ЗОЖники. Иронический роман

Текст
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
ЗОЖники. Иронический роман
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

Редактор Катерина Романенко

© Ирина Лиленко-Карелина, 2018

ISBN 978-5-4493-0282-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Валико

«Только я глаза закрою, предо мною ты встаешь. Только я глаза открою… Нет, пока не открою, с закрытыми лучше». Бывают такие дни, когда ты вроде бы выспался и вроде бы проснулся, слышишь звуки, а тело и разум еще спят. Ты как будто паришь над собой, лежащим, но картинки нет – черное пятно. Много звуков, каждый в отдельности противный, а все вместе раздражают страшно. Кот смахнул со стола чайную ложку, а тебе кажется, будто упал весь шкаф с посудой. Идет, топоча, как стадо бизонов, запрыгнул и улегся рядом, мурлыча ровно целая голубятня. Хорошо, что в доме нет никого, кроме кота. Вместе со звуками сразу же приходит вкус всей употребленной накануне еды, сдобренной тиной и киселем из жухлого сена.

Это похмелье, друг, жестокое похмелье. И месть. Месть за то, что после каждой рюмки была сигарета, а содержимое рюмок менялось, разбавлялось и шлифовалось. Вчера шлифовали абсентом, и сейчас Валя слышал не только кота, соседей, дворников, но и чавканье своего сердца. Это месть за бессмысленную игру на собственных сосудах, которые ты, глотая разное, растягиваешь и сжимаешь этакой гармонью и получаешь удовольствие от состязания истязанием. Привыкнуть к похмелью нельзя, оно меняется, обретает новые грани и демонстрирует новые формы мести. Сначала, в студенчестве, просто мутит, потом, в двадцать пять, выворачивает наизнанку, и уж позже, в тридцать три, приходишь к чавкающему сердцу. За тринадцать лет частых возлияний похмелье стало для Валико почти постоянным утренним раздражителем, как ненавистный сосед по коммунальной квартире.

Раз в неделю организм настойчиво намекал на расставание с бухлом, а вместе с ним и с похмельем. Мозг воспринимал и даже соглашался, но новый вечерний полет сомневающейся, ищущей души легко находил вход в бар, где сомнения разрешить не могли, но с готовностью давали ужин и пару десятков бокалов. Хотел забыться, а потом огорчен, что удалось и ничего не можешь вспомнить. Хуже похмелья только первая утренняя сигарета: и понимаешь, что не надо бы, но рука уже потянулась, зажигалка чиркнула и процесс пошел. Еще одно привычное самоистязание.

Сегодняшнее утро проигрывало остальным не только вчерашним абсентом: через два часа надо быть на репетиции. Сказаться больным варианта нет, больным он был в прошлые выходные, не прокатит. Терапия душем, котом, чаем и дошираком несколько улучшила общий фон, но совсем убрать поганство не получилось, остаток – на весь день. «Пойду пешком, – решил Валя, – хоть перегарная вонища выветрится».

…Улица оживила, хотя долбила по нервам звуками и мелькающими людьми. «Надо что-то делать, надо что-то делать, надо что-то менять». Эта старая мысль всегда являлась вместе с похмельем и быстро исчезала от одного запаха бухла. Но все чаще она стала приводить с собой подругу: «Хорошо, что дед не знает», – мощное подкрепление. Отношения Вали с дедом, добрые и дружеские, выделялись на фоне отношений с остальной семьей. «Потомок князей Геловани не может быть шутом», – орал отец, а дед заступался: «Оставь его. Была бы голова, а шапка найдется. Геловани могут быть кем угодно, не могут быть только дураками». А теперь он, Валико Геловани, дурак. И он подвел деда. А может, еще не подвел?

«Надо что-то менять, надо что-то менять…» Мысли прыгали, мешали ногам. «Так, все. Только про репетицию. Что мы сегодня репетируем?» Приехали! Он не только не помнит текста, не помнит и спектакля. А сегодня вроде бы прогон в костюмах. Полный караул, а идти надо.

Сидя за гримерным столом и глядя в угол, Валя продолжал восстанавливать здоровье стаканом кефира и заодно собирал мозги в кучку, вспоминал рабочие моменты. В гримерку, как всегда энергично и шумно, вошел Юрлович, хотя в своем возрасте и положении он мог бы не спешить никуда и никогда.

– Здорово, сын Кавказского хребта!

– Ну чего ты орешь, Сергей, как режиссер в рупор. Тише, мягче. Голова вся в битом стекле.

– Темперамент не пропьешь, Валя, хотя ты, я вижу, вовсю стремишься. Взывать к совести и агитировать я не буду, просто констатирую. – Он распрямил и без того осанистые плечи, оглядел Валю, как новый гарнитур, и заключил: – Выглядишь ты как жеваная шляпа – и сыграешь шляпу. Хватит пить.

– Слушай, я все понимаю. – Валя поморщился от очередного глотка кефира. – Умом я все понимаю, а…

– А живешь другим местом, – заржал Сергей. – И я знаю каким – жопой с приключениями.

– Блин, не беси. Вот ща меня не беси. – Валя закипал.

– Могу молча, – обиделся Юрлович и сел за свой столик.

В гримерку шумно ворвалась завтруппой Зинаида Германовна, по совместительству – первосортная сплетница, интриганка и возмутитель любого спокойствия в театре. За глаза ее прозвали Зынгер. Разговор на любую тему она начинала без всяких приветствий, со слов «Слых, мужики» или «Слых, бабы». Когда контингент слушателей оказывался разнополым, начало менялось на «Слых, народ».

– Слых, мужики! Новости Олимпа! Демиург опускается до плебса, ангелы плачут и крестятся.

Валю от этих слов заштормило, остатки разума взбунтовались. Сергей, как обычно, сохранил понимание и доброжелательность.

– Зинаида Германовна, ну не томи. Что случилось в этом то варварском, то святом мире?

– Позолоти ручку, барин! – Картинно виляя задом на цыганский манер, Зина присела рядом с Юрловичем. – Всю правду скажу.

– Непременно, голубушка, непременно. – Сергей достал из ящичка шоколадную плитку и протянул Зине. – Чистое золото.

– Ах, Сергей Дмитриевич, для вас – и сережку из ушка.

– Зачем нам второй Сережка? – угрюмым полушепотом заметил Валя.

Зинаида фыркнула в его сторону и продолжила.

– Одна хорошая знакомая из Минкульта рассказала сногсшибательную новость: известный китайский режиссер Ли Шен вместе с известным российским режиссером Павлом Савельевым решили ставить «Разбойников» Шиллера. Репетиции в Китае, потом мировой тур и мировая премьера. Событие вызвало восторг и умиление даже у министра! – Зина распалялась. – Активная поддержка государства, поездку наших актеров финансируют по высшему разряду! – Рассказчица разогналась так, что была готова пустить в ход крейсеры и подводные лодки, но сюжет иссяк.

– Зинаида Германовна, душа моя, отличная новость! Но скорее для Валико Зурабовича. Я для таких игрищ староват, да и занятость в театре – кто ж опустит?!

– Сергей Дмитриевич, да вы спятили, голубчик, – в тон ему ответила Зина. – Валя в международном проекте? Это, простите, хрень собачья. Там престиж страны, а не пьянка.

– Я вас попрошу… – возмутился Валя и встал со стула с твердым намерением убить ее прямо здесь.

– И не просите – не получите! Истерик. И нечего хвататься за невидимый кинжал. – Зинаида Германовна смерила взглядом всех, включая мусорные корзины, и вышла.

Валя метался по гримерке раненым тигром, готовый растерзать любого. Сергей набрал на мобильнике чей-то номер.

– Але, Сонечка. Здравствуйте, миленькая. Как ваше драгоценное? Ну, рад, рад. Такая красивая женщина просто обязана жить сто лет. Сонечка, а дайте угадаю – китайский проект вы курируете? Ну как же, конечно, знаю. Не-е-е, что вы, я сам – никак. Хочу предложить вам чудесного мальчика – талант, да что там талант – гений.

В трубке, видимо, обрадовались.

– Сонечка, я в долгу не останусь. Сегодня же заскочу с шампанским. Обнимаю.

Валя поморщился:

– Я так понимаю, что мальчик-гений это я.

– Ты, кто же еще? Давай, чувак, реальный шанс. Софья – куратор проекта. Она тебе поможет. Готовься. Ты, кстати, в курсе, что там надо быть в спортивной и очень здоровой форме? Валяй, Валя, у тебя всего полтора месяца.

Репетиция бесила, спектакль бесил, режиссер бесил, бесили все, даже друг Юрлович, хотя только он всегда был надежей и понимал Валю почти как дед. Зина, конечно, дура и вечно несет пургу, к тому же уверена, что он никчемный. Как это вышло? Не так же все начиналось, и не таким должно было стать.

Отбившись от родительского гнева не без помощи деда, Валико поехал из Тбилиси в Москву, где и стал Валей. В его грузинской родне такое вольнодумство не приветствовали. Семья строгих врачей не умела разводить сантименты, а после рождения младшей сестры личностью Валико вообще особо никто не интересовался, кроме деда. Москва встретила бодро: грузинский темперамент и характер, сдобренные талантами, артистическим и вокальным, оценивались высоко, и Валико поступил сразу в два театральных института. Он гордился, что есть выбор, но в звездную болезнь впал не сразу. На третьем курсе случились потрясения, которые, сообразно нетвердости молодечества, выволокли на поверхность не лучшие свойства характера. Сначала его пригласили на главную роль в кассовом молодежном фильме, где хороший бюджет и звездный состав могли закружить голову даже стойкой личности. Надо сказать, что дела в кадре у Вали шли успешно, он и камера быстро поняли друг друга, съемки оказались в кайф, атмосфера способствовала носозадиранию. К тому же по случаю партнерства в фильме случилось взаимопонимание, а впоследствии дружба с самим Сергеем Юрловичем, которого Валя боготворил давно. Юрлович и познакомил его со своей племянницей Тамарой, ставшей, по собственному Валиному выражению, царицей его сердца, а чуть позже и женой.

Много всего и сразу закружило голову, и Валико потянуло на бесшабашные подвиги. Учеба казалась ему бессмысленной, он рвался в кино, но больше не звали. Мелкие эпизоды, роли бандитов и киллеров – стереотипный выбор по внешности. Мастер курса был им недоволен, но его мягкая натура и Юрлович, уже в ранге родственника, оберегали от конфликтов. Валя так-сяк доучился, на многое забил, много недополучил. Взяли в Театр современной драмы, привычнее Совдрам, где уже много лет служил актером народный артист Сергей Дмитриевич. Но если на решение взять в труппу Юрлович слегка повлиял, вернее, попросил, то получать роли – тут, батенька, сам, в эти ворота на протекции не въезжают.

 

С Тамарой все стало портиться сразу после женитьбы: ревнивый Валико с трудом терпел Тамару в любовных ролях, жаждал детей и главенства в семье, по крайней мере так говорил. В реальности же ему казалось, что все вокруг по протекции, и его отношения с Тамарой тоже. К этому присовокупилось соревнование талантов; Тамара в его понимании выигрывала, чего грузинская гордость терпеть не могла и за что грузинская совесть жрала поедом. Огнетушитель – вино, много вина, потом водка, и виски, и все-все-все. Что же еще делать с гордостью и тоской? Заливать.

Валя перебирал свой короткий творческий путь, да и жизненный попутно, оставшись после прогона в гримерке наедине с плавленым сырком – другой жратвы не обнаружилось. Он тоскливо выковыривал из кубика сыра куски пеперони. Нестерпимо хотелось выпить, но и доказать тоже сильно хотелось.

– Планируешь доказать, что ты не пьянь и еще способен потрясать талантом?

Схожесть смысла удивила. Валя обернулся к двери. Понятно, это Сергей. Начнет утешать.

– Так, паря-девка, собирайся и поехали ко мне, а то случится у тебя ОРЗ, – строго сказал Юрлович.

– Май месяц на дворе, какое еще ОРЗ?

– Терминологию надо знать. ОРЗ – «очень резко завязал», завязывать тоже надо с умом.

– У меня кот не кормленный, – вяло сопротивлялся Валя.

– Заедем по дороге. Давай-давай, шевели колготками.

Тамара

«Музыка играет так весело, так радостно, и кажется: еще немного – и мы узнаем, зачем мы живем, зачем страдаем… Если бы знать, если бы знать!» Тамара подумала и повторила немного тише и не так пафосно: «Если бы знать, если бы знать!» Тамара – большая труженица, она все делает как учили, она записывает в блокнотик все замечания режиссера и рядом свои соображения. «Три сестры» в Театре на Трубной, где служит Тамара, идут уже третий месяц, а она все ищет и сомневается, сомневается и ищет.

Тамара Краснова долго не верила, что она действительно актриса, даже поступив в институт. Родители тоже недоумевали: как случилось, что они упустили свою девочку? Нормальная молодежь должна стремиться в другие вузы, нормальные. Дольше всего не могла смириться мама, в девичестве Юрлович, хотя ее родной брат был кумиром уже двух поколений зрителей. По мнению родителей, Тамара должна была идти в сторону Бауманки или МГУ – как карта ляжет, а карта оказалась казиношной фишкой, залетевшей совсем не на ту цифру. С чего вдруг?

Подростком восьмого класса математической школы она впервые вживую встретилась со своим знаменитым уже тогда дядей, прибывшим из Петербурга без всякого секретного предписания на ПМЖ. Культурная столица не вмещала его могучего дарования, которое оценили в Москве: пригласили в Театр современной драмы, известный еще с советских времен как Театр советской драмы. Переименование прошло спокойно и незаметно для обывателя. Он как был Совдрам, так им и остался.

Если раньше дядя для Тамары был сказочной богемной фигурой, то теперь питерский родственник частенько появлялся у Красновых с целью провести время – так сказать, за отсутствием кухарки имеем отношения с дворником. Друзей у дяди в Москве почти не было, скорее наоборот, а душа требовала коммуникаций.

Как ни сопротивлялись родители, учеба в театральном институте случилась, а через полгода перестала быть сном и для Тамары. И тут появился Мастер. Нет, не тот Мастер, что у Булгакова – добрый и мудрый, а тот, что мастер актерского курса – прораб, строитель человеков-актеров. Как всякий специалист постройки, мастер курса ломал своих учеников об колено и обо все, что попадется. Никто и никогда не смог бы объяснить, зачем это делают, но так принято в большинстве театральных учебных заведений. Надломилась не только логичная математическая опора Тамары, но и душа хрустнула. Самый сильный надлом случился, когда с разницей в три месяца два сокурсника решили кардинально уйти из профессии: один в окно, другой через пачку колес и бутылку водки.

Обнаруженные в театре не только цветочки, но и волчьи ягодки подкосили ее, но бросать начатое на полдороге Тамара не умела. В состоянии «я бесталанная бестолочь» Тамара получила от судьбы два поощрения: ожидаемое – диплом о высшем актерском образовании и неожиданное – приглашение к Мастеру в труппу Театра на Трубной, где он худрук. Четыре года слышавшая от Мастера о своей бездарности, она никак не могла связать этот факт с его желанием взять ее в свою труппу. Тамара окончательно разуверилась в применимости формальной логики для задач повседневной жизни и свалила от родителей замуж.

Сменой Красновой на Геловани разочарование на счастье сменить не удалось. Муж, тоже актер, любил Тамару до опупения, но, как говорят в статьях по психологии, «не соответствовал ожиданиям». Снявшись один раз в главной роли в кино и подружившись в процессе съемок с Тамариным дядей, Валико Геловани возомнил себя не только потомком грузинских князей – кем и был, кстати, – но и знаменитым актером, которому по статусу положено наводить в семье домострой. В активной фазе строительства семьи по модели «Женщина, твое место у плиты» Тамара согласилась, что именно у плиты – гранитной плиты с именем мужа. В тюрьму не хотелось, пришлось захотеть в развод и вернуться в фамилию во всех смыслах: в знак протеста она опять стала Красновой. Родителям не понравилось все. Поэтому, не канифоля ей и себе мозги, они отселили дочь в бабушкину квартиру в «жопе географии» Москвы, а бабушку забрали к себе. Четыре года Тамара играла в театре что придется, бегала по кастингам и иногда мелькала в трехминутных киношных эпизодах. Какому актеру не хочется звездного момента! Всем хочется. Прождав все жданки, Тамара подумала о смене всего, включая планету. Тогда «Случай – бог-изобретатель» бросил в ее сторону луч света: ей дали роль Ольги в чеховских «Трех сестрах» – первую серьезную роль в ее активе. А сегодня еще и звонок с киностудии:

– Добрый день, я могу поговорить с Тамарой Геловани? – Незнакомый женский голос напомнил ей о существовании бывшего мужа.

– Добрый! Я Краснова, давно уже, года три. Если вас это не смущает, то говорите.

– Простите, вы Тамара или я совсем ошиблась номером?

– Совсем не ошиблись, Тамара. Была Геловани, а теперь Краснова.

– А, Геловани – это ваша девичья фамилия?

– Нет, Геловани – это его девичья фамилия. Мы развелись, и я вернулась к Красновой. Простите, вы из ЗАГСа?

– Почему из ЗАГСа? – обиделась трубка. – Я Наиля Заирова, кастинг-директор. Вас порекомендовали на роль в нашем новом сериале, режиссер посмотрел фото в базе и просил связаться с вами. Сможете приехать завтра на пробы?

– Смогу.

– Куда прислать сценарий?

– Я вам почту эсэмэской кину.

– Да-да, а я вам в ответ место и время. – Трубка попрощалась и отключилась.

«Интересное кино», – думала Тамара. Ну кто, как не дядя, мог сосватать ее под мужниной фамилией, только он. Он единственный был упрямым защитником Вали, как бы тот ни выделывался. Помедитировав у мобильника, Тамара набрала номер дяди.

– Привет, моя дорогая! Хорошо, что ты звонишь. У меня интересная новость, я только что из Минкульта.

– Привет! Вообще-то я про другое, но можно начать и с Минкульта. Орден дали или звание?

– Тьфу-тьфу. Ордена – посмертная атрибутика, а я с добрыми вестями. Есть крупный театральный проект, совместный с Китаем. Ставить будет известный китайский режиссер. Проект серьезный, фестивальный. Полгода тур по Востоку, потом Америка. Я тебе пришлю телефон одной дамы, она точно расскажет, она будет помогать в кастинге Шену Ли или Ли Шену – все время путаю, что у них где.

– А Ли Шен – это не два счастливых парня, а только один? – съязвила Тамара

– Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие. Сейчас пришлю телефон, звони прямо сегодня.

Лариса

«Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы… Какой странный наборчик… несовременный и несуразный… Крабы, мидии, лангусты, усатые креветки – реклама средиземноморского ресторана, блин. А следом как раз молчаливые рыбы, морские гады… Сплошные гады кругом», – так думала Лариса, ползая «ужиком» по коврику. Она сама себе придумала такую гимнастику по утрам. Ее гибкое стройное тело настраивалось, как она утверждала, на выживание в предлагаемых жизнью сволочных обстоятельствах.

Заканчивая извивы, она вытянулась в свободной расслабленной позе и громко сказала:

– Зверье ползет на меня со всех сторон и хочет напиться моей крови.

Каждый сам про себя лучше знает, что его заряжает на долгий и трудный день, на борьбу и азарт. Сочетание борьбы и азарта она нашла в умной психоделической книге, которую притащила Томка, сожительница по гримерке в Театре на Трубной. В книге Лариса осилила четыре с половиной страницы, открытых наугад в середине, а запомнила только про борьбу и азарт. Оригинальное свежее сочетание названий вдохновляет и соответствует ее характеру. Актерская память так устроена: если что-то зацепит эмоционально, запомнится обязательно. Правда, слова «борьба» и «азарт» Лариса понимала по-своему, как, собственно, каждый понимает по-своему слова широкого индивидуального толкования: «хорошо», «красиво», «глупо». Борьбой у Ларисы считалось упрямство с налетом истеричности, а азарт сводился к бестолковой суете.

– Лорик, а кто такой Ли Шен?

В комнату вошел Иннокентий. В жизни Ларисы он имел статус приходящего на секс любовника. Секса становилось все меньше, и качество начинало страдать, но мы же знаем, что чемодан без ручки все равно чемодан: нести тяжело, бросить жалко, а складывать туда всякую дрянь и запихивать на антресоли – удобно. Вот она и складывала в Иннокентия багаж отдельных моментов: слезы, юмор или жесткий сарказм. Что накопилось в избытке, то в Кешу и летело.

– Лишен – тот, у кого чего-то отняли зверским образом.

– Почему зверским? Может, мягко отняли и даже извинялись при этом.

– Кеша, чего хотел?

– Человек, которого зовут Ли, по фамилии Шен, говорит это тебе что-то?

– Говорит, если это китайский режиссер, и не говорит, если это другой китаец.

– Лорик, ну ни слова в простоте. Нормально можем говорить? Или я тебе ничего не скажу!

– Можем, давай говори.

– Я подписан в «Фейсбуке» на Дану Брегович. Это американка сербского происхождения. Утром она выкатила пост, что этот Ли Шен собирается сделать новомодный театральный проект с русскими актерами, поэтому через месяц-полтора будет в Москве проводить кастинг. Пост написан так, будто про это все давно знают и следят за развитием событий, она просто уточняет дату. А ты знаешь?

– А кто эта американка из Сербии?

– Баба.

– Хосподя, по профессии кто?

– А-а-а. Журналистка, пишет про всякий культурный код и модные заварухи в кино, в театре, про шоу пишет.

– Чёт я не верю, фейк, думаю. Шен делает мощные штуки, у него свой театр в Шанхае, на который молится весь Китай, потому что молится весь мир. Национальное достояние, живая легенда, идол театрального мира.

– Ух ты, столько умных слов в одном предложении! Учила роль чиновницы из какого-нибудь министерства?

– Ты придурок, Кеша, или как? Я тоже новости читаю. Иногда.

– Придурок – он при дураке, а я при дурочке.

– Короче, я не верю в эти слухи, а если он и собрался что-то делать, то нафиг ему русские?

Кеша, утомившийся от утреннего складывания в него как в чемодан, срочно согласился.

– Тебе виднее, Лариса Борисовна, у тебя очки. Все, я пошел. Созвонимся.

Лариса, извиваясь теперь «ивушкой», поднялась проводить любовника.

– Да-да, созвонимся. Потом. Пока. Чмоки-трямки.

Иннокентий ушел. Может быть, к себе, может быть, в редакцию. Она не интересовалась. Зачем? Бродя по квартире в поисках себя, одежды, телефона и прочего, что она регулярно теряла, Лариса пыталась сообразить, как выяснить точнее и достовернее про этого китайца. Попасть в такой проект не просто победа, это азарт. Азарт и борьба. Зарядка действовала, ее явно тянуло и на азарт, и на борьбу.

«Надо бечь в театр, срочно бечь в театр, там, в стае худрука, всегда все знают, что-нибудь да разведаю», – размышляла Лариса. Не найдя документов на машину, Лариса, внутренне матерясь, поехала в театр на метро.

…Недаром ей запало в душу бойкое сочетание «борьба и азарт»: смысл жизни ее заключался в азарте, зовущем на борьбу, а борьба рождала новый азарт – борьба нанайских мальчиков, в нашем случае – девочек. Размышления о своем месте в театре, а особенно в кино тоже давались непросто. Тонкая, изящная Лариса имела нестандартную, «ампирную» внешность. Ей бы играть королев эпохи Людовиков. Буфы, бейки, банты и шляпки были ее стилем. И если в театре королевский стиль иногда всплывал в репертуаре, то в кино преобладал полицейский китель, который превращал ее в вонючую левретку из программы «Снимите это немедленно». На пробы звали часто, но сниматься брали редко. Неформат.

 

На днях повезло: Лариса попала на кастинг незамысловатого детектива и, кажется, всем понравилась. Пробы были дважды, причем кастинг-директор постоянно что-то у нее уточняла – верный знак, что на роль утвердят. При текущей занятости в театре новый проект любого масштаба не вмещался в количество часов в сутках и дней в году, поэтому смысла волноваться по поводу непонятных слухов вроде бы и не было, но не волноваться и не стремиться Лариса не умела.

Сегодня в театре нет ее спектакля, репетиции тоже нет, могла и не приходить, но жить при невыясненных обстоятельствах невыносимо. Лариса переходила из одной гримерки в другую, ее нигде не ждали, не звали и не всегда хотели. Она присаживалась на краешки стульев, смотрела каждому в глаза, томно несла что-то о любви к китайской кухне или о смысле китайской стены и невпопад бессвязно рассуждала о жизненных принципах тибетских монахов, хотя, кроме названия, не знала о них ничего. Дважды у нее заподозрили мозговой коллапс, трижды намекнули на то, что баловаться наркотиками опасно, а один раз тупо вышвырнули из костюмерной. Костюмеры – народ злой, артистов не любят, а придурков не любят нигде.

Хаотичные перебежки по коридорам подстегивало начало фразы «Дорогу осилит…», но кто ее осилит, она не помнила: крадущий, грызущий? Удовлетворилась версией «бредущий», искренне думая, что это означает «бредящий», и продолжила поиски. Время подходило к началу вечернего спектакля, а информации не прибавилось. Спрашивать в лоб опасно. В любовно-фронтовых условиях театра можно «расплескать» полезную информацию себе во вред. Лариса пошла в родную гримерку, чтобы в спокойной обстановке сменить тактику, и нашла то, что долго искала.

Тамара, коллега-подружка, встретила ее как долгожданного слушателя:

– Хорошо, что ты зашла, я тут такое узнала. Представляешь, Ли Шен, тот самый, приедет в Москву! – Тамара смотрела на Ларису в ожидании произведенного эффекта с видом бога-громовержца.

Сил изображать равнодушие у Ларисы не осталось.

– Ну?

– Баранки гну. Серая ты, мать.

– Сама ты… мать, – отшутилась Лариса.

– Рассказываю: этот Ли Шен – друг нашего Паши Савельева, ну, который ставил «Ревизора» в Малом.

– Помню.

– Так вот, они замутили крутой театральный проект – будут ставить «Разбойников» Шиллера в какой-то забавной интерпретации. Получили поддержку двух министерств, потому что… падамц… – Тамара сделала длинную интригующую паузу.

– Томка, не тяни кота на мыло.

– Ладно. Основная тема постановки: Запад сходится с Востоком в поисках гармонии тела и духа. Короче, пьеса будет про ЗОЖ.

– Про ЗОЖ? – уточнила Лариса, уверенная, что это не привычный всем здоровый образ жизни, а народная китайская аббревиатура.

– ЗОЖ, здоровый образ жизни. Они же оба йоганы, веганы-шмеганы и великие зожники, а наши тут же ухватились. Модный тренд, поручение президента, все дела.

После слов «поручение президента» Ларису окончательно накрыло отчетливой мыслью, что Тамару подменили, заколдовали или подучили.

– Тамара, откуда ты это принесла?

– Ларка, обижаться неохота, чесслово, потому что лицо у тебя сейчас – глупее не придумаешь. Самое интересное – в каст возьмут только зожников.

– Как это?

– А вот так! Ли Шен считает, а Паша поддерживает, что проникнуться идеей и погрузиться во весь этот бутор может заядлый зожник, а талант там или физиономия – вторично.

Лариса одномоментно потеряла и нашла интерес, проект смахивал на вызов.

– И как они собираются проверять, интересно? – На автомате Лариса достала фляжку с коньяком из-под кресла и отхлебнула. Тамара с удивлением смотрела на манипуляции с фляжкой.

– Коньяк точно не входит в список употребляемых продуктов. Как они проверят, неизвестно, но как-то будут. Может, согнут каждого в восемь тайских узлов, может, попросят показать, как умеешь работать на тренажерах. Может, и то и другое. Основной цимес проекта не в странном подходе.

– А в чем?

– Всех выбранных повезут в Китай, за три месяца поставят пьесу, потом тур по Китаю, Японии и США, а потом фестиваль в Корее. Тот самый, Лар. Тот самый, не пялься на меня с такой удивленной рожей. Но! Но! Там одна, и только одна, женская роль. Правда, играть вроде в состав1 надо.

Лариса поменялась не только в лице, но даже в осанке.

– А ты, подруга, сучка-ватая. Теперь я поняла. Ты мне все это рассказала, потому что ты уже пролезла со своими театральными родственниками? Дядюшка твой уже бежит в министерство кланяться?

– Дура ты истеричная, Лариска. Тебе скипидару налить в правильное место, и потом только танки остановят.

Тамара резко вылетела из гримерки одновременно с ударом двери.

В динамике шуршала обычная трансляция – играли спектакль.

1«Играть в состав» – актерский жаргонизм, означает ситуацию, когда на одну роль назначено несколько актеров (прим. ред.).
Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»