Мифы и легенды

© Лилия Ким, 2019

© Интернациональный Союз писателей, 2019

Я, Ким Лилия Николаевна, родилась 08.11.1933 г. на ст. Б.-Невер Читинской области. Окончила школу с золотой медалью в 1950 г. в г. Зыряновске Казахской ССР, затем в 1959 г. с отличием Ленинградский Институт Точной Механики и Оптики.

Училась я на вновь созданном по указанию Хрущёва радиотехническом факультете с повышенной на 100 рублей стипендией, и поскольку училась хорошо, то получала стипендию, повышенную ещё на 100 рублей, и подрабатывала на кафедре радиотехники на полставки (350 р.). Тогда космонавтике уделяли усиленное внимание, и я была хорошо обеспечена материально.

Окончив институт, была направлена в г. Ижевск, где и проработала в Особом КБ Мото-завода руководителем группы разработки наземных комплексов до 1990 г. С 2001 по 2011 была директором ООО по кабельному обогреву «САНДИ». С 2011 г. на пенсии. Дочь (после окончания МГУ) и внук живут и работают в Москве.

Стихи пишу с юности, на портале «Стихи. ру» с 2013 г., в РСП принята в 2014 г. Печаталась в российском журнале «Луч». В ижевском издательском ИП вышло 8 моих сборников стихов и поэм небольшим тиражом (60–65 экз.) для родных и друзей. Регулярно печатаюсь в сборниках «Стихи», издаваемых порталом «Стихи. ру».

Ким Лилия Николаевна 20.03.2018 г.

Часть 1
Мифы и легенды

1. Лавровый куст

 
Эрот обожал с Афродитой родство,
Был сыном ей резвым и смелым,
Тревожил опасным своим баловством,
Пуская любовные стрелы.
      Те стрелы разили людей и богов,
      Неся им то взлёт, то печали.
      Любовь обретала пристанище, кров,
      А жертвы покоя не знали.
Вот раз пошутил Аполлон: «Не пойдёт!
Ты плохо стреляешь – с уклоном!»
«Не так уж и плохо», – подумал Эрот,
Пуская стрелу… в Аполлона.
      И только стрела издала тихий звон,
      Влив в сердце волшебную лимфу,
      Помчался в любовном пылу Аполлон
      За Дафной, за юною нимфой.
А Дафна, от бега устав наконец,
Когда уже день был на склоне,
Взмолилась владыке речному: «Отец,
Избавь же меня от погони!»
      Родитель, чтоб дочери честь сохранить,
      Решил справедливо и строго:
      В куст лавра он Дафну успел превратить,
      Спасая от страстного бога.
Безмолвно стоял Аполлон у куста,
Смириться не мог с превращеньем.
Он Дафной пленён был, одною из ста,
А куст – разве повод для мщенья?
      С тех пор за столетием следует век,
      Мы мифы и сказки меняем,
      Но лучших в борьбе за стремительный бег
      Лавровым венком отмечаем!
 

2. Василёк

 
Жила в деревне бедная вдова,
А с нею синеглазый сын Василий.
Красив и статен. Повзрослел едва,
Его к труду родные приучили.
      Работал в поле, не жалея сил,
      Среди колосьев ржи кипело дело,
      А к вечеру на речку приходил,
      Чтоб на закате смыть усталость с тела.
Полюбоваться небом был готов:
Пылал закат, то розовый, то алый.
А из прибрежных ивовых кустов
За пареньком русалка наблюдала.
      Стал Василёк подводной деве люб.
      Заговорила с ним она не сразу,
      Но наконец слова слетели с губ:
      «Пойдём со мною, парень синеглазый!
Ты полюби меня, доверься мне,
Тебе вручу подводные богатства,
Мы будем жить в прохладной глубине
Среди моей родни, морского братства!»
      Но парень против этаких смотрин:
      «Родное поле мне раздольней, шире.
      Не греют сердце тьма морских глубин
      И обречённость жить в подводном мире!»
Такой ответ у девы вызвал шок,
Разгневалась русалка не на шутку,
Простого парня в полевой цветок
Преобразила заклинаньем жутким.
      С тех пор воды немало утекло.
      Среди колосьев памятью о чуде
      Те синие цветы – русалки зло,
      Их васильками называют люди.
 

3. Миф о Ниобе

 
Семь сынов у фиванской царицы и семь дочерей.
Дочь Тантала, Ниоба, гордится судьбою особой.
Дали боги ей счастье, богатство, прекрасных детей,
Но к богам благодарности мало в душе у Ниобы.
 
 
Рано утром жрецы объявили всем жителям Фив,
Чтобы жертвы Латоне представили пред алтарями,
Восхваляя её, восторгаться детьми не забыв,
Артемидой, златым Аполлоном – её близнецами.
 
 
Все фиванки с дарами послушно направились в храм,
Их покорные лбы украшали лавровые ветки.
Свои робкие просьбы они устремляли к богам,
Чтобы счастливы были бы сами, а также их детки.
 
 
И одна лишь Ниоба отвергла призывы жрецов,
Своим счастьем горда, проявила вдруг спесь дочь Тантала:
«Многодетная мать, чем я хуже, в конце-то концов?» —
На алтарь для Латоны нести свои жертвы не стала.
 
 
Услыхала Латона потоки презрительных слов,
На совет призвала Аполлона и дочь Артемиду:
«К смертным детям она приравняла бессмертных богов,
Неужели вы сможете вытерпеть эту обиду?»
 
 
Брат с сестрою стремглав мчались к Фивам, таясь в облаках,
Золочёные стрелы зловеще гремели в колчанах.
Вот два сына Ниобы летят на горячих конях
По пустынной тропе, окружённой кустами бурьяна.
 
 
Громко вскрикнул один, покачнулся в седле и упал:
Грудь пронзила ему золотая стрела Аполлона.
А второй, попытавшись укрыться в тени среди скал,
Всё же в спину стрелу получил на скаку неуклонно.
 
 
Двух других сыновей, поглощённых спортивной борьбой,
Вдруг настигла стрела, на обоих одной им хватило.
Поспешил на подмогу к ним брат – в сердце острой стрелой
Он сражён наповал Аполлона безжалостной силой.
 
 
Ранен в правую ногу шестой из семи сыновей,
Хочет вырвать стрелу, но вонзается в горло другая.
К небу руки вздымает последний сын – Илионей:
«Олимпийские боги, пощады прошу, умоляю!»
 
 
Аполлон слышит просьбу. Но поздно: звенит тетива
И стрела в повороте от цели не примет участья.
Царь мечом сам пронзил себе грудь, слух донёсся едва,
Что его сыновья пали жертвой богам в одночасье.
 
 
Над телами погибших рыдает Ниоба, скорбя.
Не о милости просит – наполнена речь её ядом:
«О Латона жестокая! Я победила тебя,
У меня всё же больше детей даже с первого взгляда!»
 
 
Только голос замолк – тетива зазвенела сильней,
Лук подняв золотой, выпускает шесть стрел Артемида.
Шесть прекрасных царевен, совсем ещё юных детей,
Сразу жизней лишились – жестокая месть за обиду!
 
 
Лишь седьмая в безмолвном смятении кинулась прочь
И укрылась у матери в складках широкого платья.
«О Латона, молю я: оставь мне хоть младшую дочь!
И тогда буду вечно молитвой тебя прославлять я!»
 
 
Но богиня не слышит. Звенит Артемиды стрела
И летит прямо в сердце последнего чада царицы.
Цепенеет от горя Ниоба. Вершатся дела,
О которых нам, смертным, порой даже сон не приснится!
 
 
Безразлично, бесчувственно тело Ниобы к ветрам,
Ни кровинки в лице. Слёзы скорби из глаз льются сами.
Буйный вихрь перенёс её в Лидию. Родина там.
На Сипиле-горе вдаль глядит, обращённая в камень.
 

4. Картошка, солнце и склероз

(По притче С. Савицкой)

 
В подполье, в старом доме
Жила-была Картошка.
Покоилась в истоме
Без света, без окошка.
      Но вот пора настала:
      Весна была в пути,
      Картошка осознала,
      Что ей пора расти.
Она протёрла глазки,
Подумала немножко,
Помедлила с опаской —
И выпустила ножки.
      Прозрачные и бледные,
      Они тянулись вверх,
      Воображали, бедные,
      Что белый свет померк.
А в доме на комоде
Мохнатый жил Склероз.
Людей не трогал вроде,
Но доводил до слёз.
      Когда по доброй воле
      Им что-то было нужно
      В комоде иль в подполье —
      Он жмурился натужно:
Пришедшие едва ли
Опомниться могли
И сразу забывали,
Зачем они пришли,
      А брали без разбора
      Что под руку придётся.
      Склероз же этот скоро
      Околдовал и Солнце.
Оно с того момента
Врывалось в дом – и с ходу
Всё шарило зачем-то
По старому комоду,
      Ища на всякий случай,
      Но напрочь цель забыв,
      Скрывалось вновь за тучи,
      Чтоб вспомнить свой порыв.
Пробила пол Картошка,
И с каждым днём виднее
В ней прорастали ножки,
Ветвясь и зеленея.
      Вот Солнце утром рано
      Проникло в старый дом.
      Вид показался странным:
      Пол в зелени кругом…
«Ах, батюшки!» – вскричало
Светило, вспомнив срок,
И людям показало
Пробившийся росток.
      Все вспомнили о сроках,
      Картошку извлекли,
      В полях своих широких
      Посадку провели.
Склероз же над конфузом
Так долго хохотал,
Своим мохнатым пузом
Чуть на пол не упал!
 

5. Морская сказка

I

 
Пылает алая заря,
Шумят морские дали,
Но в царстве грозного царя
Повсюду тень печали.
      У Нептуна болеет дочь,
      Прекрасная русалка,
      Никто не может ей помочь,
      Хотя до боли жалко.
Болезни странной нет причин,
Лекарства неизвестны
Ни в темноте морских глубин,
Ни в закоулках бездны.
      Бессильно всё: микстур приём,
      Режимы и диеты,
      И иссякают день за днём
      Надежда и советы.
Скорбит в отчаяньи отец —
Сам бог морских просторов —
И прерывает наконец
Пустые разговоры.
      Тверды слова, как монолит,
      Решенье непреклонно:
      «Тому, кто дочку исцелит,
      Её отдам я в жёны!
И, если жребий изберёт
Не бога – человека,
Пусть кончится мой славный род,
Расстанусь с ней навеки!
      Забудет дочка навсегда
      Русалок хороводы,
      Проявятся в ней (вот беда!)
      Черты людской породы.
Нелёгкую разлуку с ней
Скреплю я царским словом,
Лишь дочка – свет моих очей —
Была бы вновь здоровой.
      Других забот сегодня нет.
      Подводный мир воспрянет,
      И управлять им много лет
      Мой разум не устанет».
 

II

 
C трудом, неся ракушек воз,
Из дальней богадельни
К покою царскому приполз
Премудрый рак-отшельник.
      «О царь! Хвала тебе и честь!
      Прошу: не хмурься гневно.
      В древнейших книгах запись есть,
      Как излечить царевну.
Не хирургическим путём,
Не с помощью наркоза,
Доступен лишь один приём —
Приём метаморфозы.
 
 
Вели художника искать,
Умельца в этой сфере,
Чтоб мог портрет нарисовать
В изысканной манере.
И как он дочь изобразит,
Как на неё он взглянет,
Какой придаст ей внешний вид —
Такой она и станет.
 
 
Зато исчезнут хвори вдруг,
Поправится принцесса,
Пройдя всех изменений круг,
В конце того процесса.
 
 
Но берегись и не спеши
При выборе умельца,
Хотя все средства хороши,
Куда от горя деться!
 
 
Ведь может этот имярек
Изобразить такое,
Что не узнаешь ты вовек
Дитя своё родное!
 
 
Вот если осьминога вдруг
Портрет писать попросим,
Красы не жди: не будет рук,
А ножек будет восемь.
 
 
Добром советую тебе
По предпочтеньям века
Поверить ветреной судьбе
И выбрать человека!»
 

III

 
Художник спал на берегу
По зову вольных правил.
Посол-дельфин под моря гул
Его к дворцу доставил.
 
 
Был мастер лёгок на подъём:
С заказчиком не споря,
Наметил мелом и углём
Портрет царевны моря.
 
 
Ему талант недаром дан,
Фантазий много тоже.
В мечтах увидел лёгкий стан
И пару стройных ножек.
 
 
Готов заказанный портрет!
Но что с царевной стало?
Хвоста уже в помине нет
Под лёгким покрывалом,
 
 
Всё тело, кисти тонких рук
Не скрыты чешуёю.
Русалочка исчезла вдруг,
Став девушкой земною!
 
 
Дивится весь подводный мир,
Нептун расцвёл улыбкой,
Увидев дочку – свой кумир —
Живой, здоровой, гибкой!
 
 
Обняв царевну, говорит:
«Ты выглядишь отменно,
Хоть непривычен новый вид,
На пользу перемена!
 
 
Вот избавитель – твой жених,
Уйдёшь ты с ним на землю,
Где люди вас, ещё двоих,
Для жизни той приемлют.
 
 
И, если век для вас вдвойне
От счастья будет ярок,
Надеюсь, принесёте мне
Наследника в подарок.
 
 
Пройдёт пора родильных мук
И юность после детства —
Морское царство примет внук
От дедушки в наследство!
 

6. Виноградник

 
Трудолюбив, старателен был Ной,
Всех добрых дел зачинщик и рассадник.
Решил он близ обители земной
На пустыре возделать виноградник.
 
 
Лишь первую лозу он закопал,
Как Сатана узрел его старанья,
Проситься к Ною в компаньоны стал,
И согласился Ной для назиданья.
 
 
В пылу усердья Сатана добыл
Овечку, Льва, Свинью и Обезьяну
И кровью их всю землю оросил,
Хоть Ною показалось это странным.
 
 
Был общий труд вознаграждён сполна:
Разросся виноградник пышным цветом.
Но каждый человек, хлебнув вина,
Все свойства тварей обретал при этом.
 
 
Вначале был он кроток, как Овца,
Потом, как Лев, с соседями сражался,
Как Обезьяна, корчил вид лица
И в грязной луже, как Свинья, валялся.
 
 
Мораль: не доверяйся Сатане!
Исподтишка он замышляет козни.
Пока ты ищешь истину в вине,
Придёт пора для сожалений поздних!
 

7. Гладиатор

 
Всё новые богатства Риму
Для процветания нужны.
Его войска непобедимы,
Враги – на смерть осуждены.
 
 
А если им досталась доля
Войти в финал батальных сцен,
То хуже смерти та неволя
Среди недобрых римских стен.
 
 
От унизительного плена
И от отчаянья потерь
Одна дорога – на арену:
Ты – гладиатор, дикий зверь!
 
 
Толпа до зрелища охоча:
Насилие, жестокость, бой!
Она ревёт, свистит, хохочет,
Вершит твою игру с судьбой.
 
 
Сражён противник мощным взмахом,
Но замер меч в руке твоей:
В глазах у жертвы – море страха,
А вопль толпы: «Убей, убей!»
 
 
Твоя душа скорбит, мятежна.
Как обречённого сберечь?
Нет выбора. Смерть неизбежна.
И в сердце ты вонзаешь меч!
 
 
Но, как кошмар, всё повторится,
Придёт и твой последний бой —
Неумолимая десница
Меч остановит над тобой.
 
 
И в это длинное мгновенье
Мелькнёт перед глазами дом,
Семьи далёкое виденье,
Туман над маленьким прудом…
 
 
Чтоб видом смерти насладиться,
«Убей!» – опять толпа вскричит.
Свой меч безжалостный убийца
Твоею кровью обагрит.
 

8. Пифия и Крёз

 
Был город в Древней Греции, и жители его
Не ведали ни крепости, ни войска своего.
Для их защиты шёл народ окрестных городов,
Так устранялись все невзгоды испокон веков.
 
 
Тот город Дельфы неспроста известен всюду стал:
В нём мудрых истин сто из ста оракул предрекал
И каждый из несущих в храм богатые дары
Все тайны о грядущем мог проведать до поры.
 
 
Была одна особенность оракула из Дельф:
Вещал он женским голосом, как легкокрылый эльф,
Тогда как предсказатели иные, как один,
Звучали обязательно лишь голосом мужчин.
 
 
Богач и царь, известный Крёз, хитёр был и умён:
Проверку для провидцев внёс в общенье с ними он.
Послал, преодолев мигрень, гонцов во все края
С вопросом: «Ровно в сотый день что буду делать я?»
 
 
А сам на сотый день в дому огонь разжечь велел,
Свою задумку никому открыть не захотел
И в медном с крышкою котле без робости и страха
Варить поставил на огне ягнёнка с черепахой.
 
 
Тирану весть принесена: «Дух черепахи чую.
С ягнёнком варится она, презрев судьбу иную.
Медь наверху, внизу, кругом их в середине скрыла».
Крёз изумился: «Может, в том даров богатых сила?»
 
 
Теперь он точно мог узнать по воле Провиденья,
Где можно силу применять с успехом без сомненья.
Идти ли к Персии с войной, переходить ли Галис^[1],
Чтоб все трофеи битвы той ему легко достались.
 
 
Ответ от пифии гласил: «Крёз, перейдя чрез Галис,
Разрушит царство». Царь решил – войска в поход
                                                                        собрались.
Но помнит Персия о том, что за рекой – угроза,
И сокрушительный разгром вдруг терпит войско
                                                                                Крёза.
 
 
«В чём дело, почему обман? Вы, боги, объясните!» —
Взывает к пифии тиран, рассерженный правитель.
Гнев облегченья не даёт. И вот: «Обмана нет.
Разрушил царство ты СВОЁ», – такой пришёл ответ.
 

9. Орлеанской деве

 
Скажи, давно ли это было?
Чтоб снять осаду с Орлеана,
Своей отвагою и пылом
Ты вдохновляла войско, Жанна.
 
 
Сквозь яростный огонь той битвы,
Сквозь кровь, и дым, и гул сраженья
Услышал Бог твои молитвы
И подтвердил предназначенье.
 
 
Вся Франция гордилась, Жанна,
Твоими ратными делами.
На коронации тирана
Держала ты над Карлом знамя.
 
 
И что же? Вот твой жребий, Жанна:
Стоять не в латах и с мечом —
В плену у англичан, в Руане,
Пред инквизиторским судом.
 
 
Повинна. Колдовство и ересь —
Таков вердикт в конце пути.
Ты вынесла все муки, через
Которые пришлось пройти.
 
 
Костёр закончил муки эти,
Ты вознеслась в огонь и дым,
А через пять глухих столетий
Была причислена к святым.
 

10. Пигмалион и Галатея

 
Был статен, пригож, не лишён обаянья
Царь Кипра по имени Пигмалион.
К тому ж, обладая искусством ваянья,
Как скульптор на родине славился он.
       Однажды, слоновую кость вырезая,
       Создать чудо-деву ему удалось.
       С божественным ликом она как живая
       Предстала под пышной волною волос.
Царь этой красой любовался воочью,
Прекрасного стана касаясь едва.
И солнечным днём, и с лампадами – ночью
Он деве шептал нежной страсти слова.
       Когда же настал светлый день Афродиты,
       Он в храм ей богатые жертвы принёс,
       Моля об одном: «Моё сердце разбито.
       Дай в жёны мне эту виновницу грёз!»
Богиня любви снизошла к нему, зная,
Насколько был искренним Пигмалион.
В её алтаре, верный суд подтверждая,
Три раза огонь был до неба взметён.
      К дворцу юный скульптор спешит в колеснице.
       Без устали трудятся солнца лучи:
       Лик статуи лёгким теплом золотится —
       С надеждою царское сердце стучит.
Уж слышно дыхание – как в колыбели,
Весь облик её излучает покой.
Открылись глаза. На царя посмотрели,
Блеснув ослепительной голубизной.
       Так блещет лишь море, волною ласкаясь.
       Живою красавицей царь покорён.
       Народ весь ликует, на площадь стекаясь,
       Богиню любви славит радостно он.
А девушке имя дано – Галатея,
Короною царской покрыта глава.
От низких поклонов и почестей млея,
Идёт, ощутив свою сущность едва.
       –
О чём нам поведало это преданье?
Всегда вдохновляйтесь заветной мечтой!
Ведь силой любви и большого желанья
Бездушный предмет станет плотью живой!
      С другой стороны, бойтесь просьбы беспечной!
      Ведь может случиться – придётся просить,
      Почувствовав бремя любви быстротечной,
      Вновь в камень рождённую жизнь превратить!
 

11. Пробуждение

 
Зимний сон стряхнув весною разом,
Осторожно ветки шелестят.
В каждой почке эльф зеленоглазый
Примеряет праздничный наряд.
 
 
Малышу в своей темнице тесно.
Пусть снаружи не растаял снег,
Но призывно, звонко и чудесно
Там поёт природа о весне.
 
 
О тепле, о небесах лазурных,
Обо всём, что на свободе ждёт…
Не жалея крылышек ажурных,
Эльф готов отправиться в полёт.
 
 
И, томимый жаждою познанья,
Ожиданьем счастья окрылён,
Жизнь свою потоку мирозданья
Как подарок преподносит он.
 

12. Знакомому гному

 
Расскажи мне, мой гном, чем был занят сегодня весь день?
Сколько новых чудесных открытий ты сделал в лесу?
И покрылся ли мхом полусгнивший таинственный пень,
Чтобы скрыть от случайных гостей той полянки красу?
 
 
Знаешь, с прошлого лета, с тех пор как ты стал мне знаком,
Мне так дорог твой пыл незатейливых летних хлопот:
То устроить жука под упавшим кленовым листком,
То пчеле показать тот цветок, где душистее мёд.
 
 
Признаю́сь, я так искренне дружбой твоей дорожу,
Так близки мы по духу беспечностью и добротой!
Я тебе к холодам колпачок непременно свяжу,
Пару варежек ярких и шарф иссиня-голубой.
 
 
Покидая порою свою колдовскую страну,
Навещай меня чаще, подолгу не пропадай.
Ну а если и я ненароком к тебе загляну,
То лесной земляникой и мёдом меня угощай!
 

13. Вечер и ночь

(в ответ на «Вечер во фраке» А. Сальникофф)

 

 

 
Недолго ждал Осенний Вечер
Свою красавицу в тиши.
Увы, не состоялась встреча,
Уйти неверный поспешил.
 
 
А Ночь, прелестна статью нежной,
Вся обаянием полна,
Спускалась плавно и небрежно
К Земле, как к берегу волна.
 
 
Увидеться ещё не поздно —
Ты, Вечер, чуточку постой!
Всё кружево мантильи в звёздах,
А гребень – месяц молодой.
 
 
Но слишком уж красотка властна:
Всё покорила мраком, тьмой…
И Вечер в сумрак безопасный
Нырнул во фраке с головой!
 

14. Зимняя шутка

 
Увлечение повальное
Шло весь год:
С головой ушёл в вязание
Женский род.
           Вяжут платья, кофты, варежки —
           К ряду ряд.
           Вяжут мамы, дочки, бабушки —
           Все подряд.
Удивляется Метелица
С высоты:
Шерсть в клубках повсюду стелется,
Как цветы.
            Тут сварливую сомнения
            Стали брать:
            Может, мне для развлечения
            Повязать?
Пряжа лёгкая да чистая,
Просто клад!
Замелькали спицы быстрые —
Дни летят.
          Вот сплела вещицу первую,
          И не зря:
          В белом свитере мохеровом
          Вся земля.
Тут вошла во вкус Метелица:
Решено!
И характер мой изменится
Заодно.
            Дед Мороз немало пережил
            Бурь и вьюг,
            Хоть в душе, конечно, верю же:
            Он мой друг.
Ссоры я от делать нечего
Завожу,
Лучше старому в три вечера
Шарф свяжу.
            Занялась старушка нитками —
            Лишь взгляни,
            Как безветренными, тихими
            Стали дни.
И не слышно предсказания
Сильных вьюг,
Ведь Метелице с вязанием
Недосуг!
 

15. Сизиф

(По прозаическому переводу Н. А. Куна)

 
У буйного бога ветров, озорного Эола,
Был сын, основатель Коринфа, коварный Сизиф.
Немало богатств накопил он, владея престолом,
Свою изворотливость, хитрость в делах применив.
 
 
И не было в Греции равных ему по коварству,
Несметных сокровищ в казне не охватывал взгляд.
Но время настало – и вот из Аидова царства
Явился зловещий и мрачный бог смерти Танат.
 
 
Сизиф же, почуяв момент приближения смерти,
Почёт и достоинство встрече с Танатом придал:
Обманом и лестью (хоть верьте тому иль не верьте)
Завлёк в подземелье и в цепи его заковал.
 
 
Ликует Земля: дни бессмертия вдруг наступили,
Не стало роскошных и пышных больших похорон,
И жертвы подземным богам приносить не спешили.
Нарушил Сизиф установленный Зевсом закон.
 
 
Разгневавшись, Зевс, чтоб с Землёй разрядить
                                                                      обстановку,
Шлёт срочно Ареса, могучего бога войны.
Арес выручает Таната из плена так ловко,
Что даже войска оказались ему не нужны.
 
 
Теперь-то Танат мог владеть непокорной душою,
Исторгнув, вести её в скорбное царство теней.
Но хитрый Сизиф, сговорившись тихонько с женою,
Вновь способ находит для встречи с душою своей.
 
 
Жене он шепнул: «Не спеши с погребением тела
И даже не думай о жертвах подземным богам!»
Охотно супруга всё выполнить точно сумела —
Дары не послала к Летейской реки берегам.
 
 
Аид с Персефоной всё ждут эти жертвы с обидой,
И праведный гнев их являет насупленный вид.
Вот тут-то Сизиф приближается к трону Аида
И тоном смиренным владыке теней говорит:
 
 
«Великий Аид! Твою власть безусловно приемлю,
Могуществом равен ты Зевсу в величье своём!
Дозволь ненадолго вернуться на светлую землю,
С женой мы богатые жертвы тебе принесём!
 
 
А после я в царство твоё возвращусь непременно,
Не будет проблем, чтоб меня из покоев извлечь!»
Так лживый Сизиф произнёс монолог вдохновенно,
И грозный Аид отозвался на льстивую речь.
 
 
Вернувшись домой, не на шутку Сизиф возгордился,
Что в царстве теней из всех смертных сумел уцелеть.
И в пышном дворце от души пировал, веселился,
Желая в довольстве и неге побольше успеть.
 
 
Столь наглым обманом Аид возмущён до предела,
И снова Танат был отправлен на землю гонцом.
Повторно от бренного тела душа отлетела —
Закончилось дело Сизифа бесславным концом.
 
 
Несладко царю вероломному в жизни загробной:
За все те обманы, что он на веку совершил,
Сизиф осуждён в гору вкатывать камень огромный,
По тяжести сверх всех возможностей мускульных сил.
 
 
Гора высока и крута. Грешник в изнеможеньи,
Пот градом струится с него от бесплодных трудов.
Всё ближе вершина горы, и нужно лишь мгновенье,
Чтоб смог искупить он весь груз совершённых грехов.
 
 
Но нет! Вырывается снова из рук его камень
И в облаке пыли, гремя, устремляется вниз.
Покорен Сизиф. Так несёт он глухими веками
Тяжёлую кару – богов олимпийских каприз.