Теплое весеннее утро. Все деревья в цвету. Птицы поют. Солнышко ласковое пригревает землю и всё, что на ней. Волга! Как прекрасна она сегодня! Течёт себе и течёт. Эмма вошла в прохладную воду. Окунулась. Постояв немного в воде, вышла на берег. Подставив своё тело солнечным лучам, прикрыв веками глаза от них, она стала смотреть на реку, туда, откуда текла Волга. Солнечные лучи играли на её теле и ласкали его, наполняя каждую клеточку молодого и красивого тела теплом. Яркие лучики забирались под веки, вызывая слезинки. Через эти слезинки Волга переливалась во всех цветах радуги, и всё вокруг было таким чистым и изумрудным, спокойным и тёплым.

Вдруг из-за цветущего куста яблоньки-ранетки, склонившейся над водой, почти рядом с берегом, появилась лодка, плывшая по течению. В ней стоял парень, держа в руках весло. Он был без рубашки, в одних брюках, закатанных до колен. Мускулистое молодое его тело отливало на солнце бронзой, легкий ветерок перебирал пышные светлые волосы. Он смотрел на берег. Увидел Эмму. В его взгляде появилось удивление, испуг, радость.

Никогда Эмма ничего красивее не видела в своей жизни, как эта лодка и парень необыкновенной красоты, появившийся перед ней так неожиданно, как в сказке.

Она стояла, онемев и забыв, что раздетая. Взгляды их встретились. В этот момент Эмма ощутила тепло во всём теле. Нет не от солнышка, а от чего-то другого. Оно – это тепло, заполонило её тело, разлившись радостью в душе. Они смотрели друг другу в глаза, пока проплывала лодка мимо, стоявшей на берегу в изумлении, Эммы.

Парень в лодке скрылся за цветущими кустами деревьев, не проронив ни слова и не сделав ни одного движения. Эмма осталась стоять не двигаясь и не сводя своего взгляда с того места, где он исчез.

Она боялась пошевелиться, потерять внутри себя то тепло и, вместе с ним, ту радость, которые так неожиданно появились в ней.

За спиной Эмма услышала голос:

– Скажи, кто ты?

Она не повернулась. Тепло не исчезло, голос был необыкновенно красивым.

«Если я сейчас повернусь, может всё исчезнуть – не буду», – подумала Эмма, почувствовала прикосновение рук к своим плечам. Вздрогнула; резко повернулась.

Они оказались лицом к лицу; смотрели друг другу в глаза, не мигая.

– Теперь я знаю, кто ты, – очень тихо проговорил он, – ты Эмма. А меня ты помнишь? Она узнала его. Это был сын Арнольда Штернбильда, мельника – Якоб, – мы не виделись с тобой года три, наверное.

Зачем он говорит? Она прижала палец к его губам, потом провела рукой по его плечу. Он смотрел на неё восхищёнными улыбающимися глазами.

– Какая ты стала красивая! – Якоб поднял обеими руками её густые каштановые волосы, рассыпанные по всей спине до пояса; обнял, прижал к себе. – Может быть, ты русалочка в образе Эммы, а не Эмма? – прошептал он, дотрагиваясь до её уха губами.

– Ты такой красивый и сильный!

– Как хорошо, что ты умеешь говорить. Значит, ты Эмма. Какой красивый у тебя голос! – сказал он, беря её голову в свои ладони и дотрагиваясь своими губами до её губ.

Они поженились. Свадьба была весёлой и богатой. Люди говорили, что редко бывает так, чтобы две таких разных красоты в единую слились.

Эмма родила Якобу четверых детей. Когда началась война, его забрали, одним из первых, в трудармию. Узнав о гибели Якоба, Эмма не поверила в его смерть. Тепло в её теле и душе от не покидающих ежеминутных мыслей о нём, не ушло.

Она даже не плакала, после известий о его смерти; по ночам долго не могла уснуть. И только прошептав несколько раз, как заклинанье: «Ты всегда со мной, ты всегда со мной, ты во мне», – засыпала.

Прошли годы. Эмма умом понимала, что Якоба в живых нет. Красивая и сильная, она привлекала мужчин, и сама их не сторонилась. Ей нравилось, внимание с их стороны. Несколько раз Эмма пыталась связать свою жизнь с другим человеком, создать новую семью, но из этого ничего не получалось. Однажды один мужчина сказал ей: «Ты такая красивая и такая холодная, как ледяная стена, что не хватит никакого тепла, чтобы растопить эту стену».

Только после этих слов, а прошло уже 15 лет после смерти Якоба, она по-настоящему ощутила и осознала, что его нет, и уже никогда не будет с ней. Он ушёл, оставив ей детей и то тепло, которое никто, никогда не сможет заменить в её сердце. Сама же она, оградила это тепло огромной ледяной стеной.

Глава первая

Дети, внуки, правнуки и внучка Вика

Самолет улетал из Новосибирска в Ганновер завтра, рано утром.

А сегодня семья Штернбильд собралась у родственников в Новосибирске, чтобы оттуда навсегда покинуть Россию. Старейшей в этой семье была баба Эмма, ей исполнилось 77 лет. Она была не только самым старшим, но и самым почитаемым и уважаемым членом семьи. Вот и сегодня баба Эмма сидела во главе стола на самом почетном месте. Внуки, правнуки, дети – то и дело подходили к ней, спрашивали, как дела, не желает ли она чего. Вика, самая старшая её правнучка, сидела рядом с ней. Она отодвинула свой стул немного назад, положила руки поверх спинки бабушкиного стула и время от времени прятала голову за её спиной. Стоило Вике посмотреть в зал, как её взгляд сразу же встречался со взглядом Олега, и как только их взгляды встречались – она опускала голову за спину бабы Эммы.

Родители Вики, младшая сестра Ира, дедушка Витя, бабушка Лиза (дочь бабы Эммы), уехали в Германию еще год назад, оставив её в Новосибирске заканчивать торгово-каммерческое училище.

3,5 года, она училась в Новосибирске, из них последних два жила у дяди Степана, брата матери. Дядя Степан и тётя Тамара, его жена, имели троих взрослых детей: двух дочерей, Галину и Светлану, и сына Олега. Дочери были замужем и обе жили в Ульяновске. Олег в этом году вернулся из армии и работал на заводе мастером по ремонту и установке оборудования. Эту профессию он получил до армии, окончив техникум.

Сегодня уезжающие собрались в квартире дяди Степана и тёти Тамары, чтобы завтра уехать в Германию.

Спрятав голову за спину бабы Эммы, Вика повторяла про себя: «Ну почему так, ну почему так? Спаси меня, Господи, – шептала она, – помоги мне, Господи! Дай мне сил не думать о нём, не сделать глупость. Завтра меня здесь уже не будет. Я всё забуду. Там мне не будет так тяжело, как сейчас здесь. О, Боже, не могу не думать о нём, не могу! Я должна отвлечься. Постараюсь думать об этих людях, моих родственниках. Они сейчас здесь, а завтра будут далеко-далеко, и я вмести с ними. Там у меня появятся другие заботы, и я всё забуду. Там мне будет легче, я не буду думать о нём, не буду видеть его». Слёзы накатились ей на глаза, она снова наклонила голову, спрятавшись за спиной бабы Эммы. Сделала глубокий вдох, потом выдох, почувствовала, как баба Эмма повернулась к ней полу боком, погладила ее по голове:

– Даст Бог- всё будет хорошо, моя милая. Давай будем думать о чем-нибудь другом и станет легче.

Глаза её тоже блестели, и Вике показалось, что баба смотрит ей в душу и всё знает, и понимает. Знает, как тяжело ей сейчас видеть в последний раз Олега, знает, как тепло и по-дружески провожали её вчера однокурсники. Сложившись, они заказали в кафе четыре столика и подарили ей красивую деревянную посуду с хохломской росписью, а преподаватель экономики подарил ей Большую математическую энциклопедию, на титульном листе написал: «Среди стерни и незабудок не нами выбрана стезя, и родина есть предрассудок, который победить нельзя». (Б. Окуджава)

– Смотри, каким красивым стал у нас Эдуард, – сказала баба Эмма.

Вика посмотрела в сторону своего дяди. Год назад мать Эдуарда умерла от рака. Они жили с отцом вдвоём, сыном бабы Эммы, Эдвардом, в Новосибирске. В этом году Эдуард окончил Новосибирский институт иностранных языков и в совершенстве знал три языка: английский, немецкий, русский. Все уезжающие были рады, что с ними едет человек, хорошо владеющий немецким. От уехавших родственников они знали, что по приезду в Германию, при оформлении документов в лагерях, трудно, если не знаешь немецкой грамматики.

Эдуард увидел, что Вика и баба Эмма смотрят в его сторону, подошёл к ним, спросил:

– Как дела, моя дорогая бабулечка?

– У меня всё нормально, а у тебя?

– У меня тоже всё, как надо. А ты что такая сегодня скучная? – обратился он к Вике, – пошли танцевать.

– Никто не танцует.

– Ну и что же, мы будем первыми. Пошли, пошли, – потянул он её легонько за руку.

Звучала спокойная мелодия. Они стали танцевать танго на маленьком пятачке, оставшемся в комнате, не заставленным столами и стульями.

– Ты такая печальная, потому что не хочешь уезжать? – спросил Эдуард.

– А ты хочешь?

– Не знаю, – немного помолчав, добавил, – наверное, судьба наша такая, что мы должны уехать. Я стараюсь относиться к этому проще. Согласись: многие сейчас мечтают уехать из России, но не всем дана такая возможность, а нам она дана. Почему люди должны быть привязаны к одному месту и не иметь возможности пожить в других местах, посмотреть другие страны, увидеть, как живут другие люди? И, наконец, мы всегда сможем вернуться назад, в любое время, если захотим. Сегодня законы российские это позволяют. Ну, так что же мы так печалимся? Наверняка у тебя есть еще причины для этого? Может быть, ты увозишь с собой разбитое сердце?

Вика опустила глаза:

– Меня никто не любит.

– Тебя никто не любит? Этого не может быть. Ты стала такой красивой, что если бы я не был твоим родственником, то попытался бы за тобой ухаживать.

– Да, уж эти родственные связи, – сказала Вика, бросив взгляд в сторону Олега. Он стоял, прижавшись спиной к стене, не сводя глаз с Вики. Эдуард перехватил её взгляд, удивлённо спросил:

– Олежка?

Вика молчала, не глядя на него, опустив голову.

Эдуард взял её за подбородок, приподнял лицо, пытаясь заглянуть в глаза.

Она не глядела на него, а когда подняла глаза, то в них стояли слёзы.

– Понятно!

Вика смутилась, оттого что не смогла скрыть своих чувств от Эдуарда. Оставив его, она быстро вышла на балкон. Там была Неля, внучка бабы Эммы, и её муж, Антон.

– Ты что, моя хорошая, никак плачешь? – спросила Неля.

– А ну, скажи, кто тебя обижает? – спросил Антон, беря её за плечи, – не Эдик ли? Если он, я его сейчас же поколочу, – шутливо сказал он. Отрицательно покачав головой, Вика сказала:

– Никто меня не обижает, просто нет настроения.

– Ты к родителям едешь, а каково мне – русскому? Я от них еду, всех и всё здесь оставляю.

– Все мы здесь всё оставляем, – глядя в упор на мужа, строго сказала Неля.

– Правильно. Всё понял, давайте не будем больше об этом. Пошли, девчонки, лучше танцевать. Слышите, какую хорошую весёлую музыку включил Олег? – Он взял Нелю и Вику за руки и как маленьких повёл в зал. Там уже, сдвинув столы и стулья к стене, таким образом, освободив место для танцев, танцевало несколько пар современный быстрый танец. Они тоже стали танцевать, вмести со всеми. Все очень старались танцевать весело, их движения соответствовали такту и ритму, но выражения лиц – нет. Со стороны это больше походило на танец, исполняемый на поминках, который заказал умерший перед смертью. Немного потанцевав, Вика снова села рядом с бабой Эммой, которая спросила её:

– Деточка, ты не знаешь, где здесь можно прилечь? Я что-то очень устала. Мы сегодня такую дальнюю дорогу проехали, а завтра надо будет ещё на самолёте 5 часов лететь. Старая я стала, не могу долго на гулянках сидеть. Раньше-то бывало до утра могла петь и плясать.

– Бабуля, ты ошибаешься. На самолёте мы полетим не завтра, а уже сегодня. Время за полночь. Пошли, я тебе покажу, где я жила. Будем надеяться, что мою кровать никто ещё не занял.

Они зашли в комнату. У открытого окна стоял Олег и курил. Увидев их, он потушил сигарету:

– Извините, накурил я здесь.

– Баба Эмма хочет прилечь, отдохнуть Я думаю, лучшего места для неё не найти. От этой комнаты есть ключ, можно закрыть её, чтобы никто не мешал.

– О, нет-нет, не надо меня закрывать. Я только полежу немного, и если кто-то ещё захочет здесь отдыхать – пусть отдыхает. Я схожу тут кое-куда ещё.

– Ты знаешь, где это?

– Да, да я знаю, – сказала баба Эмма и вышла из комнаты. Вика и Олег остались одни.

Он достал сигарету, чиркнул зажигалкой, посмотрел на Вику. Она в этот момент тоже посмотрела на него. Взгляды их встретились.

Олег закрыл зажигалку, смял сигарету и выбросил в открытое окно, затем сделал несколько шагов к Вике. В это время открылась дверь и вошла баба Эмма. Олег резко повернул назад и вышел из комнаты.

– Вы что, с ним ссоритесь? Похоже, он тебя очень любит, – сказала баба Эмма, ложась на кровать.

– Ну что ты бабуля, если бы любил.

– Ну, тогда я так стара стала, что ничего в этом уже не понимаю. В наше время это называлось любовь.

– Милая бабулька, ложись отдыхать. В 6 часов утра мы уже отправляемся в аэропорт и летим в Германию, а там всё- всё забудем и начнём другую жизнь, совершенно новую.

– О, милая, так не бывает, для этого надо умереть и снова родиться. Всё, что ты имеешь здесь, всегда будет с тобой. Там ты можешь приобрести только что-то новое. Ну ладно, я полежу, а ты иди к нему, подойди первая, ты же уезжаешь – не он. Ты- женщина, а значит, должна быть мудрее.

Вика улыбнулась ей и вышла. В зале звучала музыка, но никто не танцевал. Все снова сидели за столами, разговаривали. Разговоры были ни о том, что ждёт их впереди, а о том, что было.

Вика поискала глазами Олега, его не было. Она тоже села за стол. К ней подошел Борис, сын тёти Марины и дяди Роберта, брата тёти Нели, ещё один правнук бабы Эммы. Он окончил в том году школу с золотой медалью, но поступать никуда не стал, так как его семьёй было принято решение уехать из России. У Бориса была девушка, с которой он дружил уже несколько лет. Она тоже в ближайшее время собиралась в Германию. Её семья ждала вызова.

Борис сел с Викой рядом:

– Ты почему такая невесёлая?

– А ты, почему такой нерадостный?

– Я уже начинаю радоваться, потому, как выпил немного. Выпил, и стало легче.

Было видно, что он выпил не «немного».

– Ты выпей и тебе станет легче.

Борис налил Вике вина.

– Я, пожалуй, тоже выпью ещё с тобой за компанию, – и налил себе на дно бокала.

– А можно так много пить детям?

– Вика, ты меня обижаешь, я уже не дитё, я взрослый мужчина.

– Давно?

Борис пьяно покачнулся, отрицательно покачав головой, сказал полушепотом:

– Со вчерашнего дня.

– Ну, всё понятно. Как зовут твою девушку?

– Наташа, Наташка, Наташечка, На… На… Натуличка.

– Давай Боря, выпьем за тебя и за твою Наташу, чтобы всё у вас было хорошо, и чтобы вы поскорее снова были вместе.

– Давай выпьем. Я тебе тоже от всей души желаю, чтобы ты там нашла себе хорошего парня, такого же хорошего, как моя Наташка. Я очень надеюсь, что нам там всем будет хорошо.

К ним подошла мать Бориса, тётя Марина, положила ему руку на плечо:

– Сынок, ты сегодня много выпил, иди поспи, я тебе постелила на полу в комнате, где баба Эмма отдыхает.

– Хорошо мама, я иду. Я действительно сегодня выпил немного, – он пошёл медленно за матерью.

В это время Вика увидела, как Эдуард поднялся со своего места и направился к ней. И в этот же момент в дверях зала появился Олег. Эдуард взял его под руку и они вмести подошли к Вике.

– Давайте выпьем, родственники, – сказал Эдуард и, посмотрев на часы, продолжил, – совсем скоро мы уедем из этого дома, города, страны, а ты останешься здесь, – обратился он к Олегу. – Ты считаешь, это нормальным? Она, – он показал указательным пальцем на Вику, – уезжает туда, а ты остаёшься здесь?! – В этот раз он с силой ткнул пальцем в стол. Вика видела, как Олег сжал зубы так, что на его лице заходили желваки. Он глубоко вдохнул в себя воздух.

– Ну, за что будем пить? За ваше счастье? За его счастье – здесь, – повернул он голову к Вике, – и за её счастье – там? – теперь он повернул голову к Олегу, посмотрел на него в упор.

После этих его слов, в Викиных глазах снова появились слёзы и она поняла, что если не уйдёт сейчас, то разрыдается. Встав из-за стола, Вика быстро пошла в ванную комнату. Закрыв за собой дверь на ключ, дала волю слезам.

Она не знала, сколько времени проплакала, несколько раз пытаясь успокоиться. Умывшись, Вика начинала краситься перед зеркалом, в котором видела себя с красными глазами и опухшим носом. Представляя, что её такую сейчас увидит Олег и всё поймёт, она начинала плакать снова. В дверь постучали, послышался голос тёти Тамары, матери Олега.

– Вика, девочка моя, открой. Я знаю, что ты там.

– Сейчас, тётя Тамара.

Вика умылась холодной водой, открыла дверь.

– Господи! Да ты вся заплаканная! – воскликнула она, увидев Вику, – скажи мне, что случилось, кто тебя обидел?

Вика посмотрела на неё и заплакала снова. Тётя Тамара обняла её, прижала к себе.

– Ты что, не хочешь ехать? Так там тебя родители ждут. И не было такого, чтобы ты говорила, что хочешь здесь остаться. Может быть, мы тебя чем обидели? Может быть, Олежка что сказал?

– Он не любит меня, – сказала Вика, плача навзрыд.

Тётя Тамара взяла её лицо в свои ладони, внимательно посмотрела на неё.

– Господи! Да ты, что же, любишь его?

Вика согласно покачала головой.

– Ну, почему же ты раньше мне не сказала?

– Зачем? Я никому не говорила, зачем? – шептала она сквозь слёзы, – он же Верку любит.

– Какую Верку!? Он не дружит с ней уже. Недели две тому назад я увидела её с другим парнем. Позвонила Нине Васильевне, её матери, спрашиваю: «Что случилось? Вера два года ждала Олега из армии – дождалась. Всё так было хорошо и вдруг я вижу её в обнимку с другим парнем в тот момент, когда Олег в командировке?» Она мне говорит: «Извините, пожалуйста, но мы тут ни при чём. Да, Вера дружит сейчас с другим парнем, но не потому, что она такая плохая и не верная, а потому, что с тех пор, а прошло уже два месяца, как Олег уехал в командировку, он не разу ей не позвонил и не разу не написал. На выходные дни он тоже, говорят, иногда приезжает, но к нам не зашёл не разу. Я разговаривала на эту тему с Верой. Она сказала мне, что Олег избегает её и дал понять, что не хочет с ней встречаться. Так что, еще раз извините, нам нечего стыдиться, а унижаться мы не будем».

Слушая тётю Тамару, Вика перестала плакать. Прижав полотенце ко рту, она не сводила с неё своих заплаканных глаз. Она чувствовала, что после каждого слова матери Олега, её тело наполняется живительной силой, а душа – радостью. Два месяца назад Олег перестал встречаться с Верой. Как она помнит эти дни! Не было минуты, чтобы она забыла их. С тех пор она перестала быть спокойной, с тех дней она перестала засыпать по ночам, не поплакав в подушку.

– Тебе пора собираться, моя дорогая, через полчаса вы уезжаете. Уже всех распределили по машинам, ты поедешь вместе с бабой Эммой, в Олежкиной машине. С вами же поедут тётя Марина и дядя Роберт. Дети их, Борис и Рая, поедут в другой машине вместе с Эдуардом и дядей Эдвардом. Антона с Нелей повезут родители Антона. Они проводят их и сразу же, уже больше не заезжая к нам, уедут домой. Дети Антона и Нели поедут вмести с нами, в нашей машине. Тётю Катю и дядю Андрея увезёт Игорь, мой брат. Багаж повезёт Лёня, наш сосед, на маленьком автобусе.

Пока тётя Тамара подробно рассказывала, кто с кем поедет, Вика успокоилась, подкрасила глаза, губы и была готова выйти из ванной комнаты.

– Ты должна сейчас выпить крепкий чай или кофе. Кофе можно с коньяком. Что тебе приготовить?

– Какая Вы у меня хорошая, – сказала Вика радостным голосом, – спасибо Вам за всё и, если можно, то кофе с коньяком.

Они вышли из ванной комнаты.

– Ну вот, наконец-то мы все собрались, – сказал Антон, – ты что будешь пить, Вика?

– Я приготовлю ей сейчас по спецзаказу кофе, – сказала тётя Тамара и ушла на кухню. Олег тоже сидел за столом вместе со всеми. Увидев Вику, он опустил глаза. Вика села, глядя на него заплаканными, но радостными глазами. Взглянув на нее, Олег уже больше ни на секунду не отводил от неё своего взгляда.

Всё время, пока они ехали до аэропорта, Олег смотрел на Вику в зеркало, если появлялась возможность отвести взгляд от дороги. Они приехали в аэропорт последними. Вещи уже были внесены в аэровокзал, очередь в регистратуру была занята. Уезжающие и провожающие родственники стояли у входа и ждали их. Выйдя из машины, они тоже направились к двери аэровокзала. Олег шёл первым. Подойдя к родственникам, он сказал:

– Прошу меня извинить, но я должен сейчас проститься с вами и уехать.

Вика видела, как недоумённо переглянулись его родители. Сама она остановилась, не дойдя до входа, сердце её забилось.

«Неужели всё?» – подумала она. Увидела, как пристально смотрит на неё Эдуард.

Олег стал по-очереди прощаться со всеми. Вика оказалась последней. Они стояли друг против друга, он сделал к ней шаг, улыбаясь одними губами, сказал:

– Прощай, Вика. Она молчала. – Извини за всё, если можешь, – Олег протянул ей руку. Помедлив немного, Вика взяла её и тут же почувствовала, как крепко сжал он ладонь.

– Прощай, – еле слышно прошептала Вика. Они продолжали стоять, не выпуская рук и не сводя друг с друга взглядов. Родственники и провожающие невольно наблюдали за ними.

– Невежа! Поцелуй девчонку на прощание, – громко сказал Эдуард, – всех поцеловал, а её что, меньше всех уважаешь?

Не выпуская её рук, Олег поцеловал Вику в щёку, потом сделал шаг назад и направился к машине. Остановился, повернулся, быстро пошёл снова к ней. В это же время Вика повернулась, сделала ему шаг на встречу и оказалась в его объятиях.

– Я не отпущу тебя, я не должен был тебя отпускать.

– Но- но, не отпустишь, – сказал Эдуард, – её там родители ждут. А тебе, по приезду, она сделает вызов, и ты через месяц, другой приедешь к ней. Дорогие родственники, есть предложение продолжить прощание в аэровокзале.

Все ушли, оставив Вику и Олега одних. Они уже не обращали внимания на то, что происходило вокруг них. В этот момент они только видели глаза друг друга, целовали друг друга.

– Я так люблю тебя, я так люблю тебя! – шептал он ей после каждого поцелуя. А она целовала его и плакала.

– Я хочу, чтобы ты никогда не плакала, – говорил он, осыпая её лицо поцелуями, – Господи! Какое это счастье, что я могу так тебя любить.

– Ты приедешь ко мне? – наконец прошептала она опухшими от его поцелуев губами.

– Я не отпущу тебя от себя сегодня.

– Зачем ты так говоришь? Ты же знаешь, что я должна уехать.

– Я люблю тебя, я не могу тебя отпустить.

– Ты приедешь ко мне? Обещай.

– Зачем ты просишь моего обещания? Знаешь же, что я приеду за тобой даже на край света, если это понадобиться.

– Не надо на край света, надо в Германию.

– Хорошо, если надо в Германию – приеду туда.

Время, оставшееся им для прощания, пролетело очень быстро. Подошёл Эдуард, сказал:

– Я, конечно, понимаю, что выполняю не очень хорошую роль, но я вынужден сообщить вам неприятную весть о том, что наступило наше время регистрации билетов. Все уже прошли, остались только мы с тобой, Вика. Даю вам ещё пять минут.

– Пять минут? – проговорил Олег совсем тихо, замерев, держа крепко Вику в своих объятиях, – не надо пять минут.

Он поцеловал её, оттолкнул легонько от себя и побежал к машине, не разу больше не посмотрев в сторону Вики, уехал. Она проводила его взглядом, не переставая плакать.

Эдуард обнял её одной рукой за плечи, и они зашли в аэровокзал. Простившись с родственниками, они прошли регистрацию, паспортный, таможенный контроль и вошли в зал ожидания.

Глава вторая

Последние минуты

Антон долго не мог решиться уехать в Германию, оставить Россию. То, что происходило в России в момент, когда стоял вопрос перед ним и его семьёй: выехать или остаться – вызывало страх за себя, за детей, за родину.

Понятие: родина, русский народ, патриотизм, будущее страны, детей, – было предано смеху.

Смеялась вся огромная великая Россия, весь её великий народ над тем, что было когда-то святым и над тем, что помогло когда-то выжить в тяжёлые времена войн, революций, разрух, голода. Смеялись над правителями российскими, над теми, что восстанавливали, поднимали Россию из руин, наращивали её мощь, «тащили» всё в Россию и строго наказывали тех, кто предавал её. Информация, на которой воспитывался патриотизм, любовь к родине, к стране, к своему народу – была сначала осмеяна, а затем исключена совсем, а образовавшийся вакуум постепенно заполнился матершинными анекдотами, порнографическими фильмами, бездушными песенками. Во всех средствах массовой информации стали писать в основном о тех людях, которые делали только плохое для России и российского народа, преподнося это искусно, как критику, как правду, зная основной закон популяризации кого-то и чего-то через средства массовой информации. «Неважно о чём говорить – важно сколько». Смеялась вся Россия и смех был пропорционален страху. Чем больше смеялись над историей и искажали её, тем больше нарастал страх у людей за себя, за детей, за будущее России.

Расставшись с родителями, Антон зашёл в зал ожидания для вылетающих в Германию, сел в кресло рядом с Нелей и детьми, подумал: «Неужели это правильно, то, что я сейчас делаю – увожу семью из России? Пожалею ли я об этом когда-нибудь, или нет? И не упрекнут ли меня потом за это мои дети?»

Неля хорошо понимала Антона и знала, о чём он думает. Она положила свою ладонь на его ладонь, посмотрела ему в глаза. Они сидели немного вдалеке от своих родственников, сложивших ручную кладь в одно место, расположившись вместе, «кучкой», рядом с вещами и бабой Эммой, которая оказалась в середине. Таких «кучек» в зале ожидания было несколько. Рядом, напротив Антона, сидела семья из семи человек: двое пожилых людей, ещё двое – моложе, двое детей, мальчик и девочка, и старик, примерно лет восьмидесяти. Эти люди отличались от других уезжающих в Германию, тех, кто то и дело отходили от своих семей, прохаживались, снова возвращались к своим местам, чтобы хоть как-то заполнить утомительный и тревожный промежуток времени между прошлой жизнью в России и будущей в Германии, они же сидели в один ряд, как прикованные друг к другу и к своему месту – не шевелясь, не двигаясь и не разговаривая. Вдруг старик встал, быстро подошёл к свободным местам рядом с Антоном и лёг, вытянувшись во весь рост, положив руки под голову, громко сказал:

– Что хотите, то и делайте со мной, но я не поеду. Вот лягу здесь и буду лежать. Насильно что ли меня потащите?

Никто из членов его семьи не проронил ни слова. Они так же сидели, не шевелясь, молча, как и прежде, даже не посмотрев в сторону старика. Полежав так некоторое время, не дождавшись реакции со стороны своих родных, старик сел и дрожащим голосом сказал, смотря перед собой:

– Родился здесь, вся моя жизнь здесь прошла, жена моя здесь похоронена, родители здесь похоронены, а я должен перед смертью куда-то ехать. Зачем мне это? Зачем, скажите, пожалуйста? – Задавал он вопросы, смотря перед собой куда-то вдаль, слезящимися старческими глазами. От родственников встала молодая женщина, подошла к нему, постояв перед ним, села рядом, сказала:

– Если ты не поедешь, деда, то и я не поеду. Если я не поеду, то и Маришка с Димкой не поедут, мама с папой не поедут, все здесь останемся. Но ты же понимаешь, что мы уже тронулись с места, всё продали, раздали. Ты же всё знаешь и мы уже обо всём переговорили. Скажи, зачем нужен этот концерт?

– Это для тебя концерт, вон для твоих родителей тоже, а для меня это

не концерт – это моя жизнь. Здесь она прошла, а умирать я должен ехать к чёрту на кулички. Один там буду лежать.

– Деда, ну почему умирать ты едешь? Жить мы туда едем. Ты же знаешь, не наша в том вина, что мы уезжаем. У наших детей, твоих правнуков, нет здесь хорошего будущего. Ты вот всю жизнь работал, мало получал, но знал, что твои дети, внуки будут иметь образование, работу, жильё. Ты плотником проработал 30 лет, баба ни дня на производстве не работала, но вы воспитали троих детей, двое из них получили высшее образование, а мы сегодня не сможем дать своим детям никакого образования – за него надо платить. Маришка с Димкой по два месяца в школу не ходят. Занятий в школе нет, учителям зарплату не выдают – они бастуют. Я и Николай полгода тоже зарплату не получали. Оба нормальные, здоровые люди, с высшим образованием, жили «от стыда сгорая», за счёт пенсии мамы с папой да дачного участка. Школы, больницы, жильё не строятся; детские сады, фабрики, заводы закрываются. Жильё бесплатно на производстве выдавать перестали, купить его или арендовать невозможно – денег нет. Ты же знаешь, в каких мы условиях жили. Две семьи: мама с папой, я с Николаем, двое наших детей – все в одной трёхкомнатной квартире старой планировки, которую разменять никак не могли.

Она замолчала. Старик тоже молчал. Так молча, они сидели некоторое время. Потом старик встал, сел на прежнее место и больше не проронил ни слова. Он сидел, прижавшись плотно к спинке кресла, скрестив руки на груди и уставившись в одну точку. Внучка осталась сидеть рядом с Антоном, и он видел, как по её щекам текли слёзы, она их не вытирала.

«Что же происходит с тобой, матушка наша Россия? – подумал Антон. – Почему отпускаешь от себя людей, так любящих тебя? Родила их, вырастила, выучила, душу в них вложил – и теперь они должны уехать. Какая нечистая сила заполонила необъятные просторы твои, при которой стало хорошо грабителям, ворам, убийцам, проходимцам, торговцам наркотиками и всякой другой нечисти и так плохо честным, образованным, интеллигентным, работящим людям?»

Антон посмотрел на своих родственников. Они тоже сидели обособленно, отдельной «кучкой», вокруг бабы Эммы, взгляд которой был направлен в одну точку, перед собой. Сцепив на животе ладони, она крутила двумя большими пальцами, губы её были плотно сжаты, глаза блестели.

Из всех близких родственников большой семьи Штернбильд они уезжали одни из последних. Россию покинул весь клан этой семьи. Люди, в основном образованные, работящие. Впоследствии Эдуард составит генеалогическое дерево покинувших Россию во времена перестройки – всего с 1992г. по 2000г. – 110 человек.

Глава третья

Юрий Генрихович

Самолёт из Новосибирска приземлился в Ганноверском аэропорту.

Прибывших этим рейсом переселенцев из России, в том числе и семью Штернбильд, встречали родственники и представители Красного креста. Всех их посадили в большой комфортабельный автобус и привезли в переселенческий лагерь в городе Брамше. Семью Штернбильд встречали дети бабы Эммы, уехавшие в Германию раньше. Проводив их до лагеря, убедившись в том, что они находятся под опекой и руководством человека, знающего немецкий язык – Эдуарда, поздно вечером разъехались по домам.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Хорошо ли нам будет там, где нас нет? Роман в шести томах. Первый том. Эмма

С этой книгой читают

Другие книги автора