Аполлон и Стикс

Все события и персонажи этого романа являются вымышленными. Любое сходство с реальными событиями и людьми является результатом случайности, авторской проекции или работы коллективного бессознательного.

Пете

All professions are conspiracies against the laity.

George Bernard Shaw, The Doctor's Dilemma¹

Falling out of love can be just as enjoyable as falling in love.

Anthony Powell²

Modern western man has some basic misconceptions about the nature of happiness. The origin of the word is instructive: happiness stems from the root verb to happen, which implies that our happiness is what happens.

Robert A. Johnson, He: Understanding Masculine Psychology³

Аполлон – в греческой мифологии бог Солнца и света, покровитель врачевания, искусств и стрельбы из лука. Сын Зевса, брат-близнец богини охоты Артемиды и отец бога медицины Асклепия. Известен как идеал мужской красоты. Основатель Дельфийского оракула и бог-прорицатель. Победил змея Пифона, за что, по одной из версий, был вынужден временно жить в изгнании в северной стране Гиперборее. Потомки Пифона обитали в священной роще Аполлона в Эпире, и их кротость считалась благоприятным знамением. Помогает предотвратить зло. Бог мудрости. Покровитель детства и молодости. Руководит переходом во взрослую жизнь.

Стикс – в греческой мифологии река, отделяющая землю, населенную живыми людьми, от царства мертвых. Олицетворение первобытного ужаса и мрака. Боги греческого пантеона клялись ее водами. Обладает магической силой и способна подарить неуязвимость. По преданию, водой из Стикса был отравлен Александр Македонский.

Коллективное бессознательное – в юнгианской психологии уровень бессознательного, общий для всего человечества. В коллективном бессознательном содержатся инстинкты и архетипы. Образы божеств, мифологических персонажей и героев художественных произведений также хранятся в этом отделе человеческой психики, к которому сознание может получать опосредованный доступ.

“Мои нервы не выдерживают. Моя жизнь никому не приносит пользы. Я решил все прекратить. Завещаю мою квартиру (82 кв. м., ЦАО, 4-й этаж) и мою машину (BMW 530i xDrive Sedan, отзывается на кличку Бобик) моему коту (красный британец, 6 лет, фото в компьютере и айфоне, папка “Пантелеймон”). Тому, кто будет приносить коту жрачку, я завещаю дисконтную карту магазина “Бетховен”. Кристина, в следующий раз я первым встречу тебя во Дворе Чудес”.

Из выброшенной в мусорное ведро предсмертной записки Александра Эдуардовича Гречицкого, кандидата медицинских наук, члена Европейской Ассоциации Психотерапевтов.

1

Он уже давно находился в таком состоянии. Полуразрушенный, он прятался за обширным маскировочным полотном, на котором был изображен фасад старинного здания. Ветер трепал полотно, посылая волну по его многометровой поверхности, но не нарушал целостности покрова и не позволял досужему взгляду проникнуть внутрь, под обвалившуюся штукатурку, в пустые лестничные пролеты, за черноту зиявших оконных проемов. Единственным элементом конструкции, выступавшим из-под маскировки, была чердачная крыша с круглым окном, расчлененным фигурным переплетом на части в виде цветка с симметрично расположенными лепестками. Присутствие этого призрака в центре маниакально застраивавшейся Москвы, где едва ли не каждый месяц разгорались скандалы в связи со сносом очередного памятника архитектуры, являлось, очевидно, парадоксом теории вероятностей. Проезжая мимо, Алекс всегда обращал на него внимание. Пока дом стоял на прежнем месте, ожидая то ли уничтожения, то ли реновации, он чувствовал, что и ему в жизни можно было ничего не менять.

Сегодня дом особенно одиноко вырисовывался на фоне заунывной февральской слякоти. Часы показывали 14:25, но солнце пряталось за облаками, и окружавший его урбанистический пейзаж был создан в строгой, приглушенной манере письма с преобладающим использованием таких материалов, как пепел и слезы ангелов.

В ожидании зеленого сигнала Алекс смотрел на декоративный занавес дома, выходившего прямо на перекресток. Природная склонность характера и профессиональная деформация, действуя сообща, заставляли его фантазировать, что находилось под ним, причем не только в будничной современной статике, но и в динамике исторической перспективы. Он ничего о нем не знал. Здание не было очевидной достопримечательностью. Чья-то усадьба, может быть, доходный дом. Давались ли там балы, плелись ли государственные интриги, планировались ли убийства? Кто встретил там любовь, а кто разгадал, наконец, секрет устройства вселенной? Чего дом не увидел до сих пор и кого он ждет до последнего вздоха, пытаясь удержать биение жизни в полуистлевшем теле? Светофор распахнул зеленый глаз, и Алекс двинулся вперед, бросая взгляды на дом в зеркало заднего вида.

Рискуя опоздать к клиенту, он свернул с Верхней Сыромятнической на Земляной вал и поехал к офису длинным путем.

“Депрессия, как и было сказано”, – услужливо подсказал внутренний знаток МКБ-10⁴.

Ему не хотелось покидать комфорт салона, выбираться из знакомой скорлупы в пронизанную ветром действительность общего пользования. Круговая дорога, подобно змее, кусавшей себя за хвост, очерчивала таившийся за границами сознания хаос.

В пятницу, впрочем, его настроение всегда улучшалось. Развернуться у Курского вокзала удалось быстро. На Воронцовом поле от Французского института под колеса едва не кинулись две девицы в коротких шубах с одинаковыми парами длинных тонких ног, затянутых в высокие сапоги. Алекс въехал во двор, открыл шлагбаум и припарковался ровно без десяти три.

Внешний мир встретил его холодом, криками детей и привычными выбоинами под ногами.

* * *

– Это странный дом, – говорил Кирилл. – Недостроенный, без крыши. В окнах нет стекол, одна стена ниже другой. Честно говоря, есть ощущение, будто его строят так долго, что он уже начал разрушаться в процессе. Понимаете, о чем я говорю?

– Вам кажется, что я не понимаю? – спросил Алекс.

– Да нет, – засмеялся Кирилл, – это просто слово-паразит. Я постоянно его использую, вы же знаете.

– Знаю. – Алекс кивнул.

Его разговор с Кириллом продолжался уже три года. Когда Кирилл впервые пришел к нему в кабинет и сел в клиентское кресло, он сказал:

– Я хочу кое-что для себя прояснить, понимаете?

С тех пор он так заканчивал почти каждую фразу.

– Что вы хотите прояснить? – спросил тогда Алекс.

– Ну, понимаете, я родился в определенной среде. У меня было ужасное детство. Денег не было вообще. Из-за них постоянно скандалили. Нам ничего не покупали. Отец пил запоями. Когда пил, всех бил. Мать бил, сестру бил, нас с братом бил. Мы от него под кроватью прятались, но он находил, понимаете?

– Понимаю, – сказал Алекс, представив себе ребенка, которого таким образом нашли.

Кирилл в тот момент посмотрел на него с интересом и сообщил:

– Вот поэтому я к вам и пришел. У вас тут много фриков. – Заметив его удивленный взгляд, он объяснил: – Ну, всяких идиотов, вроде меня, которые вам всякую жесть рассказывают. Поэтому вы удивляться не будете. А нормальным людям я не могу это рассказать.

– Нормальным не можете? – улыбнулся Алекс.

– Нет. – Кирилл энергично помотал головой, не заметив повода для иронии. – Не могу рассказать, как я рос. У нас двухкомнатная квартира была. Отец почти каждый вечер ее разносил. Ломал что-нибудь. По ночам начинал ругаться иногда. Уже уснешь и просыпаешься от того, как они с матерью в другой комнате дерутся. Сестра бежала соседей на помощь звать. Брат младший орал от страха. Я их разнимать пытался и все время чем-нибудь получал. Кричал, что убью его, потом меня все за руки держали. В общем, жесть, говорю вам. Приличным людям такого не скажешь, понимаете?

– Понимаю, – подтвердил Алекс. – А почему мне решились рассказать?

Кирилл посмотрел на него с удивлением.

– Ну, вы врач, – сказал он. – Психиатр. Вы еще не такое видели. А обычные люди не видели. Они едут себе в машинах за пять лимонов и живут в стерильных хоромах со слугами. Такие, как я, для них мельче таракана. Они даже не заметят, если меня раздавят.

Алекс порадовался обилию образов и решил вернуться к запросу.

– Вы сказали, что хотели что-то для себя прояснить, – напомнил он.

– Да, хочу, – живо подтвердил Кирилл. – Понимаете, я решил, что больше в моей жизни жести не будет. Давно решил, не сейчас. Я закончил школу без троек, поступил в университет на исторический. Туда конкурс был поменьше. Я хотел на экономический, но боялся, что не пройду. Там все по блату учились. Потом познакомился с одним парнем. Долго объяснять, но, в общем, он мне предложил в Москву переехать. Ему родители квартиру здесь купили, но боялись его одного отпускать, чтобы он от рук совсем не отбился. Молодые же. Короче, меня взяли к нему чем-то вроде няньки. Я очень положительный был, послушный, маме его нравился. И вот мы с ним стали тут жить на Кантемировской, тоже в двух комнатах, и я за ним как бы присматривал.

Кирилл сделал паузу и вгляделся в лицо Алекса, словно желая уяснить, понимает он его или нет. Алекс кивнул, подтверждая, что следит за рассказом.

– Так вот, едва мы приехали в Москву, я сразу понял, что здесь у меня может быть совсем другая жизнь, – сказал Кирилл. – Тут все было другое. Я еще такого не видел. Чистые улицы, театры. Тачки дорогущие прямо во дворе припаркованы, и никто не зарится. В нашем городе их бы за пять минут разули и весь бензин бы слили. А тут – прямо цивилизация. И вот я решил, что все плохое в моей жизни закончилось. В один момент решил, как сейчас помню. Я сказал: “Все. Я в этой жизни достаточно настрадался. Я пережил ужасную жесть, я узнал нищету, унижение, страх. И теперь все это я оставляю позади. С этой минуты моя жизнь будет счастливой, красивой, богатой, удивительной, и я буду получать от нее удовольствие”.

– Кому вы это сказали? – спросил Алекс.

Кирилл поднял правую руку, вытянул ее перед собой и ткнул указательным пальцем вверх, в угол комнаты, находившийся над головой Алекса.

– Ему, – сказал Кирилл и выразительно повел подбородком в направлении жеста.

Алекс инстинктивно оглянулся. За плечом на уровне его глаз слегка покачивалась на ветру ручка управления жалюзи. Алекс перевел вопросительный взгляд на Кирилла.

– Ну, что? Вы не понимаете? – с некоторым разочарованием спросил Кирилл. – Богу.

– И что он ответил? – серьезно поинтересовался Алекс.

– Он сказал: “Окей”, – ответил Кирилл. – То есть не сказал. Подумал. Ну, или я не знаю… В общем, я почувствовал, что он согласился.

– Как вы почувствовали? – спросил Алекс.

– По его реакции, – доброжелательно объяснил Кирилл. – На следующий день я нашел работу. Ничего особенного, официантом в кафе, но для меня это был знак. У меня ведь ни опыта не было, ни медицинской книжки, но меня взяли – именно по его протекции.

– То есть вы вступили с ним в сделку? – уточнил Алекс.

– Вроде того, – согласился Кирилл. – Я сказал, что буду все делать правильно. Никого не обижу, нигде не украду. Что я буду хорошим. Но он взамен должен гарантировать мне благополучие и успех.

– Как вы понимаете успех? – спросил Алекс.

– Как отсутствие жести. – Кирилл развел руками, словно снова огорчаясь его непонятливости. – Чтобы каждый день все было хорошо. Никаких скандалов, никаких проблем. Чтобы я сам мог управлять своей жизнью. Чтобы все вокруг было чисто, тихо, понятно.

“Как в одиночной палате”, – пронеслось в голове у Алекса.

– Он выполнил свою часть обязательств? – вслух спросил он.

– Вот в том-то и дело, – оживился Кирилл. – С этим я к вам и пришел. Дело в том, что я не могу понять.

– Что именно? – спросил Алекс.

– Не могу понять, кто из нас налажал.

Кирилл смотрел на него большими светло-голубыми глазами, и на Алекса вдруг навалилась невероятная усталость. Он вспомнил, что вечером ему надо ехать в автосервис и что мастер, которому он доверяет, в отпуске, значит, ему предстоит зависеть от личной и профессиональной адекватности незнакомых людей. Лика Крайнова, его любимый супервизор⁵, когда-то охарактеризовала контрперенос⁶, возникающий при работе с психотическими пациентами, формулой “родителей убить, ребенка усыновить”. Он ощутил отчетливый привкус этого чувства. Однако ему совершенно не хотелось в тот день усыновлять сидевшего напротив него круглощекого тридцатилетнего ребенка, одетого в новые ливайсовские джинсы и модный джемпер и искренне ждущего, что опрятный внешний вид станет магическим талисманом, защищающим его от всех проблем.

– А каковы признаки того, что кто-то налажал? – удалось сформулировать ему.

– Да как будто бы в последнее время что-то идет не так… – задумчиво признался Кирилл.

– Что именно? – повторил Алекс и посмотрел на часы, проверяя, сколько времени осталось до конца сессии.

– Мне кажется, что на работе меня пытаются подсидеть, – произнес Кирилл, и его плечи заметно опустились.

– А где вы теперь работаете? – спросил Алекс, снова вспоминая Ликино правило: “Больше фактов”.

– На телевидении, – сообщил Кирилл, гордо выпрямляя спину. – Я линейный продюсер, снимаю телесериалы.

– Кто вас пытается подсидеть, вы знаете?

Кирилл кивнул.

– Один парень. Мы с ним типа друзья, тусуемся вместе. Но я чувствую, что у нас есть конфликт интересов.

– Это не тот друг, с которым вы в Москву приехали? – с интересом уточнил Алекс.

Кирилл энергично замотал головой.

– Нет-нет, совсем другой.

– А с тем что произошло?

– Да он спился, – махнул рукой Кирилл. – Ночные клубы, наркотики, все дела. Бабок у его родителей слишком много было.

“Хреновая из тебя нянька”, – подумал Алекс и вслух спросил:

– Как вы хотите, чтобы я вам помог?

– Я хочу, чтобы вы мне объяснили, что я делаю не так.

– Но я не смогу этого сделать, – сказал Алекс.

– Я понимаю, – неожиданно заявил Кирилл. – Вы меня пока совсем не знаете. Я буду к вам ходить. Рассказывать о себе. Раз в неделю. И вы со временем увидите, где я лажаю, и мне объясните.

До конца сессии оставалось семь минут. Алекс собрался.

– Давайте подведем итоги нашей сегодняшней беседы, – предложил он. – Вы сказали, что находитесь в непростой ситуации и боитесь потерять работу, которую, наверняка, любите и которая вам нужна.

Кирилл кивнул.

– Вы считаете, – продолжал Алекс, – что эта ситуация была создана по вашей вине. Вам кажется, она является наказанием за то, что вы неправильно себя ведете. Вам хочется найти какое-нибудь магическое средство все исправить. Вы полагаете, что, если кто-то снабдит вас таким средством, ваша жизнь станет простой и необременительной.

Кирилл снова выпрямил спину и положил руки на колени, как примерный мальчик в детском саду.

– Нет, я готов работать, – сказал он. – Я работать умею. Главное, чтобы был результат.

– Такого результата вам никто не может гарантировать, – сказал Алекс. – Дело в том, что обстоятельства нашей жизни не являются прямым следствием совершенных нами поступков. Иногда даже с очень хорошими людьми случаются плохие вещи. Они случаются не по их вине, они просто случаются. С ними приходится справляться, но их совершенно не нужно стыдиться. Потому что они совсем не говорят о том, что вы плохой человек.

Алекс замолчал. Кирилл сидел, неподвижно уставившись в угол за его спиной, как будто пытаясь получить подтверждение услышанным словам у скрывавшегося в ручке управления жалюзи бога. Потом его взгляд оттаял, и он перевел его обратно на Алекса.

– Моя коллега тоже к психотерапевту ходит, – сообщил он. – У нее все наладилось, должность ей новую предложили.

– Вам коллега посоветовала ко мне обратиться? – понимающе спросил Алекс.

Кирилл кивнул.

– Можно я буду к вам ходить? – с надеждой спросил он.

– Чтобы у вас тоже все наладилось? – Алекс тщательно удалил из своей интонации примесь сарказма.

Кирилл пожал плечами.

– Да нет, просто поговорить, – после паузы сказал он. – Мне поговорить-то толком не с кем.

Алекс сдался. В конце концов, не усыновлять же он его, правда, собирался. Пусть приходит и говорит.

– Разговоры со мной довольно дорого стоят, – предупредил он.

– Да это не проблема. – Кирилл повеселел, махнул рукой и откинулся на спинку кресла. – Деньги у меня есть.

– Кроме того, у меня почти не осталось свободных часов. – Он сделал последнюю попытку избавиться от сложного клиента. – Единственное, что я могу вам предложить, – три часа дня в пятницу.

– Мне подходит, – быстро ответил Кирилл. – В следующую пятницу я у вас.

Алекс сделал пометку в ежедневнике, надеясь, что до следующей пятницы Кирилл передумает. Однако тот не передумал и стал приходить к нему регулярно, появляясь на пороге кабинета, едва часы показывали 15:00. Вскоре после начала терапии его охватила эйфория. Проблемы на работе разрешились; человек, пытавшийся занять его должность, перешел в другой отдел. Кирилл расслабился, стал сидеть в кресле, закинув ногу на ногу, и беспрестанно хвалил Алекса за то, что он помогает ему жить.

Потом наступил период депрессии. Зарплаты линейного продюсера не хватало на поддержание того стиля жизни, к которому Кирилл успел себя приучить. В экономике разразился очередной кризис; на телеканале, где он работал, прошла волна увольнений. Кирилл пробирался к Алексу в кабинет, низко наклонив голову, словно надеясь, что его не заметят люди, ответственные за оптимизацию расходов на персонал. Он не предъявлял Алексу никаких претензий и открыто ни в чем его не винил, однако постоянно жаловался на отсутствие рядом с ним сильного человека, способного действенно ему помочь.

И вот примерно полгода назад в судьбе Кирилла случился перелом. Крупная международная компания внесла его в список претендентов на хорошо оплачиваемую должность. Кирилл успешно прошел несколько этапов отбора и в конце концов получил то, что стал называть работой своей мечты. С начала января он наслаждался новым статусом. Он ощущал, что вместе с карьерным взлетом в его жизнь окончательно пришли стабильность, почет и материальное благополучие.

В это же время он познакомился с девушкой, которая в считанные дни полностью захватила его воображение. По словам Кирилла, она была красивой, умной, образованной, невероятно сексуальной и готовой ради него на все. Кроме того, она была москвичкой, и это Кирилла почему-то особенно восхищало. Тот факт, что он сумел ее заинтересовать, иллюстрировал, по его мнению, его истинную ценность. Он не слишком распространялся об их отношениях и даже не сказал Алексу, как ее зовут, но каждый раз, когда он о ней вспоминал, его глаза начинали светиться и лицо приобретало загадочное выражение.

Алекса радовали эти перемены. Он был уверен, что Кирилл скоро обзаведется семьей, парой-тройкой детей, и его жизнь на ближайшие десять-пятнадцать лет действительно превратится если не в сказку, то в широкопрокатный голливудский фильм. Он начал думать, что уже в этом году они расстанутся и Кирилл в следующий раз обратится к психологу, когда дотянет до кризиса среднего возраста.

Единственным, что его ощутимо тревожило, были Кирилловы сны. В них слишком часто появлялись руины, сломанные вещи, покосившиеся здания, подвалы, наполненные мутной жижей, или внезапные потоки воды, обрушивавшиеся сверху и уничтожавшие все вокруг. Глубоко исследовать символы с Кириллом не получалось. Он выскакивал на поверхность реальности и высказывал однозначные суждения о природе происходивших с ним событий.

Сегодня он рассказывал Алексу очередной сон.

– Я иду по коридору внутри этого дома, – говорил Кирилл. – Потолка надо мной нет, сверху небо, грозовые тучи, собирается дождь. Стена слева от меня обвалилась, и сквозь дыру я вижу другой точно такой же коридор, а за ним – еще и еще. Я понимаю, что дом построен в форме лабиринта. Коридоры ветвятся, часть из них заканчивается тупиками, некоторые совсем не соприкасаются друг с другом. Я вижу, что какие-то коридоры выглядят лучше, чем остальные. Крыши над ними тоже нет, но стены ровнее, выше, на них даже есть обои, висят картины, пол выложен паркетной доской. В моем коридоре на полу голый цемент, грязь и лужи. Из незастекленного окна на меня дует холодный ветер. Я хочу попасть в красивый коридор, бегу вперед, пытаюсь найти проход, но его нет. Я понимаю, что бегаю по одной и той же части дома. Едва выныриваю из своего коридора, как тут же снова оказываюсь в нем. Мне становится страшно. Я знаю, что эта часть здания предназначена под снос. Я вижу, что снаружи уже работает экскаватор и, если я сейчас же не покину дом, меня снесут вместе с ним. Я в панике лезу на стену, хочу перепрыгнуть через нее вглубь дома, чтобы оказаться подальше от фасада, но стена неожиданно оказывается очень высокой. Она как будто бы растет прямо под моими руками. Я лезу выше и выше, и вдруг стена ломается, падает на меня, я лечу в пропасть, и меня засыпает камнями и пылью.

В комнате повисла пауза. Сон не внушал Алексу оптимизма. Найти в нем целительные образы вряд ли представлялось возможным. Было похоже, что Кирилл тщетно пытался построить новую жизнь на обломках тяжелого детства, а сам он прикладывал тщетные усилия, чтобы ему в этом содействовать.

– С каким ощущением вы проснулись? – спросил Алекс.

– Да с нормальным, – неинформативно ответил Кирилл.

Очевидно, трех лет терапии было недостаточно, чтобы привить Кириллу навык саморефлексии.

– Не, у меня все хорошо, – поспешно добавил он. – Отдельный кабинет, две помощницы. Вообще, если честно, я проснулся с ощущением освобождения. Как будто что-то отпустило, знаете? Я ведь раньше все время чувствовал, что чего-то еще не сделал, чего-то еще не заслужил. А теперь я понимаю, что все со мной в порядке. Вы же этого хотели, правда?

Он с надеждой заглянул Алексу в глаза. Алекс едва удержался от того, чтобы согласно кивнуть.

– Ну, вы же хотели, чтобы я почувствовал свою ценность? – с тревогой спросил Кирилл.

“Я хотел, чтобы твое ощущение собственной ценности не зависело от наличия отдельного кабинета”, – со вздохом произнесла в голове у Алекса недовольная родительская субличность.

– А вам важно осуществить мои желания? – заткнув рот субличности, спросил он.

Кирилл передернул плечами, словно испугавшись удара плеткой. Алекс молчал, понимая, что любое его слово будет истолковано либо как критика, либо как похвала.

– Да не нужно мне осуществлять ваши желания, – капризно заявил Кирилл. – У меня теперь есть люди, которые осуществляют мои.

Алекс мимикой продемонстрировал интерес к подробностям.

– Ну, если я хочу кофе, я говорю: “Кофе, пожалуйста”, – и помощница готовит мне эспрессо, – лениво объяснил Кирилл.

“Оральный рай”, – подумал Алекс.

– Прямо как скатерть-самобранка, – улыбнулся он.

– Да. Потому что я этого заслуживаю, – довольно прокомментировал Кирилл. – А вот у вас нет помощницы.

– Действительно, нет, – согласился Алекс.

– Вам нужно нанять секретаршу, – посоветовал Кирилл. – Вы же хорошо зарабатываете. Посадили бы ее возле входа. Там есть место.

– Спасибо, я подумаю, – сказал Алекс.

Интерпретировать не имело смысла. На него снова навалилась усталость.

– Ну, ладно, я пойду, – сказал Кирилл, посмотрев на часы.

Ему было не трудно заканчивать сессию вовремя.

Они поднялись, и Кирилл положил на стол деньги.

– Я вам в следующий раз еще один сон расскажу, – пообещал он. – Про змею.

– Буду ждать, – сказал Алекс, провожая его взглядом.

* * *

За Васей по всему коридору, начиная от уличной двери, тянулся мокрый след. След был широкий и сплошной, будто оставленный хвостом крупного морского животного, а не парой зимних ботинок на подошве из толстой резины. Васе нравилась громоздкая обувь, в которой можно было топать по слякотным тротуарам так, что автомобили на проезжей части шарахались в стороны в тщетной попытке спастись от грязевых ванн. Других предпочтений в отношении гардероба у Васи не было, зато была привычка давно и методично расстраивать этим маму, которая жила в абсолютной уверенности, что с подростком, не интересовавшимся своим внешним видом, что-то было сильно не так.

Васина мама позвонила полгода назад, в сентябре, сразу после начала нового учебного года, и спросила, может ли она привести на прием ребенка.

– Сколько ребенку лет? – спросил Алекс.

– Шестнадцать, – ответила Васина мама.

– А что вас беспокоит? – спросил Алекс, готовясь к однократной встрече с мрачным и неуправляемым юнцом.

– Не складываются отношения со сверстниками, – сообщила Васина мама, словно прочитав жалобу по бумажке.

– У вас или у ребенка? – уточнил Алекс.

Васина мама обиделась.

– У ребенка, – сухо сказала она и на всякий случай объяснила: – У меня прекрасные отношения со всеми людьми.

– Это бывает, – посочувствовал Алекс. – А как вы понимаете, что отношения не складываются?

Васина мама обиделась, кажется, глубже.

– Я вижу истерики, беспричинные вспышки эмоций. Иногда крайне негативных эмоций, – угрожающе подчеркнула она. – Друзья задерживаются у нас, в среднем, на два-три месяца.

– Что же, их родители не ищут? – удивился Алекс. – Попробуйте выгонять. За два-три месяца кто угодно вызовет вспышку негативных эмоций.

– Вы шутите? – в свою очередь удивилась Васина мама.

– Нет, почему? – серьезно сказал Алекс. – Хотел дать вам совет. Они же у вас дома задерживаются, так?

Васина мама взяла паузу.

– Вы меня не поняли, – после паузы многозначительно произнесла она. – Мой ребенок ни с кем не дружит дольше двух-трех месяцев.

“Откуда вы знаете?” – хотелось спросить ему. – “Ведете дневник наблюдений?”

– Я понял, – признался он вслух. – Просто думал сэкономить вам деньги за визит. Подросткам свойственно активно формировать связи в социуме и так же активно их разрывать. Они таким образом выполняют определенные возрастные задачи.

– Я чувствую, что что-то сильно не так. – В голосе Васиной мамы зазвучала тревога. – Вы сможете нас принять? Нам вас посоветовала Крайнова Анжелика Владимировна.

Алекс смирился. Людям, позвонившим ему по Ликиной рекомендации, он не мог отказать.

Через пару дней после телефонного разговора он увидел Васю вместе с мамой на пороге офиса.

Мама была невысокой шатенкой с тонкой талией, стройными ногами и аккуратной грудью, слегка прикрытой легкой оранжевой блузкой. Она выглядела лет на двадцать, но была, очевидно, его ровесницей. Ее черная офисная юбка заканчивалась сантиметров на десять выше колен. В руках она держала маленькую красную сумку, напоминавшую большой кошелек. Ее волосы заставляли предположить, что мгновение назад она поднялась из кресла парикмахера, хотя нигде поблизости никакого кресла не было, а на улице трепал желтевшие осенние листья теплый сухой ветер. Когда он открыл дверь, она улыбнулась ему влажными коралловыми губами и спросила:

– Александр Эдуардович?

– Да, это я, – сказал он и, вспомнив, как она представилась ему по телефону, на всякий случай спросил: – Инга?

– Да, я Инга, – признала она, и они пожелали друг другу доброго дня.

Он шире распахнул дверь, приглашая их войти, и перевел взгляд на существо, стоявшее у Инги за спиной.

Существо было выше Инги почти на голову и примерно в два раза шире в плечах. На нем были надеты бесформенные голубые джинсы, пыльные кроссовки и черная футболка, напоминавшая использованный мусорный мешок. Его волосы, чуть более светлого оттенка, чем у Инги, были прямые, не совсем чистые и коротко постриженные. В волосах, совершенно однозначно указывая на то, что существо было девочкой, торчала невидимка с прилепленным к ней розовым пластмассовым цветком.

В кабинете Инга села на диван возле двери и посадила девочку в клиентское кресло, стоявшее напротив Алекса.

– Расскажите мне, пожалуйста, с чем вы пришли, – попросил Алекс.

Инга посмотрела на девочку и сказала ей с отчетливо прозвучавшей в голосе усмешкой:

– Ну, рассказывай, с чем ты пришла.

Девочка склонила голову, опустила плечи, уткнула глаза в пол и громко и тяжело вздохнула.

Алекс скользнул по ней взглядом, убедившись, что ничего рассказывать ему она сейчас не собиралась, и перевел внимание обратно на Ингу.

– Может быть, вы пока расскажете, что вас беспокоит? А я потом задам вам обеим вопросы.

Краем глаза он заметил, что девочка оторвала взгляд от пола и начала тщательно его изучать.

– Меня беспокоит, – размеренно и словно придавая каждому слову особое значение стала объяснять Инга, – что человек в шестнадцать лет совсем ни с кем не общается, не имеет никаких интересов, не умеет следить за собой, поддерживать порядок в квартире, не интересуется своим внешним видом, не вступает в контакт с близкими, грубит.

– Кому? – решил уточнить Алекс.

– Кому грубит? – переспросила Инга, немного удивившись, что он ее прервал. – Всем.

– Вы же сказали, что она не вступает в контакт, – улыбнулся он.

Девочка вжалась в кресло большим телом и закусила нижнюю губу.

Инга передернула плечами.

– Она не вступает в нормальный контакт, – нехотя, как учительница безнадежно отстающему ученику, пояснила она. – Вот сейчас, например. Ты хотя бы поздоровалась?

Они оба перевели взгляды на девочку, и та, на мгновение закатив глаза в потолок, произнесла:

– Здрас-сссьте.

– Да я, на самом деле, тоже не поздоровался, – признался Алекс. – Здравствуй. Меня зовут Александр Эдуардович Гречицкий. Я врач-психотерапевт. Помогаю людям справляться с жизненными трудностями. А тебя как зовут?

Девочка посмотрела на него в упор, будто мысленно измеряя его способность представить себе ее трудности, и потом мрачно сообщила:

– Василиса.

– Прекрасная! – насмешливо добавила ее мама.

Василиса снова закатила глаза в потолок, на этот раз гораздо более откровенно.

– Я правильно понимаю, что Василиса – ваша дочь? – спросил Алекс у Инги.

– Правильно, – подтвердила она.

– Расскажите мне о ней, – попросил Алекс.

– Что именно? – непонимающе переспросила Инга.

– Что посчитаете нужным. Какая она.

Инга пожала плечами.

– Я не знаю, что о ней рассказывать. У нее нет никаких интересов.

– Так вы о ней расскажите, а не об интересах, – улыбнулся Алекс. – Расскажите историю ее жизни, как она родилась.

Инга сделала паузу и вздохнула почти так же громко и тяжело, как Василиса.

– Ну, что рассказывать? Ребенок был желанный.

Сказав это, Инга опустила глаза и украдкой метнула взгляд на дверь.

Василиса покосилась на нее, потом на Алекса, а затем еще плотнее вжалась в кресло, словно хотела от чего-то спрятаться.

– Родилась в срок, три четыреста, пятьдесят два сантиметра. На третьи сутки заболела желтухой, потом выздоровела. Была сонливой, пропускала кормления, медсестры ее будили. Дома после выписки вела себя спокойно, проблем не вызывала. Были газы. Укропной водичкой поили. Ну, как-то так.

Инга снова замолчала и посмотрела на него почти умоляюще.

– А вам сколько было лет, когда Василиса родилась? – спросил Алекс.

Инга снова вздохнула.