Луша. Продолжение романа «Хорошо ли нам будет там, где нас нет?» Роман в шести томах. Четвёртый том «Луша» и пятый том «Луша и Марк»

© Лукерья Сайлер, 2020

ISBN 978-5-4498-1591-0 (т. 4,5)

ISBN 978-5-4498-0517-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Лукерья Сайлер-Мария Трубина

Луша

продолжение романа

Хорошо ли нам будет там, где нас нет?

Роман в шести томах

Четвёртый том «Луша» и пятый том «Луша и Марк»

издаётся на русском языке

Четвёртый том «Луша»

Первая глава

Барбара Крах

Марк не уехал в Россию через полгода, как собирался и как сказал бабе Эмме. Дела его сложились так, что он вынужден был задержаться в Германии ещё на некоторое время. Не надеясь на то, что ему когда-нибудь придётся работать журналистом за границей, он даже не пытался писать и искать себе работу. Сразу же, после окончания шпрахкурсов, Марк уехал в Мюнхен. Там устроился на работу в частную фирму грузчиком – уборщиком за 15 марок в час. Поселился он в маленькой гостинице на окраине города, хозяйкой которой была старая женщина – 80-ти лет. Она одна содержала эту гостиницу из 8 комнат, по два места в каждой, и не только содержала, но и выполняла все в ней работы. Звали хозяйку госпожа Барбара Крах.

Марк решил остановиться в этой гостинице на время, пока не найдёт подходящего для себя жилья. Работать в фирме он должен был, с 8 до 17 ч., но на самом деле приходилось задерживаться до 21—22 часов. За переработанные часы шеф платил ему по 10 марок в час «в конверте». В субботу и воскресение фирма не работала, и для Марка эти дни были свободными.

Однажды, придя в гостиницу, он увидел, как госпожа Крах одна передвигает ёмкости, наполненные мусором. Марк помог ей. После этого они сели на лавочку возле дома, и хозяйка стала расспрашивать его: откуда он приехал, где работает. Узнав, что Марк из России, она сказала:

– Да, я много слышала о России от своего мужа. Он был там 4 года в плену.

До самой смерти вспоминал русских добрым словом. Рудольф, так звали моего мужа, рассказывал о том, как русские женщины спасли его, не дали умереть от голода и холода. Всегда он удивлялся этим людям: «Сколько Гитлер горя им принёс, почти всё разрушил в их стране, а они не озлобились; жалостливые они, если на них с ружьём и палкой не идёшь». – Да, да всегда он удивлялся русским, потом, через 25 лет – после войны, ездил в Россию по туристической путёвке. Приехал и говорит: «Если бы я не видел, что было с Россией в 1945 году – не поверил. Следов от войны не осталось, только памятники о ней напоминают, такую огромную работу выполнили русские, всё восстановили и много нового настроили». Уважал Рудольф русских. А что там сейчас-то происходит, почему все уезжают из России? Революция, Гражданская война, что ли снова? Раньше многие старались уехать в Россию. Богатая очень она, говорят, и люди там доброжелательные живут, беззлобные. Я сейчас редко смотрю телевизор, газеты вообще не читаю. После того как Рудольф умер, год назад, очень много работы стало. С утра до вечера всё одна делаю. Дочь и внук есть, но они живут в Канаде. Не хотят сюда ехать, а я к ним не хочу. Бросить всё не могу. Мне кажется, перестану работать – умру сразу же, а хочется ещё пожить, хоть и старая. В любом возрасте умирать не хочется. Мне уже 80 лет исполнилось в том году.

– Моей бабушке тоже в 2000 году 80 лет.

– Целый век почти прошёл. Войны пережили, голод и бедность послевоенную. В Германии после войны тоже было ох, как трудно. Не дай Бог, кому, когда-нибудь это испытать ещё раз. Ну что там, в России, сейчас происходит?

– Очередная разруха под названием «Перестройка». От последней Мировой войны она тем отличается, что разрушают её и грабят руками самих же русских под смех и хохот всего народа над собой. Госпожа Крах недоумённо посмотрела на Марка, не поняв смысла его слов. Она отнесла это на не очень хорошее знание Марком немецкого языка и спросила:

– Что вы сказали, я не поняла?

– Я не могу по-другому объяснить этого, только могу сказать, что эта Перестройка хуже, чем война и революция вместе взятые.

– А-а, да, да, теперь я понимаю, снова грабят и убивают?

– Да убивают, несколькими способами: первый – организовывают войны на Кавказе, второй – заказывают убийства (заказными убийствами), третий – наркотиками и водкой.

– Но в России очень крепкую водку пьют и сразу много – целый стакан. Да, да, Рудольф говорил, что женщины не пьют совсем, а мужчины целый-целый стакан пьют, за один раз, а потом огурец и хлеб нюхают и почему-то мало пьянеют. Рудольф рассказывал, что тоже один раз попробовал выпить целый стакан русского шнапса. Не ел огурец и хлеб, а нюхал. Он говорил, что потом чуть не умер – сильно болел. Но всё равно, старый мой, пил русскую водку. Не большими, конечно, стаканами, а маленькой рюмкой и всегда нюхал сначала еду, а потом ел. Научился. Водка у меня и сейчас есть.

– В настоящее время в России пьют многие водку: и мужчины, и женщины, и уже не нюхают еду, а сразу едят, а нюхают они наркотики.

– О, о! – Это очень плохо – это очень большая беда для всех людей. В Германии тоже много стало наркоманов среди молодых – просто беда. Да, да, это очень большая беда для всех, огромное социальное зло, с которым очень трудно бороться. Его можно победить только в том случае, если все страны в мире объединятся и примут единый закон по борьбе с ним. – Госпожа Крах глубоко вздохнула, спросила. – Как долго Вы собираетесь жить у меня? Женаты Вы? Имеете ли детей?

– Был женат, имею двух дочерей. Они остались в России. Буду жить у Вас пока не найду себе недорогое жильё.

– Вы один в Германии?

– Нет, мои родители здесь, бабушка, почти все родственники. В России осталась немногие и моя семья. Мы с женой разошлись.

– Да, очень жаль, когда у молодых не получается совместная жизнь. Мы с Рудольфом 50 лет прожили вместе.

– Да, это очень много. Я ищу квартиру для себя одного.

– В Мюнхене жильё очень дорогое.

– Да, я знаю.

Так оне разговаривали теплым летним вечером, сидя на лавочке под большими кронами деревьев.

– Вы в следующий раз не двигайте сами контейнеры с мусором, позовите меня, я Вам помогу.

– Спасибо, спасибо, позову. Почему-то, они для меня сейчас стали тяжёлыми, – улыбаясь, сказала старая женщина.

На другой день, вечером, госпожа Крах пришла к Марку в комнату, сказала:

– Я хочу сделать Вам предложение. Конечно, понимаю, что у Вас есть основная работа, но, может быть, Вас заинтересует то, что я Вам предложу. У меня на первом этаже есть небольшая комната, и Вы могли бы переехать туда и жить там. Платить мне за неё не надо, но Вы должны будете выполнять работу, которую я Вам сейчас скажу. Надо убирать мусор, сухие листья вокруг дома, приводить в порядок клумбы, обрезать деревья, вытаскивать и ставить на место мусорные контейнеры. Жильё в моей гостинице стоит 30 марок за 1 день. Я Вам предлагаю работать в неделю четырнадцать часов за 15 марок в час – это та сумма, которую Вы должны будете отработать за жильё. Если в течение недели Вы будете заняты на основной работе, то можно работает в выходные дни.

– Спасибо. Я Вам очень благодарен и согласен с Вашим предложением, – сказал Марк.

В последствии так и получилось: за неделю Марк успевал в гостинице работать не больше 5—7 часов, а остальное время отрабатывал в субботу. У него оставался только один выходной – воскресенье.

Предложение госпожи Крах было для него таким, о котором он даже не мечтал. Квартира, в которую он переехал была маленькой, но очень уютной, с душем, туалетом с встреченной новой кухонной мебелью, электрическими приборами.

Зарабатывая на основной работе – 2500 марок, он тратил на еду, бензин, кредит за машину 1000 марок. У него оставалось 1500 марок «чистыми». Квартиру оплачивал работой у госпожи Крах. Мысль, появившаяся у него тогда, когда он поселился в Германию, поехать в Россию через два года, не покидала его никогда. Надо было заработать денег. Там остались Луша и дети. Он не переставал о них думать, и экономил деньги для поездки в Россию.

О жизни своей бывшей семьи Марк узнавал от матери Луши. Он очень часто звонил ей. Луша отказалась от элементов, дав ему разрешение на выезд в Германию, но Марк всегда, когда появлялась возможность, передавал деньги в Россию для детей, на имя её матери.

Самым тяжёлым временем в Германии для Марка были первые полгода, пока он жил в общежитии и посещал курсы немецкого языка. Воспоминания о прошлой жизни, связанные с Лушей и детьми, не давали ему покоя. Он несколько раз пробовал напиться, вопреки своим убеждениям и принципам: «Пьют только люди слабовольные, не ценящие тот промежуток времени в Вечности, которым их одарила природа», но это не помогало ему. Жизнь, как говорят, не баловала Марка, но он никогда не злоупотреблял спиртным и не находил в опьянении успокоения, а только приобретал головную боль, раздражение и злость на себя самого за потерянное время.

Время ценить он был научён с детства. Любимой поговоркой его бабушки, по матери, была: «Самый мудрый человек тот, кого больше всего раздражает потеря времени». Марк тоже повторял эти слова в нужный момент и добавлял при этом: «Так говорит моя бабушка».

Однажды, учитель литературы, услышав от него эти слова, спросил: «А когда жила твоя бабушка?»

– Почему жила? Она и сейчас живёт, и ещё работает в школе учителем немецкого языка, – сказал Марк.

– В таком случае она, наверное знает, что это сказал ещё 1265 – 1321 году Аигьери Данте.

– Да, да, может быть. Я не разу не слышал, чтобы бабушка говорила, что это она сказала, но повторяет эти слова она очень часто.

Бабушка Марка была необыкновенно доброй женщиной.

Он почти все летние каникулы проводил у неё, в посёлке Николаевка, на берегу Волги, не далеко от Ульяновска, где она жила и работала в школе. Бабушка не бранила его за шалости, не ограничивала во времени вечерних прогулок, но всегда ставила ему условия: «если ты прочитаешь эту книгу», то пожалуйста, делай что хочешь. Сначала не хотелось читать, но со временем – это стало одним из любимых его занятием. Не где Марк так много не читал, как у бабушки в деревне. Она не говорила больших, долгих, нудных речей, их разговор всегда заканчивалась фразой из высказывания кого-то из знаменитых людей. Авторов она не называла, но говорила всегда: «Так сказал кто-то, из очень умных», или «так говорят умные люди».

Цитаты, которыми пользовалась его бабушка, особенно часто, он запомнил на всю жизнь.

«Поступки – плоды помыслов. Будут разумные помыслы, будут хорошие поступки». «Возможные горести превратить в радость – значит, уметь жить». Эти фразы приходили ему на ум в Германии особенно часто.

Только благодаря бабушке Марк научился логически, чётко выражать свои мысли и улавливать главное в разговоре с другими людьми. Это же, помогло ему с отличием окончить школу, поступить в университет и получить профессию журналиста. Любовь к чтению, привитая ему бабушкой с детства, осталась с ним на всю жизнь. Он научился читать очень быстро, и мог прочесть книгу в 200—300 листов за день.

Заглушать боль в своей душе Марк мог чтением и тем, что выматывал своё тело физическими упражнениями и спортивными занятиями. Ещё с ранних лет он начал заниматься спортом; сначала плаваньем, затем спортивной борьбой.

«Умей жить и тогда, когда жизнь становится невыносимой». Как это легко сказать, но как это трудно сделать, когда после относительно удачливого периода в жизни, вдруг наступает другой период – полный неудач. Как трудно пережить, а потом успокоить себя после разочарования в людях, разрыва с семьёй, с родными местами, где родился, вырос, учился, любил. Слова даже, если они угадывают время и совпадают с событиями в твоей жизни, они – только слова, а жизнь – это сегодняшние поступки и действия, которые человек соотносит к словам, сказанным умными и опытными людьми, прожившими своё время когда-то.

Жизнь так устроена, что даже если сам знаешь, как правильно поступить, или так, как советуют умные люди, всё же происходящее зависит от событий и обстоятельств, происходивших вокруг тебя в тот момент, в котором ты живёшь.

Но слава тому человеку, который, совершая свои поступки, всегда учитывает опыт и знания умных людей.

Вторая глава

Венеция

Марк с детства мечтал побывать в Венеции, о которой много упоминалось в русской литературе.

Получив отпуск в фирме и у госпожи Крах, он на своей машине поехал в Италию. Из-за этого ему пришлось отложил поездку в Россию на более позднее время.

Марк остановился в одном из курортных городов Италии – Валентина, на берегу Адриатического моря, и расположился на кемпинге (место, где можно ночевать в палатке или в машине).

Венеция – необыкновенный город на воде, удивил Марка своей красотой.

«Сколько написано о нём, сколько сложено песен и стихов, а сколько людей поразил он своей величественной архитектурой! – подумал он. – И я вот, тоже имею возможность побывать здесь. Если бы мои девчонки были со мной». Он вспомнил, как они мечтали, когда-то с Лушей съездить в Италию.

Весь день Марк провёл в Венеции: бродил по городу, катался на лодке по водяным улицам, ел несколько раз пиццу из рук итальянских поваров, прославивших этот пирог на весь мир.

Вернувшись к кемпингу, он увидел на капоте своей машины детскую панамку.«Интересно, кто это у меня в гостях?» – подумал он и услышал за спиной детский голос на русском языке.

– Это моя шапка.

Повернувшись, Марк увидел мальчика, примерно 5 – 6 лет, который стоял и смотрел на него исподлобья, засунув руки в карманы коротеньких шорт.

– А что она делает на моей машине? – спросил Марк.

– Ничего, просто лежит.

– Она тоже умеет так хорошо говорить по-русски, как ты?

– Нет, она не умеет разговаривать никак.

– Интересно, а как она сюда попала, ты не знаешь?

Он взял панамку, повесил на указательный палец и стал легонько покручивать её другой рукой.

– Это я её туда положил и забыл забрать, просто подумал: пусть полежит.

Марк задавал вопросы серьёзно, смотря на мальчика смеющимися глазами.

– Артур, что случилось? – услышал Марк женский голос с соседнего участка. – Виктор, сходи забери его.

– Это мои – мама и папа. Маму зовут Римма, а папу – Витя, меня Артур, а Вас как?

– Меня Марк.

– Вы давно сюда приехали?

– Вчера.

М… м… А мы три дня назад. Купили другую машину, БМВ, тоже старую, но лучше чем у нас была. Эта, просто класс!!!

Подошёл отец Артура, поздоровавшись, сказал, обращаясь к мальчику:

– Ты, конечно, уже познакомился с соседом? Он протянул Марку руку, представился. Следом, подошла его жена; они тоже познакомились и были заданы вопросы, которые задаются переселенцами друг другу при первой встрече: «Когда выехали из России? Откуда? Где работайте?».

Виктор и Римма приехали в Германию из Казахстана два года назад и жили сейчас в городе Швандорфе; оба нашли работу на одном предприятии, правда, как и все, в основном, переселенцы, не по специальности – на конвейере, но они были очень довольные своей работой.

– Заработок стабильный, нет переработанных часов, два выходных, предприятие государственное наполовину – всегда порядок, ездим на работу на одной машине. Не всем нашим так везёт, – сказал Виктор.

Вечером новые знакомые пригласили Марка к своему костру.

– Мы были здесь в прошлом году, нам это место понравилось: кемпинги недорогие, море рядом, Венеция недалеко, – сказала Римма. – Необыкновенный город, не правда ли?! А мы в нём заблудились в прошлом году. Решили пройтись по узким старинным улочкам и попали в глухой безлюдный район. Старые дома, окна закрытые и тишина – ни машин, ни людей. Удивило нас это очень. Вы давно были в России?

– Ещё ни разу, как уехал. Собираюсь.

– А нам не к кому туда даже в гости съездить. Все наши родственники жили в Казахстане, и все сейчас в Германии. Мы уезжали последними. Ни одного родственника в России не осталось – ни с его стороны, ни с моей. – Наш посёлок был большой, из 360 усадьб, восновном, немецкие семьи жили. За последнее время, с 1990 года, немцы уехали почти все в Германию, а русские – в Россию. Посёлка не стало: магазины закрыли, скот на фермах зарезали, поля заросли травой, школу тоже, говорят, закрыли. Дома хорошие, добротные были, столько труда в них люди вложили!.. За копейки продавали казахам или вообще закрывали, забивали окна и двери и уезжали. Сейчас о России узнаем только из газет да от знакомых.

Приехав в Германию, Марк умышленно перестал интересоваться происходящими событиями в России, особенно политическими. Он даже не принимал участия в обсуждении их с родственниками и знакомыми. Через некоторое время ему понравилось это состояние – не быть в курсе происходивших событий в России. Появилась возможность спокойно осмыслить то, что он знал, и то, что было им самим написано. В это же время Марк по-настоящему осознал, как вредна сегодня в России, для её народов, та информация, которая грязной лавиной, выливается на их головы через средства массовой информации, какой страх она вызывает у них перед жизнью, перед будущим. Он, проанализировав всё, что с ним произошло; ужаснулся от понимания того, как вершилась Перестройка. Через средства массовой информации, по специальной программе, чётко организованной кем-то обрушилась она на голову людей, а он как журналист, как гражданин этой страны, был втянут в «запудривание мозгов» и в создание той ситуации, которая сегодня там возникла.

Прочитав все свои статьи, написанные раньше о российских перестроечных событиях, он пришёл в ужас, осознавая то, каким же он был орудием в чьих-то руках, не подозревая даже этого. Будучи убежденным, в своей прогрессивности в борьбе за будущую красивую богатую жизнь России на американский -капиталистический лад, он просто попал в сеть тонкой и большой информационной паутины, в которой не смог стать её частью, и запутался в ней, как в сетях.

Виктор с Риммой оказались интересными, начитанными людьми и были в курсе всех событий, которые происходили в России. Марк с удовольствием слушал их рассуждения, мнения о политических событиях в мире, понимая, что они искусно сформированы средствами массовой информации и выражали точку зрения такую, какую им надо. Всю неделю Марк провёл в кругу своих новых знакомых: днём на море, а вечером в кафе или в ресторане. Виктор почти не расставался с газетами на русском языке, издаваемыми в Германии:

– Газеты продаются у нас в русском магазине, хочешь почитать? Забирай, мы с Риммой их прочитали, назад всё равно не пове-зём, – сказал Виктор перед отъездом.

Газет было много. Марк стал читать. И у него впервые за последнее время появился интерес прочитать всё, что пишут в этот момент русские немцы о Германии, о России. К написанному в газетах своими коллегами, Марк сейчас относился совсем по-другому, не так, как два года назад. Он воспринимал информацию, чётко осознавая и понимая метод работы с подсознанием людей. Подборка информации в газетах почти во всех велась с учётом влияния на сознание читателей через подсознание.

В это же время, он подумал: «Я снова могу писать, но уже не так, как писал раньше. И я клянусь всеми святыми, что никогда не буду работать с подсознанием людей, пользуясь их доверием! Я могу выбрать любую тему и писать о ней. Слава Богу! Я снова хочу писать, Слава Богу! Слава Богу!» – повторял он, лёжа на песке в Италии на берегу Адриатического моря.

Третья глава

Возвращение в Россию

Марк поехал в Россию на своей машине, немецкой марки «Аудио», которую купил в кредит.

Проехав три границы: Германия—Чехия, Чехия—Словакия, Словакия-Украина, он въехал на Украину и сразу же ощутил это по качеству дорог. Была весна. Марк уезжал из Германии в дождливую, пасмурную погоду, а через день ехал па тёплой Украинской земле, где, по словам местных жителей, две недели пекло солнце, как летом, да так, что начали зацветать деревья, кустарники, за зелёнели луга и поля..

Ехать в Россию из Германии можно было несколькими путями: через Польшу, Австрию, Словакию. Пути эти, как известно, если они в Российскую сторону, всегда ведут в Москву. Марку же, надо было в Ульяновск, где осталась его бывшая семья, где он родился, вырос и жил до того времени, как уехать в Германию. Переночевав в Днепропетровске одну ночь у своих дальних родственников, Марк снова был в пути. Подъезжая к Ульяновской области, он решил сначала заехать в Николаевку – посёлок, где жили родители его бывшей жены и когда-то жила бабушка, выросла его мать. В этом посёлке Марк проводил почти все свои школьные каникулы и здесь он познакомился с Лушей.

В Николаевке находились могилы: бабушки и не родного деда – Фридриха. Родной дедушка Марка погиб на войне, а дед Фридрих умер ещё в шестидесятых годах; бабушка умерла перед отъездом их семьи в Германию. Дом, в котором она жила, сразу же после её смерти, продали; но всегда, когда Марк приезжал в Николаевку, он останавливался возле её дома.

Он свернул с автострады, которая была сравнительно хорошего качества, и выехал на грубо асфальтированную дорогу, с плохо уложенным бетоном, с буграми и выбоинами. Похоже было, что она не ремонтировалась с начала Перестройки. Сбавив скорость, Марк подъезжал к родным местам: злился на бездорожье и даже ворчал, жалея машину, но потом привык, и когда въезжал в посёлок, то его мысли уже были не о российских дорогах, а о том, как он сейчас приедет к Софии Игнатьевне и Виктору Владимировичу – родителям Луши и как их ему теперь называть. Раньше Марк называл их: мамой, папой и Луша тоже называла его родителей так же. Не для него, не для неё, в своё время, не возникло проблем по этому поводу. Сейчас же, после развода, в письмах и по телефону, он продолжал их называть по-прежнему, но всегда при этом чувствовал неловкость. Назвать же родителей Луши по-другому он не мог, да и это означало обидеть их. Они не допускали мысли, что у них будет другой зять. Как однажды сказала Софья Игнатьевна: «У нас не может быть уже другого зятя. Мужей Лукерья пусть меняет – её на это воля, но зять у нас один».

Родители поддерживали связь с Марком: писали ему письма, разговаривали по телефону, передавали от него Луше деньги. Выехав из Германии, Марк не сообщил им, что едет в Россию, и сейчас предчувствовал, какой для них это будет приятной неожиданностью.

Он подъехал к посёлку уже тогда, когда стемнело. В домах и на столбах горел свет.

Проезжая мимо бабушкиного дома, Марк остановил машину на обочине дороги, напротив. Было видно в окна, через закрытые шторы, что кто-то ходил. Во всех комнатах, и на террасе горел свет. Постояв несколько минут, он поехал дальше. Возле дома Лушиных родителей Марк поставил машину передом, почти вплотную к воротам. Залаяла собака. Дверь в доме отворилась. Марк увидел Софью Игнатьевну, вышедшую на крыльцо, накидывающую на плечи пуховой платок. Прицепив пса, она открыла ворота. Увидев Марка, вскликнула:

– Господи! Марк! Какая радость! Не позвонил-то почему? Это так неожиданно, мы не ждали, не гадали! – она обняла его. – Какая радость! – отец подрабатывает сторожем, только недавно ушёл на работу. Лукерья-то вчера приехала с девочками, привезла их на весенние каникулы, – прошептала она ему на ухо.

Марк не предполагал здесь встретиться с Лушей и детьми. Ниечего не сказав, он только крепко сжал руку Софьи Игнатьевны, в глазах которой стояли слёзы и радость.

Они пошли в дом. Софья Игнатьевна снова прошептала:

– Я позову Лушу. Она на летней кухне. Как приехала, и всё что-то пишет, и пишет. Вчера до глубокой ночи просидела и сегодня, девчонок уложила спать, и снова пишет. Свет горит у неё, значит, еще работает, там же она и спит. Девчонки в её комнате.

Марк посмотрел ей в глаза, взяв её за руку, отрицательно покачал головой.

– Ну, хорошо, сам позовёшь, пошли к девчонкам.

Дочери спали на двухспальной кровати, где когда-то спали Луша с Марком.

– Не надо их будить, – сказал Марк, – я посижу возле них так.

Он погладил их по головкам, улыбаясь и любуясь ими. Они были, как две капли, похожие друг на друга.

– Выросли? – шёпотом спросила Софья Игнатьевна.

– Да, конечно, изменились… Волосы стали длиннее.

– Да, Луша и Ольга заплетают их каждое утро. Красавицы, и ещё больше на тебя походить стали. Мальчишки, тоже подросли.

– Да, да я знаю, Вы писали.

– Деньги, которые ты в последний раз отправил – 500 ДМ, я Луше отдала, она девчонок одела с ног до головы, полушёпотом сказала Софья Игнатьевна, – его-то деньги она на них ни копейки, принципиально, не тратит. Он их, вроде бы, не обижает, только они его не воспринимают как отца и не называют никак. Луша-то совсем плохо с ним живёт. Ольга говорит, что его дома почти не бывает, и они месяцами не разговаривают. А она-то… горе моё, сама молчит, ничего не говорит, как каменная стала. Спросишь что, обязательно скажет: «У меня всё хорошо, я на судьбу не обижаюсь, если мне суждено так жить, значит, по-другому я жить не буду. Самое главное в моей жизни – это дети. Они есть, они здоровы, а что мне ещё надо от жизни? – Ничего не надо больше».

Работает на телестудии, передачу ведёт. Каждую пятницу показывают её по местному телевидению. Ну, всё сам увидишь. Ты где собираешься жить? Надолго приехал?

– Не знаю, мама, – сказал Марк, обняв тёщу за плечи. Она ему сейчас казалось такой родной и близкой. – Если можно, я пойду на летнюю кухню, а вы пожалуйста, возьмите сумки из багажника. Всей роднёй собирали меня – всё вам и детям – мой только один черный чемодан.

– Да, конечно. И я поставлю чай, приготовлю ужин, иди позови её.

– Спасибо. Не надо; я в восемь часов заезжал в кафе, поел.

– Чай попьём. Я постелю тебе здесь, – она показала на диван в зале.

– Хорошо, спасибо.

Марк подошёл к двери летней кухне, остановился.

Сердце его сильно билось: «Как она встретит меня? О чём она сейчас думает? Какой она стала?» – думал он, крепко сжимая металлическую ручку двери. Марк открыл дверь. Луша сидела на разобранном диване, прижавшись спиной к стене и держа на коленях тетрадь. Она что-то писала в ней, а рядом лежали исписанные листы бумаги, увидев его, она как бы оцепенела, а потом соскочила с дивана, взявшись обеими руками за спинку стула, стоявшего рядом.

– Здравствуй, – сказал Марк.

Она молчала, продолжая удивлено смотреть, на него.

Какой—то момент, они оба молчали, смотря друг другу в глаза.

Луша не изменилась, такая же красивая: огромные глаза, пышные волосы, стройная фигура, нежная кожа.

Марк пошёл к ней, Луша сделала шаг назад, прижалась спиной к стене, отгораживаясь от него стулом, отрицательно качая головой, произнесла дрожащим голосом:

– Это неправда, я не верю. Так не бывает.

Он положил руку на спинку стула, между её руками, потянул к себе. Она не выпускала его, продолжая отрицательно качать головой, в глазах у неё стояли слёзы.

Марк резко, с силой потянул стул на себя, отбросив его с шумом назад, взял Лушу за плечи, провёл руками по шее, по голове, поднимая её красивые волосы вверх, очень тихо сказал:

– Это правда. И так бывает, коль это есть сейчас.

Она отвернула от него голову, отвела в сторону взгляд, стояла, прижавшись к стене спиной, крепко сжимая кулаки.

Марк взял её кулаки в свои руки, прижал к своим щекам. Ему так сейчас хотелось ощутить тепло её ладоней на своём лице, как это было раньше. Если они ссорились или не виделись долго, Луша всегда первая брала его лицо в свои ладони и целовала, осыпая быстрыми поцелуями, тихонька смеясь. Марк так часто это вспоминал.

Сейчас он ощущал на своих щеках её крепко сжатые кулаки. Прижимая их к своим губам, стал целовать, не сводя с неё своего радостного взгляда.

Он сам разжал Лушины кулаки и прижал ладони к своим щекам, почувствовав, знакомую до боли, теплоту её рук. Из Лушиных глаз потекли слёзы. Марк обнял её, прошептал:

– Всегда любил, люблю и буду любить до конца дней своей жизни.

Марк и Луша не уснули в эту ночь. Они не говорили ни о чём, а только ласкали и ласкали друг друга, осыпая поцелуями. Уже рассвело, в доме хлопнула входная дверь.

– Мама идёт доить корову, – прошептала Луша.

Натягивая на неё одеяло и закрывая её с головой, он так же тихо смеясь, сказал:

– Я ей не покажу тебя, скажу, что я тут один всю ночь спал.

Она обхватила его тело под одеялом обеими руками, и, крепко прижавшись к нему, тихо засмеялась. Когда мать вошла, они притворились спящими, отвернувшись к стене, она взяла подойник, хлеб корове и вышла.

Завтракали уже поздно, в 9 часов утра, когда вернулся с дежурства Виктор Владимирович. Проснулись девочки. Увидев Марка, они повисли у него на шее, обнимая и целуя, и уже не отходили от него не на минутку.

– Мне надо ехать сегодня, – сказала Луша

– Я увезу тебя.

– Нет, я уеду на электричке.

– Мы должны всё решить сейчас. Я хочу забрать тебя с детьми с собой в Германию.

– Да, должны что-то решить, но только то, что приемлемо для всех, прежде всего, для детей, а их у меня четверо.

– Я понимаю и сделаю всё, чтобы вернуть тебя. Если у тебя будет десять детей – заберу вместе с ними. Луша освободилась из его объятий, отошла к окну.

– Всё это мечты, а жизнь есть жизнь. Когда-то мы разрушили то, что сейчас нам надо собрать и склеить.

Марк подошёл к ней, обняв, сказал:

– Мы не разрушили главного, то на чём и вокруг чего всё создавалось, и ты это знаешь. А так же, ты знаешь, что не ты, не я с другими уже не сможем создать, даже немного похожую на нашу, совместную жизнь, такую, которая была у нас. Это значит, что жизнь наша пройдёт тускло и безрадостно. Кроме этого, мы будем создавать для других жизнь тусклую и безрадостную, в том числе и для наших детей.

– Мне всегда казалось, что могу всё, если захочу, и я это доказала своей жизнью себе и всем. Не могу ответить подлостью на подлость, на хамство хамством, на жестокость жестокостью. Ты даже не можешь себе представить, с какими людьми мне пришлось встретиться, в каком обществе я побывала, и кем сейчас стал… – она замолчала. Глубоко вздохнув, проговорила, – не знаю как с этим бороться и чем противостоять… Я хотела развестись с ним ещё год назад, но он сказал, что если я это сделаю, заберёт у меня детей. Если же уйду к тебе, то увижу твою смерть своими глазами, в любом уголке земли и в Германии тоже.

– Какая дикость! Надо же, как напугал! Как страшно! – проговорил Марк, смеясь.

– Ты напрасно смеёшься. Два года, пока тебя здесь не было, он очень изменился. Я сама не знала о нём ничего, кроме того, что он открыл бюро по охране предпринимателей от рэкета, воров, вымогателей. Что за этим бюро кроется, я узнала год назад, тогда и решила уйти от него. Вот тогда-то… он мне и сказал, что не отпустит меня теперь по двум причинам: потому что любит, и потому что я много знаю. Я научилась всего добиваться и достигать желаемого в том обществе, где в конечном итоге побеждает добро, но сейчас в России побеждает тот, кто имеет деньги, власть и, значит, силу. Все добрые помыслы уничтожаются на корню – перекрываются деньгами. Среди таких людей мне совершенно не за что зацепиться. То, что он меня любит, наверное, это правда, и особенно за то, что со мною не стыдно появиться в людях, однажды сказал: «не у кого такой нет». Я уже всё передумала и решила: остаться жить так, как живу. Ради тех, кто мне дорог. Я должна пожертвовать собой. Самая главная моя задача – это вырастить детей и чтобы у тебя всё было хорошо.