Поджигая пепел

Все персонажи и события этой книги вымышленные. Совпадения с реальными людьми и фактами случайны.

Пролог

Самодельные новогодние украшения, беспорядочно развешанные по стенам и окнам большого фойе, выглядели теперь, десятого января, жалко и убого. Бумажные гирлянды, кривые аляпистые снежинки, тщедушные ёлочки из мишуры. А ведь все это недавно сулило радость, вожделенное новогоднее настроение и чудо. Все же, независимо от возраста и статуса, верят в это самое чудо: вот наступит он – Новый год, и все изменится, все в нём будет по-другому, по-хорошему, по-правильному… Но праздники прошли, и ничего, как обычно, не изменилось. Теперь вся эта жалкая бутафория на стенах не что иное, как свидетельство отсутствия каких бы то ни было чудес на белом свете. Чья-то злая насмешка: вот, мол, наивный ты глупец, наступил твой долгожданный новый год, а ты все еще здесь – в Энском социально-экономическом колледже. В пристанище всех испугавшихся ЕГЭ, не поступивших в ВУЗы или даже не пытавшихся этого сделать неудачников. Добро пожаловать, чувствуй себя как дома.

Алиса спускалась по лестнице быстро, бесшумно и мягко, как кот, хоть и была обута в достаточно массивные зимние ботинки. Она впервые переступила порог Энского социально-экономического колледжа сегодня утром, не видела его новогодней атрибутики, когда та ещё хранила в себе магию, не обращала на нее внимания и теперь. Она торопливо спускалась по лестнице и видела лишь его, одного единственного и желанного, способного унять ее боль и облегчить страдания. Огромный, старомодный кофейный аппарат стоял у окна, отбрасывая широкую тень на потертый плиточный пол. Про зависимость от кофеина говорят редко и обычно как-то не всерьёз. Мало ли в мире других проблем и опасностей, чтобы ещё пугать людей какой-то там зависимостью от легального во всем мире ароматного напитка. Однако крепко подсев на него на заре своей юности, Алиса теперь буквально не могла жить без кофе. Предпочитала она, конечно, качественный и натуральный, не ленилась дома сама перемалывать зерна и по десять раз на дню трамбовать получившийся порошок в рожок своей полуавтоматической кофемашины. Могла она, впрочем, выпить и качественный растворимый кофе, а если альтернативы не было, то и некачественный, с запахом чего-то жжёного и кисловатым привкусом, тоже шёл в ход. Важно было не оставлять надолго свой организм без кофеина, ставшего ему допингом и чуть ли не основным топливом. Затянувшаяся разлука с любимым напитком сулила Алисе слабость, головокружение и мучительную головную боль. В такие моменты она не грезила дымящимися бумажными стаканчиками с американо, мутнеющее сознание не рисовало в ее воображении пузатые кружки с любимым капучино, но Алиса знала наверняка, что лишь кофе в любом виде и в достаточном количестве положит конец её страданиям. А потому, во избежание таких вот приступов, она обычно пила его часто и помногу. Но этот день, десятое января, не был обычным. Алиса долго была в дороге, из-за перемётов и скользкой промежутками трассы добралась до колледжа позже, чем предполагалось, в итоге едва ли успела к назначенному времени забежать в кабинет директора. Кофе к тому моменту она пила в последний раз часа четыре назад, и это, по её меркам, было уже достаточно долго: голова тяжелела, тупая боль понемногу била в затылок, очень хотелось закрыть глаза. Ничего не подозревающий о мучениях Алисы директор колледжа Михаил Александрович принял её тепло и радостно. Невысокий лысеющий мужчина лет шестидесяти на вид добродушно ей улыбался, рассказывал, как рады в их заведении новобранцам и какие радужные перспективы возглавляемая им богадельня сулит студентам. «Да уж, – думала Алиса, слушая хвалебную оду директора своему колледжу, – МГУ и МГИМО надо бы опасаться, Энский социально-экономический колледж на пятки наступает. Того и гляди, его выпускники заберут работу у вчерашних студентов престижных московских ВУЗов и займут все руководящие должности нашей необъятной Родины». Вслух же не многословная от природы Алиса не говорила ничего, она вежливо улыбалась, кивала, ждала, когда уже пожилой мужчина выскажется, заберёт у нее документы да и отпустит с миром. Ещё у самого входа на первом этаже, пока охранник старательно переписывал в журнал её паспортные данные, Алиса с восторгом заметила у окна кофейный аппарат. И вот теперь, наконец, выслушав директора и оставив ему свои документы, девушка предвкушала, как выпьет пару стаканчиков долгожданного капучино. Возможно, залпом. Аппарат выглядел старым, каким-то почти раритетным, словно место ему в музее, а не в учебном заведении. Алиса достала из кармана джинс сто рублей и попыталась вставить их в отверстие для приема денег. Великовозрастный аппарат с презрением выплюнул купюру, издав при этом неприятный звук. Алиса попробовала вставить банкноту другой стороной, но безуспешно, гордая машина не хотела брать её денег. Алиса покопалась в карманах, нашла купюру номиналом пятьдесят рублей и попробовала предложить привередливой машине её. Аппарат словно задумался и засомневался, но все же нехотя проглотил деньги. Алиса с облегчением вздохнула и нажала на кнопку рядом с надписью: «Капучино 50 руб». Ничего не случилось. Аппарат молчал, лампочка под надписью: «Выберите напиток» агрессивно мигала красным. Алиса снова нажала на кнопку «Капучино», на этот раз с усилием, и снова ничего.

За её спиной раздался негромкий мужской смех и голос:

– Всё, что с молоком, он не делает. Только эспрессо или американо.

Ладони у Алисы похолодели, в груди всё сжалось и воздух словно застрял в легких. Неужели это… Девушка медленно, не дыша, повернулась. Да, это, несомненно, был он. На Алису приветливо смотрел высокий молодой мужчина, стройный и статный, кареглазый с копной вьющихся каштановых волос, подстриженных весьма удачно. Эта самая молодежная небрежная прическа вкупе с весьма стройным телосложением позволяли мужчине выглядеть лет на двадцать восемь максимум, хотя Алиса знала наверняка, что ему на самом деле – тридцать шесть. Она вообще знала об этом симпатичном кареглазом мужчине многое, не раз просматривала его соцсети, и была осведомлена, что работает он в этом самом колледже, порог которого она сегодня впервые переступила. Так вот переступая этот самый порог, девушка, конечно, понимала, что встреча их неизбежна, и что очень многое, всё её будущее, зависит от этого человека – Новикова Кирилла, Киры. Алиса, правда, никак не предполагала, что они встретятся практически сразу после её приезда в Энск. Но Его величество случай распорядился именно так, и судьбоносный момент, момент, когда вся эта история могла, не начавшись, закончится наступил именно тогда, у старого кофейного аппарата, не делающего напитков с молоком. Алиса смотрела на молодого мужчину и ждала, вглядывалась в такое знакомое, но чужое теперь лицо, пытаясь понять лишь одно: узнал он её или нет? Если да, то весь её план полетит к чертям, и хоть Алиса сама себе в этом не признавалась, какая-то слабая и презренная часть её хотела, чтобы именно так и произошло. Чтобы на молодом ещё и приятном его лице появилось удивление, чтобы он воскликнул её имя, обнял и принялся рассказывать, как сильно скучал и как долго её искал. И она бы пустила слезу, и они вспомнили о былом и утраченном, и она всё-всё рассказала бы ему об этих годах её жизни, в которой его не было, и в какой-то момент он бы её поцеловал как когда-то давно, а после этого они взялись бы за руки и ускакали вместе в закат… Никакого удивления на его лице не было, только вежливая, даже формальная улыбка:

– Вы наша новая студентка?

Алиса усмехнулась как-то горько, отвернулась и ударила по кнопке рядом со словом «Американо». Аппарат зашипел, откуда-то из его глубин появился пластмассовый стаканчик, в который машина стала плевками извергать коричневую дымящуюся жидкость.

«Да к чёрту тебя…» – подумала Алиса, вытаскивая свой долгожданный, обжигающий пальцы кофе. Она хотела было ответить Кириллу что-нибудь резкое и язвительное, но когда обернулась, за её спиной уже никого не было.

Алиса почувствовала стыд и досаду от того, что она была такой наивной, так по-детски, по-глупому надеялась на какое-то смехотворное воссоединение. Ведь приехала она в эту дыру совсем не для этого, и планы у неё были другие, и радоваться надо было, что всё так вышло с Кириллом. В душе всё как-то перемешалось: и злость на себя, и обида на Кирилла, от всего этого стало противно и тошно. Алиса, несмотря на то, что оставила куртку на втором этаже и была только в джинсах и белой рубашке, вышла на улицу. Холод напоминал ей о Новосибирске, давно ставшим для девушки домом, и действие на неё имел успокаивающее. Она вдохнула морозный воздух жадно, до боли в груди, и выдохнула медленно, создав около своего лица облачко белого пара. Злополучный стаканчик с кофе все ещё был у неё в руке, она задумчиво отхлебнула глоток и сморщилась. С сахаром. Этот удивительный аппарат мало того, что не делал кофе с молоком, он ещё и сахар в него добавлял по умолчанию. Алиса ненавидела сладкий кофе и была и без того расстроена и раздосадована.

– Да чтоб тебя!

Она со злостью швырнула стакан куда-то влево.

– Эээ!!! – раздался тут же чей-то возмущенный возглас.

Глубоко в своих мыслях и расстройствах, Алиса даже не заметила, что как раз слева, немного поодаль от неё, стояла небольшая компания молодых парней. Один из них в изумлении смотрел теперь то на свои кроссовки, то на Алису. На кроссовки. На Алису.

– Э! Ты чё нах?

И, пылая праведным гневом, он направился к девушке защищать свою поруганную пацанскую честь и испачканные сладким кофе кроссовки.

Алиса усмехнулась, глядя на стремительно приближавшегося к ней гопника. Она знала этот типаж прекрасно, она видела таких десятки: это нарочито злобное выражение лица, эта напускная самоуверенность, эта отчаянная попытка казаться устрашающим и опасным. Показуха, да и только. Такие, Алиса знала хорошо, – самые слабые из возможных противников. Они, как насекомые: только сверху тонкая твёрдая оболочка, а внутри всё мягкое, а то и жидкое. Подковырнуть в нужно месте – и победа, а уязвимые места у них у всех одинаковые: родители, которые не любили, внешность, которая никого не привлекает, отсутствие ума и перспектив.

Чем ближе была к Алисе эта нескладная фигура, тем шире девушка улыбалась, почти ностальгируя по временам, когда буквально до слёз доводила вот таких вот задир. На мгновение она перенеслась в другое измерение, другую свою жизнь, страшную и далекую, покрытую теперь туманом забвения. Этот туман был соткан её собственным усилием воли и разума, старательно, день за днём и год за годом. Лишь местами сквозь эту плотную защитную пелену проблёскивали яркие и чёткие образы. Шестнадцатилетняя она лежит на спине на холодном грязном полу детского дома, на её рёбрах, сдавливая их до хруста, сидит подросток с искаженным от злости лицом, его испорченные зубы обнажены и оскалены, глаза – маленькие злые щёлки. Он бьет её по лицу снова и снова, вокруг крик, одобряющие возгласы других детдомовцев. Девочка не чувствует боли и повторяет:

– Я здесь, потому что мою семью убили, а твои родители просто бросили тебя!

Удар в челюсть, отчаянный крик «заткнись!», в равной степени угроза и мольба о пощаде. Но девочка щадить никого не собиралась.

– Они просто увидели, насколько ты уродливый и тупой, и выбросили тебя, как ущербного больного котёнка!

Удар в глаз, темнота, звон в ушах.

– Потому что видеть такое ничтожество, как ты, каждый день для них оказалось невыносимо…

Снова удар в челюсть, ребра сдавлены так, что дышать нечем. Девушка раскрыла рот в попытке захватить воздух, и к металлическому привкусу собственной крови примешался соленый вкус слез, стекающих с подбородка оседлавшего и избивавшего её подростка. И этот вкус ей понравился.

– Ты кофе своё какого хера мне на кроссовки вылила, шмара? – голос возмущенного гопника положил ретроспективе конец.

Тембр, к слову, был таким же неприятным, как и образ его обладателя в целом.

– Свой, – улыбаясь ответила Алиса.

Гопник несколько стушевался, не понимая ни её спокойствия, ни её ответа.

– Чё, ёпт?

– Кофе – свой, он мужского рода. Стыдно, честное слово, такие глупые ошибки в речи делать. Свой. Запомни и впредь говори правильно.

– Хера ты умничаешь там, бля? Не твоё дело, что я и как говорю!

– А вот тут ты ошибаешься, очень даже моё.

– Это ещё почему?

– Потому что ты, очевидно, студент этого заведения. А я – твой новый преподаватель русского языка и культуры речи.

Гопник смотрел на Алису круглыми от удивления глазами и беззвучно шевелил губами, словно пытаясь подобрать хоть какие-то слова.

На помощь к нему подскочил другой парнишка из их компании. Значительно выше ростом и шире в плечах, он закрыл собой облажавшегося приятеля и улыбнувшись Алисе сказал:

– Простите, пожалуйста, моего друга. Он просто очень любит эти кроссовки, он больше так не будет. А я Денис!

И он протянул ей руку и улыбнулся ещё шире. Алиса с удивлением для себя отметила, что у парнишки красивое, очень интересное и выразительное лицо: высокие скулы, идеально очерченная линия подбородка, аккуратный нос, глаза серые и лукавые, а волосы светлые, густые и достаточно длинные, ниже мочек ушей. Не очень-то модная стрижка, но ему она шла.

Алиса протянутую ей руку, конечно, не взяла, она кивнула в сторону другого парнишки, не столь интересного, зато облаченного в красный спортивный костюм:

– А он томат? И вместе вы?..

Договаривать не пришлось, Денис засмеялся искренне, запрокинув голову, от чего сделался ещё красивее. Алиса засмотрелась почему-то на его шею, но быстро одёрнула себя, посчитав неприличным глазеть вот так на своего студента, которому вряд ли больше двадцати лет. Она сдержанно улыбнулась парням, бросила: «До встречи на экзаменах», – и зашла в тёплое фойе колледжа, прижав ладони к своим горящим, от мороза конечно же, щекам.

Глава 1

Бумажной работой по оформлению новой преподавательницы в штат занималась Маша. Она сама проработала в колледже семь лет, числилась бухгалтером, но была по факту и юристом, и кадровиком, и конкурсным управляющим, и завхозом порою. Маша заполняла карточку нового сотрудника в системе бухгалтерского учета и украдкой поглядывала на Алису с интересом и восхищением. Судя по документам, вновь прибывшей преподавательнице два месяца назад исполнился тридцать один год, но выглядела она намного моложе: достаточно высокая для женщины, со стройной пропорциональной фигурой и красивой гордой осанкой. Лицо бледное, но чистенькое и свежее, никаких тебе прыщей и морщин. Волосы у Алисы были короткими, одной длины, сантиметров на десять выше плеч, без чёлки или каких-либо премудростей. Зато необычным и наверняка недешёвым было окрашивание: темно-русые корни плавно и красиво переходили в холодный идеальный блонд. «Да, так тебя в Энске не покрасят, – с завистью думала Маша, – тут какое-нибудь мелирование состряпают и не исправить его потом никак, так и будешь с ним ходить пять лет, пока не отрастёт». И Маша завела за ухо пушистую длинную прядь своих каштановых волос, которые никаких красителей, кроме натуральной хны, за всю свою жизнь не знали. Черты лица у Алисы были правильными и в целом приятными: голубые глаза, густые брови, достаточно широкие, но идеальной для её лица формы, вздёрнутый носик. Вот только губы у девушки были совсем не модными: тонкими и какими-то злыми, особенно когда та улыбалась, скаля на собеседников ровные белые зубы. Никаких колец на руках у Алисы не было, да Маша и так по документам видела, что замужем девушка никогда не была и детей не имеет. Необычными показались Маше ногти новой коллеги: короткие, обрезанные под корень и ничем не покрытые. В Энске был культ маникюра, девушки за неделю записывались «на ноготочки» к кому-то из конкурирующих местных мастериц и хвастали потом друг перед другом невероятными дизайнами и длиной. Дамы со скромным достатком, как Маша, позволяли себе такие процедуры не чаще раза в месяц и порой подолгу ходили с порядком уже отросшими и местами сколовшимися ногтями. Те же, кто мог себе позволить менять маникюр чаще, непременно своей ухоженностью очень гордились. Маше казалось, что эта девушка – Алиса, позволить себе могла многое, но ни модных ногтей, ни золотых колец у нее почему-то не было. Украшений на девушке вообще было мало: аккуратные серёжки-гвоздики с голубыми, как глаза их обладательницы, камушками, часы на чёрном кожаном ремешке, больше похожие на мужские. Интересным был, пожалуй, только кулон на шее. На короткой цепочке из яркого желтого золота висел круглый медальон из такого же металла, а на нём белым золотом был изображен условный символ какого-то знака зодиака. Вспомнить какой именно зодиак этот символ означает Маша не могла, она никогда особенно не увлекалась астрологией.

– Красивое у вас имя, – радостно улыбаясь, сказала Маша, чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание, – Федоровская Алиса Сергеевна!

«Да, спасибо, сама выбирала», – чуть было не ляпнула Алиса, но вовремя себя остановила и только вежливо улыбнулась. Маша почему-то тут же отвела от неё глаза и, уставившись в монитор компьютера, продолжила:

– А я просто – Марьиванна!

«Звезда ты тупая, – думала про себя Алиса, – если видишь мой послужной список из трудовой и не задаешься вопросом, что я в вашем заведении забыла».

Но Алисе, конечно, только на руку было отсутствие лишних вопросов. Да и кто тут может понять, что значат ее мудреные должности и почему у предыдущего работодателя название созвучно с небезызвестным брендом иностранных автомобилей. Мало ли, может, она в автосервисе каком работала или шиномонтаже. А теперь вот в интеллигенты захотела, в преподаватели. Благо, образование позволяет.

– Ну вот, закончили!

Маша победоносно ударила по какой-то клавише и с некоторой опаской посмотрела на Алису:

– Мне Михаил Александрович сказал показать вам, где вы будете жить.

Алиса кивнула. То, что руководство колледжа великодушно предоставит иногородней преподавательнице жильё, стало для девушки приятным сюрпризом. Апартаменты вряд ли, конечно, будут люксовыми, но она то уж точно в плане жилищных условий не привередлива. За спиной у Маши стоял шкаф, открытая полка которого была завалена документами и цветными папками разной степени потрёпанности. Там же стояли несколько больших кружек, коробки с чаем и рафинадом, а рядом расположились пакетики с печеньем и прочими сладостями.

– А кофе у вас нет? – спросила Алиса у Маши с робкой надеждой.

Последняя подскочила, затараторила, что у девчонок в соседнем кабинете точно должен быть, и убежала, клятвенно пообещав достать и кофе, и чайник.

Через минуту после того, как Маша спешно покинула кабинет, дверь его открылась, и Алиса с удивлением увидела в проеме Дениса. Красавчик, смущенно улыбаясь, протянул ей банку растворимого кофе, попадающего под категорию «качественный», и упаковку из десяти порционных пластиковых контейнеров со сливками.

– Это вам, – парень явно смущался, но красивые глаза от новой своей преподавательницы не отводил.

– Взятка? – строгим голосом спросила Алиса.

Лицо парня изменилось, взгляд стал не столько смущённым, сколько лукавым и словно бы что-то предполагающим. Алисе немалых усилий стоило сохранить серьёзное выражение лица и не ответить на эту откровенно соблазнительную улыбку привлекательного молодого человека.

– Комплимент, – сказал Денис негромко и, оставив свой подарок на столе, тихо закрыл за собой дверь.

Уже через десять минут Алиса и Маша, как образцовые дружные коллеги, пили кофе со сливками и старались поддерживать разговор ни о чём. Алиса отметила, что новая её знакомая весьма разговорчива, а ещё по какой-то неведомой причине, хочет ей, Алисе, угодить. Это, конечно, надо было использовать по максимуму.

– А вы не замужем, да? – особой тактичностью Маша не отличалась.

– Ну, может, среди местных мужа себе найду, – парировала Алиса. – Видела у вас тут молодого человека интересного, кучерявенького такого, он не женат?

Маша с энтузиазмом замотала головой:

– Это Кирилл Николаевич, он у нас жених самый завидный, – и она подмигнула Алисе, отхлебывая кофе.

– Ммм, вот как…

Маша наклонилась к Алисе и зашептала заговорческим тоном:

– Это наш директор будущий! Михаилу Александровичу два года до пенсии, а потом его место Кирилл Николаевич займёт, это сто процентов!

Это Алиса уже и так поняла, без Маши. Стал бы Кира, с его-то семьей и их деньгами тратить молодые годы жизни на бесперспективную работу рядовым преподавателем. Нет, он скоро будет директором, а это какая-никакая власть, почёт, непыльная в целом работа и доступ к бюджетным деньгам, конечно же.

Девушки допили кофе и засобирались на улицу. Маша натянула шапку, замотала шею шарфом, надела тёплый длинный пуховик. Алиса накинула короткую кожаную куртку на меху и даже не стала её застегивать.

– Ты же замёрзнешь так! – в ужасе воскликнула Маша.

Алиса помотала головой:

– Я ж сибирячка.

«Да точно, – подумала Маша, – родилась она в Новосибирской области, так в паспорте написано. С детства, значит, закалённая».

Уговор был такой: Маша покажет Алисе её квартиру, отдаст ключи, а та потом отвезёт коллегу домой.

Алиса ещё не привыкла к своему новому автомобилю – старенькой, потрёпанной жизнью иномарке на механике. Но поскольку отсвечивать в Энске своим мощным хэтчбеком небезызвестного бренда было бы неуместно, его пришлось оставить дома дожидаться хозяйку, если та конечно, вернется… А в Энске её спутницей станет эта… карета.

– Надеюсь, квартира моя рядом? – спросила Алиса, выезжая с парковки, и тут же разозлилась на себя за такой глупый вопрос.

Энск – крохотный городок, в сотне километров от областного центра, объехать его вдоль и поперек можно за тридцать минут. Её квартира в любом случае будет рядом с новым местом работы.

Дорога заняла не больше десяти минут, и Алиса припарковала машину рядом с указанной Машей панельной пятиэтажкой. В подъезде старого дома пахло чем-то затхлым и неприятным, но было светло и в целом даже чисто. Девушки подняли на третий этаж Алисин чемодан и спортивную сумку. Хоть Алиса и не собиралась надолго задерживаться в Энске и старалась взять с собой необходимый минимум вещей, в один чемодан они всё равно не вместились. Маша открыла дверь квартиры с номером «23» и отдала ключи Алисе. Та бросила вещи в прихожей с яркими фиолетовыми обоями и, решив осмотреть свою временную жилплощадь потом, кивнула Маше в сторону лестницы.

– Пойдём, сначала тебя домой отвезу, а потом уже буду обустраиваться.

Маша, как оказалось, жила с мамой в маленьком частном доме. Проезжая по знакомым когда-то улицам, Алиса всматривалась с усилием в здания, заборы, деревья, людей. Она ожидала, что ощущение дежавю, ностальгия и поток воспоминаний собьют её с ног, лишат возможности дышать и говорить. Странно, но ничего такого не произошло. Да, она, конечно, помнит эти места, да, когда-то давно она знала здесь каждый закоулок и здоровалась с каждым встречным человеком. Но с теми временами и теми людьми её разделяет теперь череда таких событий и испытаний, что воспоминания о них уже какие-то поблёкшие, далёкие, чужие, словно и не ей вовсе принадлежащие. В общем, как бы странно то ни было, но родной город, в котором Алиса родилась и выросла, был теперь для неё абсолютно чужд и как-то даже неприветлив.

– У вас тут спокойно вообще? – спросила Алиса у Маши, пропуская на повороте женщину с коляской.

– Да, конечно, что у нас тут… Сорок тысяч жителей, все тихо, мирно.

– Что совсем прям? Полиция отдыхает?

– Нет, ну как везде, конечно, всякое бывает, подерутся там, украдут что. Но серьёзного ничего!

– Ни одного убийства за всю историю города?

Маша, шокированная таким странным и неуместным вопросом, посмотрела на Алису удивленно и пожала плечами.

– Нет, ну было… Когда-то давно там…

Алиса почувствовала побежавший по спине холодок и вцепилась сильнее в руль.

«Когда-то давно там что? – напряженно думала она про себя. – Говори».

Она сама, конечно, знала прекрасно, что случилось в этом неприметном городишке полтора десятка лет назад, но Алиса хотела услышать это от другого человека. Знать, что эту историю не забыли, что она оставила свой отпечаток на этом месте и на его людях».

– Ну у нас лет пятнадцать назад женщину убили… – пробормотала Маша негромко. – С дочкой.

Алиса не ответила ничего, комок в горле перекрыл ей доступ к кислороду, к глазам поступили обжигающие, словно кислота, слёзы.

Маша расценила её молчание как запрос на подробности трагедии, поэтому проговорила нехотя и без свойственного ей энтузиазма:

– Убийцу арестовали сразу и посадили. У нас потом детей его именем пугали, вот, мол, будешь себя плохо вести, он придет и заберёт тебя. Этот мужик вроде влюблен был в ту женщину, а потом приревновал её, что ли, и его переклинило. Я маленькая тогда ещё была, мало что помню, да и семью эту мы не особо знали. Но помню точно, что у этой женщины ещё одна дочь была, постарше убитой девочки года на три. Одной было тринадцать, а другой шестнадцать, кажется… Ей повезло, её дома тогда не было.

Алиса продолжала молчать, только сильнее сжимая руль. Растерявшись, Маша выдала последнюю имевшуюся у неё информацию:

– Не помню, как ту девочку звали, но родственников больше у неё не осталось и её куда-то в область отправили. Страшно подумать, конечно, что она пережила…

Белые костяшки на красных сжимавших руль руках Алисы выглядели зловеще.

«Ту девочку, – думала она с горечью, – звали Алина, и то, что она пережила, не пожелаешь даже самому заклятому своему врагу».

Потом по радио заиграла какая-то современна ахинея, Маша перевела разговор на музыку, на то, какой весёлый был в колледже новогодний вечер и как она теперь ждёт, что же ребята придумают на Двадцать третье февраля. Когда они наконец подъехали к старенькому домику, обитому синим брусом и обнесённому невысоким покосившимся забором, Маша сердечно поблагодарила коллегу и начала приглашать её в гости. Алиса отрицательно мотала головой, вымучивая какую-никакую вежливую улыбку, но Маша не сдавалась:

– Я ж не говорю вот прямо сейчас! Поезжай на квартиру, разбери вещи, а к вечеру приходи! Чаю попьем или ещё чего, – тут Маша хитро подмигнула, – сегодня же пятница, можем себе позволить!

Алиса обещала подумать, хотя знала наверняка, что с Машей они в ближайшее время не увидятся.

У неё на этот вечер были совсем другие планы.