Полночный всадник

Пролог

Полночный всадник Азраил

Не рассуждал на сон грядущий.

Он души умерших возил,

И взор его был трезв, колючий.

Суровый лик и черный взгляд.

Уста безмолвствуют столетия.

Не знает боли и преград.

Безгрешен? Перед кем в ответе?

Кто власть ему такую дал

Или обрек его на муки?

Имеет ли, что сам искал,

Или искать устали руки?

В холодной сталевой броне,

Плащ за спиною словно крылья.

Усеян мраком путь вовне.

Столбом взметнув пригоршни пыли,

Он между небом и землей,

Меж рек и гор, скитаньям вечен.

Отрекся от судьбы иной.

Стал, словно космос, бесконечен.

Он, преступив закон людской,

Не оглянулся на пороге.

И даровали ему боги

Расплату – быть с самим собой.

Глава I

Какие чувства миром правят?

Что тщит надеждою сердца?

Обида, гнев иль злость и зависть?

Порокам нет людским конца.

Но есть одно, что ярким светом

Способно всё преобразить.

И произносятся обеты

Там, где сердцам дано любить!

Что есть любовь? Мерило веры!

Где нет её, там пустота.

Любовь – начало новой эры.

В своём создании проста.

Любовь прекрасна… и жестока.

Она дарует и гнетет.

Взаимна или одинока,

Она спасет!.. Она не лжет.

Всё это вымысел и только.

Любовь сжимает нас в тиски

И колет острою иголкой

Слегка… но болью от тоски.

И если так она коварна,

Зачем тогда её желать?

Она убийственна, как правда

И не способна забывать.

И ей подвластны все на свете.

Противоядий не найти.

И старики, и даже дети –

Все люди!

Лишних не найти.

Но есть одна лишь сущность в мире,

Не меж людей, особняком.

Кому чужды все чувства в лире.

Полночный всадник. Да! То – он!

Глава II

Когда-то средь людей при жизни

Он был, и числился таков:

Дурманом опьянённый мысли,

Сбивал подошвы каблуков.

Он подходил с лукавым глазом,

И замирали те сердца,

Что не познали боль отказа

Там, где главенствует краса.

Рука в руке, и мелкой дрожью

Срывались с губ слова-табу.

И нервный ток, бежав под кожей,

Нашёптывал их на ходу.

Герой тот звался Александром.

Александрит – его глаза!

И волос русый беспрестанно

Вился как тонкая лоза.

Он был красив, умён и ветрен,

Науками легко владел,

Знал языки, писал в газетах,

Во многом, в общем, преуспел.

Но, преступив тридцатилетье,

Он оставался одинок.

Таков его души порок,

Не отпечатанный в столетьях.

Как много женщин!.. Много славы!..

Он за собой шлейф носил.

Телесный дух слепой услады

Давно уже превозносил.

Но где душа? Души в помине

Он не искал, и ни в одной

Из тех красавиц, что доныне