Птица несчастья. Гиблые воды Заручья

За горами, за лесами, за зелеными долами ходит-бродит огромная курица по имени Стратим. Когти ее из каленого железа, клюв – из чистого золота. Море ей по колено, головой упирается в небо. Как переступит с ноги на ногу, земля сотрясается, океаны из берегов выходят.

Окружает птицу крепость неприступная и леса дремучие. Выше гор та крепость, крепче скал. Не пробиться Стратим за каменную преграду, не продраться сквозь чащу непролазную. А если прорвется, то погубит все человечество.

Пролог

Федор выжимал газ из видавшего виды скутера. Ветер свистел в ушах, а сердце то замирало, то билось, как припадочное: Алена, сидевшая сзади, прижималась к Федору телом, и он чувствовал ее тепло. От этого окружающее делалось нереальным. Сгущающиеся сумерки и поднимающийся от стылой земли туман добавляли миру мистичность, стирая грани между мирами.

Алена положила голову на плечо к Федору и что-то произнесла. Он не расслышал: мешал рев двигателя. По коже побежали мурашки: было приятно и щекотно одновременно. Алена дотронулась губами до его шеи, и Федору на мгновение почудилось, что асфальт под скутером провалился, а они с Аленой парят на невидимых крыльях.

Темно-фиолетовое с просинью небо наливалось красным, точно зреющий фингал, тени удлинялись, и тусклый свет фары казался Федору путеводной звездой. Он сбросил скорость: дорога приближалась к перекрестку. Виднеющийся светофор мигнул и переменил свет на зеленый, Федор повернул ручку газа: свободно! Скутер с ревом рванул вперед, и в тот же миг Федор ощутил удар, который подбросил скутер и его с Аленой. И тогда они взлетели. До самых звезд.

Часть первая. Мертвая вода

Стояли уроды,

Без имени-породы.

Просили уроды:

«Пустите в огороды»

Глава первая. Кома

С потолка спускались бледно-голубые нити, от них исходило свечение. Федор моргнул, затем сфокусировал взгляд и разглядел: рядом с кроватью стояла капельница, от которой к его ключице тянулась гибкая трубка. Федор безучастно смотрел, как из нее неспешно капает лекарство. Так медленно, что, казалось, целая вечность прошла, когда в палату заглянула медсестра, чтобы сменить капельницу. Она мельком посмотрела на Федора и заметила:

– Очнулся?

Федор мигнул. А когда снова открыл глаза, медсестры уже не было.

Выписали его через неделю, за Федором приехали отец с матерью. Отец сдержанно обнял его, а мать разрыдалась. У Федора тоже навернулись слезы: вся связь с родными в больнице проходила через лечащего врача, Федор не мог даже поговорить с ними. Он незаметно вытер слезы и забрался в машину. Всю дорогу мать держала его за руку, точно боялась потерять, и непрестанно гладила по плечу.

– Что с Аленой? – Федор наконец задал тревоживший его вопрос.

– В больнице пока, – скупо ответил отец. Он так взглянул на Федора через зеркало заднего вида, что тот понял: отец что-то умалчивает.

– А с тем, кто нас сбил?

В больнице его навестил милиционер, который допросил Федора и сообщил, что вины пострадавшего в случившемся нет: водитель машины проехал на красный свет.

– Ничего, – отрезал отец и коротко пояснил: – Он оплатил мертвую воду.

До Федора дошло: вот кому он обязан спасением! Тому, кто едва не лишил его жизни.

Машина подъехала к дому и остановилась. Отец вылез с водительского кресла и помог Федору: правая нога не совсем восстановилась после аварии. Федор дохромал до двери подъезда, а потом резко встал.

– Так нечестно!

– Честно, – ответил отец. – Мы не успевали собрать деньги, да и в фондах очередь была. Думаешь, ты один такой? А счет на дни шел.

– Отец прав, – вступилась мать. – Тебе инвалидность грозила: внутри все отбито было. А так надежда на полное излечение, процесс уже запущен.

– А Алена? – снова спросил Федор.

Отец обогнул его и открыл дверь подъезда.

– Она в коме, – мать сглотнула и получилось: «Онавоме». Федор не сразу осознал, что это значит. – Прогнозы плохие.

В квартире Федор прошел в свою комнату и плюхнулся на кровать. Думать ни о чем не хотелось, но мысли упорно возвращались к словам, сказанными матерью. Значит, Алена в реанимации? Он почему-то считал, что она тоже идет на поправку, раз с ним все в порядке. Федор пытался узнать что-либо у лечащего врача, но тот лишь отмахивался: мол, никаких сведений нет. То ли и, правда, был не в курсе, то ли скрывал.

Федор поднялся и заглянул в комнату родителей:

– А Алене разве мертвую воду не подключили?

– Подключили, – подтвердила мать и пояснила: – У Алены мозг поврежден, от этого мертвая вода не лечит.

Отец ничего не произнес, но Федор вспомнил, как совсем недавно поругался с ним из-за того, что забыл надеть мотоциклетный шлем. Отец даже грозился забрать скутер, но Федор извинился, а в тот день… В тот день он и не собирался никуда ехать с Аленой. Ну, может, покататься по дачной грунтовке. Просто Аленина мать попросила заскочить в соседний поселок, а Федор не смог отказать. За шлемами решил не заезжать: тут ведь совсем близко. Совершил непростительную ошибку, за которую поплатился не он сам, а Алена.

Радость от встречи с родителями сменилась тоской. Федор безо всякого аппетита жевал голубцы, приготовленные мамой: отказаться – значит, обидеть ее. Мыслями он был далеко. Надо связаться с родными Алены. Но что сказать? Что?! Что сожалеет? Нужно им его сожаление. Федор виноват не меньше водителя, сбившего скутер. Казалось, всего пятнадцать минут езды до магазина, а вон все как повернулось.

Прошел час, прежде чем Федор набрался смелости позвонить родителям Алены. Трубку взял отец.

– Николай Степанович, – сбивчиво поздоровался Федор, – это я. Как дела у Алены?

Тот ответил не сразу, будто специально тянул паузу, от чего у Федора разнылся живот.

– Плохо, Федя, – произнес Николай Степанович. – Алена в себя не приходит, а вчера Нину с сердечным приступом скорая забрала: она себя в случившемся винит.

– Почему?

– Потому что попросила вас в магазин съездить, – сдавленным голосом сказал Николай Степанович.

Федору показалось, что он плачет.

– Так я шлемы не взял, – Федор решился: будь что будет. – Это моя вина.

– Чего уж теперь думать, чья вина. Мы не на суде находимся, – отрезал Николай Степанович. – Только так тяжело, что жить невозможно.

– Хотите, я приеду? – спонтанно предложил Федор. Словно в бездну шагнул.

– Приезжай, – согласился Николай Степанович.

– Куда ты?! – окликнула мать, когда Федор начал обуваться.

– К Николаю Степановичу, – он зря понадеялся, что мать уже ушла из кухни, а потому не придется ничего объяснять.

Мама перегородила выход:

– Нечего тебе там делать! Только нервы трепать.

– Надя, пусти его, – из спальни показался отец. – Он правильно все делает.

Мать так побледнела, что на мгновение Федору стало страшно: вдруг и с ней случится приступ, как с тетей Ниной? Мама неотрывно смотрела на отца, а потом, не произнеся ни слова, вернулась в кухню, громко хлопнув дверью.

– Ступай, – велел отец. – Только будь осторожен.

На даче дома Алены и Федора стояли друг от друга в ста метрах. Утром Федор первым делом высовывался в окно на втором этаже и высматривал Алену: встала или еще нет? Обычно Алена поднималась раньше. Если замечала Федора, то махала рукой. Он тогда быстро проглатывал завтрак, а после несся к Алене: в летнюю жару они часто ездили на карьеры, чтобы искупаться.

В городе до дома Алены Федор добирался пешком минут за двадцать. Но нога болела, поэтому он отправился на остановку.

– Федька, ты, что ли?! – он заметил соседку по подъезду, тетю Настю, которой до всего было дело.

Мама объясняла это тем, что у тети Насти нет своей личной жизни, а потому она лезет к другим.

– Да, я, – коротко ответил Федор.

Соседка встала перед ним и жадно осмотрела, ощупывая взглядом.

– Живо-о-ой, – протянула она. – И даже ходишь. А говорили, что вас обоих по асфальту размазало.

Федор обогнул ее и, ничего не ответив, отправился дальше.

Желтый автобус с черной полосой по бокам подъехал через пять минут. Федор с трудом залез в салон и уселся на обтянутое дерматином сиденье. Уголки сиденья лопнули, из-под обивки был виден поролон. На спинке соседнего сиденья кто-то написал поверх трещин на искусственной коже шариковой ручкой: «И пролетела птица несчастья…» Федор откинулся и прикрыл глаза: нога разболелась так, что хотелось укутать ее в одеяло и нянчить, точно младенца.

В салоне пахло пылью, бензином, а еще нагретым дерматином. Солнце припекало через стекло – и не скажешь, что уже конец августа: слишком жарко. Вскоре Федор почувствовал, как опускаются плечи и наливаются тяжестью веки. Словно он стал Вием, и теперь без посторонней помощи их не поднять. На какое-то мгновение Федор провалился в сон и тут же очнулся, будто от толчка: остановка! Вскочил, тут же поморщился – в ноге стрельнуло – и, ковыляя, потащился к выходу.

На остановке ветер гонял обертку от чипсов и пустую пачку из-под сигарет. Рядом валялась перевернутая урна. Федор на автомате поднял ее и пошел дальше. Алена жила в панельной пятиэтажке: серые блоки в сети трещин, желтая газовая труба, оплетающая здание по периметру. Федор зашел в третий подъезд и поднялся по стертым ступеням на второй этаж. Он дважды нажал на кнопку звонка. На мгновение – всего одно, но Федор почти поверил в это – ему почудилось, что дверь откроет Алена, целая и невредимая. Он подхватит ее на руки, и все будет, как прежде.

Но наваждение схлынуло, когда на пороге появился Николай Степанович. Он пропустил внутрь Федора и закрыл дверь на оба замка. Квартира пропахла табаком. Непривычный к запаху Федор закашлялся, на что Николай Степанович извинился:

– Я лет десять, как бросил курить, а тут сорвался. Но ничего, вечером проветрю – Нину завтра выписывают.

– Ей легче стало?

– Да, укололи мертвую воду в сердце. Не зря я дополнительную страховку оформил.

Если бы Федор встретил Николая Степановича на улице, не узнал бы. За несколько дней Аленин отец резко постарел: в волосах появилась седина. Он по-старчески шаркал ногами и ссутулился.

– Вы сами-то как?

Николай Степанович прошел в кухню и только тогда ответил:

– Держусь ради Нины.

Он зажег конфорку. Синее пламя жадно облизывало эмалированный бок красного в белый горох чайника. Федор рассматривал рисунок на клеенке, боясь встретиться взглядом с Николаем Степановичем: пестрые цветы и золотистые завитушки. Когда затянувшаяся тишина стала совсем невыносима, Федор спросил:

– Что говорят врачи про Алену?

Николай Степанович насыпал в заварочный чайник заварку, добавил к ней листья мяты и смородины – родители Федора тоже сушили их на зиму. Затем заварил чай. Федор обратил внимание, что руки Николая Степановича дрожат, как и его плечи и спина. Будто он изо всех сил сдерживает рыдания.

– Сказали, что все плохо. У них шкала какая-то есть, по которой оценивают состояние. Так у Алены по этой шкале мало баллов. Если бы не мертвая вода, она бы уже умерла.

– И совсем ничего нельзя сделать?! – невольно вырвалось из Федора.

Николай Степанович разлил чай по чашкам и твердо ответил:

– Я не разрешу отключить Алену от аппарата. Нина этого не переживет.

Ни чая, ни шоколадных конфет с лимонной начинкой не хотелось. Но Федор не желал обидеть Николая Степановича, поэтому медленными глотками цедил напиток.

– Пролетела птица несчастья, – произнес Николай Степанович.

– Что?! – вздрогнул Федор. Показалось, что он где-то слышал эту фразу.

– Пролетела птица несчастья, – повторил Николай Степанович. – Накрыла она крыльями землю, и с тех пор пришли к людям горе и печаль. Любая радость оборачивалась страданием, любовь – утратой, а победа – поражением, – он со свистом втянул в себя чай. – Тот мужчина, который вас сбил, в роддом торопился – жена близнецов родила. Потому и проскочил на красный.

Они допили чай в полном молчании.

– Я пойду? – робко спросил Федор.

Николай Степанович кивнул. Он проводил Федора до двери и, когда тот уже был на лестничной площадке, добавил:

– Живая вода.

Федор резко обернулся:

– Так ведь это сказка!

Николай Степанович согласился:

– Конечно, сказка. Но спасти Алену может только живая вода.

Глава вторая. Ходоки

Мать встретила настороженно:

– Как съездил?

– Нормально, – отмахнулся Федор.

– Тебе Аленин отец ничего такого не говорил?

– Нет, – ответил Федор. – Ему просто плохо.

Мать расслабилась и неожиданно разревелась. Он неловко обнял и принялся вытирать ей слезы.

– Я боялась, что он набросится на тебя, – всхлипывая, произнесла мать.

– Почему? – удивился Федор.

– Потому что ты живой, а Алена… – мать оборвала себя, не закончив фразу.

– Алена тоже живая, – возразил Федор и тут же ужаснулся: пока живая.

Прошел в свою комнату, сел за стол и включил компьютер. Письменный стол Федору купили перед первым классом. Теперь Федор окончил второй курс техникума, но стол продолжал служить верой и правдой.

Пентюх, как ласково прозвал компьютер Федор, натужно загудел, экран загорелся голубым, а затем по нему пошли полосы. Лишь через пять минут на мониторе высветилась приветственная заставка Винды: зеленый луг и голубое небо с облаками. Федор поправил защитный экран на мониторе: по мнению отца, Федор слишком много времени проводил за компьютером, а потому следовало опасаться излучения. Недавно в продаже появились менее объемные мониторы – этот занимал треть стола, но мама велела подождать, пока они не подешевеют. Правда, к тому времени подоспеют еще более продвинутые, но родителям это не докажешь.

Федор зашел в интернет и набрал в поисковике: «Живая вода». Компьютер завис, обрабатывая запрос, и через семь минут выдал миллионы ссылок, большинство из которых были посвящены русским народным сказкам. Федор немного подумал и сузил поиск: «живая вода Заручье». Ссылок вывалилось чуть меньше, все они вели к Заручью, ходокам и мертвой воде. Федор снова изменил запрос: «Заручье легенда живая вода».

Опять пришлось продираться через кучу информации. Интернет все время вис: скорость его была низкой, да и мощности Пентюха не хватало. Поэтому лишь через час Федор наткнулся на статью, которая более-менее подходила. Он прошел по ссылке и прочитал: «Казалось бы, наличие источника с мертвой водой в Заручье косвенно подтверждает существование живой, о которой мы все знаем из сказок. Но сколько ни пытались проникнуть ходоки в глубь Заручья, никому из них этого не удалось. Из более чем сорока ходоков, предпринимавших подобную экспедицию, вернулся только один. Но ничего о вылазке поведать не смог: состояние его оказалось критическим, и через несколько дней ходок умер».

Под статьей шла ссылка на сайт ходоков. Федор открыл ее, перед ним высветилась доска памяти. Сто семнадцать цветных фотографий, столько же имен и кратких биографий. Разного возраста, внешности и роста, умершие были схожи в одном: все они погибли в Заручье. «Пропал без вести», «Затянуло в болото», «Утонул в озере», «Потерял разум»… Федор сам не понимал, зачем листает эти скорбные списки.

Больше про живую воду он ничего не нашел, поэтому продолжил изучать сайт ходоков. «Возникло это движение пятьдесят лет назад, когда частично открыли доступ в Заручье. До этого вся информация о месте за рекой Смородиной находилась под грифом «секретно». Время от времени в мир просачивалась информация об обитателях Заручья, но большинство людей считали их выдумкой.

Так, перед войной в деревне Щелково дети купались в озере и увидели огромное лохматое существо, которое шагало к ним с противоположного берега. Дети с визгом бросились из воды и разбежались по домам. В том месте гуляет байка об озернике, который ночами заглядывает в окна домов и забирает детей, которые не спят. Считается, что именно его и заметили дети.

Неподалеку от Щелкова возле деревни Усково, там, где озеро сужается с обеих сторон, образуя перемычку, видели русалку на мосту. Через мост тот шла прямая дорога в Кириллов. Теперь же ни дороги, ни моста не сохранилось. Русалка объявилась примерно в то же время, что и озерник, так что мужики и бабы сочли это дурной приметой. А сразу после войны в лесу за Бородаевским озером открылось Заручье, и с тех пор в него начали ходить исследователи, к которым вскоре пристало прозвище ходоки».

Федор представил русалку: с длинными волосами, слегка прикрывающими округлые груди, размером такие, чтобы в ладони умещались. В его воображении русалка призывно смотрела и помахивала хвостом. Он глупо улыбнулся: эта русалка совсем не походила на ту, из сказки Андерсена.

Федор прокрутил статью ниже. «Скорее всего, органы безопасности знали о существовании Заручья, так как местные жители иногда натыкались на странные постройки в лесу и закрытые территории, обнесенные бетонным забором. Хотя ни военных фургонов, ни вертолетов никто не видел, но ходили слухи о подземной дороге».

Федор хотел еще посидеть за компьютером, но почувствовал, что засыпает. Время было раннее – восемь часов вечера, но он отказался от ужина и лег спать. Во сне Федор стоял перед высоким из железной проволоки забором. За ограждением виднелась огромная курица, закрывающая собой небо. Она пыталась прорваться через забор, раздирая в кровь тело о колючую проволоку. Вокруг бегали военные и обстреливали курицу из автоматов. Птица издала громкое квохтанье, из клюва вырвался огонь, сжигая проволоку и часть людей. Федор попытался сдвинуться с места, но ноги отказали. Он мог лишь бессильно смотреть, как остальных людей, которые не успели убежать, курица склевала, будто червяков.

От сна осталось ощущение неотвратимости чего-то страшного, будто Федор переступил некую черту – Рубикон, и теперь его жизнь не вернется в прежнее русло. Он прошел в ванную, открыл краны и умылся, трижды прошептав: «Куда вода, туда и сон» – так в детстве научила бабушка.

Родители уже уехали на работу. На завтрак Федор пожарил докторскую колбасу с яичницей и с наслаждением все съел, макая черный хлеб в желток. Родители заварили по второму разу чай в чайнике, но Федор не любил спитой, потерявший цвет чай, предпочитал свежий. Поэтому положил в бокал чайную ложку заварки, добавил душицы и залил кипятком. Сверху накрыл блюдцем и укутал полотенцем.

Чай обжигал. Федор пил его, не торопясь, вприкуску с шоколадными пряниками с вишневой начинкой. Пряники были крохотные, всего на один укус, так что Федор сам не заметил, как пакет наполовину опустел. Зазвонил телефон. Федор прошел в коридор и поднял трубку.

– Привет болеющим! – послышался голос Димки, с которым они дружили с первого класса. – Выписали тебя?

– Вчера еще.

– Знаю, мне мать сказала: она с твоей встретилась утром на остановке. Как сам?

Федор лишь сейчас осознал, что нога не болит: прошла за ночь.

– Жить буду, – ответил он.

– Это хорошо, – обрадовался Димка. – Я заскочу?

С Димкой Федор не виделся с конца июня: тот закончил десятый класс, отгулял на выпускном и собирался поступать в Горный институт. Федор же сдал сессию за второй курс строительного техникума – в свое время он ушел из школы после восьмого класса – и укатил на дачу.

– Давай! – обрадовался Федор: с Димкой вполне можно было обсудить то, что его беспокоило.

Димка принесся через три минуты: он жил в соседнем доме. Федор пропустил друга в квартиру, затем Димка осторожно стукнул его кулаком в плечо.

– Руку сломал! – нарочито громко воскликнул Федор.

– Точно, живой, – усмехнулся Димка. – Рассказывай.

– Да чего там рассказывать… Ты и сам, наверное, все знаешь. Даже лучше меня.

Димка подгреб к себе пакет с пряниками и принялся уничтожать уцелевшие.

– В газете писали, – подтвердил Димка, – в происшествиях. Правда, без имен.

– Слушай, – замялся Федор: – а ты ничего не слышал о живой воде?

– Для Алены? – Димка понял сразу.

– Да, Николай Степанович сказал, что может помочь.

Димка отодвинул пустой пакет и пристально взглянул на Федора, словно впервые увидев.

– Ну в сказках живая вода есть, – осторожно начал Димка.

– А не в сказках? – перебил Федор.

Димка постучал пальцами по столу, выбивая какой-то марш.

– Будем размышлять логически, – продолжил он. – Возможно, что живая вода не дается людям.

– В смысле? – не понял Федор.

– Ну как с Заручьем раньше было. Пока само не открылось, никто о нем и не подозревал, – пояснил Димка.

– А вдруг ее и на самом деле нет? – у Федора зародилась призрачная надежда, что можно будет перестать волноваться и не чувствовать себя обязанным куда-то бежать и что-то делать.

Димка пожал плечами:

– Кто знает? Про Трою все думали, что это легенда, пока не откопали. В сказках-то есть и мертвая, и живая вода. Мертвую нашли, значит, сыщут и живую.

Федор решился:

– Ты не знаешь, как стать ходоком?

Димка присвистнул:

– Ну ты задвинул. Туда так просто не попасть. Знаешь, сколько желающих? Моего брата не взяли, а у него и разряд по боксу имеется, да и с остальным полный порядок. Да и не берут туда несовершеннолетних.

Димка вскоре ушел, а Федор никак не мог успокоиться. Он вновь залез на сайт ходоков. Да, как и сказал Димка, требовался возраст от восемнадцати лет и первая или вторая группа здоровья. Со здоровьем до аварии проблем не имелось, да и сейчас Федор чувствовал себя нормально, хотя при выписке врач сказал ему показаться потом в поликлинике. Но Федор решил не спешить: все равно осенью в техникуме диспансеризацию проходить, успеет.

Через полчаса он все еще сидел на сайте, хотя было ясно: ничего не выйдет. Да и с чего Федор вдруг решил, что живая вода существует? Ведь даже легенды о ней нет, за столько лет могли бы и сочинить байку покрасивее. Да и искали ее. Не могли не искать. Говорят, люди большие деньги на мертвой воде зарабатывают, а на живой… Ей бы цены не было!

Федор закрыл сайт: смысла нет. Николай Степанович все придумал, ведь трудно смириться, когда дочь на грани жизни и смерти. Ухватился за соломинку и пытается выплыть на ней из бушующей пучины. Придумал и поверил, и даже Федора заразил своей идеей. А ведь будь это правдой, скольким людям можно бы было помочь! Столько жизней спасти. Жаль только, что это все сказки.