Проклятие неудачного четверга

Текст
Из серии: Легенда о Греге #1
4
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Проклятие неудачного четверга
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Chris Rylander

THE LEGEND OF GREG

Copyright © Temple Hill Publishing, 2018

This edition published by arrangement with Writers House LLC

and Synopsis Literary Agency.

Серия «Легенда о Греге»

© Проходский А.Н., перевод на русский язык, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Посвящается всем, кто хоть раз в жизни испытал, каково это – быть маленьким.

НЕ СПЕШИТЕ!


Прежде чем открыть эту книгу, вспомните, какой сегодня день.

И если вдруг это четверг, немедленно закрывайте. Завтра почитаете.

Начитаешься такого в четверг, и потом творится не пойми что.


Уж вы мне поверьте.

Глава 1
В которой встречаются бородатые дамы, кровожадные монстры и случаи острой камненепереносимости


Ничего удивительного в том, что монстр, решивший разнообразить мною своё меню, встретился мне именно в четверг, потому что с незапамятных времён от этих четвергов нашему семейству житья не было. Так уверял папа, а ему рассказал это его папа, а тому – папа папиного папы… ну, в общем, вы поняли.

Вот парочка примеров.

• Легендарная борода моей двоюродной бабули Милли сгорела как раз в четверг. Когда-то ей завидовали все Бельмонты (и мужчины, и женщины), а теперь от прежнего величия остались лишь жалкие воспоминания.

• В далёком 1929 году, в четверг, Второй среднезападный банк забрал нашу фамильную ферму, обрекая всю семью на прозябание в городе. С тех пор вся родня называет его склизким брыдло-банком. Взрослые отказались объяснять, что это значит, но это наверняка жуткое ругательство, потому что именно так выразилась бабушка Милли, заметив горящую бороду.

• Однажды в четверг кузен Фин припарковал свою новенькую машину в центре, а потом напрочь забыл где. Мы так и не узнали, куда она подевалась. Целый час он бродил по всему кварталу, и домой пришлось возвращаться на автобусе. Если вы решили, что потерять немаленький седан в городе просто невозможно, то я скажу, что вы просто не встречали типичного Бельмонта в четверг.


Долго можно рассказывать, но суть в том, что я не должен был так уж удивляться, что меня чуть не порвали на мелкие лоскуты именно в этот злополучный день. Конечно, я с самого утра знал, что раз сегодня четверг, то обязательно что-нибудь да прилетит. Впрочем, раньше до крайностей не доходило. Мне казалось, ну жвачка застрянет в волосах. В худшем случае Перри опять попробует макнуть меня головой в унитаз в четвёртой кабинке туалета в мужской раздевалке. Это был знаменитый унитаз. Настолько знаменитый, что ему даже придумали имя – Накладной кубок. По каким-то загадочным причинам кубок не смывали аж с 1954 года, и традиция так укоренилась, что даже главный инспектор по здравоохранению (наш выпускник) махнул на него рукой. Страшно вспомнить, что мне довелось увидеть в этой кабинке. Про запах вообще промолчу.

Но с четвергами я давно смирился. Это просто фамильная особенность Бельмонтов. Кто-то рождается богатым, кто-то бедным, у кого-то светлые волосы или по семь пальцев на ногах, а кому-то в наследство достаётся фамильное проклятие.

Все Бельмонты уже привыкли и даже придумали поговорку: «После четверга остальные дни как праздник». Ну и пусть нескладно, зато правда. Во все остальные дни мы, можно сказать, отдыхаем.

Тот самый четверг начался вполне безобидно: мы отправлялись на школьную экскурсию в зоопарк Линкольн-парка.

Наш Предуниверситетский колледж имени Айзексона (спорим, вы не сможете не засмеяться, если скажете вслух: «Я хожу в ПУКи Айзексона») – самая престижная и элитная частная школа в стране. Денег у них навалом – могли бы свой собственный зоопарк купить, если бы захотели. Но нет. Вместо этого они нас «культурно просвещают». Раз в месяц таскают куда-нибудь вроде Аквариума Шедда, или в местный яблоневый сад, или в какую-нибудь школу попроще в западной части города, чтобы школьники своими глазами убедились, как им неслыханно повезло в жизни.

В этот четверг колонна из роскошных автобусов отправилась вниз по Лейк-шор-драйв. Справа от нас искрилась бесконечная, как океан, голубая гладь озера Мичиган, сливаясь вдали с горизонтом.

Первым делом, после того как мы вышли из автобуса, мне надо было отыскать Эдвина. В этом была вся прелесть четверговых экскурсий: мы целый день зависали с моим лучшим другом.

Эдвин был всеобщим любимцем и, кроме того, самым богатым учеником. Совпадение? Не думаю.

Не то чтобы все остальные ученики в ПУКе были такими уж бедными (я не в счёт). Из четырёхсот сорока учеников школы, только сорок пять платили по сниженной ставке. Остальные вышли из семей, для которых было раз плюнуть выложить 43 000 долларов за то, что можно получить бесплатно.

Но семья Эдвина была на порядок выше (а может, на два порядка или даже целых сорок). Упакованная семейка. Если я проводил лето, помогая отцу в его магазине естественных даров природы, то Эдвин только и делал, что летал туда-сюда на одном из нескольких частных самолётов. Я не шучу, даже самолётов у них было несколько. Не знаю, чем уж там занимались его родители. Они работали в центре города, занимаясь чем-то расплывчатым и финансовым – что-то вроде «генеральные директора инвестиционной фирмы по управлению денежными средствами», «исполнительные директора по сырьевым товарам», или «рыночные аналитики», или «управляющие портфельным брокером», или «финансовые президенты».

И пусть мы как будто жили на разных планетах, но с нашей первой встречи три года назад мы стали лучшими друзьями.

В тот четверг я нашёл его в окружении симпатичных восьмиклассниц. Они разом скорчили недовольные мины, как только я появился. Могу предположить, что их отпугивал запах свиной рульки и исландского болота (папа сам варил мыло и заставлял меня им пользоваться). Но я не обратил внимания на недовольные взгляды девчонок, когда они отпрянули в сторону, как и всегда при моём появлении.

– Привет, Грег, – сказал Эдвин, широко улыбаясь. – Ну что там интересного привёз твой папа из экспедиции? Может, сок реликтового норвежского дерева? Или новый сорт торфяного мха? Или наконец-то откопал крайне редкий арконианский сморчок?

Мой отец занимался кустарным ремеслом (как он сам говорил) и часто путешествовал по всему свету в поисках новых добавок для чая, мыла и прочих органических товаров. Всю эту неделю он пропадал в Норвегии.

– Не знаю, он только завтра вернётся, – сказал я. – А что, не терпится попробовать его новый чай?

Эдвин посмотрел на меня, как будто я попросил его поковыряться у меня в носу.

– Мне в прошлый раз хватило, – рассмеялся он. – После чашечки его чая у меня на лице живого места не осталось.

– Но он же не мог знать, что у тебя аллергия на сланец, – напомнил я ему.

– Да я и сам не знал. А всё потому, что сланец – это камень, – сказал Эдвин усмехаясь. – Знаешь, я как-то не привык закусывать камнями. Главным образом потому, что люди камней не едят.

– Эй, да ты же сам просил его дать попробовать. Никто тебя не заставлял. Это я у него подопытный кролик.

– Знаю, но что поделать, твой отец располагает к себе, – ответил Эдвин. – С ним всегда весело. Забавный чувак.

– Рад, что хоть одному из нас это кажется забавным, – буркнул я.

На самом деле мне тоже нравились папины причуды, но я изо всех сил скрывал это.

– Короче, – сказал Эдвин, язвительно улыбаясь. – Сейчас мы отправимся в наиувлекательнейшую прогулку по зоопарку.

Я закатил глаза.

Вот что значит быть таким богатеньким, как Эдвин: когда ты можешь позволить себе абсолютно всё что угодно, самые обычные вещи кажутся тебе скучными. Прошлой зимой он вместе с родителями катался на вертолёте над Восточносибирским заповедником в России – какой уж тут зоопарк.

Наверное, поэтому ему и нравился мой отец. Чокнутый, эксцентричный и весёлый (но это не точно) папа – такого ни за какие деньги не купишь.

– Чего ты сразу, – сказал я. – Может быть, мы придём в восторг от вида измождённых животных, запертых в клетки?

Эдвин рассмеялся. Ему всегда нравился мой жутко мрачный оптимизм. По-моему, это у меня наследственное.

– Ну ты и гвинт, – сказал он.

Гвинтом Эдвин называл меня, когда считал, что я слишком занудствую. Понятия не имею, что значит слово «гвинт», но каждый раз оно было в тему. У него вообще талант придумывать всякие прозвища. Вспомнить хотя бы Острый соус. Так звали одного из наших учителей в ПУКах, который сопровождал нас на экскурсиях. По настоящему его звали мистер Вустершир, и всем было известно, что вустерский соус совсем не острый, но, во-первых, Эдвин про это не знал, когда придумал кличку, а во-вторых, Острый соус звучит круче, чем «прочие пищевые добавки». И прозвище так и осталось.

– Да ладно тебе! – ответил я. – Кстати, твой ход, или ты тянешь время и надеешься, что я забуду о своём гениальном плане?

Эдвин фыркнул и достал телефон. Когда мы познакомились, то выяснилось, что у нас есть нечто общее. Мало кто из детей играл в шахматы. Если честно, то мне попадался только один такой – Дэнни Ипсенто. Мы раньше жили на одной улице. Правда, потом выяснилось, что кроме игры в шахматы он любит поджигать что попало и швыряется ботинками в голубей, и дружбы не вышло – человеку с моим везением опасно иметь друзей с такими подозрительными наклонностями.

В общем, шахматисты – явление редкое. Именно поэтому я глазам своим не поверил, когда увидел, что Эдвин запускает на телефоне приложение «Шахматы с друзьями». Я сам начал играть только потому, что папа бредил этой игрой и с трёх лет приучил меня играть в неё. Он постоянно повторял, и какая она древняя, и что это единственная игра, где успех не зависит от удачливости игрока, и что всё в твоих руках. Любой ход, любая победа или поражение зависят только от тебя. Где ещё такое встретишь (особенно если ты Бельмонт). Я полюбил игру с детства, но выигрывал редко. Итог любой партии зависел только от моих действий. Что крайне удобно для того, кто родился в семье отчаянных неудачников.

 

Но до отца я и близко не дотягивал. Да и до Эдвина, если честно, тоже. Я выигрывал у него через десятый раз на пятнадцатый и подозревал, что он нарочно поддаётся, чтобы я не бросил играть.

Он тоже с детства играл в шахматы. Его отец мало того что был крайне состоятельным человеком, так ещё и оказался бывшим чемпионом мира по шахматам. А Эдвин всегда боготворил своего отца настолько, что даже пытался копировать его жесты. Не сомневаюсь, что когда-нибудь он будет ходить и разговаривать в точности, как он.

Впрочем, Эдвин любил шахматы ещё и потому, что любил угадывать сокровенные мысли людей. Может быть, поэтому у него и было столько поклонников.

Когда группа двинулась вслед за Острым соусом по бетонной тропинке, Эдвин как раз сделал ход.

– Чувак, даже представить не могу, что ты задумал, – сказал я.

Собственного телефона у меня не было (долгая история), поэтому придётся ждать, пока я доберусь до компьютерного класса, чтобы сделать ответный ход.

– Только сильно не заморачивайся, – поддразнил меня Эдвин. – А то не успеешь насладиться невероятной и увлекательной экскурсией, организованной ПУКами.

Я хмыкнул.

Экскурсия началась с посещения выставки «Большие мишки» – можно подумать медведи бывают другими. Мы вошли на площадку, с трёх сторон окружённую облепиховыми деревьями (ну да, я чуток разбираюсь в растениях) и низкими заборчиками. Прозрачное стекло отделяло питомцев от посетителей медвежьей выставки. Мы видели каменистый утёс, усеянный булыжниками. Нам хорошо было видно нескольких огромных медведей, разлёгшихся прямо на склоне.

Все затаили дыхание, когда гигантские медведи повернули головы, чтобы посмотреть на нас. Волосы у меня на руках встали дыбом, когда самый крупный медведь уставился прямо на меня. Он заревел так грозно, что его рык было слышно сквозь толщу защитного стекла.

Если честно, то я не любитель животных. Да и большинство домашних питомцев шарахались от меня как от огня. И это даже обидно, если учесть, что собаки уже несколько тысяч лет – первые друзья человека. Но теперь я просто замер от ужаса. Ревущий огромный медведь в Линкольн-парке – это вам не кошечки и щенятки.

Трудно объяснить, но я сразу понял, что что-то пошло не так. Было совершенно ясно, что медведь невзлюбил меня с первого взгляда. Все притихли и наблюдали, как огромный зверь поднялся на задние лапы и сделал несколько шагов в нашу сторону. В полный рост он казался втрое выше меня, а передними лапами мог с лёгкостью содрать с меня скальп.

Медведь оскалился. Затем наклонился и поднял один из булыжников. Весь класс ахнул. Некоторые засмеялись, когда медведь заковылял к нам поближе с огромным камнем, зажатым в лапах.

– Мне кажется или тот медведь правда только что поднял камень? – спросил Эдвин.

Молоденькая сотрудница Лекси (имя написано на бейджике) подошла к нашей группе.

– Не стоит беспокоиться, – сказала она, радостно улыбаясь. – Уилбор и другие взрослые медведи любят покидаться камнями. Они очень игривые существа. Почти как собаки и кошки.

Уилбор ещё раз дико зарычал. Лекси по-прежнему улыбалась, но нервно оглянулась на него. Белый верзила подошёл ещё ближе и камень не бросил. Теперь он стоял у самого стекла по другую сторону.

БАМС!

Толпа ахнула и дружно попятилась, когда стекло задрожало. Но оно не разбилось и даже не треснуло.

Лекси больше не улыбалась, но изо всех сил старалась убедить нас, что всё в порядке.

– Здесь особо прочное пятислойное противоударное стекло, – сказала она дрожащим голосом. – Беспокоиться не о чем.

Уилбор снова взревел и снова грохнул камнем.

БАМС!

Прозрачная поверхность покрылась паутинкой тончайших трещин. Невнятное бормотание толпы стало перерастать в панику.

Медведи не могут разбить ударопрочное стекло. Это факт. Так же как и тот, что гоблинов не существует и тот, что мыло моего папы отвратительно пахнет, – никто не спорит. Но сейчас на моих глазах вот этот отдельно взятый медведь, которого взбесил один мой вид, снова размахнулся и стукнул камнем по стеклу!

БУМС!

Брызги стекла засыпали медведя. Он с лёгкостью расправился ещё с парочкой слоёв. Толпа отпрянула и некоторые бросились бежать. Лекси больше не изображала спокойствие и что-то нервно кричала в переговорное устройство.

Белый медведь Уилбор в последний раз замахнулся и стукнул по стеклу.

БЗДЫНЬ!

Сотни осколков – всё, что осталось от стекла, – градом осыпались на пол. Посетители и сотрудники зоопарка с криками бросились врассыпную, но Уилбор промчался мимо, как будто их тут и не было. У него была только одна цель, и сбить его с пути было нельзя.

Уилбор, медведь ростом в двенадцать футов, охотился именно на меня.

Глава 2
В которой выясняется, что Уилбор не оценил запах папиного мыла


Белая слюна стекала из оскаленной пасти Уилбора и капала длинными струйками на тротуар, когда он рванулся вперёд. Я как зачарованный смотрел на него и, наверное, так бы и стоял, пока из меня делали отбивную, но в следующую секунду очнулся и понял, что надо удирать. Я быстро вскочил на ноги, подозревая, что по-хорошему медведь от меня не отстанет. Его внушительные когти, клацнувшие в нескольких сантиметрах от моего лица, только усилили мои подозрения.

Уилбор снова взревел. Люди закричали. И я побежал.

Я пронёсся мимо толпы и услышал собственный голос. Тяжело переводя дыхание, я ещё умудрялся кричать:

– Медведь, медведь, медведь!

Можно подумать, что, кроме меня, никто не заметил внушительного белого зверя, гнавшегося за мной по пятам.

– Медведь, медведь!

Мы пробежали мимо таблички, сообщавшей, что Уилбор – самый старый и крупный медведь, живущий в неволе (про неволю это уже в прошлом).

Я, как в крепость, юркнул за массивный деревянный сарайчик. Уилбор снёс его одной левой, и меня с ног до головы засыпало щепками. Я снова бросился наутёк. Но убежал недалеко. Ногой я задел брошенную тележку с едой, запнулся и кубарем прокатился до скамейки, сплющив по дороге обронённый кем-то хот-дог.

Уилбор перешёл на шаг и не торопился – теперь я в ловушке и никуда от него не денусь (тем более что завтрак сам себя приправил горчицей).

Я сел и замер от ужаса, наблюдая, как медведь приближается, чтобы меня прикончить. На фоне белой шерсти его пустые чёрные глаза пылали яростью.

Минимум три дротика со снотворным покачивались у него в спине, но этот мохнатый верзила их даже не заметил. По обе стороны от него появились двое сотрудников зоопарка в коричневых костюмах. Они стали тихонько подбираться к медведю: один перезаряжал ружье с транквилизатором, другой держал шест с петлёй на конце. Уилбор легко оттолкнул лапой одного из них. Парень отлетел к ближайшему дереву (американский вяз). Другой замер в нерешительности. Уилбор повернулся и заревел на него. Парень убежал, бросив на меня сочувственный и извиняющийся взгляд.

Я взглянул в морду медведю и прочитал собственный приговор. Но в этот момент между мной и ним появилась фигура, заслонившая меня от разъярённого зверя.

Эдвин.

Он уверенно встал перед медведем, который решил, что у него теперь два блюда на завтрак.

– Ты что, спятил? – спросил я, в ужасе представив, что последнее, что увижу в жизни, будет медведь, который закусывает моим другом. Эдвин не обратил на меня внимания и посмотрел на медведя. Уиблор выпрямился и грозно зарычал. Эдвин не ответил и продолжал в упор смотреть на зверя.

Через несколько мгновений глаза Уилбора остекленели, став совершенно бессмысленными. Он слегка покачнулся на задних лапах, а затем с тихим стуком рухнул на тротуар. Сотрудники зоопарка бросились к нему, чтобы оградить потерявшее сознание животное.

Когда Эдвин резко обернулся ко мне и прижал к груди дрожавшую руку, то колени его затряслись. Видимо страх, которого не было ещё секунду назад, всё-таки одолел его.

– Чувак, как ты… это сделал? – заикаясь, спросил я. Голос не подчинялся мне.

– Я… сам не знаю, – ответил он, тряхнув головой, стараясь сбросить оцепенение. – Я… я просто…

Но договорить он не успел, потому что его уже окружили одноклассники. Они похлопывали его по спине, называли героем. Ещё чуть-чуть и они, как баскетбольные фанаты, облили бы его газировкой и стали бы подбрасывать в воздух. Эдвин отнекивался, утверждал, что ему просто повезло и это всё транквилизатор, но никто не обращал внимания, и все продолжали восторгаться им.


Я медленно поднялся на ноги. Длинная тень легла на меня, и я решил, что это родственники Уилбора решили поквитаться за него.

Но взглянув вверх, я увидел хмурое лицо Острого соуса. Ни для кого не секрет, что он меня терпеть не мог.

– Что вы натворили на этот раз, мистер Бельмонт? – сурово спросил он.

– Ничего, – отчаянно оправдывался я. – Вы же не думаете, что я мог стать причиной…

– Уверен, что запах так называемого мыла, который продаёт на развес твой отец, так подействовал на животное, – сказал он, глядя на меня, как на пакет с тухлятиной.

– Эй, я знаю, что мыло моего отца слегка… попахивает, но…

Я осёкся, потому что слова застряли у меня в горле. До сих пор я не задумывался, что же произошло. Я так увлёкся спасением своей жизни, что даже не подумал остановиться и спросить себя: а почему, собственно? Почему медведь выбрал именно меня? Чем я так ему не понравился, что он решил разбить ударопрочное стекло и лично мне сказать об этом. Неужели папино мыло действительно так омерзительно пахнет?


По дороге в школу весь автобус возбуждённо шушукался. Я ни с кем не разговаривал, потому что в этой неразберихе после нападения медведя Эдвин оказался в другом автобусе. Но я слышал, как другие лихорадочно шептали.

– Чуваки, Эдвин – настоящий герой…

– …Прикинь, загипнотизировал медведя!

– Грег – такой отстой… Видел, как сильно медведь хотел его сожрать?

– Он, наверное, решил, что это двойной человеческий чизбургер…

– Я уже загружаю видео с нападением медведя в интернет. Это будет бомба…

– На выходных я обязательно пойду гулять с Эдвином…

Когда мы вернулись в ПУКи, я протолкался сквозь толпу к своему шкафчику. Мне надо было в магазин отца к четырём часам вечера, потому что начиналась моя смена. Работать в Магазине естественных даров и природной органики (который я называл МЕДИПО) было жутко скучно. Сейчас мне больше хотелось найти укромное местечко, лучше бы без медведей и хорошенько всё обдумать.

Одноклассники смотрели на меня как на привидение, когда я проходил мимо. Наверное, так и должно было случиться: школьник погибает нелепой смертью на экскурсии и отныне обречён наводить ужас на привилегированных учеников ПУКов.

Через пару минут я уже торопился к восточному выходу, чтобы поскорее выбраться из школы – не очень приятно, когда на тебя смотрят, как на зомби. Я завернул за угол и тут же натолкнулся на гору мышц.

– Проход закрыт, Жирмонт, – сказало перекачанное тело. – Сначала заплати пошлину.

Жирмонтом меня называли в школе (я был толстым парнем по фамилии Бельмонт). Ещё называли Шарик-Лошарик (потому что я напоминал шар на ножках) и Соусный бочонок (потому что все уверены, что толстые люди жить не могут без соуса, а я и правда его любил).

Широченные плечи, возвышавшиеся надо мной, принадлежали Перри Шарпу, восьмикласснику, которого издали можно было принять за небольшого носорога. На самом деле его звали Перидринкл, но вслух так его назвать мог только самоубийца. Из всех хулиганов школы, он был самым беспощадным. Остальные просто обзывались, ну или таскали за уши, но Перри постоянно совершенствовался в своих издевательствах. Он мог окунуть меня головой в Накладной кубок или нашпиговать мой портфель остро отточенными карандашами остриём вверх, пока я не вижу.

– Ты меня слышал, Жирмонт? – спросил Перри. – Без пошлины прохода нет.

Он ткнул меня увесистым пальцем в плечо, и я чуть не упал, но чудом удержался на ногах. Я хотел ему сказать, что пошлина взимается с импортных или экспортных товаров при международной торговле, и в данном случае это требование не подходит. Что слово, которое он собирался использовать это скорее сбор, что больше похоже на плату за право на въезд. Но ничего этого я не сказал, а просто ответил:

– Ну ладно, я просто не пойду туда…

Перри загоготал:

– Жирмонт, ты, по-моему, не въехал, – сказал он. – Это обязательный взнос, так что заплатишь в любом случае. Ты себе представить не можешь, какие это бабки. Вот посмотришь, что всей выручки вшивого магазина, которым владеет твой чокнутый папаша, не хватит, чтобы заплатить. А значит, тебе придётся платить штраф за неуплату. А это значит, что я изо всех сил стукну тебя по плечу. И только дрогни мне. Тогда я ударю ещё раз. А потом ещё раз. И буду бить так перманентно.

 

Я поперхнулся, чуть не проглотив свой язык.

– Ты знаешь, что это значит – «перманентно»? – спросил он.

Он задал вопрос с таким видом, как будто это он учился здесь по академической стипендии, а не я. Уточню, на всякий случай:

Пер-ма-нен-тный – повторяющийся постоянно или неопределённо долгий период.

Для Бельмонта нападение медведя в четверг без особых последствий – уже неслыханное везение. Но по закону подлости дважды так повезти не может. Я уже столько лет Бельмонт (тринадцать, если что) и хорошо это усвоил.

Я покорно вздохнул.

Наверное, умереть в пасти медведя было бы быстрее и не так болезненно.

Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»