ТАНЦЫ НАД БЕЗДНОЙ

© КИР КОРОВ, 2019

ISBN 978-5-4496-7296-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Рождество ё-моё

 
Опять звезда печальная упала —
Я в полночи над городом летел,
О, как прорваться в небо я хотел! —
Но сила страсти в бездну увлекала.
 
 
А мир внизу любовью задыхался —
Взглянул, не удержался – дёрнул бес —
Опять на эту удочку попался
И в чью-то матку грохнулся с небес!
 
 
Упал наотмашь, парочка на пике
Любовной страсти, я – такую мать! —
Весь ошалел в священном этом крике,
Пытался даже ангелов позвать!
 
 
Её потом он часто домогался,
Ночами спать спокойно не давал,
Я поначалу дрейфил и стеснялся,
Потом о мести неминуемой мечтал.
 
 
Кричал как заяц – больно было уху —
Вот вылезу и трахну кирпичом!
А ангелы мне шили групповуху,
Но я-то был как будто не причём?!
 
 
Скользнув по сердцу взглядом оловянным,
Он вновь в тенётах матрицы исчез,
А я в полубезумье окаянном
В мир грешый сквозь влагалище пролез!
 
 
Средь этих окровавленных платенец
Святого Чуда, право, не найти,
Лежал я, не-божественный младенец,
И грудь? сосал у млечного пути.
 
 
Был смертный грех за счастье жизни плата,
Уже в пелёнках я «пошёл на вы»,
И в белых, но затасканных халатах
Несли свои дары ко мне волхвы.
 
 
Был первый дар – слепая жажда власти,
Был дар второй – себя за бога мнить,
Зашили лаз и наложили пластырь
Да сели рядом водку жадно пить.
 
 
А я глядел… Проход был, видно, узкий,
Что помогло о небе мне забыть,
И сразу пить учился без закуски,
И раньше ненавидеть, чем любить.
 
 
Был третий дар пропитан смертным ядом,
И я глазами «мать твою» искал,
Волхвы курили свой вонючий ладан,
Один из банки спирт уже лакал.
 
 
Ещё шептали ангелы про нежность,
Но в голову входил коварный хмель,
И видел я лишь бритую промежность
И чёрный нескончаемый тоннель…
 

Сны Кота Морсилия

 
Вот венский стул мой летает по комнате в Венском
Вальсе со страусом-птицею в ритме Вселенском…
Да уж не снится ли это всё мне? – Кот Морсилий
Кинул мышей и танцует без всяких усилий
 
 
Вкруг Таннен-Баум – последней оставшейся Ёлки,
Вслед за своим очумевшим хвостом, да без толку —
Так и не вспомнить ему эту точную дату
Лет временных, как бродил он, матёрый, когда-то
 
 
По цепи кругом, то влево склоняясь, то вправо,
Так возомнил себе, будто имеет он право,
Да не заметил, как в двойственность вляпался быстро,
Стал знаменитым на весь белый свет уклонистом
 
 
Вправо – как выжрет в натуре флакон политуры,
Влево – в дупло до какой-нибудь белочки-дуры
Или русалки – у этой дуплище поболе —
Век не увидеть за это усатому воли!
 
 
Больше косил, старый блудень, конечно, налево
Да засекал так походу тропинки у древа —
Все тупики, закоулки, местечки глухие,
И подбивал урганов на делишки лихие.
 
 
Выгреб ведь всё золотишко из Лукоморской
Каторги и умыкнул он его так неброско
Вместе с подельницей Белкою-Золоторучкой
Да прихватил кандалы золотые и кучку
 
 
Чудо-орешков – рубины, смарагд-изумруды —
Выскреб так весь Watrmark подчистую, паскуда!
Он на цепи двадцать лет ведь кормился от пуза,
После побега не стала цепочка обузой —
 
 
Двадцать годов он кормился потом ещё цепью,
Только не ведал, не знал, что кармил-то при этом
Он лишь Хозяйку-Ягу – ведьму старую Карму,
И заслужил от неё лукоморскую кару —
 
 
Так вот теперь полуспящую чернь развлекает,
Громко от зрелища стульев парящих икает,
Старый, хромой, полудохлый котяра Морсилий,
Ёлку к тому же давно уж на мебель срубили,
 
 
Вот не куплю в этот раз я себе Баум Таннен —
Некуда ставить – я нынче в процессе скитаний,
Ведь всё равно две недели теперь будет сниться
Чёрная Ёлка со сдохшею птицей-синицей,
 
 
Странная Ёлка с повисшим на ней головою
Вниз Старым Годом, метущим седой бородою
Пол прегрязнющий, не мытый уж в кои-то веки —
Выпали прямо на грязь все подарки калеки.
 
 
Их собирает и прячет за пазуху снова
Тоже слепой и хромой нью-юродивый Новый
Год со своею женою – чего тебе, жено? —
Настей-Снегуркой, на левое ухо блаженной
 
 
И отмороженной в лапах седого Мороза —
Новый теперь у неё в муженьках отморозок —
Старого хрена он за хрен на ёлку подвесил —
Вот накудесил он здесь уже так начудесил!
 
 
Нью-Чудотворец берёт у сыгравшего в ящик
Чудо-подарочки и раздаёт их парящим
Вкруг странной ёлки двенадцати месяцам-стульям —
Берта-Мария! – и этот подельник в разгуле!
 
 
Все-то хотят от чудесного сна поживиться —
Тут оживает Снегурочка – птица-синица.
Дохлая в хлам – и поди же ты – вдруг оживает! —
И бородёнку хромому хрычу поджигает —
 
 
Так загорелись огни на загадочной ели,
Стулья разлили вино и недружно запели.
Тут и Морсилий как тут – Воробьянинов Киса! —
Дали чекушку ему самогонки из риса.
 
 
Хряпнул, нюхнул под хвостом – заколдобился ажно!
Ну и пошёл вытанцовывать барыню важно,
Месяцы-стулья давай тут подплясывать Кисе —
Знать на грибах самогонка была – не на рисе!
 
 
Месяцы-Стулья прикинулись все вдруг мышами
Ну, и давай щекотать под хвостом и ушами
Кису-Кота, он на коготь их пробует лапой —
Чик коготочком – как бритвой когда-то Остапа.
 
 
Всех порешил подчистую матёрый мокрушник
И бесконечное время похерил-порушил
Да покидал табуретки в костёр новогодний,
Чтобы не в прошлом, не в будущем жить, а сегодня,
 
 
Чтобы желанья не мучали птичку-синичку,
Свистнула Настя-Снегурочка серные спички,
Вот и горят теперь все эти месяцы-страсти —
Баба Яга подожгла хрен у Старого – здрасьте!
 
 
Самым же хитрым средь всех был Морсилиев Киса —
Тут все желанья его основные сбылися,
Схамал концы все вселенский огонь Гераклита,
А виноват-то во всём был Снегурочкин клитор!