Горячая земля слала вверх мощный воздушный ток, замедляя спуск Адели. Её красный парашют скользил по теплым струям, смещаясь к полоске вечерней зари, последнему краюшку солнца, для земных людей зашедшего.

Несколько лет назад она закончила факультет журналистики в университете родного Пересветовска. Работу нашла в многотиражке Гранитного карьера, но – новые собственники, приватизировав бывшую комсомольскую стройку, освобождались от всего, по их мнению, лишнего. Многотиражка была балластом. В итоге, гранит и дальше добывали, но – без окормления взволнованным Аделиным словом.

На счастье, как и многим молодым людям, ей легко давалась работа с компьютером. По этой причине Адель охотно брали на разовые проекты, например, в строительные фирмы, для помощи в тендерах, организуемых областными властями. Строителям деваться было некуда, и ей приходилось следить за переменчивыми пожеланиями заказчиков, заполнять хитрейшие (а то и вполне изуверские) формы заявок. Все требовало неутомимых глаз и запредельной усидчивости. Личный доход выходил скромным, но им с мамой хватало.

Но была у Адели и отдушина: Пересветовский аэроклуб. Парашютная секция ценила ее за отвагу, готовность выступать в любых соревнованиях и любую погоду. Ведь небо того стоит.

Прыжков, вроде сегодняшнего, у нее было за триста; этот казался особенно приятным: парение над садами и маленькой речкой, убранными пшеничными полями и ждущей своего часа ярко-зелёной сахарной свеклой. Девушка она было довольно крупной, и если для нее спуск казался медленным, что же тогда сейчас с подружкой Яной, прыгнувшей в общей группе. Не унесло бы ее сорок килограммов в стратосферу (шутка)!

Адель повертела головой. Никого. Ветер разметал.

Внимание ее привлекла тесная стайка мелких светлых птичек, мчавшихся на нее с земли.

– Воробушки? Синички? До чего шустры…

Стайка ближе. Стало видно, не птицы, скорее, обломки белого вещества, отливавшего металлом. Плоские куски меньше ладони и с неровными краями. Почему несутся вверх?

Опасными оказались «птички». Одна задела правое плечо, прорезала плотную джинсовую ткань. Сильно качнуло. Адель посмотрела вверх, обомлела. Красный парашютный купол, минуту назад тугой, звенящий от горячего воздуха, ощутимо обмяк. Сквозь крупные дыры проглядывало вечернее густо-синее небо. Одна из строп перерезана. Скорость ее падения нарастала.

Опытная Адель своё дело знала. Дождавшись, когда основной купол опадет, она дернула кольцо запасного, меньшего, парашюта, Тот хорошо раскрылся, сообщив о том мощным рывком. Стало видно, и этой ее выручалочке досталось от «воробышков»: дыра в нем была одна, зато крупная и почти по центру. При таком раскладе встреча с землей обещала быть непростой.

Земля, между тем, совсем недалеко. Под ней – дачные домики, сараи, заборы, вскопанные огороды. Грохнутся на все такое крайне нежелательно. Как могла, Адель теребила стропы, нацеливаясь на возникший среди дачной мелочевки обширный сад из крупных деревьев за высоким забором из красного профлиста. Туда ее и вынесло.

Мощного удара не случилось. Оба парашютных полотна охватили огромную, с трехэтажный дом, яблоню. К стволу ее приложило раз, чувствительно. Адель постепенно приходила в себя, раскачиваясь на стропах над лужайкой, покрытой сухой травой. До нее, впрочем, далековато. Собравшись с силами, она закричала.

И кто-то появился! Сверху стала видна загорелая мужская лысина в обрамлении не очень чесаных косм, носки драных кроссовок.

– Господи, – донеслось растерянное, – что ты там делаешь. На мою голову. Не могла к соседям. Как тебя снимать…

Лысину почесали, она еще немного постояла, удалилась. Возникла стремянка, которой до Адели не хватило метра два.

Мужик вскарабкался на самую верхнюю ступеньку, раскинул руки.

– Прыгай. Ты, может, не очень тяжелая, буду ловить.

Адель отстегнула парашютные пряжки, скользнула вниз. Её было поймали, но – ненадолго. Равновесия удержать не удалось. Обрушились вместе с шаткой стремянкой в сухое колючее разнотравье. Больше всего досталось хозяйской груди и голове, по которым прошлись крепкие Аделины берцы.

Приходили в себя среди перезрелых лопухов и чертополоха.

– Давно бы скосить, все некогда…

Теперь хозяина можно было рассмотреть. Далеко за шестьдесят, стандартный, в общем, дедушка для этих мест. Брахицефал. Во взгляде с веселым огоньком, осанке (он и среди колючек чертополоха держался по привычке прямо) виделись Адели признаки былого немалого внутреннего развития (shabby-genteel, сказали бы в сетевых кругах).

Самой ей не было и тридцати, и, естественно, подобные старички ее внимания бы в городе не привлекли.

– Откуда вы свалились, нежданная мадам, и как вас зовут?

– Адель. С неба я.

– То есть, Ада. В Писании имя есть. Раз вы Адель, я, для рифмы, – Азазель. Падший ангел, которому крылья отрубили. Козел отпущения, сжигаемый за чужие грехи. Не пугайтесь, Данила я, Данила.

Старик засмеялся, обнажив неплохие зубы (или их протезы), признак того, что человек, пенсионер и дачник, далеко не опустился.

Адели надо было позвонить, чтобы за ней приехали. На беду, в дачном поселке, оказавшемся в глубокой низине, мобильники не работали. Мертвая зона. Ничего. Договорились, на рассвете Данила съездит на велосипеде к дороге повыше, передаст её сообщение. Адель с трудом пошла к дому, куда ее направили. Саднили ушибы, в большой берцовой кости могла быть, судя по боли, трещина.

Хозяин остался, старался снять парашюты длинным шестом с земли и стремянки, пока не стемнело.

На участке были только деревья, громадные яблони, под защитой высоченного глухого забора. Никаких грядок с помидорами и морковью. Не видно было ни обычного для небогатых дач туалета известного типа, ни сарайчика, ни гаражика или груд безнадежно ждущих своего часа строительных материалов. Хозяин, видно, землю ценил, хотя вся она была в могучей нетоптаной, сильно подвядшей к сентябрю траве.

Впрочем, трансформаторная будка у дома была, с надписью «380 в» на двери. От нее тянулись к дому провода. Зачем в саду иметь повышающий трансформатор с таким напряжением, непонятно.

Стальная дверь в доме с закрытыми ставнями распахнута. Адель попала в небольшую прихожую, где только стол, короткий диванчик и табурет. В комнаты вела такая же дверь, но она оказалась заперта. Из-за нее доносились звуки, чавкающие, словно при работе мощного насоса, жужжание, как от вентилятора. Впрочем, может, то был не выключен телевизор. Современная музыка, она такая и есть, механическая.

Из прихожей был вход в туалет («пудр-клозет») и душевую. Она освежилась согретой дневным солнцем водой. Когда выходила из душа, заметила белый треугольничек из светлого металла на потолке рядом с вытяжкой, Что-то он ей напомнил. Подпрыгнув, она этот интересный предмет оторвала от доски, к которой тот прилип. Твердое слабо пружинящее вещество было, несомненно, металлом. Невесомое, оно отказывалось лежать на ладони, все норовя вырваться из рук. Разбираться с ним некогда. Адель поместила обломок в карман комбинезона, наглухо закрыв застежку. Убедилась, что находке никуда не деться.

Девушка настолько устала от сегодняшних приключений, что рухнула на диванчик и уснула.

На рассвете она услышала хрипловатый голос:

– Мадам, петушок пропел! Пейте чай и пойдем на дорогу.

Данила стоял над ней в шортах, глазки блестели.

Чай был травяной, горьковатый. Варенье яблочное. Не очень. Шарлотка сухая, невкусная. Адель сделала несколько глотков.

– Нужно спешить. Не до еды.

Неумело собранные хозяином тюки с парашютами уже привязаны к велосипеду. Когда они поднялись из низинки повыше, смартфон Адели стал звонить, не переставая. О её состоянии спешили узнать аэроклубовцы, строительная фирма (не готовы ли документы к тендеру на мощение тротуарной плиткой и установку бордюров), мама, подружка Яна.

Машина за ней неслась.

Данила слушал, глаза горели.

Адель не заметила, как он исчез вместе с велосипедом, оставив тюки с парашютами на обочине.

Адель

Глава 2. Альпен

Горячий и сухой сентябрь тянулся бесконечно. Истощенные провалами и угрозами аграриев («Мать вашу, когда будут дожди? Как озимые сеять!»), пересветовские метеорологи дружно просились в отпуск. Мотивировали стрессами, выпавшими на их долю из-за погодных аномалий не одного этого года. Данные прошлых лет не помогали. Климатические зоны планеты перепутались. Метеорологам хотелось залезть под стол, когда радио торжествующе и с подтекстом произносило: «Сегодня, двадцатого сентября, в Сахаре выпал снег. На севере Германии жара упорно держится за плюс тридцать».

Газета «Твоё» печатала коллективное обращение специалистов по климату к властям. Они просили запретить исполнение песни Инны Анатольевны Гофф «Август» как не отвечающей реальностям природы и разжигающей вражду по профессиональному признаку. «Скоро осень, за окнами август. От дождя потемнели кусты…».

Где дожди?

Газета знакомила читателя с откликом клирика храма Усекновения Честной главы Иоанна Предтечи, что в селе На Воздусях. «Климатознатцы! Предвидеть дождь Господь человеку не дал! Библию читайте! У Экклезиаста (6—11,12, сокращаю) ищите: «Наши ожидания от мира неопределенны и обманчивы… кто скажет человеку, что будет под солнцем?… Он сам не может предвидеть, никто другой не может предсказать, что будет… Никакие знания о будущем не будут ему даны…». Прогноз погоды – предсказание, язычники! Тьфу на вас».

В конце этого… спорного сентября, с дороги, ведущей от Пересветовска в малозаметную котловинку соскользнул мопед с высокой девушкой в пятнистой куртке. Низина, застроенная дачами, была пожалована в начале перестройки работягам огромного, ныне закрытого, алюминиевого завода. Выпускал завод фольгу, алюминиевые рамы, посуду и много чего еще. Заводское начальство котловинкой побрезговало, выбило себе участок получше, на водоразделе. С хорошей землей. Хорошей водой. Одного не учли – близость разоренной с закрытием совхоза деревни, тех самых Воздусей. Деревенский безработный мужик у нас, помимо прочего, – предприниматель и фрилансер. Бывшее заводское начальство стало догадываться, судьба его незавидна. Провода исчезали со столбов в течение суток после очередной навески. Как и колеса оставленных на ночь машин. Возроптали бывшие заводские управленцы, с завистью глядя на былых своих работяг.

В котловинке чернозема не было, только солончак – соленая черная глина. Вода в колодцах не очень хорошая. Сотовая связь не доставала. Зато были уединенность, отсутствие дополнительных соблазнов в виде деревенского магазина. Бывшие рабочие, одномоментно и не по своей воле ставшие пенсионерами, по уличкам непроизвольно строили домишки в порядке, в котором сами сидели на сборочных конвейерах: Вася за Ариной, та за Рудиком, следом торчали из солончака штакетнички Ирины Михайловны, Кащея, Кубика Рубика и Селиверстова. Дальше должен бы поселиться контролер и госприемшик Измаил Дмитриевич. Хороший человек, но – в девяносто втором подался в Израиль.

Не бывает в жизни ситуаций без плюсов. Раз попали в низину, то выкопали общий пруд. Года не прошло, завелся в паводковой воде весь среднерусский подводный мир – пиявки, лягушки, жуки-плавунцы, ужи, большой коллектив карасиков. Заинтересовалась прудом выхухоль, вывела потомство и исчезла.

Клочки солончака с домишками и чахлыми деревцами Адель не интересовали. Под взглядами хозяев она шла туда, где краснел высоченный забор из гофрированной жести с нависшими зелеными кронами яблонь. Калитка в стене заперта, звонка нет. Девушка попробовала ухватиться за его верх. Не тут-то было. Профлист острый, как сабля. Обойдя участок, Адель заметила старый лаз, словно бы собачий, наполовину осыпавшийся. Делать нечего. Из рюкзака извлечен саперный нож-мультитул НС-2 славного орехово-зуевского завода. Клинок для копки коротковат, конечно. Через час кропотливой работы – яблоневые корни мешали, – она выбралась на нужную сторону. Осмотрелась.

Сад тих. Упавшие яблоки во множестве покрывали землю. Их никто не пытался собирать. Из мощной печной трубы над крышей дома валил серый дым. Запашок странноват, будто жги пластик.

Дверь ожидаемо заперта. Адель грохнула обоими кулаками по дверной стали и подождала. Отворили ей с некоторым промедлением. На пороге стоял хозяин с широко раскрытыми испуганными глазами. Всклокоченный, семейные трусы до колен. Босиком.

– Вы!?

Испуг, но и некоторое облегчение.

– Опять на мою голову. Что вы здесь делаете и как сюда попали.

Старик поводил взглядом, но нового парашюта на яблонях не разглядел.

– Как всегда, с неба, Даниил Егорович. Поговорить надо.

– А мне не надо. Сейчас оденусь, и тебя через калитку выведу.

– Не правда ваша, Даниил Егорович. В предбанник пустите, что-то важное скажу. А там и посмотрим.

Данила хмыкнул, оценивающе посмотрел на Адель – что будет, если такая здоровая дивчина да силу применит к старичку. Но – подался вовнутрь.

Так Адель снова попала на знакомую веранду.

Данила стоял, закрывая телом незапертую дверь, ведущую в дом, напряженный, страдающий.

Адель достала из рюкзака небольшой сверток, дернула верёвочку. Словно молния, метнулся оттуда к потолку белый воробушек, врезался в доску и застыл.

– У тебя мой альпен? – прошипел старец, с ненавистью глядя на гостью. – Утащила, когда я снимал с деревьев парашюты. Обворовать спасителя большой грех.

Адель отмахнулась.

– Вы почти укокошили меня. А если бы погубили и Яну, я была бы здесь с омоном. Вас бы судили как убийцу.

– Мне нужно посидеть… – сказал старик, опускаясь на диванчик.

Вид растерянный, маленькие глазки закрыты. Видно, готов заплакать. Да вдруг засмеялся.

– Ладно, поговорим. Давно с молодой не общался. То, что ты у меня… умыкнула, я называю альпеном. «Алюминиевая пена». Металл, вспененный водородом. Намного легче воздуха, вот и летает. В тот раз от меня смылись альпеновые обрезки, что были под потолком в зале (указал на дверь). Ветер сильный, через окно выдул. Вишь, какой результат… Посиди, я сейчас.

Данила протиснулся в полураскрытую дверь, ведшую в дом (стараясь, чтобы Адель ничего за ней не разглядела) и вернулся с кувшинчиком яблочного сока, вазочкой яблочного же варенья, сковородой с неразрезанной шарлоткой. Поднял кружку:

– Ну, за знакомство?

Адель слушала. Что-то прояснялось. Пока немного. Даниил Егорович все на том же заводе алюминиевых изделий был мастером плавильного оборудования. Металл в слитках приходил из Красноярска и Иркутска. Делом его участка были плавка и прокат – фольга, лист, «квадрат», труба. Заготовки шли дальше под прессы, на обрезку, сварку. В начале 90-х завод закрыли как нерентабельный. Коллектив рассредоточился по дачам. Он же какое-то время дорабатывал. Новые собственники резали остатки продукции, оборудование, годное в складских запасах на транспортабельные куски. Все везли за границу, в Венгрию, Австрию, Германию. Деньги оставались там же. Но и этому пришел конец. Разоренный полностью, завод встал окончательно.

Дачник Данила

Он бы пропал – сам в разводе, сын бедствует где-то на Дальнем Востоке. У дочери своя семья, не до нищего папы. Рассчитывать стоило только на себя. Тогда и записал он на последнем листе врученной ему после увольнения трудовой книжки, сразу за разделом «Информация о поощрениях» (много было почетных грамот и премий):

«Не полагаюсь на людей! На воду только обопрешься, В такие хляби окунешься! За что? Я вовсе не злодей. Не полагаюсь на людей!»

– Спасли гены, – смеялся Данила. – Предки были купцами первой гильдии, это помогло.

Он вскочил, забегал с кружкой по веранде. Адели он показался очень похожим на актера Льва Дурова, такой же шустрый дед.

Дело в том, что Данила был на заводе старожилом и помнил как в советские времена отходы производства, а также брак свозили в овраг за дальнюю лесополосу. Чтобы избежать хлопот с разделкой и утилизацией. Предприятию это было невыгодно, мешало «делать план». В перестройку завод с трудом выживал. Такая практика прекратилась. Старые отходы в овраге к тому времени завалило оползнями, поздним мусором, листьями.

Данила съездил туда на своей «копейке» и сразу же вытащил из глины двухметровую алюминиевую трубу килограммов в пятнадцать. Верные двадцать долларов! В рублях по действовавшему тогда курсу… может, лимон.

И началось! Работал ночами. Куски алюминия при перевозке на багажнике «копейки» маскировал брезентом. Когда в гараже набиралось тонны полторы металла (алюминий легкий, это полный грузовик), шел в транспортную контору, что участвовала в разорении завода. Пригодилось знакомство со средним ее звеном: полцены давали сразу на руки. Каждый раз с деньгами несся в обменник. Не поспешишь, завтра рубль провалится еще ниже. Провернул такое множество раз. Однако выследили, не понятно, кто. Когда однажды вновь подъехал к секретному месту, обнаружил в овраге крутящуюся «лопату» и рядом «Камаз». Серьезный человек спустился к нему со склона и вежливо попросил никогда больше здесь не появляться.

Да ради бога! Там мало что осталось.

У безработного одно, сомнительное, правда, богатство – свободное время. У Данилы были кое-какие идеи, с детства его преследовавшие. Теперь их можно было испытать. После недолгих размышлений он появился в низинке, выбрав самый крайний участок. «Алюминиевых» денег хватило на многое. Труд в середине девяностых мало что стоил. Люди за любое дело брались. Вот и возник этот дом. И забор вокруг. Картошка с её «жуком» и помидоры Данилу не интересовали. Саженцы абрикосов сажал. Вымерзли в первый год. Тогда и покрыл свободное пространство яблонями. И не прогадал.

Адель слушала с интересом. Журналистская закваска в ней, несомненно, была.

Данила присел, отхлебнул сока, ненавязчиво положил ей руку на колено. В тот же момент рука улетела, приложившись по пути о столешницу с такой силой, что хозяин еще долго дул на пальцы. Восхищенно посматривал на гостью.

– Не очень слабо? – участливо спросила Адель. – Не будьте стариком Козлодоевым. В следующий раз будет хуже.

– Вы слишком жестки. И всему свету разболтали об альпене?

– Вот тут, мистер Козлодоев ошибся. Дело было темное, неясное. Парашюты мои в аэроклубе списали: «порванные о деревья при экстремальном приземлении».

Данила кивнул.

– Редкое качество – молчание. Особенно у женщин. На гербе Толедо: «Callad!» (Молчи!). И – указательный палец поперек губ.

Адель хмыкнула.

– Чушь. Не знакомы вы с гербом Толедо. Может, у вас воспоминания от «Испанской баллады» Фейхтвангера? И где он только такое отыскал. У меня курсовая в университете была по Сервантесу. Дон Кихот из тех краев, Кастилии-Ла Манчи. Герб Толедо: двуглавый орел, два короля на тронах, золотой гранат… Вместо тронов могут быть колонны, увитые лентами, с подписями «plus», «ultra», т.е. «ещё», «больше».

Они проболтали до полночи, пока Данила не утомился и не исчез за стальной дверью со словами:

– Если дама пожелает, утром продолжим… пить сок. Яблок у меня много.

Всю ночь Адели слышались из-за стальной двери металлические звуки, вроде бы гаражные ворота открывали. Иногда и сквознячком тянуло…

Глава 3. «Летающий островок имени Лапуты»

Когда утром Адель проснулась, увидела Даниила Егоровича, скучавшего в дальнем углу с книжонкой. На столике перед ней еще дымилась сковорода с шарлоткой и запеченными яблоками, Стоял и знакомый кувшин с яблочным соком. Хозяин был хорошо выбрит, остатки волос расчесаны. Слабо пахло тройным одеколоном.

Адель

– Доброе утро! Поздравляю, – начал он. – Я всю ночь размышлял, но пришел к благожелательному для вас выводу…

Адель ничего особо не ожидала, но поблагодарила. Приказала:

– Выйдите. Мне нужно умыться.

Потом они ели остывшие печеные яблоки с шарлоткой. Хозяин вещал:

– На одних яблоках человек способен выжить! У де Костера Тиль Уленшпигель убеждает родных: «Разве о голоде говорят эти два мешка яблок?» И те соглашаются, прожить можно. В фильме дети рвутся в Ташкент: «Там хлеб, там яблоки!». Не колбаса, не арбузы, яблоки!

Тем не менее, завтрак получился легчайшим. Но вот Данила направился к стальной двери, торжественно распахнул ее. Посторонился, пропуская Адель.

Они очутились в большом двусветном зале: перекрытия между мансардой и первым этажом не было. Неожиданно для наблюдателя, видевшего дом Данилы Егоровича только снаружи. По краям размещались верстаки, муфельные печи, насосы, газовые баллоны. На стенах – множество инструментов. Все аккуратно рассортированы. Центральную часть занимало сооружение странное, серое, в виде… колоссальной болотной кочки высотой от пола до крыши. Передняя сторона была пологой и, судя, по шарниру, могла наклоняться вниз и вверх, наподобие закрылков самолета. В задней стене намечалась выемка с двумя крупными пропеллерами.

Сходство с болотной кочкой усиливали неровности облицовки, пятнистость окраски, все в серых тонах.

– Это «ЛОЛА», – гордо, с ударением на «о» представил конструкцию Данила. – Сокращение от «Летающий остров имени Лапута»!

Так как реакция девушки не была достаточно эмоциональной, Данила спросил:

– Журналисты не читают Джонатана Свифта? Только про Лемюэля Гулливера среди лилипутиков?

Адель помнила третью главу из приключений Гулливера («Путешествие в Лапуту, Бальнибарби, Лаггнегг, Глаббдобдриб и Японию»), но общего между «кочкой» и Свифтом не видела.

– И к чему эта штука?

– «Лола» – действующий ночной корабль из альпена, вспененного водородом алюминия. У Свифта летучий остров Лапута почему летал? У него в основании был диск из алмаза со встроенным магнитом. Одинаковые полюса магнита отталкиваются. Остроумный, конечно, человек был Джонатанчик. Идея частично реализована в поездах на магнитной подвеске. Без всякого алмаза. «Лола» же летает, так как легче воздуха. Алюминия в ней немного, лишь бы водородные пузыри удержать.

– Так это практически воздушный шар?

– Господь с вами, мадам! Воздушный шар это разогретый воздух, газовые горелки, балласт для экстренного подъема, полеты только по ветру. Персонал на земле для запуска и подбора аэронавтов. «Лола» автономна и самостоятельна, летит, куда велят пилоты.

Он засмеялся.

– То есть, мы с вами. Днем летать нельзя, люди увидят и… примут меры. Мало не будет. Но ночью «Лола» – императрица неба!

Стало интересней. Адель незаметно поставила в кармане диктофончик на запись, чтобы потом еще раз прослушать. Вот ведь сволочная журналистская закваска! Хозяин услышал короткий сигнал, выразительно глянул на собеседницу и продолжил.

– Многие любят золото, чилийцы и замбийцы поклоняются меди, юаровцы – платине. Да, дорогие они, эти металлы, аристократы. Алюминий – Гаврош перед ними. Легкий, но – не самый. Литий еще легче. Стойкий, если вести с ним прилично, и – нет его, если не уважить. Хочешь примерчик, Аделюшка?

Даниил Егорович показал блестящий алюминиевый прутик, тут же погрузил его в пузырек с жидкостью. Через мгновение металл извлечен, но – утративший блеск, посеревший, рассыпающийся на глазах. Серые чешуйки летели на пол. Секунды – прутика нет. На полу малая горстка душной пыли.

– Что это было? Что вы сделали?

– Не я. Азотная кислота, Аделюшка. Она съела тонюсенькую защитную пленку оксида алюминия, которая есть на самой надраенной до блеска посудине. Без нее алюминий стал соединяться с кислородом. А ты говоришь, «Лола» – воздушный шарик!

Девушке, конечно, не терпелось попасть вовнутрь «кочки», но хозяин, нудный как все увлеченные делом люди, паузу держал. Они долго бродили вдоль стен, осматривали неостывшую плавильную печь, к которой от большого насоса тянулись трубки. На огромном верстаке трогали болты, удерживавшие от побега в форточку пластины альпена. Их Даниил Егорович соединял клеем собственной разработки. Интересны были летучие алюминиевые квадраты разного размера. Из них было легко собрать… например, ковер-самолет!

– Представь, Адель, идет бабуся домой с рынка, и на веревочке двумя пальцами ведет такой коврик с двумя мешками картошки, кулем муки…

– И дедом?

– Ну да, и своим дедом. Сверху сидит. Курит.

Терпеливый своего дождется! Они совершили полный обход зала и замерли перед носом «Лолы». Хозяин взялся за неприметный выступ, Большой кусок боковины без видимого усилия поднялся. За ним открылась… тесная каморка с топчанчиком.

– Словно мамин чулан… – ехидно подумала Адель.

– Вовсе нет! – возразил Данила, внимательно следивший за ее реакцией. – Перед вами, мадам, кабина наблюдения и управления «Лолой». Стемнеет, если будете хорошо се6я вести, совершим первый совместный полёт. У меня он будет сорок третьим. А теперь пойдемте сок пить.

12 3 След.

Другие книги автора

Текст

Леонид Шевырёв

Хлеб из маргариток

Человек Облако

Глава 1. Белые воробушки

Глава 2. Альпен

Глава 3. «Летающий островок имени Лапуты»

С этой книгой читают

Другие книги автора