Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

Моя девчонка ко мне уже не вернется, – сказал ты. Ты оказался не прав. Я к тебе вернулась. Ты умер, но я прожила с тобой еще целых семнадцать лет. А теперь дай мне, пожалуйста, уйти. Прости. Отпусти меня.

Я так отчетливо помню, как увидела тебя в первый раз. Эта сцена навсегда засела у меня в голове – словно кадр из фильма

Любить больно. Будто дала позволение освежевать себя, зная, что тот, другой, может в любую минуту удалиться с твоей кожей. Сьюзен Зонтаг. “Дневники” Когда гроб опускали в могилу, жена даже крикнула: “Пустите меня к нему!”, но в могилу за мужем не пошла… А. П. Чехов. “Оратор”

заворожены линчевской эстетикой, кислотными цветами, сюрреалистическим темным миром, где

охраняла. Нам так крепко с детства вбивали в голову, что девушка должна быть гордой, никогда не делать первый шаг, первой не звонить, не проявлять инициативы, изображать холодность и равнодушие. Это была по-советски строгая школа манипуляции, притворства, маневров, раз и навсегда установленных лицемерных правил.

“По-настоящему объективная критическая интонация может опереться только на доброжелательность. И наоборот – равнодушие с одинаковой легкость…

“Они дали фильму нечто большее, чем жизнь. Они дали ему стиль”, – так ты писал про ослепительно красивых героев “Человекаамфибии”.

– А тебе есть о чем с ним пить?

Больше всего ты любил улицу Зодчего Росси, считал ее архитектурным совершенством, торжеством идеальных пропорций. И каждый раз, когда мы шли по ней, ты вспоминал, что высота ее зданий равна их ширине – 22 метра, а ее длина – те же 22 метра, умноженные на 10. В этих числах тебе виделось что-то близкое к божественному абсолюту.

передавали их в московский “Коммерсант” с поездом. Почему мы не писали