вздохнул Ав, и пальцы нервно пробежались по клавишам с тусклой подсветкой. Было и правда очень темно. Естественно, он промахнулся, и по экрану поплыла бессмысленная абракадабра.

– Черт! Чтоб я эту балду еще раз послушал! Серебристый ноутбук брать надо было!, —

услышал он чей-то голос. Вместо своего. Молодой и незнакомый… —

– Красиво ей так видите ли! Вот себе черный и покупала бы!, —

продолжилось чье-то раздраженное брюзжание.

– А ей, это кому?, —

улыбнувшись, поинтересовался Ав, но не услышал себя и с удивлением подумал:

– как-то все не так сегодня. Необычно как-то…

Он еще захотел почесать себя за ухом, но почему-то не смог этого сделать. И вообще перестал понимать, куда подевались его руки.

– Тут, правда, что-то не так, —

повторил он про себя еще раз, но уже на языке, который услышал сегодня впервые. И постарался не испугаться. Напряг шею и попробовал оглянуться. Не получилось. —

– Хотя бы свет могли зажечь, – прошептал он одними губами. – И клавиши какие-то скользкие…

Как бы то ни было, Ав решил не тратить время на расследование того, кто посмел хозяйничать в его сне, и, помня, что окошко в любую секунду может захлопнуться, продолжил терзать Гугл.

С компьютерами Ав познакомился недавно – год назад, – уже после того, как Клавдия Прокула тайком от мужа стала приезжать к ним со своим маленьким сыном. А печатать вслепую научился и вовсе лишь этой весной, когда, наконец, уяснил, а правильнее было бы сказать, запретил себе выяснять, что это за зверь такой – компьютер. Если клавиатура попадалась удобная, не как сегодня, он справлялся с ним легко. Даже с некоторой элегантностью. Вообще же предпочитал большие компьютеры. Ноутбуки не любил. Именно из-за их тесной клавиатуры. Причем ему было все равно, на каких языках печатать, поскольку всю тонкую работу руки проделывали сами, – вот даже сейчас, когда он их совсем не чувствовал, – а всевозможные экзотические наречия, если голову удавалось чем-то отвлечь, удивительным образом оказывались ему знакомы. Он даже знал, каковы они на слух и поначалу пробовал наиболее благозвучные из них запоминать, чтобы, если не обучать им, то хотя бы развлекать ими жену. Впрочем, это занятие ему вскоре пришлось оставить, потому как, во-первых, просыпаясь, он эти языки забывал сам, – с годами память ослабела.

Во-вторых, Мария в пору кормления Анастасии грудью напрочь утратила интерес ко всему, что напрямую не касалось здоровья их дочери. Каждый новый прорезавшийся зуб девочки становился вселенским событием и радовал Марию куда больше, чем восхищенное поклонение толп увечных бродяг, которым еще каких-нибудь восемнадцать лет назад она дарила фиолетовые протуберанцы своих волшебных видений, зажигавшиеся от соприкосновения с безмолвием запредельного. По окончании каждого из этих, мягко скажем, неодобряемых синедрионом гипнотических сеансов, за которые, если бы не заступничество Каифы, ее давно побили камнями, какой-нибудь изъязвленный оборванец непременно обнаруживал себя исцеленным. Несложно представить, что обычно за тем следовало: толпа кидалась целовать ноги своей зеленоглазой богини и прогнать ее можно было только с помощью римских солдат.

Кроме того, в-третьих, Мария была абсолютно уверена в том, что Ав по обыкновению валяет дурака, пытаясь вздорными выдумками оправдать свое вечное безделье, то есть элементарно выпендривается перед неразлучными Гавриилом и Луисом с их бесстыдно влюбленными друг в друга женами – Юлией и Юи, ну и в первую очередь, конечно же, перед расточающей ему медоточивые дифирамбы молоденькой красоткой – Клавдией Прокулой – вместо того, чтобы заняться чем-то действительно полезным, например, подумать о том, где раздобыть денег. Если такой умный. А даже если и предположить, что муж не врет и действительно научился путешествовать сквозь немыслимое (это он и раньше проделывал, только не корчил из себя Бог знает кого, ведь рядом не было Прокулы!), какой смысл было тратить время на знакомство с тем, чего пока нет? Ни самих языков, ни тех, кто на них когда-то еще заговорит. Если вообще когда-нибудь заговорит…

Ну и, наконец, – напоследок и совсем уж откровенно, – у Марии просто не хватало терпения разобраться в том, как можно прыгнуть через тысячелетие, забравшись в свой или, что еще непонятнее, чужой младенческий сон, который к тому же должен сам к тебе постучаться. Весь этот бред про муравьев она уже слышать не могла! Тем более, что роды были поздние и она всерьез опасалась, что у нее не хватит молока.

Скрипнула дверь, и Ав почувствовал, как по ковру мимо него прошла босая женщина. Молодая, совсем еще девочка. Он и женщиной назвал ее только потому, что, как ему показалось, она была беременна. И вот что: притом, что эту босую он видеть не мог, она показалась ему знакомой. Непонятно с чего. Но правда, она была ему гораздо ближе, чем этот наглый малый с чужим голосом.

– Эх, света бы побольше! Господи, как же у них тут темно!…

Нежная рука поставила на стол, которого перед ним не было!, что-то дымящееся и вкусно пахнущее. Ав потянул носом.

– Пей, пока горячий, любимый, —

ласково приказал ему женский голос, который он точно уже где-то слышал! —

– Сережа, помнишь, что ты мне обещал?

– А я по-твоему чем занят?

– И чего впотьмах сидишь? Почему свет не зажигаешь?, – ответа не последовало. – Пей давай!, —

и Ав ощутил во рту удивительный вкус.

– Как же это называется?…, —

попробовал он вспомнить, хотя вовсе не был уверен в том, что пробовал этот напиток раньше.

– Шоколад, —

с готовностью подсказала ему женщина-подросток и вскарабкалась на чьи-то колени. Может и на его… —

– Сливок в магазине не было. Я на молоке сварила.

– В самом деле беременна, – убедился в правильности своей догадки Ав. – Мальчик у нее родится. И от волос рекой пахнет, как у Марии. Надо бы запомнить: шоколад. Ужас как вкусно!, – беззвучно проговорили его губы.

– Я рада, —

произнесла беременная и ткнулась носом в щеку. В его щеку! —

– Я знаю, что у меня мальчик родится. Узи на прошлой неделе сделала. Но все равно спасибо. А ты правда меня еще любишь? Я ведь теперь некрасивая…

– Некрасивая?… Да ты просто страшная стала! И озабоченная, как я не знаю кто. Вот свет и не включаю, чтобы не испугаться, —

довольно странно пошутил отец ее будущего ребенка. —

– Впрочем, на ощупь еще ничего, сгодишься. Рот бы тебе только чем-нибудь заклеить…

– Вовсе я не озабоченная!

– А какая же, если все время готова?

– Ничего я не готова!

– А почему вся в мурашках? Вот даже здесь.

– Потому что руки у тебя бесстыжие. Сам ты весь бессовестный!

– И думать забудь!…

– Дурак глупый…

– Нет, правда, нам, наверное, надо уже как-то стараться… воздерживаться…

– Ничего нам не нужно стараться! Если осторожно…

Ав почувствовал себя неловко.

– Нет, Аська, ты полюбуйся, что делается!…, —

слава Богу, сменил тему молодой человек, вытаращившись на экран из-под ресниц Ава так, что трудно стало моргать. —

– Константинов уже двадцать семь штук нарыл. И даже наш тут затесался. А где, спрашивается, Сергиус Катилина?

Ав чуть не поперхнулся, услыхав имя, которое последний раз слышал произнесенным вслух двадцать лет назад, и вперился в экран. Он был в полной уверенности, что кроме Давида, бесследно исчезнувшего спустя год после их памятной встречи в Ершалаимском храме, это имя вообще не должно быть кому-либо известно. Он стал реже дышать и от напряжения даже перестал моргать, от чего глаза сделались сухими и противно зачесались.

– Безобразие! Он что нам приснился?! Хамство какое-то!…

– А портрет?, – встрепенулась девочка, ища такую позу, чтобы можно было и в экран смотреть, и продолжать при этом щекотать своим ухом щеку Ава.

– Какой еще портрет?

– Ну, тот, что в Третьяковской галерее висит, —

зашевелилась она, устраиваясь на коленях Ава поудобнее. Впрочем, его ли то были колени?…

– А, собственно, как этот портрет может помочь?

– Не знаю, Сереж…

– Ну и помолчи тогда! Вот тебе бы только ляпнуть что-нибудь! Смотри-ка… Да перестань ты ерзать! Почему опять голая? Тут не жарко.

– Где же голая?!, – возмутилась шоколадница. – Я в твоей рубашке!

– И не думай! Хватит с тебя…

– Я, наверное, и правда уже не красивая…

– А нельзя все-таки про Сергиуса Катилину?! —

затравленно взмолился Ав и странным образом был услышан.

– Да-да, в самом деле, – словно бы извинился перед ним мужской голос. – Вот же я ищу… Да сиди ты спокойно! Только никак не могу найти… Элазар – пожалуйста. Тот самый, придуманный… Аж на трех страницах! Что такое? И даты жизни имеются?, —

изумился тот, кого поившая вместе с Авом шоколадом озабоченная беременная особа называла Сережей. —

– Ну ты смотри, какие молодцы!… 47—13 до рождества Христова. – Как любопытно!… Странно только, что об ордене его имени ни слова. А столько крику было о Мучениках Элазара… А-а! Все понятно: или рождество Христово, или Воины Элазара. Выбирать надо было что-то одно… Удивляюсь тогда, что об Элазаре вообще упоминают. Неувязочка вышла. Это они зря.

– А что такое?, —

поинтересовалась беременная родственница Ава, настолько далекая, что думать было страшно! И такая близкая, что он понял: Аська – это уменьшительное от Анастасии. Сердце сдавило и стало трудно дышать.

– Да так, —

бодрым голосом ответил ее невидимый собеседник и легко пересадил ее с одного своего колена на другое. —

– Аккуратнее за собой подчищать надо. Зачем же повод давать? Мифотворчество – штука деликатная. Когда два виртуальных мифа сталкиваются, взрыв случается самый что ни есть реальный…

У Ава закружилась голова. С ней вообще сегодня происходило что-то странное: она не просто кружилась, она словно бы… раздвоилась. И каждая из его голов, кажется, собиралась жить собственной жизнью. Оно бы ничего, но первая, главная голова, принадлежавшая Аву, не знала, о чем думает вторая. Очень хотела знать, но не могла. Вторая, не очень-то ему уже и принадлежавшая, наоборот, отлично знала, что варится в первой, но ей странным образом было на это наплевать. Эта вторая голова определенно отказывалась называться головой Ава и вообще иметь к нему какое-то отношение. Вот только что он еще мог приказать ей думать то или это, а теперь она вдруг стала чужой. Не злой и не плохой, а просто неподвластной ему. Не его головой! И уносилась куда-то в немыслимую, пугающую даль, откуда не бывает возврата. Где не только времени, а вообще уже ничего нет. Долго-долго нет. Ничего. Пока не встанешь на твердое…

– Но ведь она есть!, —

пожаловался кому-то Ав. —

– У нее мое лицо. И тело, кстати, тоже мое.

– А вот ты и не прав, —

ответил ему непонятно кто, может и он сам себе. —

– Тело у нее как раз свое. В том-то и проблема… Вот только что оно у нее появилось! А ты…

– Что?

– На себя посмотри. У тебя-то самого есть тело?

Ав задумался. Он по-прежнему не чувствовал своих рук. И не только рук. Он вообще уже ничего не чувствовал.

– Вот и я про то, —

продолжил мучить его неизвестный с голосом Иосифа. —

– Ты сам-то вообще есть? А что, если он вернется домой раньше тебя?… Сядет с Марией за стол. И остальные на ужин сбегутся. Начнут с ним разговаривать. Смеяться над его рассказами про даты жизни Элазара и черный ноутбук. Еще про этот, как его?… – Шоколад. Не боишься, что они его за тебя примут? Ты что думаешь, он ведь запросто их уболтает.

– Хочешь сказать, что он задурит им головы так, что они даже не заметят подмены?

– Зачем же задурит? И о какой подмене ты говоришь? Он как раз настоящий!

– А я по-твоему какой?

– Ну, тебе лучше знать. Это ты у нас умный.

– Так это что же получается?… Что я уже не настоящий? Или, может быть, что я… не вернусь?

– Уже теплее, —

продолжил издеваться… А, кстати, кто все это говорил? Чей это голос? – Правда, что ли, Иосифа?…

– Ну так и что они о нашем сказочном персонаже пишут?, —

остановил поток испуганного бреда Ава владелец ноутбука. —

– Угу… Обличал царя и предсказывал скорое рождение Мессии… Это мы уже где-то слышали… За что по приказу Ирода был схвачен и обезглавлен. А вот это – новость. Михаэль уверял меня, что его распяли. Это, наверное, потом уже подредактировали. Надо бы ему сказать. Раскрыть, так сказать, глаза, он ведь у нас известный правдолюб.

Ав поймал себя на том, что не в состоянии определить, кто именно произнес последние слова про правдолюба. – Не он ли сам? Не его ли голова? Пусть и чужим голосом.

– А разве голова может разговаривать? – опять продолжился идиотский диалог. Теперь с самим собой. Уже без Иосифа.

– Почему бы и нет, ведь у нее есть рот.

– А которая все-таки голова?

– Ну, первая, наверное… Какая же еще? Второй ведь здесь больше нет. Она, должно быть, уже проснулась. В самом деле, не этот же «Сережа» говорил сейчас о Михаэле. В интернете о Михаэле он точно ничего прочесть не мог! Он – не я. В нем нет ни капли крови Юлиев! Как же он тогда вспоминает? Да еще от моего имени…

– А действительно, отрезанная голова – интереснее будет, – снова раздался в ушах Ава голос человека, который родился спустя две тысячи лет. – Колоритнее. Так… Народ почитал за святого… Господи, какой еще народ? Знаю я этот народ! Вместе с ним груши в храме лопал. Груши у этого «народа» очень вкусные тогда в корзинке оказались. Кажется, мы с ним еще вино пили… С этим народом… —

Ав покрылся холодным потом. —

– Или все-таки я?… Странно, и он, и она, и тот, кто у них родится – это все я. Но ведь ребенок у нее в животе совершенно нормальный растет! Ничего не понимаю… И это буду я через две тысячи лет? Интересно, а как они меня назовут? Этот уже и мое имя украл… А правда нормальный? – Да вроде… Только совсем маленький еще…

Чьи-то пальцы быстро защелкали по клавиатуре.

– А-а, вот! Нашел!, —

обрадовался Сергей. —

– Тайный орден… Чрезвычайно мало сведений… Последнее упоминание… Испания… Восемнадцатый век… Так называемый «Арагонский архив». Переписка Клавдии Прокулы с Марией Магдалиной и неизвестным раннехристианским пророком. Документы утрачены. Скорее всего миф…

Ав услышал, как говоривший отхлебнул из чашки. Странно, вкуса шоколада он больше не ощущал.

– Угу. Значит мы так? Значит миф?… Ну ладно, хоть так о нем вспомнили. И на том спасибо. Интересно, а кто автор статьи? Написать ему, что ли, где он мог бы на портрет этого «неизвестного раннехристианского пророка» взглянуть?…

– Раннехристианского… —

эхом повторил, стараясь запомнить трудное слово, Ав и вдруг насторожился. Ему было вовсе не наплевать на то, что кто-то невозможно далекий, кого еще нет!, говорит сейчас вместо него, причем говорит о нем, об Аве, чуть ли не как о самом себе, но… Стало ясно, что уже какое-то время, тщательно скрывая это от себя, он ищет способ увидеть… того, кто совсем рядом… молча… словно тень… даже не поймешь – где… то ли за спиной, то ли… —

– И девочка моя куда-то пропала!, —

испуганно пожаловался Ав в пустоту чтобы только не молчать. Сердце заколотилось. —

– Вот досада! Ведь мог бы ее расспросить. Она вроде как слышала меня… Проклятие, даже не заметил – когда ушла!… Какая же она озабоченная? Видели бы они Марию…

Помолчал, успокаивая дыхание. Появился нехороший свист в ушах…

– А почему, собственно, мне понадобилось что-то от себя скрывать? Что я в самом деле?… Еще эта глупость с двумя головами, как будто нет других развлечений!… Вон, хотя бы про Каифу мог спросить. Или про Натана… А почему я вдруг вспомнил про Натана? С какой стати? Жили как-то без него…

Ав отчаянно пытался выиграть время, заговаривая самому себе зубы и все равно покрылся нехорошей испариной. Он понял, что переиграть страх сегодня не получается. Перевел дыхание лишь когда после долгой паузы Сергей заговорил снова. На сей раз его голос показался ему даже приятным. Просто язык, на котором он говорил, Ав слышал сегодня впервые. Не привык еще к нему.

– Так, ладно… Будем считать, что мне все это приснилось и никакого Сергиуса Катилины в природе не существовало… Водку в самолете пить – это, конечно, неправильно… А можно подумать, что оперировать сутками без сна – очень правильно! Черт, и аспирин закончился… А в самом деле, что там Каифа? Не понял, а кто такой Натан?… —

Ав уже не соображал, кто и зачем вбивает гвозди ему в мозг. Тот, у кого закончился аспирин или кто-то еще? Хуже всего, что он действительно начал мерзнуть.

– Плохой знак, —

прошептали его губы. —

– Только бы кровь сейчас ни у кого не полилась! Только бы сейчас никто не поранился. Ужасный знак! Тогда мне совсем худо будет. А правда, что там Каифа?, —

схватился он за соломинку в надежде все-таки отбиться от этой гадины. —

– Какая сволочь его тогда убила? Вроде бы со всеми умудрялся ладить старик… Господи, ну куда же подевалась моя голова?! Как я без нее вернусь? Что Марии скажу? Она ведь спросит…

Впервые Аву захотелось проснуться самому, а не ждать, пока неизвестно чей младенческий сон его отпустит. Но, странное дело, не то, что проснуться, он и пальцем пошевелить не мог. – До такой степени закоченел от холода. Словно тот, кто прятался за спиной, уже взялся за свою мерзкую работу…

– Господи, кого здесь только нет!…, —

пробился сквозь его страхи молодой мужской голос, говоривший от его имени где-то безумно далеко и на языке, который Ав даже не пытался сейчас запомнить, потому как не до того было: безумие навалилось слишком властно и внезапно. Оно было все в омерзительных коричневых потеках, с дрожащими прожилками, грязное и липкое. А главное, вело себя оно небывало агрессивно. Возможно потому, что напало не в одиночку: у него сегодня был союзник – тот, что прятался за спиной. Когда эти двое приходили к нему порознь, Ав не сильно беспокоился. Во всяком случае не паниковал. Напротив, он заставлял себя обрадоваться и сам делал шаг навстречу, помня наставления Иосифа, что «дверь в бездну, если ты не скотина безмозглая, открывается Тем, кто лучше тебя соображает, что и как с тобой нужно делать. И только с доброй целью – разбудить тебя, идиота!» Но сегодня…

– Вот этого, помнится, мы вместе с Луисом придумали, —

осуществлял тем временем свои мозголомные блуждания в воспоминаниях невидимый хирург, который, вполне возможно, и поделился с Авом своим неочищенным сумасшествием, облегчая тому, кто прятался за спиной, решение его дьявольской задачи.

– А может вовсе и не дьявольской?, —

подумал Ав, пытаясь успокоить себя. Не очень, правда, успешно… —

– Ведь никакого Дьявола нет. Так ведь?… Сам же говорил: там, где дураки позволяют пугать себя Дьяволом, Бог превращается в деда с бородой…

– Точно, лет пятнадцать назад мы его придумали, —

вновь послышался голос хирурга. Теперь откуда-то издалека. Уже не из глаз Ава… —

– Шутки ради Элазару сына придумали. Первого мученика. Мария ему еще очень смешное имя подобрала, почти неприличное, ну просто ужасно несолидное, только чтоб разыграть Михаэля. И ведь купился, простофиля. Понес к своим наш липовый пергамент. Даже Натан не сразу раскусил… Но все равно сделал его большим начальником. Чуть ли не своим заместителем или кем там еще…

Оставшаяся при Аве тоже уже почти чужая голова стала строить ему рожи. Вот совсем не смешно!…

– Кто знает, – все тише и тише говорил хирург. – А может он правильно сделал, что не пошел в первосвященники или, того смешнее, в Мессии?… —

Голос стал едва слышим и сделалось жутко. А холодно или нет – уже непонятно… —

– Ну да! А вот этого придумал Каифа. Или тот – с родимым пятном?… —

Ав понял, что сейчас случится… Потому что холодок уже бежал по спине. Знакомый холодок.

– Господи, как всегда не готов… А потому, что каждый раз по-другому! А может и пусть?… Сил уже не осталось. Лишь бы не долго… Сейчас начнется… Ну что тянешь, сволочь?! Господи, где ты там?! Давай уже! Правда же – сил нет! —

и впервые закрыл глаза. —

………

Ничего не происходило. И Аву было уже неважно, что там с его головой…

– А почему так тихо?… Господи, уже тошнит… Когда?

………

– А вот и не страшно… Правда ведь? И почему Марии никогда нет рядом, когда она нужна?! Плакать, наверное, будет, бедная… Неправда – никогда я не был сильным. Не ври…, —

сказал он кому-то напоследок, и его уставшие глаза сделались огромными. И совершенно черными…

Где-то очень-очень далеко беззвучно треснуло толстое стекло, и все прекратилось. Вообще все. Больно не было. Просто Мария слишком громко хлопнула дверью. Или это Гавриил? Уже не разберешь…

– Чем это пахнет? Яблоками что ли?

– Какими еще яблоками?! – Фиалками, идиот! Как можно спутать?

Кто это сказал?…