Читать книгу: «Рулетка. Стимпанк-роман»

Шрифт:

Корректор Евгения Сафьянникова

Иллюстратор Марина Давыдова

Иллюстратор Артём Косов

ISBN 978-5-4493-3379-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Добро пожаловать в Лондон!

Гонимые грядущим, редкие паромобили резво катились по брусчатой дороге. Чёрный дым, валивший из их труб, торчащих позади, оседал пятнами на тротуарах. Стёкла домов сотрясались от грохота стальных колёс, а их звон утопал во всеобщей какофонии, которая обычно сопровождала эти устройства по улицам. Край неба светлел. Фонари светили особенно ярко в этот предрассветный час, словно протестуя против естественного рассвета.

Первые люди появились на улицах. То были нищие и калеки, искавшие местечко полюднее: перекрёстки, входы в метрополитен, пороги салонов. Костыли и протезы стучали по дороге, сливаясь с шумом паромобилей, и звоном стёкол, и ещё десятком других звуков пробуждающейся жизни.

Словно крысы из подворотни, отовсюду мужчины и женщины в грубой запачканной рабочей одежде вылезли из своих ночлежек. Нестройные процессии заполонили улочки утреннего Лондона, и каждый заковылял на свою работу: кто на фабрики, кто в доки, а кто-то отправился в страшную мясорубку соискательной борьбы, чтобы продать себя, тело, разум, душу за шанс дожить до следующего утра.

Город уже не спал – дремал. Утренняя мгла неспешно рассеивалась. Стены фабрик напряглись и потемнели от натуги. Вдруг солнечный луч изящно и неспешно скользнул и замер на потрескавшейся кирпичной стене, окрашивая её в нежно-розовый оттенок. Как по команде повалил благородный дым английских труб. Раздался резкий, мощный, не ведающий возражений yдap колокола Большого Бэнa, словно острие гильотины отсекло чью-то голову, а затем еще пять ударов-голов. Звуки времени расплескались по городу, возвещая начало нового дня. Город проснулся, но не раскрыл глаз, ибо нет у великого калеки-города ни глаз, ни ушей, чтобы не слышать утренние стоны сотен тысяч человек и не видеть их измождённые лица. Калека, калечащий калек.

Раздался взрыв, затем второй. В воздух взвился дым. Рядом с неуклюжей четырёхколёсной машиной шнырял человек в защитных очках и потертом кожаном пальто. Механик разводил огонь в топке двухэтажного паробуса, прохаживался туда-сюда вдоль блестящих стальных бортов машины, иногда останавливаясь возле трескучего пламени, чтобы немного согреться. Нелепый берет на голове выдавал его принадлежность к гильдии «Пара и шестерни», о чём говорила вышитая спереди головного убора эмблема. В такую рань быть не могло пассажиров: бедняки ходили пешком; но Его Величество пар был весьма капризен, и механики зимой еще задолго до восхода солнца возились с машинами, прогревая их.

Иерихонской трубой завыла сирена откуда-то сверху. Из-за облака величаво вынырнул огромный дирижабль и неспешно стал спускаться вниз. Высокая причальная башня выкинула белый флаг, будто сдаваясь в плен воздушному гиганту. Были сброшены швартовочные канаты, и десяток крупных мужчин подтаскивал «Небесного скитальца» ближе к платформе, привязывая его. Спустился трап, и по нему тут же застучали сотни ног, приехавших в Лондон издалека: кто-то к умирающему богатому дядюшке, кто-то блистать на вечерах в салонах, а кто-то заработать денег. Последних было больше всего.

Раздался крик. Толпа вмиг отхлынула, обнажив распростертого на платформе мужчину и склонившуюся над ним женщину. Близкая дистанция между ними свидетельствовала о том, что это супружеская пара. Они были небогаты, это было видно по простой одежде, видавшей многое, отсутствию украшений у весьма красивой женщины и дрянной трости мужчины, которая лежала в стороне. Упавший встал и сделал несколько шагов, поддерживаемый супругой. Ладонью он зажимал нос, откуда струилась темная кровь. Кто-то ахнул, кто-то громко и заливисто рассмеялся, а кто-то проворчал: «О, как невнимательны эти провинциалы!». Мужчина отряхнул как мог испачканное пальто от грязного подтаявшего снега, поднял трость и чуть ли не бегом устремился вниз по винтовой лестнице подальше от косых взглядов. Вслед за ним устремилась и супруга. Кто-то намеренно подставил подножку женщине. Теперь настала её очередь растянуться на грязной платформе под всеобщий хохот толпы, заглушивший стоны упавшей. Вернулся сбежавший мужчина и бросился на колени перед своей избранницей. Женщина стеклянными глазами смотрела в сторону и тихо плакала, хватаясь за правое плечо. Не стараясь более избежать внимания, мужчина подхватил тщедушное хрупкое тельце и с великой аккуратностью понес в таможенные залы, где, по его разумению, наверняка был врач или хоть какая-то помощь. Кровь все еще сочилась из его носа. Она стекала по губам, вниз по подбородку, впитываясь в белый ворот рубашки.

Никто из рабочих таможенного зала не обратил внимания на появление мужчины с окровавленным лицом и женщиной на руках. Каждый был занят своим делом. Положив свою супругу на скамью у входа, мужчина схватил за локоть мимо проходившего служащего в синей форме.

– Позовите врача! Срочно! У меня…

– Нет времени, сэр!

Работник ловко выскользнул из пальцев мужчины и засеменил в глубину зала. Второй работник только сочувственно покачал головой и, буркнув что-то вроде «ничем не могу помочь», скрылся за ближней дверью. Мужчина растерянно смотрел в зал, и в глазах у него было искреннее недоумение, какое часто бывает у всех приезжих. Его супруга застонала. Муж упал на колени перед ней и что-то прошептал на ухо. Тяжесть огромной ладони обрушилась на плечо заботливому супругу. Это был полисмен, который уже несколько минут наблюдал за парочкой!

– Что вы здесь забыли, сэр? – холодно прозвучал голос откуда-то из-под шлема, скрывающего почти всю голову хранителя порядка.

– П-понимаете… мы на ди-и-ирижабле летели! Народу много набралось. Тьма! Вот. Меня и жену уронили. Да… – поспешно начал объяснять Джон, запинаясь и активно жестикулируя.

– Уходи-ка по доброй воле отсюда. И забери свою девку, – перебил уставший голос стража порядка.

Робость на лице Джона исчезла. Равнодушие окружающих вызвало злость.

– Кретин! – сквозь зубы проговорил мужчина. Он схватил полисмена за воротник и стал трясти. Голова стража порядка болталась из стороны в сторону.

– Девку?! Она руку сломала! Понимаешь ты! Срочно нужен врач!!!

– Пре-кра-ти-те ме-ня тря-сти-и-и-и-и!!! Вы арестованы, сэр, за причинение вреда правоохранительным органам!

Шаг назад, хлесткое движение ногой, и полисмен валяется на полу, схватившись за пах, и беззвучно открывает рот, словно рыба, выброшенная на берег. Сбежались работники зала, побросав свои дела.

– Приведите врача, наконец! Моей жене плохо! Клерки безмозглые! – прервал неловкое молчание Джон.

Вперед вышел один из работников.

– Не беспокойтесь, сэр! Тут есть телеграф. Сейчас я вызову «Экипаж Милосердия», если вы перестанете отвлекать служащих от работы и тихо сядете.

– Наконец-то!.. Вызовите, прошу вас!

– Вызовите подкрепление, – прохрипел полицейский, пытаясь подняться на ноги, но на него никто не обратил внимания.

Через дюжину минут супруги мчались на всех парах по грязным улочкам Лондона в медицинском крытом экипаже. «Отец, ты бы мною гордился», – думал Джон, снова и снова вспоминая, как он разделался с полисменом.

Полагаю, теперь стоит познакомиться с нашим возмутителем безразличия. Джон Уиндер – человек, который слишком велик, чтобы работать лопатой, и слишком низок, чтобы править судьбами. Человек, которого так и тянет перебить во время разговора. Он говорит – его не слушают. Втоптать в грязь, раздавить, уничтожить полностью – вот что желалось более всего, стоило ему произнести хоть фразу. Он приехал из отдалённого пригорода Лондона, название коего нет никакой силы вспомнить: так быстро обрастает этот город предместьями и новыми районами. Конечно же, столица влекла его к себе лучшей жизнью: большой платой за труд прежде всего, а близость к новостям научного и политического миров манила не хуже денег. Три года назад состоялась скромная свадебка с его избранницей, Анной, чья родня не была против, но и не одобряла этот брак. Год назад у них родился ребенок, который сейчас пребывал на попечении у родителей Анны до той поры, пока молодая пара не обзаведётся жильём в Лондоне. Бедность душила, но средств, которые он смог накопить, работая в почтовой конторе, хватило на переезд. Вырваться из захолустного пригорода было целым достижением для Джона. Остальные хлопоты им рассматривались как мелкие недоразумения, которые можно быстро преодолеть и начать настоящую жизнь, чьё безоблачное начало он предвкушал во время полёта на дирижабле.

Экипаж Милосердия состоял из трёх человек: двое врачей, механик-водитель. Никто не говорил. Джон вздыхал и нервно теребил набалдашник своей трости, посматривая в крохотное оконце. Через четверть часа экипаж остановился, выпустив с громким шипением облако молочно-белого пара. Медики подхватили носилки с Анной и молча унесли в здание больницы. Мистер Уиндер едва поспевал за ними. «Ждите», – и хлопок дверью стал вердиктом на неопределённое время.

Прошло два часа, как Джон страдал, ходил из конца в конец коридора и проклинал сегодняшний день, равно как и свою идею о переезде в столицу. Известий из-за полированной двери с надписью «Хирург» так и не было.

Больница была местом не самым приятным. Да и сами посудите, могла ли быть грязь в таком месте? Конечно, могла, и была в достаточном количестве, так как уборщики уже неделю бастовали, но, по сравнению с улицей, было куда чище. Задержка зарплат рабочим привносила в стройный механизм лондонского общества малоприятные сбои. Однако бежевые стены, обитые на четверть снизу деревом, трубы пневмопочты под самым потолком, тёплый свет газовых рожков создавали некоторый уют.

Джон в тысячный раз прохаживался по коридору, как вдруг дверь отворилась и на пороге показалась бледная Анна. Ее лицо отражало сильные муки, но она стойко держалась пару мгновений, после чего медленно сползла по стене в лужу грязи. Обезумевший от ужаса страдалец-муж бросился к жене и усадил ее на деревянное откидное сидение возле стены. Только сейчас он заметил, что рукав ее платья был закатан, а плечо сжимал стальной браслет с непонятными трубками. Анна пришла в себя, ее глаза бессмысленно уставились в никуда. Восклицания и тревожные вопросы Джона она не удостоила внимания, продолжая смотреть в стену. Из кабинета вышел врач. Крупный мужчина, превосходивший Джона как в длину, так и в ширину. Крупное лицо с близко посаженными глазами, закрытыми пенсне, и усами над верхней губой невольно располагало.

– Господин доктор! Сэр! Объясните, что с моей женой?! Она молчит, не отвечает! Долго у неё продлится это? – закричал мужчина, прижимая к себе супругу.

– Пустяки. Перелом со смещением, – с выдохом сказал врач, снимая одноразовые перчатки.

– Пустяки?! Как вы можете такое говорить про мою супругу!

– О! Не переживайте так, сэр! Прогресс не стоит на месте! Этот пневматический манжет на плече вашей дражайшей супруги сделает свое дело, и через две недели рука будет как новая! Рекомендую не двигать ею много за время ношения манжета. Такой молодой особе будет нужна всяческая помощь и поддержка с вашей стороны. Советую не покидать надолго её. Думаю, месяца на полное исцеление должно хватить.

– Благодарю вас, сэр! Мы немедленно пойдем домой!

– Не умеете вы врать, сэр! Вы приезжий, это видно сразу. Ваши дела плохи – вас выдаёт одежда. Джентльмен не станет доводить свой костюм до такого состояния. Стало быть, переночевать вам негде, ибо дома у вас нет.

– Это вас не касается, сэр! Мы вам благодарны за помощь, и не более! И сейчас направимся домой! Ведь так, Анна?

Анна сидела в той же позе, походя на искусно выполненную скульптуру.

– Какой характер! Не валяйте дурака! Обычно приезжие иначе ведут себя. Стараются приспособиться, соглашаются со всем, что ни скажи, берут всё, что дадут. Вы, сэр, первый, кто, так сказать, дал отпор. Питаю симпатию к бунтарскому духу и поэтому помогу вам, – сказал хирург, хлопнув Джона по плечу.

– Вы вряд ли сможете помочь! У нас все есть! – произнёс мистер Уиндер, стараясь придать голосу большую твёрдость.

Джон понимал, что это единственный шанс прожить эту ночь, но подозрительность не позволяла признать своё поражение и позволить себе помочь.

– Думаете переночевать в ночлежке? О! Это сущий кошмар! Нет тепла, нет кроватей. Коробка из металла с досками на полу. Неудивительно, что бедняки ныне предпочитают мусорные кучи. Я позволю вам провести у меня ночь, – врач миролюбиво развёл руки, – или сколько вам потребуется для поиска съемной квартиры.

– Не знаю как благодарить вас, сэр! Вы очень чуткий и добрый человек. Такие редкость, и самое время вас заспиртовать и выставлять в музее как Homo honestus (человек порядочный лат.)!

Хирург заливисто засмеялся, обнажая ряд на редкость хороших зубов.

– Хорошая шутка! Люблю посмеяться. Оставайтесь с вашей супругой. Через мгновение я вернусь, и мы пойдем в дом. Как раз приём закончен.

Широко улыбнувшись, врач исчез. Джон испытывал противоречивое чувство. Несмотря на его искренность, было в этом Человеке Порядочном что-то наигранное. С какой стати помогать незнакомцам? Быть может он… Мысль Джона прервалась открывающейся дверью.

– Прошу простить! Я не представился. Джек Дотс. Хирург, милостью бога, уже десять лет.

– Очень приятно! Джон Уиндер! Вы приверженец старой религии?

– О, нет. Это выражение всего лишь. Я верю в медицину. А вашу супругу зовут Анна? Я мельком видел, как мой ассистент вводил данные ее перфопаспорта в…

– Вы очень внимательны, мистер Дотс!

В конце коридора сидел человек в кресле на колёсах, закутанный в серое тряпье с головой. Джек замолчал, вжал голову в плечи и постарался замотать лицо шарфом, надвинув котелок на самые брови. Это не ускользнуло от внимания Джона. Что-то мокро чавкнуло, и куча тряпья дрогнула, из нее вылезла бледная исхудалая рука. Указательный палец замер на хирурге. Троица остановилась. Раздался хриплый женский голос.

– Джек! Дорогой мой! Кого это ты ведешь? Уж не приезжих ли? Молчишь? Знаю! Знаю ведь, что это так! И что ты будешь с ними делать? Благородно приютишь их дома, излучая по дороге гостеприимность. А что будет потом, хочешь, расскажу? А я скажу во всеуслышание! Ночью ты возьмешь необходимое, войдешь к ним в спальню и…

Голос прервался под ударом мощного кулака хирурга. Тело выпало из кресла. Тряпки раскрылись. Обезображенное женское тело без ног и без руки. Из виска текла кровь. Без промедления Джон бросился вниз по лестнице, волоча за собой безучастную жену за здоровую руку. Сзади раздавался тяжелый топот Джека. В отчаянии Уиндер схватил супругу на руки и продолжил бег. Одинаковые коридоры больницы, лестницы, ведущие и вверх и вниз, – всё смешалось в сознании Джона. Наконец-то улица. Уиндер остановился, чтобы перевести дух. Цветные пятна, мелькавшие в глазах, пропадали. Ночь, и ни души вокруг. В свете фонаря показались перья снега. Дверь сзади захлопнулась, повисла гнетущая тишина.

– У вас небольшой выбор, мистер Уиндер! – раздался задыхающийся голос. – Либо быстрая смерть в ночлежке, либо мой дом. У меня дома выживете хотя бы вы. Мне нужна только ваша супруга. Я опытный хирург. Она не будет мучиться…

Врач протянул свою ладонь в кожаной перчатке. В руке Джона была зажата трость, но в следующий миг из трости выскользнуло короткое лезвие и прочертило серебристую линию в свете фонаря. Джек вскрикнул и повалился навзничь, схватившись за кровоточащую правую руку, лишенную двух пальцев. Терять время было нельзя. Джон схватил полубесчувственную женщину и из последних сил бросился в переулок в надежде, что кто-то окажется поблизости. Он не ошибся. Полисмен стоял у фонаря, подпрыгивая на месте от холода.

«Снова полиция», – мелькнуло воспоминание начала дня.

– Помогите! Остановите… – прокричал Уиндер.

– Чем могу помочь, сэр?

– Нас преследуют! Мы были с женой в больнице, и там хирург… – задыхаясь от бега и ужаса, выпалил Джон.

– Чушь! Хотя… Погодите-ка. Он поставил кому-нибудь из вас стальной манжет?

Вместо ответа Джон схватил руку своей жены и показал полисмену.

– Стойте здесь! И пока возьмите мое пальто, а то дама окоченеет. Где он?

– Я ранил его! Он у больницы!

Полисмен побежал за угол с револьвером в руке. Уиндер замотал супругу, крепко обнимая её, стараясь согреть. Джон неловко ощупал манжет на плече Анны и, случайно нажав на маленький рычажок, расстегнул его и спрятал в кармане пальто.

Кожа Анны порозовела не то от мороза, не то от снятия манжета. Она открыла рот и произнесла что-то невнятное.

– Что, дорогая? – склонился над её ртом Джон.

Раздались выстрелы и пронзительная трель свистка.

– Я боюсь! – прошептала женщина.

Мужчина и женщина медленно пошли обратно к больнице. На земле валялся весь в крови и без чувств хирург Джек с наручниками на запястьях, а рядом стояли еще два полисмена с револьверами в руках.

– Сэр, от имени полиции Лондона благодарю вас! Вы помогли поймать преступника! Однако вам следует проехать с нами, чтобы записать некоторые детали произошедшего. Простая формальность. Вы готовы? – Анна подалась вперед, отодвинув своего супруга. Ее «сломанная» рука оказалась совершенно невредимой.

– Все лучше, чем стоять на морозе! Поехали, Джон! – решительно произнесла женщина.

Была уже глубокая ночь, когда начальник полиции закончил расспрашивать потерпевших. Джек оказался настоящим хирургом. Пять лет он имел собственную практику. На шестой год он был призван в качестве полевого медика в армию, которая участвовала в одной из бесчисленных войн в Индии. Вскоре был отправлен в отставку из-за контузии. У талантливого врача пошатнулся рассудок не столько от травмы, сколько от страшных душевных увечий, приносимых войной, и бессонных ночей за хирургическим столом. Своим жертвам – молодым женщинам – он надевал стальной манжет, приписывая ему разные чудодейственные свойства. Порой даже он придумывал болезни, лишь бы навесить манжет, который пережимал какие-то нервы и сосуды. Человек становился вялым и равнодушным. Истинный талант врача потек не по тому руслу. Джек приводил жертву домой под любым предлогом и оставлял на ночь у себя. Когда жертва засыпала, в хирурге просыпался безумец. Он брал скальпель и проводил мнимые операции на своих пациентах, которые не издавали ни звука. Чаще жертвы умирали, но выжившие сходили с ума от увечий, что наносила его лечащая и калечащая рука…

Так столица Британской империи приветствовала прибывших. «Добро пожаловать! Выживай или убирайся», – сказал Лондон, виновато разведя руками.

Глава 2. Обустройство

Нечастый гость этих краёв – солнце – бледно осветило город, играя на снегу, осевшем на фасаде домов, застревая в столбах дыма из кирпичных труб. Уиндеры провели ночь в полицейском участке, где им любезно позволил остаться Обер-полисмен. Утром их ждала неожиданность: за помощь в поимке преступника полагалась некоторая сумма, которую и получила молодая семья. Вернее, её часть. Пока Джон изображал скромность перед полисменом, намеренно краснея от слов похвалы, блюститель порядка подсунул ему вместо уведомления о получении награды бланк об уплате штрафа, где новоявленный герой размашисто расписался. Из двух сотен фунтов Уиндеры получили лишь четверть. Никто из супругов не заметил подвоха. Тепло попрощавшись с полисменами, Уиндеры отправились на поиски заведения, где можно было более-менее прилично позавтракать.

Овсянка, яйцо, хлеб с маслом – традиционный завтрак. К черту! Бутыль портвейна, жареные свиные отбивные и швейцарский шоколад на десерт, и ещё множество блюд, которые не могут себе позволить приезжие из пригорода. Вчера чуть было не прервалась их недолгая жизнь! Супруги жадно расправились с едой в ресторане под неодобрительными взглядами завсегдатаев заведения. Они без стеснения болтали о всяческой чепухе. Впервые за долгое время возникла лёгкость в общении. Уплетая за обе щеки снедь, они смеялись друг над другом: Джон смешно пыхтел, когда жевал мясо, Анна забавно жмурилась, когда пила вино. На время ушли обыденные фразы, предписанные этикетом. Эти мелочи приводили обоих в неописуемый восторг и веселье.

Сонный официант, наблюдающий всё это, подошёл к их столику и предложил утреннюю прессу. Жажда чаевых рождала учтивость. На подносе лежала дюжина различных лондонских газет. Джон достал из стопки свежую «Дейли ньюс», где на последних страницах в обилии были объявлении о сдаче квартир. Супруги прильнули к листам. Скользя пальцами по строкам, они наперебой обсуждали предложения жилья. Сдавалось все: от подвалов и балконов до комнат с видом на Букингемский дворец. От заоблачных цен до «шиллинг – неделя». Дешево, уютно; рядом с вокзалом, чтобы навещать родителей по выходным; от фабрики пять минут пешком; для состоятельных особ. Огромный список подходил к концу.

– Вот! Это самое подходящее! – вскочил Джон, опрокинув стул. – Сдаю две комнаты. 10 гиней – месяц. Преклонного возраста. В дела не лезу, – прочёл Джон. – То, что нужно! Не так дорого, и старуха-хозяйка не будет мешать!

Анна внимательно прочла краткую заметку несколько раз.

«Так дёшево? Говорит, что не будет лезть в дела? А почему она это говорит? Наверное, потому что лезет в дела. Старухи такие навязчивые. Если вобьют себе что-то в голову, их не прошибить!» – роились догадки в голове женщины.

Нужно ли его остановить? Уж она знает своего Джона: если он начинает нахваливать что-то, то старается сам себя убедить в правоте своего выбора. Анна промолчала и посмотрела в окно, не обращая внимания на возражения Джона. Утро уже не казалось таким живым и приветливым. За окном шумно передвигались паромобили, стучали копыта лошадей, запряжённых в кэбы. Нестройные толпы людей перемешивались, толкались и куда-то спешили. Дым, копоть, сажа и неизменная сероватая тусклость, в которой утопал город. Утро как утро. Заботы выбили Анну из центра мироздания обратно в ресторан на окраине города.

Официант принёс счёт и с неувядающей улыбкой встал поодаль, прикидывая в уме количество чаевых. Супруги расплатились и торопливо ушли. Ни пенса сверх суммы.

Улицы города, мощенные булыжником, полностью ожили: открылись лавочки, и торгаши бережно раскладывали свой нехитрый товар вроде овощей, слегка завядших цветов, десятка два вариантов цепочек для карманных часов, ошейники для собак, крыс в клетках и ещё тысячу вещей, за которые можно было бы выручить хоть какие-то деньги.

– Песни! Но-о-овые песни! Один ярд – один пени! Кому песни? – кричал один торговец, прохаживаясь по улице с длинными рулонами бумаги с текстом.

Студенты частенько подрабатывали таким образом, переписывая старинные стихи малоизвестных авторов или старались сочинить собственные. Они пользовались спросом у рабочего люда, обученного грамоте, чтобы чем-то занять глаза по пути на рабочее место.

Два кэба, едва помещаясь на дороге, старались разъехаться. Один кучер грязно ругался на всю улицу, другой нещадно стегал тощую лошадь, которая топталась на месте, не понимая, в какую сторону идти. Мелькали редкие громоздкие паробусы. Подрагивала брусчатка под ногами: рядом был метрополитен.

Все виды современного транспорта были готовы отвезти молодую семью в любой конец Лондона. Медлительный и дорогой кеб. Шумный и людный паробус. Дурно пахнущий метрополитен. Невелик выбор, чтобы добраться до желанной квартиры. Было выбрано последнее, к тому же, нигде в Британии не было метрополитена, кроме столицы. Уиндеры со смесью любопытства и страха спустились вниз по каменным ступеням. Станция, некогда облицованная гранитом и ещё каким-то камнем, была почти полностью запачкана сажей. Только пол оставался относительно чистым за счёт ног самих пассажиров. Черный удушливый дым сочился из туннелей, клубился под сводами станции, старался пропитать собою всё вокруг. Вездесущий запах гари залезал всякому в ноздри.

У края платформы толпились люди: разномастные рабочие, дёшево одетые мещане, и меньше всего тех, кого можно было назвать зажиточными, попавшими сюда по любопытству или недоразумению. Из карманов вылезали часы, и слышались нетерпеливые возгласы на фоне всеобщего гула подземки. Голоса вдруг утихли. Какой-то рабочий в заляпанной углем куртке справил нужду прямо на рельсы, повернувшись спиной к толпе. Каждый посмотрел на него, быть может, даже осудил, но виду не подал и не издал ни звука под общим гнетущим молчанием.

Лязгнул металл. Затем еще раз. Ещё ближе. Любопытные глаза вглядывались в зияющую дыру туннеля, откуда забрезжил тусклый свет, стремительно приближавшийся. Паровоз обдал ожидающих струей пара и остановился. Стальные двери вагонов открылись. Крепкий старик-машинист, обливаясь потом, вышел из кабины, разогнул сутулую спину и направился к краю платформы у самого въезда в тоннель, где большой кучей лежали мешки угля. Машинист достал один, засыпал уголь в топку и забрался обратно в кабину. Пассажиры толкались в очередях, чтобы кинуть чемоданы и прочий груз в багажные ящики между вагонами. Мальчишка-оборванец с разбегу запрыгнул в багажное отделение, прячась от запыхавшегося полисмена. Недолго пришлось радоваться юнцу: большой чемодан приземлился прямо на его голову.

Люди разбрелись по вагонам, которые были узкими крытыми повозками без окон, без сидений. Внутри лишь тусклый фонарь. Поезд дрогнул и медленно покатился. Гул снаружи нарастал, пока не превратился в невыносимый грохот. Поезд заносило на поворотах, и те, кто не смог схватиться за стенку вагона, за плечо соседа или за иную опору, валились на грязный пол. Джон и Анна среди прочих также побывали на полу и были совершенно выпачканы. Сквозь шум было слышно, как заплакала маленькая девочка.

– Мама! Я хочу домой! – проревела она, перекрикивая поезд.

– Потерпи, моя милая! Всего две станции осталось! – прокричала мать, крепче прижимая бедное дитя к себе.

Уже на поверхности, подавляя приступы тошноты, Джон и Анна поклялись друг другу никогда, ни при каких обстоятельствах больше не ездить в метрополитене. Поддерживая друг друга, они добрели до забора, чёрным зубчатым квадратом огораживающего какое-то здание. Джон измождённо привалился к стальным прутьям забора. Анна уткнулась лбом в плечо супруга. Прохожие смотрели на пару со смесью удивления и презрения, особенно дамы, которые не понимали поведение этой «вызывающей женщины», посмевшей показать свою слабость в обществе.

– Эй! Чего встали! Здесь вам не отель «Гринвич»! Пошли отсюда! – рявкнул дородный полисмен, угрожающе помахивая деревянной дубинкой. Супруги быстро ретировались.

Нужный дом находился где-то по ту сторону оживлённой дороги, которую нужно было перейти. Но это был центр Лондона. Толпы людей, лошадей с экипажами, паромобилями смешивались, как кофе и сливки, в единое шевелящееся нечто, угрожавшее поглотить каждого неопытного приезжего.

В тщетном поиске перехода через дорогу к заветной квартире наступило время обеда. Уиндеры зашли потешить желудок в закусочную «Домик Бергера». От вывески и здания, построенного по подобию немецких домов, уже тянуло съестным духом. Дешевый ресторанчик-закусочная, и хозяин, он же официант, он же повар – породистый немец – стоял за стойкой и равнодушно почитывал газету. Опрятные столики, безупречная чистота и отсутствие завсегдатаев-пьяниц, которые вереницей тянутся туда, где пахнет выпивкой. Слишком аккуратно – и это смущало – но желудку было все равно.

Джон для придания себе важности долго рассматривал меню, стараясь с достойной медлительностью перелистывать страницы, и заказал в итоге две порции какого-то дешёвого супа. Утреннее пиршество сказалось на финансовом состоянии пары.

Ждать долго не пришлось. Казалось, хозяин предусмотрел заранее все заказы посетителей и просто выносил их с кухни. Или же все блюда из меню были заранее приготовлены. Периодически бросая взгляды на хозяина за стойкой, Джон принялся за еду. В молчании супруги поглотили содержимое тарелок. Когда последняя ложка отправилась в рот Анны, Джон оглянулся. Немца Бергера не было в зале. Решительным движением Джон встал, подал руку Анне и твёрдым шагом направился к выходу.

– Любезнейший, надеюсь, вы будете помнить о плате за обед во время краткой прогулки с вашей очаровательной спутницей? Впрочем, чтобы не портить день запоминанием вашего долга, предлагаю вам расплатиться прямо сейчас, – гнусавым голосом, растягивая гласные, произнёс немец, выскочив из кухни.

Джон был унижен. Его замысел не удался, и с чувством провинившегося ребёнка он направился к немцу, обшаривая попутно карманы пальто.

– Сэр, уже по вашим неуверенным движениям я понимаю, что у вас не хватает денег! – произнёс немец и окинул взглядом Анну с ног до головы.

– Странные выводы вы делаете, господин Бергер!

– Вы полагаете, что просто обмануть человека, который два десятка лет содержит ресторан? Вы слишком суетливо рыщете по карманам… – ответил хозяин, продолжая рассматривать супругу Джона.

– Вот и нет. 20 шиллингов, говорите? Сейчас я заплачу… пятнадцать, шестнадцать, восемнадцать…

Лицо Бергера расплылось в довольной улыбке. Полные щёки и складки за подбородком налились розоватой краской, что свидетельствовало об огромном удовольствии, которое испытывал хозяин.

– Не хватит! Не хватит! Я зову полицию, – нараспев проговорил Бергер.

Джон тяжело вздохнул, снял котелок с головы и отодрал подкладку. Через миг в его руке блеснула монета.

– Двадцать!

Лицо немца помрачнело.

– Черт подери! Хватило! Ох, и ловкач! Ловкач! Всего хорошего! Заходите еще!

Анна с укоризной посматривала на своего супруга, но ни слова не произнесла. Глубоко в душе она была согласна с таким поступком в условиях сильной экономии средств.

Ресторан оказался позади. Очередной поток людей подхватил супружескую чету и понёс в сторону дороги. Обоим повезло: они не разминулись в толпе и как раз оказались на нужной стороне улицы.

Непростым занятием оказался поиск нужного дома среди опрятных, ничем друг от друга не отличающихся двухэтажных домов с чистыми крыльцами и небольшим газовыми фонариками над дверью, на стекле которых были нарисованы номера домов. Улицы Лондона не отличались прямотой. Каждая извивалась в силу старания поколений архитекторов, присматривающих для своего проекта более-менее подходящее место, не заботясь об облике улицы и города в целом.

После долгих розысков нужной цифры супруги стояли на крыльце и с неуверенностью поглядывали на темно-зеленую дверь с медной массивной ручкой. Вся энергия, с которой они стремились сюда, в единый момент исчезла, словно облако пара.