Лабиринт современности. Книга 1. Покаяние

© Лейла Арифова, 2018

ISBN 978-5-4493-9875-8 (т. 1)

ISBN 978-5-4493-9849-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

«Ах, vanitas, vanitatum! (лат. суета сует!). Кто из нас счастлив в этом мире? Кто из нас получает то, чего жаждет его сердце, а получив, не жаждет большего?

(«Ярмарка тщеславия», Уильям Теккерей)

Сложно подводить итог прожитым событиям, ведь если других мы оцениваем по поступкам и даже чаще по проступкам, то себя, любимых по благим помыслам. У каждого есть личные мотивы, интересы и тайные желания, скрываемые от посторонних, пытаться докопаться до правды – тяжкий труд, учитывая объективность данной категории. Это и предстоит сделать сегодня, сконцентрировав разум и память. Решившись вынести на свет тайную историю, складывавшуюся из множества событий, я заведомо обрекаю себя на неприятные ощущения, вызываемые укорами совести, не исчерпавшую себя до конца. Болезненные воспоминания терзают рассудок и душу, но придётся потерпеть, иначе покаянию не свершиться.

Покаяние есть глубокое раскаяние, сокрушение о грехе, характеризуемое скорбью, вызванной уязвлением совести, сопровождаемое твердым желанием очищения и преображения жизни. Истинное покаяние требует признания и осмысления собственной вины и не подразумевает перебрасывания личной ответственности на других. Так трактуют это событие в богословской литературе. Что же изобразим глубокое раскаяние за содеянное, авось ТАМ, откуда не возвращаются, учтут мои благие намерения.

Итак, поставлена задача, выяснить правду, которая, как правило, у каждого своя. По возможности отстранившись от эмоций, вспомнить те давние события, старательно запрятанные в тайники разума, проанализировать факты и доказательства, отсеяв шелуху, сделать прагматичный вывод и вынести вердикт «виновна» или «не виновна», хотя возникает резонный вопрос: «А судьи кто?»

Однажды мы испытываем потрясение, осознав скоротечность существования, и в данный момент его вызвало не бремя прожитых лет и не череда неудач, с завидным постоянством преследовавших меня, хотя грех жаловаться, были и ясные дни. Эти чувства вызывались не шёпотом врачей, обсуждавших с Эльдаром предполагаемый сценарий развития событий: «возможно, выживет, но останется инвалидом», «травма несовместимая с полноценной жизнью» «если пуля сдвинется хоть на полсантиметра, ей конец», «операцию делать не советуем, рядом жизненно важные артерии».

Оглянуться на прожитую жизнь и оценить её эффективность (в числителе – положительный эффект, в знаменателе – понесённые затраты), заставило ожидаемое посещение палача, того, кто хладнокровно вынес приговор и привёл его в исполнение, кому не задумываясь я и так готова была отдать жизнь. Но не стоит, наверное, сразу открывать все карты, припрячем парочку в рукав и начнем исповедь с надеждой выяснить, что же на самом деле было. Однозначно, близость «старухи с косой» выбила меня из привычной колеи, и вызвала потребность покаяния.

Начало получилось сумбурным из-за отсутствия опыта в написании такого рода повествований, что же дальнейшее жизнеописание постараюсь излагать в более доступной для восприятия манере и свой рассказ начну с описания вечера, детонировавшего дальнейшие события.

Итак, однажды тихим вечером, во время свидания в уютном гнездышке с моим визави состоялся следующий диалог.

– Это абсурдная идея, я не соглашусь присваивать твой труд, – категорически возразил Рустам, – станем лучше соавторами.

– Ну что ты, это наш общий труд, – убеждала я его, – без твоих рассказов о беспределе братков в лихие девяностые, о прессинге бизнесменов, о коррупции во всех эшелонах власти книга не была бы написана. У каждого из нас есть свой интерес в этом деле, ты приобретаешь авторские права на книгу, я же твои знания в области бизнеса. У меня скопились сбережения, плата за годы праведного труда, их необходимо приумножить, и ты в этом поможешь. Кроме того, если мы станем соавторами, может открыться наша связь, в первую очередь Мадам поинтересуется, откуда у её кухарки такие таланты, каким образом мы вместе написали книгу, и где, за кастрюлей с супом или сотейником с поджаркой?

Прошуршав бумагами, я достала заветную стопку листов, исписанных размашистым почерком, растрёпанных по краям, и сказала:

– Нам предстоит напечатать эту рукопись, внести исправления, отдать на редактирование профессионалу и найти издателя, прибыль, полученную с продажи, разделим пополам. Но сомневаюсь, что люди захотят раскошелиться за эту писанину, многие предпочитают легкое чтиво о любви, эротике или кровавые боевики, то, что можно читать между делом, по дороге на работу, а социальные проблемы мало кого волнуют!

Наконец дискуссия была завершена в мою пользу, пробормотав несколько возражений из вежливости, Рустам взял пакет с рукописью и ушёл. Таким образом, мир пополнился ещё одним начинающим «литературным негром» или «призраком пера» в моём лице. Когда дверь за ним закрылась, я шумно вздохнула от облегчения, что всё прошло довольно гладко.

– Вот ты и попался на крючок, – прошептала я, словно он мог меня слышать. – Если бы не эта книга, наше расставание было бы неминуемо. Это читалось во всё более редких и менее продолжительных встречах, в его разговорах, которые всё время были о ней. Наверняка скоро он забыл бы сюда дорогу навсегда. Возможно, в будущем мы и расстанемся, но это будет по моей инициативе!

Интриговать для меня, было не характерно, но как говорится, жизнь заставит медведя кататься на велосипеде, а льва прыгать сквозь горящий обруч. Мы, homo sapiens, не хуже поддаемся дрессировке, чем братья наши меньшие, и способность к мимикрии с годами у нас, женщин, усиливается. Иначе не выжить, особенно одиноким особам, у которых молодость уже позади и к тому же не имеющим модельной внешности. Как могла я конкурировать за внимание любимого с двадцатитрёхлетней Залиной, обладательницей стройной фигуры, и смазливого личика, если не хитростью и интеллектом? Нас связывал один мужчина, его я любила, а она использовала, к тому же имевшего полный комплект: жену и троих детей, он также был по совместительству моим боссом.

Поэтому, как Шахерезада развлекала жестокого султана занимательными сказками тысячу и одну ночь и сохранила жизнь, так и я кинула приманку, которую Рустам охотно заглотнул. Пока книгу не издадут, он будет приходить, советоваться, что улучшить в повествовании, а что исправить? Всё это позволит нам чаще видеться, а к тому времени назреет очередной кризис в его отношениях с молодой любовницей, и зализывать раны он опять придёт ко мне.

Этот сценарий был предсказуем, ведь слухи прилипали к Залине, как мошкара к густому сиропу, будоражили визави подобно Виагре, они окружили девушку ореолом чувственности, делали её более соблазнительной. Соперница, используя свою власть над зрелым Дон Жуаном, часто капризничала, изводила его ревностью, доводила истериками, а затем, подобно паровому котлу, от избытка давления он взрывался, и собирать останки, реанимировать к жизни, была моя привилегия. Эти отношения в форме тетраэдра длились уже два года, и если Залина, по его словам не знала о моем существовании, то её имя уже набило оскомину и вызывало аллергию в виде зуда на коже. Сегодня можно смело утверждать, что это был даже не тетраэдр, а квадрат Малевича, затянувший всех нас в свою черноту.

Четвёртой, самой сильной и опасной стороной наших отношений была супруга Рустама, Маржанат, которую мы, работающие у неё по найму, втайне звали Мадам. Это прозвище ей подходило, подчеркивало властный и жесткий характер, желание всё контролировать. Я работала в доме Рустама поварихой уже четыре года, уборкой дома занималась Фаина, возил хозяев на комфортабельном автомобиле Мансур. И конечно, главнокомандующей над штатом прислуги была Мадам, всячески подчеркивавшая свой статус, богатой и успешной женщины, высокомерным поведением.

Зарплата, выплачиваемая нам была гораздо выше, чем та, которую получали работающие на государственных работах, поэтому текучесть кадров в доме была небольшой. Статистику портили няни, часто менявшиеся, не выдерживая завышенных требований Мадам в отношении ухода за младшими детьми. Последняя няня Салихат проработала в доме уже три месяца, и мы, старожилы, втайне удивлялись, как ей удалось найти общий язык с капризной Фатимой.

Самому младшему Тимурчику исполнилось два с половиной года, Фатиме двенадцать лет, а самой старшей Амине, моей любимице, семнадцать. Рустам успешно работал в строительном бизнесе, его жена была светской дамой и домоправительницей по совместительству. Амина собиралась поступать в университет, Фатима находилась на домашней обучении, из школы в неделю три раза к ней приходили учителя заниматься дома. Она была особенным ребенком, страдала эпилепсией, которую удалось приостановить с помощью современных препаратов, и в последние годы приступов почти не было. По строгому указанию хозяев, было запрещено расстраивать Фатиму, чтобы не спровоцировать приступ, поэтому с детства все потакали её капризам, что способствовало формированию вздорного характера.

Видимо из-за её болезни Мадам долго не решалась на третьего ребенка, а затем попыталась укрепить им брак, чтобы муж не бросил её ради молодой соперницы. Связь с Залиной, когда она выплыла наружу, послужила катализатором рождения Тимурчика, долгожданного наследника состояния Байрамовых.

Хозяева вместе с детьми жили в двухэтажном доме современной постройки, облицованном розовым мрамором, с большим двором, вымощённым шероховатыми плитами дикого камня и садом, простирающим на шестнадцать соток. Комнаты в доме были просторные, с высокими потолками, но самой нарядной была помпезная гостиная с лепными карнизами, покрытыми бронзовой позолотой. Индивидуальность ей придавали эркеры с овальными узкими окнами, завешенные тонкой паутиной тюли.

Дом был декорирован в классическом стиле, гостиная, например, была уставлена массивной горкой из светлого дуба, с дрезденским сервизом на двенадцать персон, в углу стоял резной комод, сделанный под старину, у стены расположился чернильно – синий кожаный итальянский холл. Пол покрывал шёлковый ковер розовато-пастельного тона, довершала образ массивная люстра, как хвасталась перед гостями Мадам, из венецианского стекла. Интерьером занимался наёмный дизайнер, всё здесь попахивало снобизмом и деньгами, хоть фотографию в журнал делай! В этом убранстве сказывался характер хозяйки дома, её амбиции и высокомерие.

К южной части дома был пристроен зимний сад из пластика, алюминия и стекла, где росли небольшие деревья, дававшие кислые апельсины, лимоны с висящими на них мелкими зелёными плодами, и несколько раскидистых фикусов. Здесь в специальных контейнерах выращивали помидоры, разноцветный болгарский перец и ароматную клубнику. В отдельном секторе росли нежные капризные орхидеи, любимые цветы хозяйки.

Особого внимания заслуживал замечательный сад, за ним ухаживал приходящий садовник Али. Ранней весной он делал обрезку деревьев, перекапывал их, затем чтобы растительность не чахла, добавлял в раскопанные лунки компост или торф из пластиковых мешков, белил разведённой в ведре известью, опрыскивал ядохимикатами от прожорливой тли, а осенью собирал урожай. Он любил ухаживать за цветами, высаживал новые сорта, и они расцветали пышным цветом. Во дворе перед домом вдоль бордюров, очерчивающих клумбы росли разные кусты роз, им садовник готов был петь дифирамбы.

– Много добра принесли они людям, – говорил Али. – Ни одно торжественное событие, будь то свадьба, или день рождения не обходится без прекрасных, благоуханных роз. Мало какие цветы могут сравниться с ними по богатству форм, окраске цветов, ароматов и продолжительности цветения, – восхвалял он признанную красоту, приходя после окончания работы выпить на кухню чашку какао. С собой садовник по указанию хозяйки, приносил созревшие фрукты и ягоды или букет цветов, их Динара ставила в хрустальную вазу и уносила в столовую или гостиную. Мне же на кухню доставались бракованные экземпляры, цветы с короткими стеблями, красовавшиеся в литровой банке на окне, их красота и аромат быстро угасали из-за кухонных миазмов, словно свежесть юных девушек от жизненных неурядиц.

В палисаднике росли мясистые золотисто – жёлтые и багряные георгины, астры с махровыми цветами и лохматые индийские хризантемы. Как рассказывал Али, семена астры привез тайно из Китая французский монах, то есть монахи, не только делали знаменитые вина и бальзамы, но и способствовали украшению мира. Цветы, растущие в палисаднике цвели до поздней осени, и когда вначале ноябре становилось серо и неприглядно, они радовали ярким колоритом.

После обеда, накормив желающих, наступал долгожданный перерыв, и я убегала подальше в сад, пока в кухню не зашёл опоздавший к обеду, с просьбой его обслужить. Эти прогулки разрешила хозяйка, пришлось ей объяснить, что даже повариха нуждается в отдыхе, и если семья рассчитывает на вкусный ужин, то должна не препятствовать маленьким слабостям. В саду садилась на скамейку, ноги ставила на низкий табурет с потрескавшейся краской, отдыхала и мечтала, отвлекаясь от насущных проблем.

В смелых мечтах я видела себя владелицей ресторана, разъезжающей на дорогой машине или хозяйкой фешенебельного отеля, облачённой в наряды от кутюр, окружённой поклонниками, потягивающей мартини из правильного бокала. При возвращении в реальность, хлопая ресницами, оставалось решить проблему, где взять кучу денег, чтобы стать успешной бизнес-леди. Ещё мечтала о том, что Рустам обнищает, попадет в аварию, потеряет память, все от него откажутся, и тогда я увезу его подальше, и мы начнем счастливую жизнь. Не зря говорят мудрецы, – бойся желаний, они могут сбыться. И когда одна часть желаний сбылась, тут я заглянула в бездну бездонного горя.

В непогоду, когда пронизывающий ветер с моря морозил руки и колени, или моросящий дождь холодил лицо, я прерывала прогулку по саду и пряталась в комнате Амины с её разрешения, пока не наступало время готовить ужин. То же самое делала, если Мадам с детьми уезжали в гости. Доверительные отношения с Аминой сложились с самого начала работы в этом доме. Мадам всё внимание уделяла младшим детям, а от старшей девочки отмахивалась. Вступив в фазу переходного возраста, Амина стала остро чувствовать безразличие к ней родителей и втайне страдала от этого. Раньше Рустам любил возиться с девочками, водил их в детский театр, в парк, на карусели, в заезжий цирк, беседовал на различные темы, но с появлением молодой любовницы, стал позже приходить домой, часто навеселе, если был трезвый, то все вокруг его раздражали, особенно дети. Всё чаще он закрывался в кабинете, ссылаясь на срочную работу, где прикорнув на диване с книгой в руке, там же засыпал.

В доме полном людей, девочка-подросток оказалась в одиночестве и стала искать утешение в книгах, в этом мы были с ней похожи и постепенно сблизились. Я советовала подходящие для чтения романы, вспоминая предпочтения в юном возрасте, или в свободное от работы время помогала делать ей уроки, все, кроме математики, которую не любила.

***

Лицемерие редко удается девушкам, простодушным по природе, но жизненный опыт принуждает взрослых надевать маски в общении с неприятными людьми, особенно если в силу каких-то причин мы от них зависим. Поэтому сталкиваясь с высокомерием Мадам, немало возмущаясь им, я надевала маску, сочившуюся покладистостью и смирением, редко давала волю своим чувствам. Не зря же психологи советуют сотрудникам фирм у себя дома наклеить портрет ненавистного босса на диск для дартса¹ и упражняться в меткости с помощью дротиков. Такого диска у меня не было, но в минуты отдыха я давала волю воображению и представляла Мадам в роли Анны Болейн², Марии Стюарт³ или новой жены Синий Бороды.

По профессии я повар, по незаконченному высшему образованию историк, а хобби у меня было чтение книг, стала библиофилом-поклонницей и любителем книг с ранних лет и страсть к ним с течением времени, претерпевая метаморфозы, не уменьшилась. Первые годы беспорядочного чтения были характерны тем, что я, как голодный подрастающий волчонок, растущий без опеки взрослых, кидалась на всё подряд, что можно было достать в библиотеке средней школы в селе, где проживала моя семья. Иногда ходила в центральную районную библиотеку, где чаще попадались повести о революции, целине, стахановцах, от этих книг веяло скукой, оптимизмом и верой в победу коммунизма.

На их фоне великолепным открытием стали произведения Александра Дюма, Майн Рида, сестёр Бронте, Чарльза Диккенса, Маргарет Митчелл, подарившие волшебные минуты познавания. Их книги держали в напряжении, в лихорадочном ожидании развития сюжета и неожиданной развязки, ведь за несколько часов чтения случалось больше драматических событий, чем за всю мою короткую жизнь. Происшествия, описываемые автором и чувства, побуждаемые переживаниями, горестями и восторгами персонажей способствовали воспитанию характера в отрыве от реальности. Этот хаотичный книжный мир вступал в противоречие с реальной жизнью в горном селе, которая веками была довольна суровой.

Когда попадалась захватывающая книга, всё на свете забывалось, чувство времени терялось, сознание перемещалось в век королей, рыцарей и их прекрасных дам, коварных соперников, тиранов и спасителей. Как правило, в конце книги все проблемы успешно разрешались, разлученные любящие сердца воссоединялись, злодеев постигала неизбежная кара, наследство доставалось достойному. Мой оптимизм и вера в торжество справедливости и добра росли с каждой прочитанной книгой, до тех пор, пока в будущем на полном ходу не разбились вдребезги о суровые жизненные реалии.

Так и проходило незаметно время взросления, в течение которого сознание следило за перипетиями героев, запойное ночное чтение способствовало бледности лица, отливающего синевой вокруг век и красочным снам после засыпания.

За излишнюю любовь к чтению мать осуждала и при случае предостерегала: «Ослепнешь, будешь всю жизнь ходить в очках, станешь горбатой, не ссутулься, сиди ровно», но её предсказания не сбылись. До тех пор, пока не стала работать поваром, и не располнела, у меня была статная фигура, и очки я до сих пор не ношу. Это сейчас, в связи с введением повсеместно ЕГЭ, проводимых в помещениях с установленными видеокамерами, у многих появился культ учебы. Родители тратят большие деньги на оплату репетиторов, стимулируют развитие детей, для чего водят их в различные кружки и спортивные секции, а в те годы зубрил не любили, поэтому они старались, лишний раз не высовываться из дебрей беспорядочных знаний.

Однажды на летних каникулах меня отправили погостить на кутан к родственникам отца, к молодой семье, занимавшейся овцеводством. И тут, неудовлетворённая страсть превратилась в книжный голод. От безысходности начала читать газеты, использовавшиеся как упаковочный материал, всё подряд от первого до последнего листочка. В это лето прочитала даже материалы, какого- то съезда, и до сих пор помню, что каждый абзац заканчивался словом «Аплодисменты», а при выступлении Генерального Секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева – «Громкие аплодисменты».

Затем мне удалось у соседей заполучить кулинарную книгу Елены Молоховец «Старая кухня России», и целые дни занималась тем, что переписывала рецепты рачительной хозяйки в толстую тетрадь, валявшуюся в тумбочке. Много лет эти рецепты дожидались своего часа, так как мы с родителями жили в горной местности, и перечень ингредиентов, применяемых в блюдах, чаще всего был нам недоступен.

У горцев пища была простой и сытной, еду готовили из сушёной баранины, картофеля, кукурузной и пшеничной муки первого сорта, творога, фасоли, гороха, и других продуктов, да и тех не всегда было в достатке. Например, мясные блюда готовились не чаще двух раз в неделю, зато овощей и круп было вдоволь, весной готовили чуду из крапивы и мокрицы, собирали дикий щавель на щи, летом лакомились в лесу земляникой, осенью начинался грибной сезон. Грибы собирали вёдрами и мариновали их в кадушках на долгую зиму. Помидорами, мандаринами и виноградом удавалось полакомиться лишь несколько раз в году на праздники, а баклажаны, лимоны, бананы и болгарский перец я впервые попробовала, лишь, став студенткой и переехав в город.

Поэтому читая экзотические названия: стерлядь, сёмга, белорыбица, конфитюр, окорок, маслины, артишоки, каштаны, земляные груши, ананасы, ром, бекасы, крабы, моллюски, фисташки и много чего другого, что Молоховец предлагала взять с ледника, в погребе или в буфете по фунту или меньше и сделать то или иное действие, я ощущала изумление и желание всё распробовать.

Рот наполнялся вязкой слюной, которая судорожно сглатывалась, а голова полнилась фантазиями о роскошных банкетах, столах, ломившихся от заморских блюд и уставленных хрустальными бокалами с винами, переливающихся от бликов света массивной люстры, нависающей над дамами в вечерних платьях и их галантными кавалерами. Лишь гортанный крик тёти, зовущей всех к обеду, подаваемым под старым тутовым деревом, с которого вечно что-то сыпалось, жужжание мух, и терпкий запах бараньего бульона с чесноком приводили меня в чувство, грёзы улетучивались, оставляя легкий флёр романтизма.

Эти фантазии способствовали тому, что когда мне пришлось в силу обстоятельств забросить учёбу в университете, я решила пойти по стопам Молоховец, чтобы быть ближе ко всему великолепию, описанному в книге, которая рекомендуется как «Подарокъ молодымъ хозяйкамъ или средство къ уменьшению расходовъ». Но одно я знаю точно, готовя блюда по этим рецептам расходы в доме точно не уменьшить!

Взрослея, научилась отделять зёрна от плевел, перестала полагаться на слепой случай при выборе книг. В молодости пропускала описание кровавых битв, чтобы не расстраиваться, любила читать о рискованных путешествиях, загадочных явлениях природы. Восхищалась фантазиями писателей, которые, преодолев петлю времени, угадали создание лазера и его применение в различных сферах жизни, создание биологического оружия, полёты на Луну, использование тонкостенных телевизоров, наушников, мобильных телефонов и других гаджетов, доступных потребителям сегодня.

С течением времени открыла очарование новелл Сомерсета Моэма и Стефана Цвейга, известную сагу Джона Голсуорси, роман Оскара Уайльда, а в последние годы и волшебство современной литературы. Стали доступны для чтения, переведённые на русский язык произведения Кейт Аткинсон, Халеда Хоссейни, Кейт Мортон, Янна Мартелла и других авторов, чьи книги являются мировыми бестселлерами. Сегодня мне особенно нравиться читать монографии о талантливых писателях, художниках, великих врачах, их взлёты и падения, осознавая, что даже на луне есть пятна.

В юности эти книги, словно вещий зов из будущего приоткрывали дверцу во взрослую жизнь, закрытую от нас, подрастающих девочек в пуританской глуши, где мы взрослели. Хотя и тогда случались тайные истории, становившиеся вскоре пищей для сельских сплетниц, а затем их смаковало всё село, обсасывая словно леденец.

Вспомнилось одно из таких происшествий, когда я училась в девятом классе. Ранней весной в тёмном холодном сарае на крюке для туши барана повесилась наша одноклассница Рукият, которую как, оказалось, соблазнил двоюродный брат в городе, где девочка гостила на зимних каникулах у родственников. В результате она забеременела и узнав об этом, от стыда не нашла в себе силы обратиться за помощью к родителям. После смерти девочки был прочитан её дневник, из которого и была узнана эта неприглядная история, случавшаяся во все времена. Но тогда эта трагедия поразила и заинтриговала нас, её одноклассниц.

А в десятом классе вместе с водителем колхозного грузовика Мирзой сбежала Айшат с параллельного класса, которой мы, её ровесницы неистово завидовали. Молодые полюбили друг друга, но посылать сватов Мирза не мог, не было никаких шансов получить согласие на брак отца девушки, Мустафы, главного бухгалтера колхоза. Властный, тщеславный папаша планировал породниться с агрономом села, выдав за его сына свою единственную дочь, красавицу Айшат, законодательницу мод в старших классах.

У неё первой в селе появились лаковые туфли на платформе, у неё были мохеровые свитера нежных оттенков, у неё единственной в школе был костюм-тройка из высококлассной шерсти с вышивкой, это у неё вместо унылого портфеля был рюкзак терракотово – розового цвета с золотой каёмкой. Она единственная из нас была за границей, в Болгарии, и в Чехословакии, откуда привезла своим подругам жевательные резинки с ароматом малины, и с изображением на этикетках Болека и Лёлика, а также заколки для волос. Это ей подарили на день рождение золотые серёжки с крошечными бриллиантами, из-за которых был созван внеочередной педсовет и партком, и объявлен строгий выговор Мустафе «за буржуазно – мещанские наклонности, проводимые в массы».

Их побег стал шоком для многих, но ещё большим удивлением было то, что разгневанный папаша через неделю настиг молодых в Калмыкии и забрал свою дочь обратно домой, запретив парню появляться в нашем районе, пригрозив посадить его в тюрьму. Репутация блистательной Айшат была сильно подмочена и не нашлось в селе смельчаков, которые польстились бы взять её в жёны, после окончания школы, притом, что потенциальным женихам в качестве компенсации морального ущерба предлагались новенькие вишнёвые «Жигули», купленные на «кровные» деньги Мустафы. С тех пор и не складывалась у девушки личная жизнь, пока отца не разбил инсульт, после обыска у них дома сотрудниками ОБХСС, рьяно боровшихся с хищениями социалистической собственности. После похорон отца Айшат разыскала Мирзу в Избербаше и прожила с ним два года, после чего вернулась обратно в село, разочаровавшись в семейной жизни.

Не считая редких вышеописанных исключений, мы, взрослеющие девушки, проходили сексуальный ликбез самостоятельно, без помощи взрослых, наслаждаясь любовными книжными романами, и индийскими фильмами с участием Митхуна Чакраборти, Саджива Кумара, Риши Капура, Амитабха Баччана и других кумиров миллионов женщин, талантливых и харизматичных.

«Книги – это был мир, отражённый в зеркале, они обладали бесконечной плотностью, многообразием и непредугаданностью», – писал Жан-Поль Сартр. Читая их, убегала от скуки и повседневности и, в будущем, не имея мужа и детей, они давали возможность приятно проводить время в одиночестве, поэтому вечера я часто посвящала им. Отношение и предпочтения к книгам с годами менялись. Если в молодости главный интерес вызывали сюжет и развязка, с кем останется главный герой, кто убийца и понесёт ли он наказание, то в зрелости больше удовольствия получала от оригинальности стиля написания, фразеологических оборотов, скрытого юмора и иносказательного смысла произведения.

Час ночи был пределом времени, после чего приходилось укладываться спать. Утром нужно было идти на работу и целый день варить, припускать, тушить, выпекать и делать многое другое, оставаясь при этом энергичной и жизнерадостной, иначе еда пригорала, пересаливалась и получалась невкусной, а этого нельзя было допускать, ведь над шеей висел «дамоклов меч» в виде гнева беспощадной Мадам.

«Работа повара подразумевает большую нагрузку на ноги, потому что много времени проводишь у плиты, руки также задействованы мойкой, очисткой, нарезкой, украшением и другими этапами приготовления пищи. Основные правила работы профессионала на кухне это: тщательность, продуманность, взвешенность и четкая организация приготовления вкусных блюд, являющихся конечной целью процесса. Никакой суеты и торопливости, а также плохого настроения на кухне априори быть не должно. Функциональная техника, инвентарь, удобная посуда и свежие разнообразные продукты, – вот ваши лучшие друзья на рабочем месте, гарантирующие результат и помогающие поддерживать репутацию высококлассного повара».

Эти постулаты в виде конспектов мы записывали в толстые тетради под диктовку незабвенной Галины Петровны, между нами прозванной Клячей, за её раскоряченную походку, когда обучались в пищевом техникуме в Подмосковье. Однако между теорией и практикой часто пролегает бездонная пропасть, и её я впервые увидела, когда получив четвёртый разряд повара, устроилась в Люберцах в закусочную. В этом заведении с неисправными вытяжками и запахом грязных тряпок, расположённом возле железнодорожного вокзала ошивалась разношёрстная публика, которую привлекали приемлемые цены. Но какая цена, такое и качество предлагаемых блюд, любому недоумку понятно, что в таких забегаловках, нам поварам приходится выкручиваться, чтобы угодить клиентам и конечно мы старались из-за всех сил.

Сырокопчёную колбасу с признаками порчи протирали тряпочкой, пропитанной подсолнечным маслом, у сыра срезали заплесневевшие слои, а срезанные остатки использовали для приготовления салата и пиццы. Из рыбы умершей в аквариуме готовили заливное или коптили её, селедку с запашком отмачивали в солевом растворе, просроченное мясо превращали в фарш, липких куриц замачивали в слабом растворе марганцовки, а затем, обмазав кетчупом, жарили на гриле. Мой кумир Молоховец, которая возвела элементарный процесс приготовления пищи, в ранг искусства упала бы в обморок, увидев наши манипуляции в святая святых – КУХНЕ!

Маленькие секреты профессии годами выручали меня, но в доме Мадам отпала необходимость в их применении. Продукты закупались в ближайшем супермаркете и изредка на местном рынке, проходили строгий санитарно – гигиенический контроль, то есть с пристрастием ощупывались, обнюхивались, просматривались мною собственноручно, ибо я дорожила работой и ни при каких обстоятельствах не хотела её терять. Оказывается шкурный интерес, довольно сильный стимул к добросовестному отношению к труду!

При подготовке ужина мне помогала Фаина, потому что к вечеру часто вся семья собиралась домой, и на нас ложилась ответственность всем угодить. В результате многочасового стояния на ногах, к ночи ныла спина, болели коленные суставы, опухавшие к концу дня, единственным утешением, были самомассаж с пихтовым маслом или ванны с морской солью перед сном и небольшая пачка купюр, получаемых в конце месяца.

Возвращаясь, домой с работы выжатая как лимон, проклиная всё на свете, я часто приговаривала про себя строки из двустишья Владимира Маяковского:

Ешь ананасы, рябчиков жуй,

Час твой последний приходит, буржуй!

Сто лет назад петербургские газеты в первые дни Октября писали, что моряки шли на Зимний дворец, напевая эти стихи на разухабистый мотив, но я к счастью родилась в другую эпоху и дворцы штурмом брать не собиралась, предпочитая обходные пути.