Лёгкая

Часть I. Вера

Глава 1. Хуже татарина

Дырочка на чулке. На большом пальце правой ноги. Она не может не знать! Не может сидеть тут и не знать, что у неё на чулке дырка! Дыра! Хоть бы спрятала ногу под стол, что ли, так нет же – выставила на моё обозрение. Правую ногу (с дырищей!) закинула на левую и покачивает ей, а я взгляда оторвать не могу. Вот всегда я так: обращаю внимание на несущественные мелочи, а о главном забываю. А может, они очень даже существенные, эти мелочи. Как посмотреть…

Нет, надо поднять наконец-то глаза и посмотреть ей в лицо. В конце концов, мне-то нечего стыдиться. Это не я переспала с её будущим мужем за два дня до свадьбы! Но поднять глаза у меня получается только до чашки кофе, которую она только пригубила и поставила обратно на блюдечко. Бледно-розовый след от помады, еле-еле видный. Она не красится ярко, ей незачем – красавица! Я вот и не смотрю на её лицо, а помню, что оно прелестно, как у куколки. И абсолютно невинно, как у котенка. Она не наглая, хотя я её и заподозрила в этом сначала. Она лёгкая. Вот есть такие девушки и женщины даже – лёгкие. Им все дается как бы само собой – и красота, и грация, и приятный голос. Они не сидят на диетах и не потеют в спортзалах. Мужчины столбенеют, встретившись с ними, а женщины, которым повезло меньше, завидуют. Невозможно подделать легкость, как невозможно слону стать бабочкой. И кажется, что нет у этих бабочек ни одной проблемы в жизни – знай летай с цветка на цветок и наслаждайся нектаром.

Но так случилось, что напротив меня сидит бабочка как раз-таки с проблемой. Иначе бы она сюда не прилетела. Бабочка молчит, и делает это так естественно, что мне остается только начать разговор самой:

– Давайте познакомимся для начала. Меня зовут Вера. Вы, может, и не знаете ещё. А Вас?

– Наташа, – улыбнулась девушка. И замолчала. И опять – как будто так и надо.

– Итак, Наташа, зачем Вы ко мне пожаловали? Знакомство наше было кратким и не слишком-то приятным, и я Вас снова увидеть совсем не ожидала, – я взвешиваю каждое слово и заставляю себя смотреть ей в глаза. Голубые и абсолютно невинные.

– Я беременна, – выдает Наташа и отпивает из чашки немного кофе. Заметив мой вопросительный взгляд, добавляет: – Станислав Дмитриевич, видимо, сменил номер телефона, и я думала, что найду его самого здесь. Мне очень нужно с ним встретиться.

– Как видите, его здесь нет. Уже два месяца, собственно, нет, – отвечаю я и, хоть ты тресни, не могу с таким же спокойным видом, как она, пить кофе. И сидеть не могу. Пройдясь по кухне из конца в конец несколько раз, заявляю: – Да и как вообще после того, что было, Вы осмелились прийти сюда?! Вы со Станиславом Дмитриевичем разрушили мою жизнь, разнесли её к чертям…

Она смотрит на меня с сочувствием, но и сейчас я не вижу на её лице вины. То самое выражение… Наверное, я его вовек не забуду: абсолютно голая, даже не пытающаяся прикрыться, она сидит на моей кровати и смотрит на меня честными глазами, а я понимаю, что она не боится, не стыдится – ей просто немного жалко стоящую перед ней женщину, вынужденную устраивать скандал. И вот странно: Стаса я в тот момент хотела бы закопать в землю живьем, а к ней у меня не было ненависти, даже злости. Для неё это было игрой, инсценировкой пошлого анекдота, а мне стоило слишком дорого.

Сочувствие! Все мне тогда сочувствовали: врачи скорой помощи, отвозившие меня, истекающую кровью, в больницу, дежурный гинеколог, молоденькие медсестрички… Хотя нет, не все: нас было четверо с выкидышами в палате номер 20, и уж там меня никто не жалел – у всех была своя боль.

Глава 2. Палата номер 20

Я тяжело отходила от наркоза – мне не хотелось возвращаться. Что мне было делать в реальности, где любимый мужчина мне изменил, а малыш, которого я три месяца носила под сердцем, не захотел жить? Под наркозом мне, казалось, открылись какие-то истины, стало ясно всё целиком, я постигла Вселенную. Однако пришлось возвращаться в реальность, где было больно и непонятно.

– Как Вы себя чувствуете? – услышала я откуда-то издалека и открыла глаза. Но всё расплылось, и я снова унеслась в небытие. Потом оказалось, что в палату приходил Борис Аркадьевич – лучший гинеколог в отделении, по счастливой случайности дежуривший в тот вечер. Он меня и «чистил». Какое это все-таки противное слово – «чистка»!

Попозже, когда я почти совсем оклемалась, к моей кровати подошла девочка лет 17–18 и спросила, не надо ли мне чего. Так началось моё знакомство с палатой номер 20. Девочка, которой оказалось действительно 18, тоже лежала здесь с выкидышем. Юля (так её звали) рассказала мне свою историю на следующий день, пока мы ждали обхода.

Она встречалась с мальчиком чуть старше, и была это такая любовь, что им нестерпимо захотелось пожениться – не по залету, нет, а действительно по любви. Юле ещё не было 18 лет, и для регистрации в ЗАГСе была куплена справка о беременности. Родители с той и с другой стороны против свадьбы не возражали, всё подготовили, не пожалели денег, даже платье для Юли приобрели дорогое, в лучшем салоне. И вот накануне свадьбы Юля приходит к своему жениху, а там – как у меня, в общем. И юный жених, не стесняясь присутствия обнажённой любовницы, ещё спрашивает у невесты: «А ты что здесь делаешь?» Свадьбу родители предлагали всё-таки сыграть (кафе оплачено, машины заказаны, платье опять-таки куплено), но Юля отказалась – не сочла возможным простить. А через месяц-другой простила и… забеременела, не будучи уже помолвленной и даже не встречаясь официально со своим бывшим женихом. Но от него. А он на этот раз не захотел жениться. Вот такая вот «Санта-Барбара». А девочка Юля познакомилась с другим мальчиком, и он как раз предложил ей пожениться (благо 18 лет ей уже стукнуло к тому моменту), несмотря на беременность от непонятно (для него) кого. А она всё отказывалась. В это время сердечко у не родившегося пока малыша перестало биться, а Юля не знала об этом и не ходила к врачу, потому что казалось – ещё успеется до родов. Только когда ручьем потекла кровь, девочка побежала в консультацию, где её долго не принимали без полиса, а потом её – уже из дома – увезла скорая. Оказалось, Юля носила мёртвого ребёнка две недели. Счастье ещё, что сама жива осталась.

Я, слушая её рассказ, верила и не верила. Да как всё это может быть? Но в тот же день к вечеру, в часы посещений, пришел тот самый второй мальчик и, опустившись у Юлиной кровати на колени, плакал и уговаривал её выйти за него замуж. Мы его не стесняли – для мальчика существовала только его девочка. Ромео и Джульетта, вам такое и не снилось.

Лежать в больнице – сомнительное удовольствие. Развлечений не так много – книжки и игры на смартфоне приедаются быстро. Соцсети раздражают. И потому мы много говорили, и первая из тем касалась того, кто как здесь оказался.

Маргарита Тимофеевна, например, очутилась в палате номер 20 с шестым по счету выкидышем. Она здесь уже была своя, старая знакомая Бориса Аркадьевича. Мы звали её по имени-отчеству, хотя она и просила называть её Ритой. Как-то строго она выглядела, да уже и не молодо. Её сын (она упорно говорила «старший») заканчивал школу, а попытки завести ещё одного ребёнка оканчивались неудачами – все гибли на третьем-четвертом месяце. Может, дело было в том, что у Маргариты Тимофеевны был уже другой муж, а не отец «старшего». Но она упорно, год за годом, пыталась выносить и родить ребёнка от любимого мужчины. Это уже походило на манию.

Четвертой в палате была Света. Чуть старше Юли, она была полной её противоположностью. Крикливая, грубоватая и какая-то коровоподобная, 19-летняя девушка проводила время, названивая своему молодому мужу, пропадавшему непонятно где. Как мне рассказала Юля, попавшая в отделение в один день со Светой, сначала всё было по-другому: красавец муж, который невесть что нашёл в этой коровушке, приходил в палату аж по два раза на дню, с цветами и фруктами, слушал причитания своей благоверной и кивал через равные промежутки времени. А как же иначе – ведь Светочка (Светулечка, Светусик, Светынька) могла потерять его ребёночка. Она попала в больницу не с выкидышем, а с угрозой его, и была ещё надежда спасти маленькую жизнь. Муж уходил, а Света вставала (чего делать не рекомендовалось) и шла курить (вот уж этого делать совсем нельзя было) на другой этаж (лестница, ну разве можно?!). И через три-четыре дня, когда Борис Аркадьевич отправил Свету на УЗИ, оказалось, что спасать уже было некого. И теперь она лежала в палате номер 20 как все мы – с выкидышем. Её муж больше не приходил, извещённый о крахе своих надежд. Света теперь не могла до него дозвониться, и всем стало ясно, что их развод не за горами. Брак по залёту (а тут имел место, по-видимому, именно он) разваливался, и Света мрачнела на глазах, поминутно терзая смартфон.

Кто из моих соседок мог меня пожалеть? Разве что Юля, но ни ей, ни кому-либо другому я не говорила, почему потеряла ребёнка. В палату ко мне никто из друзей и родственников не приходил – я никому не сообщила, что в больнице. Просто позвонила своей лучшей подруге и несостоявшейся свидетельнице Дине и сказала, что свадьбы не будет, попросила всё уладить с кафе и гостями. Она всё сделала, не задавая вопросов – Дина невзлюбила Стаса с первого взгляда и просто решила, что я наконец-то одумалась. На работе все считали, что у меня обычный больничный. О моей беременности, кроме Стаса, никто не знал. И вот я проводила тоскливую осень в гинекологическом отделении, ожидая попеременно завтрака, обхода, обеда, тихого часа, полдника и ужина. Я часто говорила с соседками на отвлечённые темы, а ещё чаще просто слушала. Говорят, это у меня неплохо получается.

Через две недели после выкидыша меня полагалось выписать, но Борис Аркадьевич, озабоченный моим состоянием, не хотел меня отпускать из больницы, волновался, уговаривал долечиться… Мне светила перспектива больше никогда не забеременеть. «А мне больше и не надо», – сказала я, и доктор со вздохом подготовил меня к выписке. С больничным листом в сумке я вышла из гинекологического отделения и сразу же поехала в салон красоты – показаться в таком виде на работе было немыслимо. Наверное, странно это выглядело со стороны: потеряв ребёнка, я не плакала, не вопила, не жаловалась. Я сделала вид, что его просто не существовало. И Стаса – тоже. Дина по моей просьбе стерла все следы пребывания этого человека в моей квартире и сменила замки. Она думала, что я уехала куда-то, чтобы отвлечься, и, увидев Стаса в один из визитов на пороге моей квартиры, красноречиво пообещала убить, если он ко мне приблизится или будет мне звонить. И он исчез. А я спрятала боль поглубже и окунулась в работу с головой. И всё было хорошо, пока эта бабочка по имени Наташа не прилетела ко мне на огонек в морозный декабрьский вечер.

Глава 3. Нелогичный фортель

– Итак, Наталья, Станислава Дмитриевича здесь нет, к сожалению. Я не знаю, где он, и знать не хочу. Чем я могу Вам помочь? – произнесла я как можно спокойнее, не глядя на девушку. Лучше было смотреть в окно – там так красиво кружились снежинки. Их танец всегда меня завораживал.

– Мне негде жить. Хозяйка, у которой я квартиру снимаю, нашла в ванной мой тест на беременность с двумя полосками и сказала, чтобы я выметалась. Она ведь сдавала комнату не матери с младенцем, а одинокой студентке, – объяснила Наташа. Я даже обернулась и заставила себя на неё поглядеть, потому что всё это было сказано легко, без слез и даже с каким-то безразличием к собственной судьбе. Как будто всё само собой образуется. Но так ведь не бывает!

– И чего же Вы от меня хотите? – поинтересовалась я. Вдруг захотелось закурить, чего я в жизни ни разу не делала. Наверное, я начинала нервничать. Хотя с чего бы?

– Можно, я у Вас поживу? – так просто-просто спросила она меня. Не попросила даже, а именно – спросила. Я чуть не упала. Сказать, что я удивилась, было нельзя – я была ошарашена.

Мне нечего было ей ответить. А она совершенно естественно пила кофе и слегка покачивала ногой – той самой, с дыркой на чулке. И тут я вдруг подумала: «Она ведь, скорее всего, не знает, что я потеряла ребёнка. Наверное, даже о планировавшейся свадьбе Стас ей не сказал. Наплел чего-то бедной девочке (это он умеет), привел сюда, а тут в самый интересный момент такой сюрприз – какая-то женщина, скандал, крики… Сменился у него телефон! Ну конечно! Чёртов подлец!»

И как-то так получилось, что практически бессознательно я сказала, переходя почему-то на «ты»:

– Можно. Живи, конечно, раз больше негде. У тебя работа-то хоть есть?

Девушка не удивилась (она вообще на это способна, интересно?), но поблагодарила, приятно улыбнувшись, и рассказала, что работает официанткой в кафе и учится на втором курсе филфака. Я чуть было с ходу не предложила ей работу в информационном агентстве, где тружусь сама, но вовремя остановилась: «Хорошего помаленьку, Вера!»

– Ну я пойду тогда? Завтра вернусь с вещами, – прощебетала Наташа и упорхнула из моей квартиры. А я налила себе чашу зелёного чая (не переношу кофе, хотя и держу его дома для гостей) и задумалась о том, какая же я, собственно, дура.

Динка всегда мне говорила, что я странная особь: умная, начитанная, дисциплинированная… и способная в любую минуту выкинуть абсолютно нелогичный фортель. Что она сейчас сказала бы, я и думать побоялась – лучшая подруга никогда со мной не церемонилась (впрочем, как и я с ней) и всегда говорила мне в глаза правду. Именно она, когда все кругом были без ума от Стаса и поздравляли меня с такой находкой, заявила мне: «Альфонс прилизанный! Слала бы ты его куда подальше!»

Собственно, мои отношения со Стасом были просто очередным нелогичным фортелем. Начнем с того, что я полетела в Турцию абсолютно одна: собиралась отдохнуть с Динкой на пару, но та в последний момент попала в больницу с аппендицитом, а я не захотела отказываться от долгожданного отдыха. «Буду купаться в море и наслаждаться ол-инклюзивом. Не соскучусь», – сказала себе я. О курортном романе я и не думала – это же пошлость и авантюра, что мне абсолютно не свойственно!

Прилетев в Турцию, я известила о своем благополучном прибытии маму и Динку и отключила телефон. Только так я могла отдохнуть. Все знали, что я в отпуске, а значит – абонент не доступен для работы и сплетен. Передозировка информации и общения в привычной жизни так меня достала, что на отдыхе я по большей части молчала и вела полурастительную жизнь, даже если приезжала на курорт с подругой. Динка меня не осуждала и с удовольствием разделяла моё молчание – благо мы практически всегда понимали друг друга без слов. Когда ей хотелось пообщаться, она знакомилась с кем-нибудь, болтала о том – о сем, а потом возвращалась ко мне – помолчать. Чемодан любимых книг на двоих, пляж и номер с кондиционером, когда солнце в зените, – всё, что было нам надо. Мужчины либо просто к нам не подходили (Динка умела убивать их взглядом ещё на подлёте), либо быстро ретировались, признаваясь тем самым в своей неспособности беседовать с дамами о Кафке (я сама его не очень люблю, это просто наш «отпугиватель»).

Не будучи особыми любительницами дискотек, мы предпочитали тихие отели, и на этот раз остановили свой выбор на Фетхие, а именно – на гостинице, на территории которой был настоящий лес. До пляжа было метров 700, но путь к морю не казался далеким благодаря тому, что пролегал он в тени деревьев. После жаркого солнца окунуться в лесную прохладу – что может быть лучше? Мы с Динкой не сомневались ни минуты, как только нам предложили этот отель. «Закон подлости», – заявила подруга, когда я переступила порог палаты в хирургии. Завтра надо было улетать, а Динка валялась на больничной койке с дыркой в животе. «Отдохни там за двоих!» – велела она. И «хорошая девочка Вера» принялась исполнять наказ «умирающей», едва сойдя с трапа самолета…

Отель, в названии которого фигурировало слово «Ботаника», действительно оказался сказочным местом. Встав пораньше (ещё до завтрака), я, поёживаясь, шла к морю, наслаждаясь густой зеленью деревьев и пытаясь расслышать мерный шёпот волн. Заросли были абсолютно непролазными, и сходить с проторённой дороги не хотелось, но как живописно смотрелся нетронутый цивилизацией лес! А на дорожке можно было встретить крабов, которые выбирались из своих норок – наверное, чтобы меня поприветствовать. Но вот и берег моря, вот и неповторимые краски волн, вот и солёный ветерок… Я занимала какой-нибудь шезлонг и распластывалась на нем, чтобы просто посмотреть на прибой. Честно говоря, так рано не особо покупаешься – холодно. К числу моржей я никогда не относилась, поэтому ждала, пока вода немного нагреется. Так было каждое утро (я уже потеряла счет дням, если честно), но однажды моё прекрасное одиночество было нарушено. Я только-только пришла и легла на шезлонг, наслаждаясь покоем, и вдруг услышала: «Good morning!» По пляжу шел какой-то мужчина, лучезарно улыбаясь. «Англичане, чтоб их! И не спится им!» – пробормотала я и уже хотела вежливо ответить на приветствие, как незнакомец воскликнул: «О, соотечественница! Доброе утро! А я думал, Вы англичанка…» Я вежливо улыбнулась, пожелала возмутителю моего спокойствия приятного дня и, чтобы разговор не затягивался, пошла к морю. До чего же холодной была вода! Я, наверное, сразу посинела, зуб не попадал у меня на зуб, но я решительно окунулась и поплыла к буйкам. «Вряд ли он решится зайти в воду», – решила я. И зря, потому что соотечественник, по-видимому, гораздо лучше, чем я, переносивший холод, быстро обогнал меня и начал-таки светскую беседу из числа тех, которые часто ведутся на курортах. Кафка тут был не пришей кобыле хвост (одно дело, когда ты лежишь на пляже и у тебя книжка в руках – тут дело сразу переходит к литературе, а в море рано утром это не сработает), и пришлось поддерживать разговор на общие темы. Я узнала, что зовут его Станиславом, что он бизнесмен и прилетел отдыхать от Саратова. Именно так – «отдыхать от Саратова». Мы посмеялись, я как-то сразу к нему потеплела, но не настолько, чтобы вода перестала казать мне холодной, и мы перебрались на берег – греться на солнышке. Какой уж тут, в пень, Кафка?! Обо всех ухищрениях упорного одиночества было забыто, и я весело щебетала, как птица-говорун.

Вот говорила мне Динка: «Мать, ты когда-нибудь с ума сойдешь от недолюба и бросишься на первого попавшегося мужика! Хватит жить монашкой – заведи себе любовника, что ли. Всё не одна!» Но я отмахивалась: после пары неудачных романов я чуть ли не в старые девы записалась и «наслаждалась одиночеством». Иметь, как Динка, просто «мужика для секса» – это было не для меня, а пустить в свою жизнь какого-нибудь нарцисса или неудачника с комплексами мне не позволяло чувство собственного достоинства. И так получилось, что в тридцать два года на пустынном пляже в Турции я запала на еле знакомого «бизнесмена из Саратова». Я ведь понимала и то, что он мог быть и никаким не предпринимателем, и то, что отсутствие кольца на безымянном пальце – ещё не гарантия его холостого положения… Но мне было наплевать. Что он мне говорил, что я ему говорила – этого в моей памяти не осталось. Проклятый недолюб меня настиг, я словно попала в какой-то водоворот и только старалась не слишком быстро оказаться в постели Стаса. Третий день знакомства – это ведь не слишком быстро, правда?! А на следующее утро он улетел к себе в Саратов, и Турция поблекла для меня. Мне стало скучно с книжкой на пляже, меня не радовала еда и не восхищал больше лес. Экскурсия, на которую я таки решилась, чтобы избавиться от сплина, показалась мне неинтересной, и к вечеру второго после отъезда Стаса дня я включила телефон. И в вот в тридцать два года я с головой завязла в переписке, как девочка-подросток. Кажется, я все-таки ходила на пляж и даже что-то ела, но взгляд мой не отрывался от экрана смартфона. Мир перестал существовать для меня, остался только мой любимый. Да-да, именно так. Любимый. Ну не смешно ли?

Прилетев в Нижний, я места себе не находила, а Динка вертела пальцем у виска и проклинала свой аппендицит, ставший причиной не просто её сорванного отдыха, но и моего «буйного помешательства». Если бы она поехала со мной, действительно ничего подобного не случилось бы. И я в глубине души была просто счастлива, что она не смогла поехать, – иначе бы я не познакомилась со Стасом, не узнала бы, как бывают нежны губы с привкусом морской соли, как умеют ласкать сильные руки, как сладка тяжесть хорошо сложённого мужского тела…

Когда через пару недель после отпуска у меня началась задержка, я просто не придала этому значения. «Смена климата», – определила я причину сего явления и успокоилась. Ещё через две недели я дрожащими руками держала палочку с двумя полосками и старалась всё-таки поверить в реальность происходящего. Одно дело – курортный роман и послекурортная влюблённость, другое дело – последствия этого безумия. «Что скажет Стас?» – повторяла я про себя, как мантру, и не решалась набрать сообщение. Речи о том, чтобы ему позвонить, вообще не шло. Голос у меня пропал напрочь, и этим я перепугала начальницу, у которой по телефону отпрашивалась в отгул, поняв, что просто не смогу поехать на работу. «Конечно-конечно, Верочка, лечись. У тебя ларингит, наверное», – сказала Милена Георгиевна. Эх, если бы ларингит!

Я, конечно, переписывалась со Стасом, мы созванивались, говорили друг другу всякие приятности, даже обсуждали перспективу встречи, не планируя её пока на какую-то дату… Но ребёнок! Да мужчины же боятся ответственности как огня! Динке о своей беременности я сказать не могла (я знала, что за этим последует), а больше советоваться мне было не с кем. Весь день я собиралась с силами, потом зашла в социальную сеть и оставила Стасу лаконичное сообщение: «Я беременна!» Честно сказать, я ожидала, что он просто удалится у меня из друзей. Но в ответ пришел улыбающийся смайлик, а следом – два слова: «Я счастлив!» Я решила, что он принял моё сообщение за шутку, и бросилась уверять его в том, что всё абсолютно серьёзно. Он мне позвонил и ласковым, тёплым голосом сказал, что действительно рад и что выезжает в Нижний немедленно, чтобы «обнять двух самых дорогих людей». И тут я разревелась – так, как не плакала с детства. Мне казалось, что счастливее быть уже нельзя. Но Стас приехал и предложил мне стать его женой. Он говорил о своей любви, о безграничной радости и о том, что переедет в Нижний, потому что всё равно не смог бы дольше жить в разлуке со мной. Я ликовала и благодарила судьбу за то, что, уже не надеясь на семью и детей, я обрела то, что сделает меня настоящей женщиной. Свобода? Да кому она нужна! Грань между свободой и одиночеством так тонка, что её можно перейти, не заметив этого. А у меня под сердцем росла маленькая Вселенная, которой я радовалась не одна, а вместе с любимым человеком, который не побоялся бросить всё и перебраться в чужой город, чтобы просто заботиться о нас.

Подготовка к свадьбе велась в ускоренном режиме. Очень помогала Динка, которая, хоть и невзлюбила Стаса, согласилась стать свидетельницей и взяла на себя практически все организационные вопросы. Платье мы выбирали с ней вместе. Я знаю – обычно свадебное платье выбирают с мамой, но Динка мне была ближе, её советам я доверяла полностью. Мы перевернули с ног на голову, наверное, все свадебные салоны в городе, но нашли эту прелесть – идеальное платье, в котором я почувствовала себя сказочной принцессой. Динка прослезилась и тут-то, кажется, окончательно смирилась с приближающейся свадьбой. Я улыбалась, представляя себе, как после этого торжественного события объявлю подруге, что жду малыша, и как она обрадуется…

Платье мне должны были доставить на дом, и ради этого я пришла домой пораньше, отпросившись с работы. Мне не хотелось, чтобы Стас увидел мой свадебный наряд (я стала очень суеверной). До важнейшего события в моей жизни оставалось два дня, я немного нервничала, поэтому сразу не обратила внимания на звуки по ту сторону двери – зашла, разулась, и только тогда увидела счастливых любовничков. Наверное, не стоило так кричать, так переживать, так рвать себе сердце. Может быть, тогда и мой будущий малыш остался бы жив? Это давило на меня – моя (а не Стаса) вина. Я задвигала эту мысль подальше, а она возвращалась – в снах. Засыпая, я переносилась в мир, где свадьба моя состоялась, где я родила ребёнка и где я прижимала его к себе и целовала. Просыпалась я в слезах. Так что я не забыла. Невозможно было забыть, хоть я и пыталась саму себя обмануть.

Может быть, не так уж и нелогично было моё решение пустить к себе Наташу. Что будет с её ребёнком, если я не помогу ей? Смогу ли я себе простить это? С этими мыслями я заснула, и впервые за два месяца у меня не было мучительных сновидений – я даже чуть не проспала. Начинался не только новый день – начиналось что-то новое в моей жизни…