе подобного из тел усопших, и создавшего чудовище, которое…

– Прекрасно! Ну, а это?

– А это сочинение мистера Жюля Верна, описывающее пребывание четверых путешественников на необитаемом острове без еды и питья, одним духовным усилием, к вящей славе Его.

Отец засвистел носом.

– А это?

– А это… а это…

ДРАМА В НОЧЛЕЖКЕ

ЦИРК ДОКТОРА ПОЛИДОРИ

ПРИВИДЕНИЕ ТЕТИ ЕВЛАЛИИ

Нет, то, что на обложках скелет, гремящий костями по лестнице и пугающий пожилого джентльмена под хохот маленьких засранцев, цирковые кулисы, где явно происходит нехорошее, и дамочка, вылезающая из окна в черной полумаске, еще оставляло шанс. Хотя, признаться честно, это был очень маленький шанс. Но даже поднаторевший в деле Джейк Саммерс не мог выкрутиться, когда вот, огромные буквы:

НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ КОРОЛЯ СЫЩИКОВ НАТА ПИНКЕРТОНА!

И ладно бы только это. Там было еще всякое, вполне отвечающее названию:

ПЯТИЦЕНТОВЫЕ ИСТОРИИ

Мистер Саммерс сгреб всю стопку со стола. Точнее, попытался это сделать за один раз. Присел, поддернув брюки, перед камином.

То, что делало жизнь Джейка Саммерса хоть немного более сносной, гибло у него на глазах. Почти три года. Все накопления, обмен правдами и неправдами, и даже мелкие кражи, потому что взятое он не собирался возвращать.

– Роз! – пресвитер ворошил кочергой книги, пачкая в золе рукава. – Где вы? Несите трость.

Служанка вышла. Сейчас. Сейча-ас. Ну, где приглашение? Никто не хочет, чтобы Джейк Саммерс поднялся в кабинет? А? Почему он молчит?

И, поняв, что все будет гораздо хуже, Джейк отвел взгляд от дергающихся локтей отца.

Что бы ни было, книги погибли. Все выгребли, дочиста. Что у него осталось?

СЕКРЕТ СИЛЫ

ЦАРСТВО РАССВЕТА

ЛУЧШАЯ НОВОСТЬ ВАШЕЙ ЖИЗНИ

МРАК САМОНАДЕЯННОЙ ДЕРЗОСТИ

ЛУЧ СВЕТА В ЦАРСТВЕ ТЬМЫ

БОЛЬШАЯ ОШИБКА

ТОТ, ЧТО ВО ПРОПАСТИ СГИНУЛ

Когда похоронный церемониймейстер не гневался из-за лености и лжи одного отрока, а, наоборот, питал надежду, у него обычно выходило про секреты силы, способы обретения радости и царство Света. Когда надежда рушилась – про Тьму, пропасть и гибель. Последние три года в основном про гибель.

Брошюр было ужасно много.

Саммерса-старшего побуждал к служению Святой дух и пылкое желание вразумлять и питать стадо Божье. Саммерс-младший руководствовался не менее пылким желанием по возможности реже быть вразумляемым кем бы то ни было. Отец, как и подобает рукоположенному служителю общины, использовал каждую возможность подтвердить свое призвание молитвой. Сын подумывал о том, что истинная вера вряд ли нуждается в таком количестве подтверждений. Пресвитер неукоснительно делал все, чтобы его собственную жизнь и жизнь членов его семьи не пятнали помыслы пустые и суетные. Его сын… да, собственно, мы отвлеклись.

Не далее, как две недели назад Саммерс-младший вышел с утра на улицу со стопкой этих душеспасительных чтений. Удачно успел отскочить за угол, избежав, таким образом, встречи с Альфом и Генри Лароз, надежно спрятал брошюры в выгребной яме общественной уборной, аккуратно уронил сверху деревянную крышку, скрыв, таким образом, улики, свернул на Черч-стрит, довольно метко вернул встречному мальчишке брошенный в спину огрызок, и уже приготовился приятно провести день, шатаясь по городу. Как вдруг был схвачен за ухо яростной рукой отца. Под свист и насмешливые комментарии в спину, был доведен до экипажа, препровожден домой, примерно наказан и до сегодняшнего дня находился под домашним арестом.

Выходить разрешалось только на собрания общины. Утренняя молитва. Вечерняя молитва. Остальное время молодой человек проводил в дощатых стенах мастерской, закатав рукава и шаркая рубанком.

«Труд скорбный и искупающий».

Почему, черт побери, труду так необходимо быть скорбным?

Но тут хлопнула дверь отцовского кабинета и послышались торопливые шаги Роз.

Отец на него не смотрел, разворошил кочергой страницы, дождался, чтобы пламя как следует схватилось. Принял в свои руки трость.

– Матильда! – позвал он. – Матильда, иди сюда!

Джейк взглянул матери в лицо, не выдержал и стал смотреть в пышную пепельную прическу. Вошли старшие. Из-за их юбок выглянула Эмми, которую тут же схватили за руку.

Семья была в сборе.

– Джейк! – это была Софи. – Опять! Ты что, нарочно? Тебе, может быть, это нравится? Тебя наказывают, а тебе все равно. Ты нас так ненавидишь? Когда же, наконец…

– Он не нарочно, – возразила Дороти. – Он болен. Теперь это ясно. Его нужно отправить в сумасшедший дом.

– Джейк Саммерс, – привычным торжественным тоном проговорила мать, – мы глубоко опечалены твоим поведением. Пусть наказание очистит твою душу.

Джейк старательно не смотрел на Эмми. Скинул пиджак, перегнулся через подлокотник кресла и тонкая, гибкая трость рассекла над ним воздух.

– …ежедневно и ежечасно. Ежедневно и ежечасно… – молились мать с сестрами.

– Софи, – позвал Джейк, – давно хотел тебя спросить. Скажи-ка, а ты…

Пресвитер замахнулся.

– …ты не слишком стараешься быть сторожем брату… своему… Ай!

– Замолчи! Это для твоего блага!

– Помню я, помню. Фу, Софи. Взрослая девушка, а… лазает по всяким подозрительным местам. На крышу! К соседям! Ай, мама!

Во всяком случае, у Софи будет разговор с матерью. Скорее всего, будет. Не может же быть, чтобы… И, кстати, кто же помог ей все это перетащить. Неужто… отец…

Звонко щелкала трость.

Джейк дергался из стороны в сторону – не так просто было терпеть. Но выговорил:

– Давай, папаша, старайся. Авось ТАМ кто услышит.

Все ахнули.

Стоявшая снаружи толпа детей живо интересовалась происходящим. Толстый Альф Лароз успел спрятаться, чтобы не попасться выбежавшей служанке, и увидел, что, во-первых, в руках у той кухонный нож, а во-вторых, что направляется она к иве у придорожной канавы.

Когда девица вернулась с пучков прутьев, сомнений уже не осталось.

Толпа детей радостно заржала.

Прислуга скрылась за дверью. Из дома слышался шум, грохот, проклятия, крики и вопли. Джейк посылал всех к дьяволу и называл отца такими словами, что кровь стыла в жилах, глаза вылезали из орбит, а волосы шевелились на голове. Но недолго. Вскоре он перешел на душераздирающее: «Не буду! Не буду! Хватит! Не надо больше!».

Потом, наконец, настала тишина.

Оглянувшись по сторонам, Альфред Лароз приник к замочной скважине.

В коридоре, который вел прямо до лестницы, раздвинулись портьеры и Джейк без пиджака и жилета рванул вверх. Отстегнутые подтяжки болтались, путаясь у него под ногами, а он не обращал на них внимания, хотя мог и шею сломать. Тут же выскочил папаша, нагнал его и схватил за плечо. У Джейка вздымалась грудь, он тяжело дышал, щека горела. За гробовщиком явилась Софи. Что говорил гробовщик, разобрать толком не получалось. Но, судя по тому, как тряслись его бакенбарды, когда он указывал Софи на Джейка, и как она кивала, и как потом Джейк ушел наверх – ясно. Он был вроде арестанта.

Чертовски забавно.

Глава вторая, в которой происходит кое-что хорошее, а именно знакомство двоих джентльменов

Во вторник, 25 апреля 1905 года солнце грело щеки, ветер шевелил волосы и вообще погода с самого утра стояла такая, что до смерти хотелось стать счастливым. Сразу и навсегда, одним махом.

Джейк Саммерс сидел на валуне на берегу речки Винуски и запускал камешки в воду.

Раз, – запрыгал плоский камень, – два… три… «…четыре-пять-шесть…семь!» – другой камень, пущенный чьей-то чужой рукой, нагло обогнал его собственный.

Джейк обозрел это дело. Оборачиваться не хотелось, но, гори все огнем, могут напасть сзади.

Один он там или их много? Ни обидных реплик, ни гогота не последовало. Возни тоже не было слышно.

Тогда Джейк неторопливо поднял пару камней, взял один поудобнее, зажал второй в кулаке и медленно повернулся.

Чуть поодаль стоял такой маленький, в желтых ботинках. Голову к плечу склонил – смотрит, как воробей. Джейк обозрел чужака от ботинок до больших, как у девчонки, карих глаз. Светлые бриджи старенькие, а сидят отлично. Серый пиджак с блестящими пуговицами лихо заброшен на плечо. Сам тощий, шея жалкая. И близорук – вон, щурится. Брови срослись на переносице, а черные кудри треплет ветер. Рот широкий, как у лягушонка. Взгляд уверенный, чуть не самодовольный. Хоть и шкет. Видно, что ловкий – этакий прошмыга.

Природа наградила Джейка Саммерса ростом… нет, не высоким. Высокий – это другое. Длинный – вот правильное слово. Это когда вам вечно приходится наклоняться, чтобы невзначай не стукнуться головой, и вы пытаетесь все время об этом помнить, и выходит еще хуже, потому что вы всё время пытаетесь уменьшиться, а потом выпрямляетесь в самый неподходящий момент. Когда только что потихоньку открыли дверцы буфета, да сдуру нагнулись поднять упавшее на пол печенье. Когда вечно некуда девать руки-ноги, плечом вы вечно встречаетесь с дверными косяками, а на ваши ляжки ополчились все углы мебели. Когда все время хочется если не согнуть колени, так хоть голову наклонить.

Парень выглядел так, что сразу становилось понятно: ему хорошо, ему удобно, он себе нравится. В общем, все с ним было, как надо.

Ни мрачных бесцветных глаз, ни рыжего ничтожества на подбородке, а на лбу ни прыщей, ни приговора: «паршивая овца».

Теперь попробуйте представить, что на вас старые штаны, из которых вы выросли, не очень чистая рубаха и куртка, от которой пахнет скипидаром. Все лучше, чем черный костюм, в котором вы – вылитый дед в молодости. Не говоря уже про траурный цилиндр.

Джейк размахнулся и швырнул камешек в воду. Незнакомец тихонько присвистнул и сел рядом. Тоже нашарил камешек. Швырнул в реку. Джейк снова не остался в долгу. Сражение длилось до тех пор, пока до ближайшего метательного снаряда было можно достать рукой. Потом камешки кончились.

Джентльмены брели по берегу, по очереди пиная попавшуюся консервную банку. Еще каких-то две недели назад берег Винуски был затоплен весенним паводком, и теперь на каждом шагу попадались то гнилые палки с прилипшей сухой тиной, то разлохмаченные куски каната, то еще какая-нибудь дрянь. Около скелета утки, еще сохранившим пучки перьев, обошли раза три. Так ничего и не придумали, пошли дальше. Нашли, между прочим, ржавый сапожный молоток, немного старых монет и одинокий ботинок с высунутым языком. Молоток подобрали на мелководье, монеты 1855 года нашли, поднимая валуны, а ботинок лежал на мостовой. Ботинок переехала телега, и двое джентльменов пинали его, пока, отпихивая друг друга, не сверзились по насыпи.

– Все время думаю, – незнакомец отряхнул штаны, – куда деваются от них люди?

Джейк пнул ботинок и тот улетел в воду.

– А куда они деваются?

– Ну, вот ты видел когда-нибудь на улице кого-нибудь в одном башмаке?

– Так люди просто выбрасывают старые башмаки.

– Да? – прищурился незнакомец. – А тогда почему никогда не попадаются вторые? Они их по одному выбрасывают? Вот ты видел когда-нибудь два башмака разом? Хотя бы на расстоянии мили? Хотя бы двух миль!

Джейк отмахнулся – отстань. Он мотнул головой, откидывая со лба упавшую прядь своих бесцветных волос, и двинулся дальше.

Решили купаться.

Вода, признаться честно, была очень так себе: конец апреля – все-таки не лето, да и Винуски течет с каких-никаких, а гор. Вон, на камнях возле воды еще попадались островки снега.

Джейк решил доплыть до середины реки, но у него стыли зубы, от холода сводило ноги, кожа на затылке стягивалась, как будто решила слезть. Тогда он рванул к берегу, где плескался один жалкий тип, и скоро молодые люди стучали зубами среди валунов.

– Откуда ты взялся? – Джейк натягивал подштанники на покрытую мурашками кожу. – Я тебя раньше не видел.

– Это потому, что мы недавно приехали, – с готовностью откликнулся парень. – Мой отец – Томас Маллоу. Может, слышал?

– Нет. Так и думал, что ирландец. Только акцент у тебя какой-то… французский, что ли? Канада?

Акцент был. Французский определенно. Но не Канада. Этих Джейк знал хорошо.

– Родился в Бордо, – пожал плечами новый знакомый. – А ты из здешних мест, правда?

Он передразнил жесткий говор уроженца Вермонта:

– «Врмон, Брлингтон».

– «Ве'мон, Бе'лингтОн», – передразнил Джейк в нос. – Как зовут?

Парень почему-то замялся.

– А тебя?

Раздался плеск: проплывающий бобр жалко вытягивал мокрую шею.

– Сэр, я первый спросил.

– Джейк. Джейк Саммерс.

– Ладно, – сказал парень. – Только обещай, что не будешь смеяться. Мармадьюк Маллоу. Но лучше – просто Дюк.

– Черт, ну и имечко.

– От деда, – Дюк пожал плечами. – Костюмчик у тебя тот еще. Дай угадаю: папаша – священник?

– Предводитель общины баптистов. Он гробовщик. Похоронный церемониймейстер.

– Похоронный кто?

– Церемониймейстером папенька сам себя называет. Ну, знаешь, подготовить тело, договориться со страховой конторой, церемония, процессия, цветы, то да се…

Дюк только крякнул.

– Давайте-ка, сэр, уничтожим улики. Тебе ведь тоже купаться не разрешают?

Мокрые волосы ерошили до тех пор, пока с них не перестало капать. Потом долго сидели на солнце.

Тени кленов вытянулись. Становилось прохладно.

– Слушай, – во второй раз промахиваясь мимо подмоченной штанины кальсон, сказал Дюк, – завтра придешь?

Джейк скакал, натягивая второй носок. Уронил его в воду, плюнул и просто сел на камни.

– Я тут решил, – медленно произнес он, – туда не вернусь.

– Ого, как! – присвистнул Дюк. – А куда же ты, интересно мне, денешься?

Джейк сунул носки в карманы.

– Не знаю. Оставаться здесь я больше не могу, хоть ты меня убей.

– Даже не собираюсь! Убивать тебя? Куда я дену труп? И с кем буду болтать? Кстати, сэр, а где вы намерены ночевать?

– В чьем-нибудь сарае. На чердаке. Мало ли, где.

– А на что вы будете жить? И что вы будете кушать?

– До завтра как-нибудь обойдусь. Там посмотрим, как уехать. А чем буду заниматься… Это, сэр, такое дело… Собственно говоря, я намерен поискать что-нибудь… чего-нибудь… Ну, только не смейся. Если коротко: приключений.

Повисла пауза.

– Ну, чтобы найти то, что мне нужно, – слишком быстро и слишком бодро продолжал Джейк. – Надо же, чтоб что-то происходило! Знаешь, как у мистера Жюля Верна, и Майн Рида и…

– А Стивенсон? – проявил осведомленность в вопросе новый знакомый.

– И он тоже, – согласился Джейк. – И Фенимор Купер. И…

– …и Дюма!

– …и Пинкертон…

– Ой, да! – подхватил Дюк. – Пинкертон – вещь. А еще мистер Конан Дойль.

– Ох, не говори! Обожаю.

– Брат!

– Что?

Дюк долго молчал.

– Слушайте, сэр, – он натянул на плечи помочи.

Еще помолчал.

– Слушайте, сэр! У вас такое сомнительное предприятие… возьмите меня с собой, а?

Джейк смотрел туда, где был тот берег, а полагалось быть горизонту.

– Ну, возьмите, – небрежно произнес Дюк, – что вам стоит. Я не знаю, чем намерен заниматься, вы не знаете, чем намерены заниматься – почему бы нам и не знать этого вместе? Вдвоем веселее.

– Ты это что, – повернулся Джейк, – серьезно, что ли?

– А ты разве против?

– Против? В жизни не слышал более интересного предложения!

– Слушай, а что же твои старики? Не будут против?

Дюк пригладил мокрые, растрепанные береговым ветром кудри.

– Мои старики? Матери уже четыре года как нет. Отец женился через год после ее смерти. У них уже двое детей. Он будет только рад куда-нибудь меня сплавить.

– А если ты передумаешь? Я же всерьез. Еду неизвестно куда, ищу неизвестно что, без цента денег… Черт знает, сколько я буду скитаться. Ты будешь скитаться?

– Ну, конечно, я буду скитаться!

– А что, если тебе это только кажется? Может, на самом деле ты совсем не хочешь скитаться! Не всякий может скитаться. Это не такое простое дело.

– Кажется? – переспросил Дюк. – Нет, сэр, не думаю, что мне кажется. Ну, раз мы теперь заодно, надевайте ваши штаны и потопали к моему отцу. Уж не знаю, что там у нас будет завтра, но сегодня я намерен предложить вам обед и пристанище.

– Отлично, сэр! – обрадовался Джейк, у которого живот распевал оперные арии. – А не будет твой отец против?

– Не должен. Он у меня ничего старикан.

– А чем он занимается, твой отец?

– Физикой. Он, как бы это сказать, изобретатель.

– Ого!

Дюк пожал плечами.

– Как посмотреть, сэр. Как посмотреть.

– Куда смотреть-то? Что плохого в науке?

Сын изобретателя усмехнулся.

– В основном, отсутствие денег. Не мог же я вот так сразу взять и сказать: мой отец – изобретатель-неудачник, прожил на судебных разбирательствах все свое наследство, доставшееся от деда, а тому – от прадеда, а тому, кажется, от его прадеда.

– Грустная история.

– Ну, вот такая вот история, – Дюк взял пиджак. – Сначала все было хорошо, отец даже получил премию от какого-то научного общества. За этот, как его, крошкособиратель.

– За что? – поразился сын похоронного церемониймейстера.

Дюк перекинул пиджак через плечо.

– За крошкособиратель, говорю. С педальным генератором.

– Ничего себе, – как мог, деликатно, сказал Джейк.

– Потом, – новый товарищ двинулся по дороге, – какой-то хмырь подал на него иск: дескать, изобретение вовсе не отца, а его собственное. Пять лет, штук двадцать заседаний. Суд отец проиграл, знакомые показывали пальцем, – вот и пришлось искать, куда бы переехать. Дела пошли не очень-то, и один знакомый предложил отцу читать лекции в здешнем университете. Да на них разве проживешь. Если бы не вакуумный ветрогон – ну, знаешь, пыль собирает – просто не знаю, что бы было.

– Вакуумный ветрогон? Это не такая ли это штука, которую по субботам возит от дома к дому старый Айзек Робинзон? «Почистить ковер, избавить от пыли»?

– Ну да, как раз такой. У отца он еще и окна моет, и карточки фотографические сушит, и шарики надувает.

– Ничего себе, – опять сказал Джейк.

Прилетела пушинка, застряла в ветке клена, бросавшего рваные тени на берег. Дюк осторожно отцепил ее и пустил по ветру. Молодые люди поднимались по ступенькам набережной.

– Последние два года мы только и делали, что переезжали, – продолжал Дюк. – Сначала Ажен. Потом Марсель. Потом Квебек. Я даже в школу толком не ходил. Меня учила… в общем, учился я большей частью дома.

– А я обошелся здешней бесплатной, – завистливо пробормотал Джейк. – Ты уверен, что не передумаешь?

– Я еще ни в чем не был так уверен.

Приятели отправились пешком по Главной улице, прошли Милл-стрит, Баррет-стрит и оказались на Колчестер-авеню. Прошли еще вперед по мощеной дороге и Дюк легко перепрыгнул две каменные ступеньки перед дорожкой к дому.

Около дома шуршал листвой клен. Это был не слишком большой деревянный дом, довольно старый, и краска на террасе порядком осыпалась. Резной портик, колонны и окна не столько белые, сколько облезлые. Каменные ступеньки крыльца начинали разваливаться. Кусты папоротника разрослись, а газон, похоже, был предоставлен собственному существованию.

Дверь гулко стукнула, пропуская двоих джентльменов, и они оказались в полутемном холле. Из окна падал солнечный квадрат. В луче света плясали пылинки. У распахнутой двери гостиной стоял на коврике старый стул, не давая ей захлопнуться. Тут же на двери висел барометр. У лестницы стоял старый буфет и полки были забиты всякой рухлядью. Джейк едва не споткнулся, рассматривая медные и латунные лампы, тусклые чайники, масленки, и бог знает что еще. На связке латунных трубок висело маленькое велосипедное колесо. Одна полка была забита рулонами проволочной сетки, среди них тосковал утюг, а под потолком болтались связки жестянок.

При этом на самом буфете стояли серебряные сахарница, солонка и соусник, а к полкам был прислонен поднос: прислуга сервировала здесь обед перед тем, как подать его на стол. Да и пол под гнутыми ножками буфета был чисто вымыт.

Дюк сбежал по лестнице, сунул нос в гостиную, обнаружил, что там пусто, и джентльмены простучали каблуками вверх: сперва по лестнице на второй этаж, затем по другой, маленькой, в пять ступенек – на чердак.

Тяжелая дверь была заперта на замок.

– Ясно, – коротко сказал Дюк и они стали спускаться.

Гостиная была маленькой, светлой. Окна чистые, а занавеси полиняли. На стенах акварели с лесом, озерами и водопадами. У окна журнальный стол с лампой, на нем книги, а на них, как ящик Пандоры – шкатулка для рукоделия. Перед камином большой диван и два кресла: качалка и большое, мягкое. Задом к дивану пианино, по крышке в беспорядке – ноты.

Молодые люди прошли гостиную и Дюк раздвинул портьеры. Здесь, под лестницей, был маленький холл. Турецкий ковер в молодые годы, вероятно, являл собой предмет роскоши. Бархатный диванчик с деревянной спинкой от старости полысел. На полукруглом столике у стены ваза с ирисами. Даже не постучавшись, Дюк открыл дверь.

Сидящий за письменным столом человек предостерегающе поднял палец, покачал им из стороны в сторону и продолжал сосредоточенно писать. Дюк кивнул и потянул приятеля за собой. Джентльмены на цыпочках проследовали к дивану, стоящему сбоку стола у стены, и, гнусно заскрипев пружинами, сели.

Человек за столом нахмурился. Между черными, как у сына, бровями, залегла складка. Сконфуженный Джейк огляделся по сторонам.

Кабинет был тесным. Всю заднюю стену от пола до потолка занимали книжные полки. По стенам развешаны чертежи, схемы, таблицы.

Окон не было.

Мистер Маллоу долго писал, потом поднял голову.

Это был невысокий худощавый человек лет тридцати пяти-сорока с редеющей кудрявой шевелюрой, не черной, как у Дюка, а темно-русой, и аккуратно постриженной бородой. Он выслушал, набивая трубку, сына, прикурил и встал.

– Значит, хочешь смыться?

Новоиспеченный искатель приключений набрал воздуха. Он хотел сказать, что до встречи с Дюком у него не было ни одного друга; что мистер Саммерс-младший готов ночевать не то, что в чужом сарае – если разрешат, но даже в придорожной канаве; что, сто тысяч чертей, у него есть мечта, а мечты должны сбываться. Иначе какой в них смысл?

Но вместо этого ответил:

– Да.

– Отец – священник?

– Пресвитер общины Пустых Последних дней.

– Да, парень! Порадовал папашу, нечего сказать!

Джейк открыл было рот, но мистер Маллоу внимательно оглядел его с головы до ног.

– М-да. На твоем месте я сделал бы так же.

И не успел Джейк сказать что-нибудь по этому поводу, в кабинет вошла женщина.

Мачехе Дюка было около тридцати пяти лет – возраст, на взгляд пятнадцатилетнего искателя приключений, преклонный. Но карие глаза блестели, каштановые (чтобы не сказать, рыжие) волосы были уложены в красивую прическу, нос задорно вздернут, немножко широковатый рот – ярок, а тонкий стан затянут в зеленое платье. Двигалась миссис Маллоу быстро. Одним словом, женщиной она была что надо.

– Томас, сколько можно? Обед давно на столе.

Она сурово сложила руки на груди.

– Идем, уже идем, – мистер Маллоу предъявил жене дымящуюся трубку, и с ней в руках подошел к искателю приключений. – Разреши представить тебе Джейка Саммерса. Он друг нашего сына. Видишь, а ты боялась, что Дюк никого не найдет!

– Здравствуйте, Джейк, – миссис Маллоу окинула гостя с головы до ног любопытным взглядом. – Я рада. Дюк такой застенчивый мальчик! Вы, конечно, с нами отобедаете?

Потом улыбнулась, сделала мужу глазами и вышла.

– Мальчики! – послышался ее голос издалека. – Все за стол!

– Значит, свободное плавание, – изобретатель пыхтел трубкой. – Что ж, я был всего на год старше, когда уехал из дома отца.

Дюк тайком бросил на приятеля торжествующий взгляд: «я говорил!».

– Надеюсь, ты будешь удачливее меня, – отец смотрел, как тает в воздухе дымное облако. – Что ж, сэр, я рад. Вот ты и стал взрослым.

По виду мистера Маллоу никак нельзя было сказать, что он так уж рад. Джейк неуверенно улыбнулся. Ему все еще казалось, что это сон, и он вот-вот проснется и увидит, что все по-старому. Что касается Дюка, тот просто весь сиял.

– Что встал? – набросился он на приятеля и хлопнул его по плечу. – Пошли обедать!

Они вышли из кабинета, пересекли опять гостиную. Здесь мистер Маллоу распахнул вторую, дальнюю, дверь. За которой оказался длинный холл, весь наполненный запахами готовящегося обеда. Джейк ступил на старый ковер. Очень просторная, с раздвинутыми бархатными шторами на высоких окнах, столовая казалась еще больше от того, что мебели для комнаты такого размера было мало. У стены щеголял изогнутыми ножками единственный буфет. К стене жалась пара стульев. На буфете стояли две вазы, часы, несколько статуэток и лампа с желтым абажуром. Зеркальные полки над буфетом, где полагалось быть фарфору, пустовали, а медные светильники на стенах давно не чистили. В центре комнаты, под круглой, на длинных цепях, люстрой, располагался обеденный стол.

В общем, это была бедность, но Джейк Саммерс дорого бы дал, чтобы жить в такой бедности.

После того, как съели щавелевый суп, потом печеную рыбу, и миссис Маллоу удовлетворила свое любопытство относительно того, сколько Джейку лет, и кто его родители, и где тот учился, и где живут все его родственники, и потребовала, чтобы прислуга несла кофе, ей, наконец, был изложен план.

Отец Дюка кашлянул и сказал:

– Ну, джентльмены, к делу. Чем именно вы намерены заниматься?

Молодые люди переглянулись. Не говорить же было про Пинкертона и Жюль Верна!

– Так я и думал! – засмеялся мистер Маллоу.

– Я тоже, – добавила миссис Маллоу, помешивая ложечкой в чашке.

– Хорошо, – продолжил отец. – Посмотрим, что вы умеете делать.

– Дюк, если бы ты не был таким лентяем, то прекрасно смог бы преподавать французский! – воскликнула миссис Маллоу.

На эту пылкую фразу новый знакомый Джейка набил полный рот пирогом с ревенем и замотал головой.

– Ты бы еще предложила Джейку поступить в духовное училище, – иронически предложил изобретатель.

Перепалка была скучной. Джейк разглядывал младших Маллоу.

Оба они были лет трех, глазастые, круглощекие, курносые, сразу видно, что похулиганить – любимое их занятие. Одного звали Сирил, второго Рой. Как раз сейчас один из них пытался добраться до сахарницы, а миссис Маллоу, притворяясь, что ничего не замечает, потихоньку отодвигала ее.

– Я умею ездить верхом, играть на пианино, стрелять, – принялся перечислять Дюк. – И еще покер.

– Вот уж этого, пожалуйста, не надо! – возмутилась миссис Маллоу.

– Тем более, что играешь ты неважно, – вставил мистер Маллоу. – Да и уметь держать в руках ружье совсем не то же самое, что «уметь стрелять». Ну, еще что?

– Свистеть, пререкаться и прятаться по углам с книгой, – сообщила его жена.

– А вы, молодой человек? – обратился к Джейку изобретатель.

Тот отчего-то молчал.

– Так-так? – подбодрил его мистер Маллоу.