Никто не думал, что дело обернется таким образом. Решили – обойдется. Даже пару лет назад, когда ситуация стала совсем критической, посчитали – выдержат, сдержат, решат мирным путем. Никто не желал предпринимать радикальных мер, даже когда они были нужны. А ведь если осмелились, возможно, Людовик остался бы на престоле, а они – у власти. И продолжили бы руководить страной до самой смерти, пока им на смену не пришли другие – дети и внуки. Править с таким королем – одно удовольствие.

Если бы тогда кто-то рискнул все изменить, принять новые законы и исправить ситуацию, возможно, не было бы революции. Но опасались, вдруг наоборот – эти законы ее только ускорят? Тогда прекрасная жизнь закончится еще раньше. Жаль, что нельзя вернуться назад и попробовать другой сценарий. А потом еще и еще. Пока не придешь к нужному результату.

Ведь в тот раз он не угадал. Не угадал как многие рядом с ним, и выбрал неверный путь. А теперь расплачивается: вынужден прозябать в этой холодной стране практически без денег.

Были те, кому повезло – они покинули Францию раньше, чем все началось, успев вывезти часть накопленного. Но кто-то сглупил – не получил ничего, или погиб. Хотя сейчас, живя в забвении, он не знал, какой из исходов лучше.

Взять хотя бы его племянника – незавидная ему досталась доля. Интересно, где сейчас его хорошенькая вдова? Где они все – девочки школы «Белая лилия»? Их надежда, взращиваемая годами. Кто-то оставил ремесло, выйдя замуж в далекой стране, когда тут все началось, кто-то выполнял приказы короля и приближенных до последнего, до того самого момента, когда они перестали приходить. Но и те устроились неплохо – любимые фаворитки, теперь уже не имеющие никакой цели, кроме как удачно свершить свою судьбу, вышли замуж или стали постоянными любовницами.

А Сандрин Вилье? Похоже, она на другом конце света. Именно оттуда пришло ее прошение. Америка, кажется. Только он не успел увидеть, какая из них. Людовик тогда удовлетворил просьбу, вернул титул ей и даже мужу – монарху хотелось почувствовать, что он еще что-то может, принять решение. Хотя какой прок от этого титула на том конце света? Да и здесь – еще меньше. Вернуться во Францию она все равно не рискнет – не настолько глупа. Получить назад все полагающееся мужу не сможет, да и что там осталось… Этот хитрец продал все задолго до своего бегства. Только деньги так и не нашли. Интересно, где богатства сейчас? Утонули с ним или спрятаны до лучших времен во французской земле? И в том и в другом случае они уже никому не принесут пользы, разве кто случайно наткнется на эти сокровища. Но судя по тому, что сейчас творится в его отечестве, ничего путного с ними не придумают. Ну не верил Сеар, что человек, ни разу не державший в руках больших денег, сможет правильно ими распорядиться. Спустит в кабаке или в карты, бросив работать и начав жить не по средствам. Даже детям ничего не оставит. Нет, правила обращения с накоплениями надо прививать годами. Даже равные ему не всегда знали как поступать, спуская на ветер все до последнего; а уж что взять с какого-то клошара.

Как искали эти деньги тогда, что только ни делали, но все тщетно. А был ли смысл? Сеар даже свое забрать не успел, не говоря об остальном – все ждал, что образуется.

В дверь настойчиво постучали и первым желанием было не открывать, но герцог не какой-то малодушный крестьянин, чтобы прятаться за створкой.

Сеар распахнул дверь и недовольно спросил:

– Что еще?

– Мистер Берч просил напомнить, что вы должны ему за шейные платки.

– Я же сказал, все отдам!

– Так все сроки вышли, – помощник галантерейщика явно боролся с собой. С одной стороны ему не хотелось грубить знатному человеку, с другой – хозяин отправил его сюда с определенной целью и вернуться ни с чем, значит подвергнуть себя риску потерять работу.

– Все верну! – рявкнул Сеар и захлопнул дверь.

Каждый день одно и то же! Портной, хозяин кабака, бакалейщик, сейчас вот этот, галантерейщик. С утра ходят, ходят каждый день, словно другой работы нет! Да, он обещал отдать все еще две недели назад, но что делать, если средств так и не появилось? А скоро к ним присоединится хозяйка дома, где он снимает комнаты, и список будет полным.

Стук повторился, потом стал настойчивей. Сеар решил не открывать. Он все сказал этому наглецу, а если тот не понял с первого раза – его проблемы, он, Сеар, герцог и не намерен повторять по несколько раз. Разве могло такое случиться в его родной Франции – да никогда в жизни! Хотя все тоже привыкли брать в кредит, и многие его не возвращали.

Да и если честно – бедствуют, что ли, эти лавочники?! Клиентов пруд пруди, пусть требует оплату с того, кто рангом пониже. А что касается его – должны гордиться тем, что обслуживают такого человека как герцог Сеар, а эти еще и денег требуют.

О том, что многие прогорели из-за таких невозвращенных долгов, Сеар предпочитал не думать, полагая, что если боишься все потерять, не нужно прыгать выше головы и пытаться прислуживать знати. Обслуживай кого попроще – и горя не знай. У простого люда всегда деньги имеются. Уж сколько ни душили податями и налогами, а они знай, живут, выкручиваются. Еще и бунтом на короля пошли. А все от свободного времени. Были б заняты, не лезла бы глупость в голову.

Но с этой ситуацией надо что-то делать. Не пристало ему каждый день выслушивать под своей дверью упреки.

Сеар оделся и вышел на лондонскую улицу. Город давно проснулся и спешил по делам, вечно занятой, вечно суетливый. И он явственно ощущал себя лишним в этой суматохе. Никаких целей, никаких перспектив. Быть может, стоит уехать? Лондон так и не стал ему родным, не принял его, да и он сам не любит этот город. После летних садов Версаля все здесь казалось ему серым, после веселых королевских приемов – унылым и чопорным.

Только вот куда податься? Где его ждут? Он не мог вспомнить такого места. Хотя… есть один город, где бы он очень хотел оказаться. Только дорога туда не близкая. Ну ничего, он никогда не искал легких путей. Ведь только трудный путь ведет в вершине.

Глава 1

Новая Шотландия 1789 год

– Где она? – Анри строго посмотрел на горничную и снова задал свой вопрос: – Где она, Арлет?

– О сэр, я же сказала, что не знаю… – Арлет опустила голову и покорно взглянула на него снизу вверх.

Грош цена этой покорности! Анри точно знал. Не далее как неделю назад ему стало известно о беременности жены, а сегодня уже она вскочила на лошадь и куда-то уехала. Ни свет ни заря. И пусть погода в начале июня установилась отличная, ее положение не благоприятствовало долгим прогулкам.

Анри покачал головой от осознания того, что Сандрин осталась все такой же, как и была: дерзкой своенравной девчонкой.

Уже столько лет они были женаты, но он ни на миллиметр не приблизился к пониманию того, как удержать дома собственную жену. Хотя ему было оправдание: несмотря на давность их брака, жили вместе они не так долго. Конечно, в этом была целиком и полностью его вина, но должен же он был хоть чем-то себя оправдывать.

Вот и Арлет Сандрин наняла явно для того, чтобы заполучить союзника в хранении секретов. Разыскала бывшую горничную в Канаде, куда та перебралась вместе с мужем, и предложила работу.

О том, что эта девушка снова будет работать на него, Анри узнал практически сразу, после новости о беременности Сандрин. Как оказалось, его жена занялась поисками почти сразу как они стали жить вместе как муж и жена. И ее старания – кто бы сомневался! – увенчались успехом.

Она сообщила ему, что берет на службу Арлет, утром, следующим за днем, когда поведала о беременности, после очередной безумной ночи. И уже тогда он насторожился. Конечно, Сандрин объяснила, что это исключительно потому, что Арлет уже имела опыт ухода за детьми, родив четыре года назад дочь. Анри подозревал, что Сандрин сведуща в этих вопросах не хуже Арлет. Да и почему именно она? Вокруг полно женщин, имеющих детей. Так нет же, не поленилась, отыскала именно бывшую горничную.

Маркиза хотела видеть рядом человека, которому могла бы доверять, и Анри не мог отказать любимой женщине. Да и сам он был совсем не против видеть в своем доме Арлет, учитывая ее прошлые заслуги. Со временем маркиз утвердился в догадках о том, почему выбор пал именно на эту служанку. Его жене явно нужен был союзник. Тот, который будет всячески покрывать ее «шалости», – как он это называл.

Но мужчина даже представить не мог, что горничная будет настолько преданна его жене, что станет скрывать место ее нахождения, даже когда он прямо приказал раскрыть его!

– Милый, не нужно сердиться на Арлет, – услышал Анри голос Сандрин, а потом и увидел и ее саму.

Она появилась из дверей гостиной в светло-васильковом платье и широко ему улыбнулась.

– Отлично, я буду сердиться на вас, – произнес он слишком мягко, чтобы у Сандрин не зародилось хоть малейшее беспокойство.

Не желая мешать супругам, Арлет воспользовалась возможностью и выскользнула за дверь.

– В этом нет никакой необходимости. Я же дома.

– Позволь узнать, где вы были до того, как оказались дома?

– О, никакого секрета. Прогулялась по берегу. Променад на свежем воздухе весьма полезен.

– И никаких поездок верхом по округе?

– Нет, сегодня – нет, – она чуть не добавила «пока», но вовремя сдержалась.

Подобные поездки Анри не одобрял, считая, что они могут навредить ребенку. Поэтому Сандрин их всячески скрывала. Но сегодня ей не пришлось лукавить: она действительно просто прошлась пешком.

Она любила стоять на утесе, наблюдая за волнами, бьющимися о берег. Холода отступили, унеся с собой стужу в ее душе, и сейчас маркиза по-другому воспринимала движение воды, накатывающее на берег и убывающее назад, забирая с собой несколько окаменелых кусочков. Море словно играло с берегом, скрадывая понравившееся камешки, чтобы потом вернуть их красивыми и гладкими. Так и она сама менялась рядом с Анри: ее характер становился мягче и покладистее. Она любила растворяться в муже, слушая его нравоучения и покоряясь его правилам. Это оказалось так приятно: не думать ни о чем, спрятавшись за ним от всех бед и невзгод.

Хотя, надо признать, на берегах Новой Шотландии их практически не наблюдалось. Не считать же, в самом деле, трагедией гибель от ночных заморозков первых росточков зелени, посаженных ею в открытом грунте. Тем более что и семена у нее еще имелись, и в оранжерее уже давно пышным цвели цветы и радовала сочностью кухонная зелень. Замечательную задумку реализовал ее муж, построив этот оазис тепла и света на берегах скалистой холодной Новой Шотландии!

Да и можно ли было ожидать каких-либо потрясений на земле, которая первой из британских колоний, еще в 1758 году, приобрела собственное правительство? И пусть этому предшествовали войны и распри, сейчас Сандрин верила, что именно потому, что у этого места было такое бурное прошлое, ничего плохого тут уже не случится.

– Сегодня мы пьем чай у мадам Лакрес в пять. Не забыли? Она обещала продемонстрировать очередное кулинарное творение, – Сандрин быстро увела разговор со скользкого пути.

– Отлично помню. И что на этот раз?

– Кажется, киш с копченой грудинкой, овощами и сыром. С тех пор как она начала готовить, ее муж, кажется, поправился не меньше чем на десять килограмм.

– Отлично его понимаю! Согласитесь, их кухарка не так искусна во всякого рода выпечке. А для мадам это приятное времяпрепровождение. Вокруг не так много дел, чтобы чувствовать себя в гуще событий.

– Всегда можно перебраться в Квебек. Французов там гораздо больше. И круг знакомых, обязательных к посещению, значительно расширится.

– Вряд ли они на это решатся. Выбирающие эти места люди сознательно бегут от городской суеты. И пусть мадам выказывает недовольство, в душе она рада, что обитает именно здесь. Хотя в Новой Шотландии выходцев с берегов Франции не так много, и приемы не так часты, тут определенно имеются свои преимущества: все друг друга знают, и природа красивее. А этот простор… ни в одном густонаселенном городе такого не встретишь, – улыбнулся Анри.

– Поправьте меня, если я ошибусь, но эта кучка французов умудряется устраивать приемы чаще, чем при дворе. Не далее как завтра мы приглашены к мадам Ивет Мариз на танцы.

– И я с нетерпением жду этого вечера, когда все мужчины вокруг будут мне завидовать. Ведь самая красивая женщина вечера будет рядом со мной.

– Но я танцую не только с вами…

– Да, но после садитесь в карету только ко мне, – низким голосом проговорил ей Анри на самое ушко. – И я единственный из мужчин, кому позволено снимать эти чудесные наряды.

– Вижу, маркиз, вы чрезвычайно довольны тем обстоятельством, что все окружающие мужчины засматриваются на вашу жену, не имея возможности оказаться к ней настолько близко, как вы.

– О да! Отлично сказано, – Анри расхохотался. – И я очень рад, что могу прочитать все по их лицам! Что ж, вечером меня ждет отличное развлечение, а сейчас мне нужно немного поработать.

– Конечно, – Сандрин подставила мужу, вставшему из-за стола, щеку для поцелуя, чем он не преминул воспользоваться.

И, когда маркиз скрылся за дверью, тоже проследовала к себе в спальню. Да, она скучала по Анри даже во время таких недолгих отлучек, но понимала, что работа чрезвычайно важна для существования. Не будь ее, они вряд ли могли себе позволить красивый дом, вкусную еду и целый штат слуг.

Оказавшись на другом конце земли, покинувшие родные стены французы и англичане по-разному устроили свою судьбу в этой новой для них жизни. Кто-то сумел привезти сбережения и потому сейчас относительно процветал, кто-то оказался без гроша в кармане и влачил довольно жалкое существование, особенно, если учесть, в какой роскоши привык жить. Да, были те, кто как Анри имел постоянный доход, но их было совсем немного: работу никто не любит, а особенно не жалуют ее те, кому с детства внушали, что он особенный, и потому труд не для него.

Как хорошо, что Анри, несмотря на знатное происхождение, был совсем иных принципов! И потому у них была возможность не думать о еде и о том, как подлатать обветшалый наряд. Как раз сегодня она непременно блеснет обновкой на ужине! Бледно-зеленое муслиновое платье со вставками из белого хлопкового кружева на юбке было сшито на будущее: его крой был призван скрывать округлившийся животик и удивительно подходил под цвет листвы в садах, где непременно станут устраивать пикники и чаепития, как только лето полностью завладеет этой частью света. Конечно, сейчас округлости почти не заметны, но маркизе очень хотелось выгулять обновку. Кто знает, возможно, со временем ее самочувствие не позволит посещать гостей, и платье так и будет пылиться в гардеробной, хотя она и надеялась, что это произойдет не раньше, чем причина ее вероятного недомогания станет заметна настолько, что ни одно платье ее не скроет.

Но до этого далеко, и сейчас она намерена наслаждаться любовью мужа и счастьем, которое буквально переполняло ее.

В комнате Сандрин сделала пару набросков для нового платья. И немного подумав, раскроила его лиф. Ей наверняка понадобится что-то более нарядное на вечер, когда будут назначены танцы или ужины при свечах, и легкие наряды будут неуместны.

* * *

К пяти часам их коляска прибыла в дом Корин Лакрес, где уже собрались гости.

Анри протянул руку, когда Сандрин выходила из кареты, и от прикосновения его пальцев ей обожгло ладонь, а тело наполнилось желанием. Возможно, когда-то она перестанет реагировать на его прикосновения таким образом, но что-то ей подсказывало, что это случится не раньше, чем он исчезнет из ее жизни навсегда.

Мадам Лакрес, как того требовал этикет, посадила их на разные концы большого стола, и за весь обед они обменялись только лишь взглядами, улыбаясь друг другу уголками губ.

Пирог был превосходен, беседа непринужденной, а потому спустя пару часов гости разбредались из-за стола сытые и довольные.

– Я скучал по вам, – Анри приобнял ее за талию и чуть притянул к себе на пути из столовой в библиотеку, где собирались мужчины.

– Я тоже, – чуть слышно отозвалась Сандрин и улыбнулась, накрыв его ладонь своей.

Конечно, их мимолетная беседа не укрылась от посторонних глаз, но на то они муж и жена, чтобы им было позволено чуть больше, чем не состоящим в браке.

– Сила ваших чувств, спустя столько лет после свадьбы, не престает меня воодушевлять, – произнесла хозяйка дома, как только все дамы оказались в малой гостиной, чтобы обсудить последние сплетни.

– Эта тайна вполне объяснима – когда-то мы доверились мудрости родителей и вступили в брак, – произнесла Сандрин чистую правду.

Их версия знакомства и замужества с Анри была проста и понятна: союз, предрешенный родственниками, и они – молодые, покорившиеся им. В этой истории не было нестыковок и странностей, потому что большую ее часть замалчивали. И о том, что воля была высказана в отношении младшей дочери Вилье, и о самовольстве старшей, отправившейся в чужой дом к чужому тогда еще мужчине, и о приказе короля стать тенью маркиза Лекавалье. Тенью, которая все видит и слышит. Сейчас это все было так далеко и так фантастично, что узнай хоть кто-то из присутствующих в этой комнате дам толику правды, никогда бы ей не поверил. Иногда Сандрин и сама забывала, почему на самом деле сказала «да» этому мужчине, и как потом провела вдали от мужа так много времени.

Лишь иногда, просыпаясь ночами, она открывала глаза, чтобы увериться в своих ощущениях, что спящий рядом Анри – не сон. Но сейчас, в гостиной, освещенной мягким светом уплывающего за горизонт солнца, прошлое казалось совершенно нереальным. И не хотелось думать ни о чем, кроме предстоящей поездки домой и последующей за ней жаркой ночью в объятьях любимого мужчины. Да тихой болтовни соседок, убеждающей Авелин Маргокс совершить удачную брачную партию.

– Я так счастлива за свою дочь, – улыбнулась хозяйка дома. – Сейчас у нее отличный муж, а впереди долгая и счастливая семейная жизнь. Рада, что она выбрала именно Мартина, а не этого Алена Габена, прислушавшись к моему мнению. А вам спасибо, мадам Сандрин, что вовремя подсказали обратить внимание на семейство Габен. И точно, когда вы мне это сказали, я сама припомнила, что слышала, будучи во Франции, что его отец нехорошо обошелся с кредиторами и даже чуть не угодил в долговую яму.

– Право, не стоит благодарности, – улыбнулась маркиза. – Просто иногда наша память нас подводит, забывая важное. Но стоит только кому-то напомнить, все вновь встает на свои места. Я рада, что ваша дочь счастлива, это лучшая из наград.

– Я всегда говорила, что старшие плохого не посоветуют, – откликнулась мадам Марис, седовласая сухонькая дама, к которой завтра все были приглашены на танцы. И многозначительно обсмотрела в сторону девушки, которая тут же опустила глаза.

Проблема заключалась в том, что Авелин противилась воле матери и желала «создать абсолютно неподходящую партию» с молодым человеком, который ей нравился, но родители прочили ей в мужья абсолютно иного молодого мужчину. И хотя Сандрин понимала, что сердцу не прикажешь, в этой ситуации была полностью на стороне старшей половины семейства Маргокс.

Избранник девушки, несомненно, обладал обаянием и был красив. И все бы ничего, если бы список его отличительных особенностей на этом заканчивался. Но отнюдь. К достоинствам прилагалось большое количество недостатков, и достаточно серьезных. Таких, что перекрывали все скудные положительные качества: лень, расточительство, любвеобильность.

– Филипп замечательный молодой человек из хорошей семьи, – поддержала разговор мадемуазель Венуа, младшая сестра матери Авелин, которая разменяла третий десяток, но так и не вышла замуж. – Тебе нужно непременно подарить ему тур завтра. А может, даже посвятить танцам с ним весь вечер. В конце концов, страдания бедного юноши должны быть вознаграждены: столько раз он безуспешно предлагал прогуляться по округе в компании старшей дамы.

– Тетушка! – снова вспыхнула девушка.

– И не начинай. Мы уже столько раз все обсуждали! – Женевьев Венуа назидательно посмотрела на племянницу.

«Зря Женевьев вступила в этот разговор, ох, зря», – подумалось Сандрин».

Мадемуазель Женевьев Венуа была тем персонажем, которому до всего было дело. И если во всех остальных вопросах на ее мнение семнадцатилетняя Авелин полагалась, суждения тетушки касаемо женихов в расчет не принимались. Еще бы – как может давать советы та, которая сама не вышла замуж.

И только Сандрин, единственная из находившихся в этой комнате, знала, что двадцатисемилетняя мадемуазель Женевьев Венуа, сохранившая и по сей день привлекательную внешность, в юности и вовсе была красоткой. Да такой, что за ней увивалась масса ухажеров. Но только все они были отвергнуты: девушка была верна одному единственному и любимому, который сразу после их помолвки отплыл по делам семейства в Индию, да так и не вернулся. То ли лихорадка его сгубила, то ли пираты настигли их корабль, но Женевьев больше его не видела. Обещавший написать по прибытии, молодой человек так и не прислал ни одного письма.

Когда прошли все сроки, которые полагались для поездки к далеким берегам, Женевьев предприняла целую кампанию, да только ничего не добилась. Когда она сама стала собираться в дорогу, несмотря на волю родителей и сестры, которая была старше ее на целых одиннадцать лет, категорически выступавших против такого путешествия, пришел ответ, что человек с таким именем и фамилией на землю Индии не ступал. Поездка становилась бессмысленной – не колесить же, в самом деле, по странам и континентам, разыскивая человека. И Женевьев оставила затею с поисками. Только в душе, все еще любя, надеялась, что он жив, и когда-нибудь судьба сведет их снова.

Она просто ждала. Ждала долгих семь лет. Радовалась за сестру, удачно жившую в браке с месье Маргокс, воспитывала племянницу, переехав вместе с ними на другой континент и каждый день, засыпая, думала о своей единственной любви.

И именно влюбленность и преданность стали причиной опыта мадемуазель Венуа в отношениях между мужчиной и женщиной. Познав настоящие чувства и понимая, насколько радостно и спокойно должно быть рядом с человеком, который тебе предназначен, она не желала полумер. И потому все воздыхатели получали отказ. Высший свет, как известно, очень чуток к обидам, а Женевьев была хорошо воспитана. Не желая бросать тень на семью, через несколько месяцев она настолько поднаторела в науке отказа, что женихи думали, что сами пришли к выводу, что она им не пара.

Каких только мужчин рядом с собой она не наблюдала! В последующем многие женились и обзавелись детьми, и все – на глазах мадемуазель Венуа. Следя за развитием событий в течение многих лет, сейчас Женевьев могла точно сказать, каким тот или иной молодой человек будет мужем и отцом, просто поговорив с ним несколько минут и посмотрев, как он ведет себя в обществе. И точно знала, что брак с Отисом, по которому вздыхала ее племянница Авелин, ни к чему хорошему не приведет: уж слишком молодой человек кичился своей внешностью, сыпал рассказами о несуществующих знакомствах с сильными мира сего и заодно – деньгами родителей.

– И слушать не желаю! – Авелин встала и сложила руки на груди.

– Дерзость – не лучшее лекарство от любовных переживаний, – отозвалась мать Авелин, мадам Маргокс. – В конце концов, Женевьев старше и потому больше понимает в жизни.

– Прошли те времена, когда мнение взрослых учитывалось только потому, что им больше лет! – почти выкрикнула девушка.

Все притихли, понимая, что разбудили бурю.

– Но Авелин, право, тебе совершенно некуда торопиться, – произнесла Сандрин. – Впереди целое лето, и нужно в полной мере насладиться его теплом и прогулками под открытым небом. Со всеми желающими. В конце концов, потом будет что вспомнить.

– Мне и так будет что вспомнить.

– Помню, в молодости за мной ухаживало, ни много ни мало, трое мужчин одновременно, – хихикнула Корин Лакрес, хозяйка дома. – Вот уж я повеселилась от души и натанцевалась на славу! Моя горничная только и успевала, что переодевать меня из одного платье в другое, а компаньонка, сопровождая меня, несколько туфель сносила, уж точно.

– И я говорю, нужно пользоваться моментом, – поддержала ее мадам Ивет. – Когда еще развлекаться, если не в молодости. А потом уж домашние заботы и дети. Всему свое время.

– Абсолютно с вами согласна. Говорили, соседку нашу, еще по Провансу, мадам Сесиль, муж с конюхом увидел… сколько сраму было! А все отчего – выбрала не того мужчину. Не нужно торопиться, ой, не нужно.

– Зачем же сразу изменять, можно и развестись, если что не устроит, – провозгласила младшая Маргокс.

– Развестись, – ахнула Флор Маргокс. – Да что ты такое говоришь, дочка!

– А что такого, на дворе девятнадцатый век почти, а вас все пугает какое-то слово, мама.

– Да если бы слово, – улыбнулась Сандрин. – За этим словом слишком много стоит. Но Авелин не из робких, я погляжу. Не боится остаться одна без денег и без возможности увидеть своих крошек, если они, конечно, к тому времени появятся. Хорошо, если будет куда вернуться и где жить. А то ведь можно и на улице остаться. Муж обыкновенно забирает себе все деньги и поместья. Да и дети, как правило, живут с мужчиной. Нет, любое решение должно быть взвешенным.

– Я хорошо подумала и мнения своего не изменю, – топнула ногой Авелин. – Не сильно-то вы, посмотрю, задумывались, когда с мужем отдельно жить решили, – понимая, что дерзит, Авелин посмотрела прямо на Сандрин.

– Я выросла в Провансе, в большом и красивом поместье, и не привыкла к лишениям. Анри нужно было достроить дом, чтобы я могла жить в комфорте. Мне нелегко было принять решение о переезде, даже когда все было готово. – Сандрин смиренно сложила руки на коленях, аккуратно расправив складки на юбке. Ни один мускул не дрогнул на лице маркизы, когда она повторила придуманную ими версию ее долгого отсутствия в Новой Шотландии. – Конечно, сейчас я понимаю, что ошиблась, согласившись на это. Если бы я была не так изнежена и находилась рядом с мужем, не случилось бы всем известных событий, – Сандрин грустно улыбнулась.

– О, не нужно корить себя, дорогая, мы все совершаем неверные шаги, – сочувственно отозвалась мадам Маргокс.

– Да-да, некоторые только и ждут удобного случая, чтобы заполучить чужого мужчину, – поддержала ее мадам Лакрес.

– И это еще раз доказывает, что все решения должны быть взвешенными, – уверенно произнесла Женевьев.

Авелин смутилась и опустила глаза.

– Неужели боишься одна остаться? – уточнила мадемуазель Венуа, чтобы разрядить обстановку. – Этот уйдет – не велика потеря. Будут еще кавалеры.

– Но я люблю только его.

– А со многими ли ты знакома, дочка?

– Сколько в нашем захолустье женихов имеется, всех знаю.

– А если кто еще появится? Или ты в путешествии судьбу свою встретишь? Я же знаю, через месяц вы собираетесь в Монреаль, – уточнила Сандрин.

– А если не повстречается мне там никто?

– Видишь, ты уже начала сомневаться, так ли хорош этот Отис, – заключила Женевьев. – Если б любила, и мысли такой не допустила бы.

– Не желаю больше слушать, – Авелин помотала головой, – лучше пойду, прогуляюсь по саду.

– Хорошая идея, – отозвалась Флор. – Свежий воздух еще никому не вредил.

Девушка гневно взглянула на мать и исчезла за дверью, оставив женщин одних.

– Вы должны ее простить, – проникновенно обратилась мадам Маргокс к Сандрин. – Она, право, не хотела вас обидеть.

– Ничего страшного, я все понимаю, молодость и горячность часто идут рука об руку.

– Попросите Сандрин вам помочь, – улыбнулась мадам Лакрес Флор. – Думаю, она найдет способ убедить Авелин принять верное решение касаемо замужества.

– О, я непременно подумаю над этим, – отозвалась мадам Маргокс.

И еще долго не смолкал разговор мадам Лакрес, мадам Марис и мадам Маргокс о нравах современной молодежи.

* * *

Было далеко за полночь, когда гости начали расходиться. И первым, кто проследовал к выходу, был маркиз Лекавалье. Весь вечер он был задумчив, мечтая оказаться с Сандрин наедине, и потому постоянно упускал нить разговора, чуть было не став предметом насмешек.

– Наконец-то мы одни, – сказал он, усаживаясь в коляску рядом с Сандрин. – Как прошел вечер?

– Отлично, – улыбнулась она в ответ. – Немного поболтали обо всем на свете.

– Как вы себя чувствуете? Не утомились? – озабоченно уточнил мужчина.

– Хватит за меня волноваться. Я отлично себя чувствую, прекрасно провела время и наговорилась всласть. Мне кажется, или в последнее время вы стали слишком меня опекать?

Анри было нечего возразить. Он и правда волновался. Да так, что это и десятой частью не было похоже на те переживания, которые он испытывал, когда ждал первенца.

Поразмыслив, он пришел к выводу, что причина того – его любовь к Сандрин, которая не шла ни в какое сравнения с теми чувствами, которые он когда-либо ощущал в прошлом.

– Вы же знаете, я постоянно о вас беспокоюсь.

– Право, для этого нет никаких причин. На вашем месте, маркиз, я бы направила волнения в сторону корабля с моими саженцами.

– Это излишне. Мои люди знают дело, все прибудет в целости и сохранности.

– И никаких засохших кустиков и погибших деревьев?

– Абсолютно никаких.

– И когда мы ожидаем ценный груз? Когда прибудет корабль из Англии? Скоро все сроки выйдут для посадки.

– В самом скором времени. И как только судно покажет нос в порту, я прикажу первыми спустить на землю ваши драгоценные растения, – Анри довольно улыбнулся. – И вы сможете проводить в оранжерее все свободное время.

– Мне показалось, или месье жаждет запереть жену дома?

– Проницательность всегда была вашим коньком, маркиза, – расхохотался Анри. – Признайте, в свое время и я оказался весьма прозорлив, решив отвести часть дома под это милое развлечение.

– И какие размышления привели вас к необходимости данного шага?

– Вы выросли на юге, в доме, окруженным полями и виноградниками, я предполагал, что скоро вы начнете по ним скучать… а клубника! Любая мадемуазель любит вкушать ее на завтрак, – Анри прижал жену к себе.

– И оказались правы, – Сандрин улыбнулась, радуясь тому обстоятельству, что принимая решение пристроить к дому оранжерею, он думал о ней.

– А как те саженцы, что у вас уже были?

– О, матросы были так милы, что доставили их с Канарских островов и юга Франции. Но те растения привыкли к более жаркому климату… Конечно, я закаляла их, открывая окна в теплице, и некоторые неплохо перенесли зиму, но этого недостаточно. Уйдет еще несколько лет, чтобы они адаптировались. Мне нужно преодолеть этот период, и растения из Шотландии будут как нельзя кстати. Там схожий климат. Сестра нашей кухарки была так добра, что согласилась передать мне их.