Ирка Хортица и компания

По Слову моему

– Ищщщи-и-и-и…

Протяжный вздох волной покатился по неоглядному травяному морю. Воздух наполнился гудением – рои крохотных существ взвились над травами невесомой серебряной дымкой.

– Ищщщи-и-и-и…

Черный смерч вынырнул из-за горизонта и полетел над равниной, разрезая полотна лунного света. Смерч несся к Большой Воде, перемалывая парящее над степью невесомое серебро, и оставляя за собой черную полосу полегшей травы. И вдруг свернул, ринувшись к бредущему в траве стаду мамонтов.

– Аа-а-аргх! – смерч распался и вынырнувшее из него приземистое кривоногое существо с куцыми крыльями угрожающе зашипело, скаля клыкастую пасть.

– У-у-ургу-гуу! – старая мамонтиха вскинула хобот и яростное трубное гудение понеслось над равниной. Качнулись две громадные шерстяные горы – сыновья встали рядом с матерью и гудение их хоботов подхватило грозный напев. – У-у-у-у-гуууу! – задрали хоботы молодые мамонты и даже малыши, старательно раздувая пушистые бока, выдували свой вызов. Ноги, похожие на стволы деревьев, ударили в землю и стадо двинулось вперед.

Крылатая тварь угрожающе заверещала и плюнула – желто-зеленый плевок ляпнулся на густую шерсть, и медленно испарился, наполняя воздух запахом жженого волоса, перемешанного с вонью мертвячины и болота. Мамонты шли. Тварь попятилась перед надвигающимися на нее живыми горами, хрипло и зло каркнула и… шумно молотя крыльями, взвилась прямо из-под нависшей над ней гигантской тени. Закружилась, скандально вереща над ухом у невозмутимо бредущей мамонтихи. Удар хобота был стремителен, как бросок змеи. Тварь ухватили за крыло… и с размаху шмякнули об землю. Та пронзительно заверещала и канула в высокую траву как в воду. Стадо неспешно двинулось дальше.

Над качающейся травой, загребая одним крылом, медленно поднялась тварь. Долго, но молча плевалась мамонтам вслед – там, где падали ее плевки, возникали черные вонючие островки выжженной травы. Наконец плюнула в последний раз, зашипела, и снова окуталась черным вихрем. Вихрь покатился прочь, то и дело сплющиваясь, и выписывая замысловатые загогулины.

– Ищщщи-и-и-и…

Высокие стебли раздвинулись, из травы поднялись закутанных в шкуры мужчины. Молодой охотник тесно свел брови: если так сделать, старые-картинки-в-голове становились ярче и словно бы не такими старыми:

– Макуша! – он ткнул вслед мамонтам каменным наконечником копья.

Вождь качнул головой – запрыгали по плечам вплетенные во всклокоченные волосы камушки, пестрые перья, яркие травинки:

– Меховая гора… – обронил он, не отрывая настороженного взгляда от уносящегося прочь смерча.

– У-у-у! – замотал головой молодой охотник. – Макуша! – и снова потыкал мамонтам вслед.

– Макуша. – терпеливо пояснил вождь и для наглядности скруглил руки перед грудью. – Меховая гора. – пальцами показал подобие бивней и помахал рукой как хоботом. Жалостливо поглядел на молодого, неспособного отличить девку от мамонта. Какой из него охотник?

За спиной у молодого давились смехом остальные.

– Вввррх! – молодой аж подпрыгнул от злости. – Макуша не давать бить мохнатую гору! Давно! – махнул рукой за спину, будто указывая нечто, оставшееся позади.

Теперь уже вождь посмотрел вслед бредущим мамонтам и не только сдвинул брови, но еще и почесал в волосах, заставляя старые-картинки-в-голове разгореться. Картинки появлялись плохо: давний мамонт заходил в живот, выходил из живота, чего ему в голове делать? Живот забурчал, напоминая, что вот тот мамонт в живот так и не зашел, и картинка-в-голове сразу стала яснее. Было. Давно: Макуша выпрыгнула на тропу и замахала руками, не давая толстому мамонту подойти к выкопанной в земле яме. Ту яму все охотники рыли, пока глядящий сверху Горячий Глаз не сменился Холодным. Вождь Макушу побил. Потом отвел Макушу к Ведающей, и та ее тоже побила. А не оставляй племя без еды. Потом Макуша отвела племя к большой деревянной колоде, полной белого-вкусного, какое течет из мамонтих, и все пили. Макушу били еще, но нового белого-вкусного не появилось и бить Макушу перестали – зачем, раз съестного от того не пребывает? Только Ведающая с тех пор как глядела на Макушу, сдвигала брови.

– Та меховая гора убежала. Нету. – вождь покачал головой. Зачем мамонт, которого давно нет? Они ловят Макушу.

Молодой закрутился на месте, не зная, как передать вождю то, что долбилось в его голову как птенец изнутри в скорлупу:

– Гора – убежала! Макуша – убежала!

Ну что непонятно? Была Макуша – убежал мамонт. Теперь убежала Макуша – а вон они, мамонты!

Вождь снова нахмурился…

– Ищщщииии! – взвыло над равниной, заставляя травы колыхаться, как под самым сильным ветром.

Вождь с криком схватился за виски – на голову будто мамонт наступил, только изнутри. Хлюпнул носом, подбирая кровавую струйку, и призывно взмахнув копьем, побежал в сторону, противоположную умчавшемуся вихрю. Молодой охотник вместе с остальными бежал следом: Ведающая злиться, надо искать! Про мамонтов он уже забыл.

Стадо добрело до Большой Воды. Высокие стебли недовольно зашелестели, когда мамонты вломились в осоку и сгрудились, погрузив хоботы в воду. Между стеблями вдруг начало медленно всплывать что-то округлое, темное… Громадный полый пень от выломанного Очень Большой и Страшной Водой дерева закачался на прибрежных волнах. Шерсть на боку старой мамонтихи зашевелилась… и в хлюпающую на дне полого пня воду полетел сшитый из шкур мешок, а следом соскользнула юркая человеческая фигурка в обмотанной вокруг тела скобленой шкуре. Один из мамонтов сунул хобот в пень и принялся высасывать воду. Пень всплыл еще больше, а стоящая на дне фигурка потянулась к старой мамонтихе и обняла ту за хобот обеими руками.

– Фрррр! – ласково выдохнула мамонтиха. – Фрр-фрррр!

«Дитя, вскормленное моим молоком… – говорила мамонтиха – ее слова почтительно слушал и мотал на кончик хобота каждый в стаде. – Дитя, спасшее и меня, и моих сыновей, и все стадо – куда теперь идешь ты? Оставайся с нами, мы сумеем защитить тебя.»

Крепкий кулачок отер зареванное личико, покрытое разводами грязи, смешанной с кровью из многочисленными ссадин. Хотя даже под этой коркой можно было разглядеть пухлые губы, вздернутый нос и громадные зеленые глазищи с длинными ресницами – внутри полого пня стояла девчонка. Она еще раз обняла хобот и решительно помотала головой.

«Как знаешь». – шумно вздохнула мамонтиха и хоботом оттолкнула пень от берега. Скребя по дну корнями, пень неловко отплыл от берега. Еще толчок хобота, могучий мамонт размахнулся… Девчонка, сдавленно ойкнув, кувыркнулась на дно, а пень, вертясь и покачиваясь, медленно поплыл вдоль берега. Девчонка проводила уходящих мамонтов взглядом и уселась на мокрый мешок, то поглядывая на берег, то запрокидывая голову к Большому Черному Пологу с рассыпанным по его полотнищу сверкающими камнями.

Пень сильно качнуло, будто на полощущие в воде корни навалилось что-то тяжелое… Он завалился на бок, чуть не ложась на воду – едва не вывалившаяся наружу девчонка отчаянно уперлась ногами в стенки из коры… Бледные ладошки с силой ухватились за стенки пня, и в отверстие заглянуло мерцающее, как лунная дорожка, и полупрозрачное, как вода, девичье личико. Зеленые пряди вились вокруг него будто колышущиеся под водой водоросли.

– Вижу тебя! – невнятно прогундела зеленоволосая сквозь зажатую в острых клыках рыбешку. Неподвижные круглые глаза уставились на прячущуюся в пне девчонку, а измазанные чешуей и бледной рыбьей кровью губки растянулись в жуткой улыбке. – Тебя по всей земле ищут? А ты на воде! – она сплюнула рыбешку, остренькое личико стремительно вытянулось – и зубы громадной щуки щелкнули над рухнувшей на дно полого пня девчонкой. И замерли, зажав между челюстями… лохматую заячью безрукавку. Щучья морда медленно втянулась, снова сменившись девичьим личиком.

– Мне? – недоверчиво спросила зеленоволосая. – Дай! Дай! – черные когти схватили пушистый мех и зеленоволосая пропала. Пень снова накренился, бьющаяся на дне рыбка дернулась и вывалилась наружу.

Девчонка осторожно выпрямилась, выглядывая сквозь отверстие. Свернув в кольцо раздвоенный хвост, зеленоволосая сидела на полощущихся в воде корнях и самозабвенно крутила в перепончатых руках безрукавку: когти пощелкивали по нашитым у ворота костяным бусинам, теребили бахрому из беличьих хвостов. Наконец с восторженным писком она натянула безрукавку и сиганула в воду, только раздвоенный хвост плеснул. Вынырнула позади пня – мех безрукавки был мокрым насквозь и обвис, часть бусин оторвалась, но восторга хвостатой это не уменьшило: поверх безрукавки теперь красовались бесчисленные низки из ракушек. Гордо выгнув хвост и выпятив грудь, она закачалась на воде, предлагая на себя полюбоваться. Выглядывающая из пня девчонка судорожно закивала головой.

– Чего хочешь взамен? – хвост звучно хлестнул по воде.

Девчонка молча указала рукой. Там, вдалеке, посреди Большой Воды, громоздилось что-то мрачное, грозное, в темноте похожее на громаду облаков.

– Нельзя! Запрет! – хвостатая метнулась в сторону – ее полупрозрачное личико исказил ужас. Девчонка молчала. Хвостатая подплыла обратно, искоса поглядела на девчонку, потеребила бахрому безрукавки. – Хочешь рыбки? А ракушку? – зашипела сквозь оскаленные клыки, когда девчонка покачала головой. Метнулась туда-сюда и наконец неохотно процедила. – До берега не повезу, только до прибоя. – девчонка кивнула, хвостатая зашипела снова, уперлась обеими руками в стенки пня и стремительно заработала хвостом. Взбивая корнями пену, пень рванул поперек Большой Воды к далекой темной громаде. Девчонка снова свалилась на дно и на всякий случай уперлась ногами в стенки.

– Сестрица! Сестрица-водяница! – разнесся над водой голосок, похожий на журчание воды в ручейке. Девчонка чуть не взвыла в своем убежище.

– А что ты тащишь? А зачем? – прожурчало совсем рядом, за стенкой пня и послышался скрежет, будто толстый чешуйчатый хвост потерся об кору. Пень качнуло и тут же раздался пронзительный визг. – А это у тебя что-что-что? Где взяла? Дай! Дай!

– Не дам! Мое! – завизжала в ответ хвостатая. Пень закружило, девчонку внутри перевернуло, чуть не поставив на голову. Громадный рыбий хвост поднялся над отверстием и с грохотом обрушился на пень. Едва успев вцепится в мешок, девчонка вылетела в воду. Темная вода захлестнула с головой, залила глаза, нос, раззявленный рот, девчонка отчаянно забила руками и ногами. Ее вдруг схватили за ворот и выдернули из воды. Вторая хвостатая, не с зелеными, а ржаво-бурыми волосами, прошлась когтями по стянутым на плече шкурам.

– Дай! – взвизгнула эта вторая водяница. – Хочу-хочу-хочу! – вытянутые рыбьи челюсти щелкнули у самого лица девчонки.

Над водой разнесся клекочущий вопль… и черный смерч сорвался с далекого берега, втянул в себя воду, и понесся по лунной дорожке прямо к полуутопленной-полузадушенной девчонке. Из сплошного кружения воды и ветра высунулась оскаленная клыкастая рожа, протянулись когтистые лапы…

– Куда лезешь? – заверещала водяница. – Я нашла! Мое! Пошло вон! – водяница отшвырнула девчонку… гам! – прыгнула и щучьей пастью вцепилась твари в рожу. Смерч рухнул, точно затянутый под воду, а тварь заорала.

Девчонка замолотила руками по воде… Волна, похожая на холку мамонта, пронеслась навстречу бегу Большой Воды, приподняла и поволокла к берегу. Девчонка успела оглянуться – водяница и тварь из смерча сцепились в неразрывный клубок: летели во все стороны ржаво-багровые патлы, молотили куцые крылья твари и от пронзительного визга обеих бурлила вода. Уносящая девчонку волна взвилась, здоровенный рыбий хвост наподдал под спину и девчонку швырнуло в пенную кромку прибоя.

– Отдарилась! – выкрикнула водяница в мокрой меховой безрукавке, взмывая в прыжке. – Больше не попадайся – съем! – и рухнула в воду, только раздвоенный хвост мелькнул.

Девчонка поднялась на четвереньки, отчаянно отплевываясь от водной пены, вскочила и что есть духу помчалась к нависающим над водой черно-багровым камням. Прыжок! Белкой она взметнулась на скальную стену, и быстро и ловко полезла наверх, цепляясь за выступы и ставя ногу в зазоры между камнями.

За спиной раздался пронзительный жалобный крик, и тут же победно взвыла тварь из смерча. Оглядываться девчонка не стала – она и так знала, что черный вихрь уже кружит на поверхности воды, вот он становится плотнее, выше, несется все быстрее… Урррр-урррр! – вихрь ринулся к прибрежной скале, на которой, словно приклеившись тощим животом к камням, распласталась девчонка. Рррррр! – утробно рыча, вихрь поднялся над водой… Девчонка отчаянно рванулась вверх и в один миг перемахнула скальный карниз. Вихрь с воем впечатался в камни.

Девчонка изо всех сил понеслась к возвышающейся невдалеке плотной стене деревьев –мешок из шкур подпрыгивал у нее на спине, точно подгоняя.

– Аууууурррр! – черный смерч мчался следом, из его кружения потянулись шишковатые, похожие на сухие сучья лапы, и сомкнулись у девчонки на плече… Молча, без крика, та рванулась… кровь обильно хлестнула из располосованного плеча. Девчонка упала на колени, вскочила, нырнула, уворачиваясь от щелкнувшей у нее над головой лапы – когти полоснули по мешку – и с разбега вломилась в высокие кусты, усыпанные круглыми сиреневыми венчиками. Черный вихрь ринулся за ней… и вдруг завис перед сплетением колючек, то взлетая, то опадая до самой земли и пронзительно визжа. Наконец сдался, и понесся обратно, сиганув с высокого скального берега вниз, на Большую Воду.

Девчонка раздвинула ветки, поглядела вслед твари, потом перевела внимательный взгляд на колючие кусты, и наскоро перетянув отодранным клочком шкуры разорванное плечо, двинулась вглубь леса. Затрещало. Девчонка метнулась за широкий древесный ствол, морщась от боли, сунула руку в мешок и принялась растирать что-то по рукам и лицу. Запыхтело… мимо протопали громадные медвежьи лапы – судя по этим лапам медведь в холке доставал до нижних ветвей деревьев. Лапы остановились… Раздалось сопение – медведь принюхивался. Девчонка скорчилась за стволом – между пальцев у нее сыпалась мелкая травяная труха. Медведь громогласно чихнул – сухие иголки и старая листва шумно осыпались с деревьев – и потопал дальше. Девчонка выползла из-под кучи опавших иголок… и прижимая пропитанную кровью тряпку на плече, опрометью помчалась через лес. Нога скользнула на влажной листве… она кубарем покатилась вниз по невысокому лесному склону… и выкатилась из-под прикрытия деревьев прямо на открытую небу круглую поляну.

На поляне колыхались под ветром ровные ряды налитых зерном колосков. А вокруг, точно собрались на танец, выстроились невысокие крепкие яблоньки. На самых хрупких и молоденьких висели обычные лесные яблоки: твердые, как камешки, и мелкие, размером с мужской ноготь. Зато на остальных… может, то была обманка лунного света, но яблоки были… просто огромными! С целый детский кулак! И такие призывно-зеленые, что рот сам собой наполнялся слюной!

Вокруг деревца с самыми крупными яблоками, полностью закрывая его своими огромными тушами, сидели чудовища: два крылатых змея с радужной чешуей и еще одно, похожее на степного пса, только огромное и с торчащими из лопаток рябыми крыльями. Чудовища медленно повернули огромные головы. Одно, переливающееся, словно цветная галька в роднике, кинуло в пасть полную горсть крупных зеленых яблок и принялось жевать, задумчиво глядя на скорчившееся у его лап тельце. Девчонка тихо охнула… и провалилась во тьму.

– Хлююююп… Хлююююп… – что-то влажное и шершавое прошлось по коже.

– Ты ее сейчас как кусок соли слижешь. – насмешливо хмыкнул глубокий, очень красивый мужской голос.

– У нее кровь вкусная. – ответил второй, с раскатистой рычащей хрипотцой – и мокрое-шершавое снова прогулялось от пяток до кончика носа.

Кровь? Ее сейчас съедят! Девчонка замерла неподвижно – вдруг примут за дохлую? Вдруг они дохлятину не едят? Но предательская дрожь охватила тело, заставляя зубы мелко постукивать.

– Кажется, оно замерз-с-с-ло. – прошипел женский голос. – Разожги огонь, Кингу Велес.

– Воля Владычицы… – ответил глубокий мужской голос, что-то зашипело…

Огонь? Нет, только не огонь, не здесь! С хриплым криком девчонка взвилась на ноги и кинулась к покачивающимся под ночным ветерком колосьями, будто собираясь их обнять широко распахнутыми руками… Словно толстая змея обвилась вокруг ее щиколотки, ее дернуло и поволокло животом по траве, она повисла вниз головой… глядя в лицо черноволосой женщине. Или… и не женщине вовсе? Она совсем не походила на баб племени: разметавшиеся по узким плечам (как с такими-то коренья копать?) волосы смахивали на змей, лицо было резким и каким-то… острым, как каменный скребок, а глазищи огромные: в выгоревшей под Горячим Глазом степи сухой травой да пылью как дунет – не проморгаешься!

– Что это она? – с любопытством спросила женщина.

Девчонка покачивалась в воздухе, потом начала медленно вращаться… вокруг ее щиколоток и впрямь обвивался толстый змеиный хвост. Гибкий, сильный, покрытый радужной чешуей, он изгибался в траве… и заканчивался женскими бедрами.

– Эй, ты! – змеиный хвост встряхнул девчонку за ноги… а… второй змеиный хвост повернул ей голову так, чтоб женщине было лучше видно. – Тебя как зовут?

– Ты и впрямь надеешься услышать от зверька имя, Супруга моя и Владычица? – насмешки в глубоком красивом голосе прибавилось. – Я уже видел этих существ – обычные животные. У здешних водяниц хоть хвост есть, почти как у тебя, дорогая. И разговаривать с ними можно, хотя они изрядно приулитковаты…– за плечом у женщины появился… ОН! И уставился на раскачивающуюся в воздухе девчонку такими же громадными глазищами, прорезанными узким золотым зрачком.

В животе у девчонки стало тяжело и холодно, будто туда вошел наконечник каменного копья, а потом вдруг сразу горячо. Он был… он был… он был… Она и не знала, каким ОН был, она только хлопала глазами, как если бы глянула в Горячий Глаз! Это ночью-то!

– Выходит, смахивают на Мать нашу не только хвостом? – раскатисто расхохотался второй, появляясь за другим плечом женщины. Лохматый, всклокоченный, глаза раскосые, обычный, словом, хоть и с крыльями…

– Не дерзи! – второй хвост исчез и раздался сочный шлепок, как от подзатыльника, лохматый-крылатый покачнулся и снова рычаще расхохотался.

– Макуша! – вдруг выпалила девчонка, не отрывая глаз от того, первого (у него волосы черные, а на лице ничего, и на груди шерсти нет, и на руках!) – Не зверек. Имя знает.

– А-ай! – хвост судорожно дернулся и Макуша отлетела прочь. – Оно разговаривает! – и женщина как по дереву скользнул по НЕМУ, обхватив ЕГО руками за плечи, а хвостами обвившись вокруг пояса.

Макуша вскочила, сжимая и разжимая кулаки – куда эта змея ручонки свои слабосильные тянет? Когтистые такие ручонки… И отблескивают… странно. Макуша шумно выдохнула и с трудом оторвав взгляд от НЕГО, обвела глазами поляну. И тут же позабыла обо всем, даже… даже о НЕМ. Она медленно опустилась на корточки, уткнулась лицом в колени и заплакала, не слушая голосов над головой.

– Плачет, видишь? – прошептала женщина, разжимая пальцы на шее темноволосого красавца. – Она не зверек.

– Лани плачут, Владычица. – возразил лохматый.

– И разговаривают?

– Все звери разговаривают! – искренне обиделся лохматый. – Надо только понимать об чем с ними говорить. Волку, к примеру, об меде не интересно, ему бы об мясе. А о мирах, да судьбах богов…

– Об этом уже никому не интересно! – резко оборвала его та, которую называли Владычицей. – Сейчас я хочу знать, почему плачет вот оно… она… Нет, еще раньше я хочу знать оно это или она! Эй ты, отвечай! А то по тебе не очень-то видно!

Обида пробилась даже сквозь владеющее Макушей отчаяние. Она оторвала зареванное лицо от коленей, бросила завистливо-пренебрежительный взгляд на Владычицу.

– Все понятно, оно самочка. – хмыкнула Владычица и самодовольно выпятила грудь.

– Девка я. – процедила Макуша и принялась оглядываться. – Шкура-то моя где? – нечего тут всяким змеюкам – сравнивать!

– Это не твоя, это оленья… Аррр, тут еще и волчья! – лохматый вертел в руках ее промокшую и изодранную рубаху.

– Моя! – Макуша вырвала шкуру у него из рук. – Я их сама скоблила! – она замоталась в шкуры, помогая себе зубами, стянула разорванные завязки на плече.

– Зачем она это делает? – Прижимаясь плечом к НЕМУ, прошептала женщина-змея, с любопытством глядя на Макушу.

– Мерзнет, наверное… – неуверенно ответил ОН.

– И натягивает на себя… чужую шкуру? – изумление в голосе лохматого было глубоким как Большая Вода. – Ей своей мало?

– Она у нее… какая-то драная. – разглядывая царапины на Макушиных плечах, хмыкнула женщина-змея.

– Ничего не драная! В шкурах все ходят! А у тебя живот во… как земля ровный! – Макуша для наглядности топнула пяткой по земле. – У нас в племени бабы есть, у которых брюхо, знаешь, как висит! – и с гордостью помахала руками чуть не у самых колен. Зажмурилась в ожидании удара – за такое не сама змеюка, так мужики ее враз прибьют! Ну и хорошо.

– Все… ходят? – переспросил ОН. – Любопытно…

Макуша приоткрыла один глаз. Нанесенную ею смертную обиду как и не заметили? Может, они слабые – иначе чего не бьют? Макуша с сомнением поглядела на НЕГО и… Ух-ху! Рот у нее изумленно приоткрылся. От его живота, словно проступая сквозь кожу, расползалась чешуя: полоса синяя, как вода, желтая, как огонь, бурая, как земля, и почти прозрачная, как марево в жаркий день над Большой Водой. Чешуя покрыла грудь и захлестнулась на одном плече, точно как завязки Макушиной шкуры.

– На меня погляди! – подскочил лохматый – теперь его покрывал мех! Гладкий плотный собачий мех на человечьем теле – также сходящийся на одном плече! На одном – людская кожа, а на другом – мех… растет! Как на настоящем псе! Макуша попятилась.

– Совсем безголовые! Смотрите, как надо! – женщина изогнулась, так что черные, похожие на извивающихся змей, пряди мотнулись по земле, крутанулась на хвостах… Макуша ахнула и даже про страх позабыла, и что прибила бы змеюку, дай только способ. От хвостов и до подмышек, оставляя только человечьи плечи, змеюку закрыла чешуя… но какая! Многоцветные чешуйки складывались в узоры, от которых глаз не отведешь! По бедрам ровненькие завитки голубой волны, на спине дерево, по рукам волки бегут, а на пупке, на пупке-то – мамонт!

– Красота! – восхитился лохматый.

– Ты прекрасна, как всегда, дорогая, и в то же время – как никогда! Ты – извечная тайна! – склонил голову к плечу ОН – глаза его смеялись.

– Ты всегда знаешь, что сказать, Змей мой и Супруг! – растроганно вздохнула змея и Большая Вода на ее груди вскипела волной и рассыпалась серебряной пеной. – Эй-эй, а ты, зверушка, прими руки! Уберите ее от меня! – отгоняя Макушу, будто одно из тех мелких-кусачих, что кровь пьют, Владычица поджала хвосты.

Макуша только рыкнула и вцепилась ей в ладошку – вот уж где и вовсе непонятное, даже на когтях чего-то! – и тут с высоты донеслось протяжное, торжествующее гудение: у-у-у-у! Будто неслось оно над вершинами деревьев… Макуша застыла, только и успев подумать: Ведающая племени, она ведь всегда так… отвлечешься, тут она и появится, да палкой по дурной башке, чтоб не держала в той башке лишнего, а работу сполняла – шкуры скребла, али мясо рубила. Вот и сейчас… Макуша подняла полные отчаяния глаза – туда, где мрак был еще гуще, словно что-то черное закрыло блестящие камешки на Черном Пологе… и метнулась к НЕМУ.

– Беги! – закричала она, толкая ЕГО обеими руками в чешуйчатую грудь. – Быстро беги!

– Дикая совсем зверушка! – хватая ее за запястья, пробормотал ОН.

Макуша рванулась – остальных-то двоих пусть едят, что ей, а ЕГО, ЕГО она спасет!

Черный вихрь, торжествующе завывая – нашел, поймал, заглочу! – рухнул с крон деревьев на поляну.

– Беги, дурной! – извиваясь в ЕГО хватке, завизжала Макуша. Гигантская тень накрыла Макушу – стремительно, как поднимающаяся волна, над ней вырастал… громадный крылатый змей! Распахнулась зубастая пасть… и навстречу черному вихрю ударила струя воздуха, холодная, как Большая Вода на глубине, острая, как кремниевый нож, тяжелая, как дубина. Черный кокон смерча разметало клочьями… и наземь плюхнулась прячущаяся внутри куцекрылая кривоногая тварь. Захлопала голыми веками, пуча глазищи на змея. Из пасти змея вырвалась струя огня. Пламя охватило поляну, затрещали в огне ветки яблок, вспыхнули колоски… Из горла Макуши вырвался пронзительный вопль, огонь лизнул кожу, затрещали, скручиваясь от жара, ее волосы…

– Кхе! Кхе-кхе-кхе! – огонь опал мгновенно, точно его и не было. Посреди поляны стояла закопченная, как головешка, тварь. Она еще разок сухо кашлянула, выперхивая из пасти золу. Повернулась. И на подгибающихся кривых ножонках заковыляла прочь. Змей топнул лапищей. Полянку тряхнуло, как бабы шкуру трясут, когда блох вытряхивают, тварь пискнула… и шустро укатилась в лес.

Наступила тишина. Макуша снова плюхнулась наземь и в ужасе уставилась на возвышающегося над ней черноволосого мужчину.

– Это оно тебя подрало?

Макуша одновременно покивала… и тут же помотала головой.

– Ведающая послала… за мной… – не отрывая глаз от НЕГО Макуша отползала, оставляя за собой след на выгоревшей земле. – Она говорила: запрет… нельзя сюда ходить… страх большой… а я ходила… и никого… а теперь вы… вы и есть – страх! Ой большой страх! – она вскочила и кинулась бежать.

И снова вокруг ее ноги захлестнулась змея, ее уронили и поволокли обратно.

– Ты напугал ее, Кингу Велес! – укоризненно сказала женщина-змея. – А она, может, еще какие интересные штуки знает! – хвост подтянул Макушу поближе и усадил рядом с женщиной-змеей на единственном пятачке невыгоревшей травы.

– Не знаю! Ведающая знает, вождь звериные тропы, и Старый про камни! – недоставало, чтобы Ведающая решила, будто Макуша на ее место у костра метит, уж она тогда… А что – тогда? Разве сделает она Макуше хуже, чем и без того собиралась?

– Ведающая, вождь и старый… – задумчиво повторила женщина-змея. – И кто же они такие? Как вы себя называете, зверушка?

– Я не зверушка! – огрызнулась Макуша и попыталась выпрямится, совсем как Ведающая. – Мы – Великое Племя, что живет над Большой Водой, наши охотники самые сильные, а женщины – самые толстые, наши топоры остры, а копья летят дальше всех…

– Племя? Значит, они… племенники? Племяши? – задумалась женщина-змея.

– Кажется, их называют… человеками. Водяницы рассказывали… – неуверенно пробормотал ОН.

– Люди мы! – возмутилась Макуша. – Ведающая бы рассказала, а я столько слов не знаю.

– Чтобы правильно поведать о вашем величии? – хмыкнула змея и тут же остро глянула на Макушу. – От этой замечательной Ведающей ты и сбежала?

– Она сбежала от своей Владычицы? – крылатый пес опустился на поляну и принялся с чавканьем вылизывать слегка подпаленный хвост. Женщина-змея покосилась на него неодобрительно, он виновато прижал уши, но вылизываться не перестал.

– Она хочет тебя вернуть. – продолжила змея. – И на что ты ей? – окидывая Макушу не пренебрежительным, а скорее задумчивым взглядом, требовательно спросила она.

– Матери Сырой-Земле отдать. – просто ответила Макуша.

– Драконенка? – разом возмутились змея и ОН, потом переглянулись и он нерешительно предположил. – М-м… Человечёнка? Человечка? Как у вас маленьких называют?

– Я не маленькая! – возмутилась Макуша. Или они как Ведающая, считают, она мало работает? А она все делает! И все умеет! Даже больше других… Просто не про все рассказывает.

– Сколько же тебе лет? – усмехнулся ОН. И видя полное непонимание на лице Макуши, тяжко вздохнул. – Когда ты родилась? Появилась ты когда?

– А! – на лице Макуши отразился восторг, что она, наконец, поняла, и он перестанет на нее смотреть точно как Ведающая. – Ведающая говорит: когда Большая Вода рогача сперва проглотила, а потом у самого нашего стойбища выплюнула! А тут еще и я! Рогача всем племенем ели!

– Хорошо хоть не перепутали… кого есть. – безнадежно пробормотал ОН.

– Ей лет двенадцать-тринадцать. По здешнему счету. – вмешалась двухвостая змея.

Макуша поглядела на нее недоуменно.

– Молодых в жертву – оно и лучше. Что со старика Силы? – уверенно вмешался крылатый пес. – Ты ж тоже старую добычу не любишь, тебе молоденькое мясо подавай, верно, Кингу Велес, Первый из Змеев?

Какое у НЕГО длинное имя. ОН сам могучий, вот и имя такое же!

– А ты не желаешь, значит? – продолжал пес, теперь уже разглядывая девчонку с некоторым неодобрением.

– Она уже ту-что-меня-принесла отдала! Мою… мамку… – заторопилась объяснить Макуша. Она чувствовала себя виноватой: Ведающую не слушала, к Матери-Сырой-Земле не пошла, и теперь очень хотела, чтоб хоть кто-то ее понял, хоть вот чудища, даже если потом съедят! – Мамка зеленые-с-дерева приносить умела, во такие! – она показала свой кулак.

– Эти? – ОН сдернул плод с дерева и запустил в него зубы. Макуша дернулась… и вздохнула. ЕМУ – можно, да и что уж теперь…

– Ведающая сказала, мамку Матери-Сырой-Земле отдать, чтоб она много таких выпросила, а то как Ведающая с вождем, и Старым поедят, остальным мало остается. Мамку отдали, а зеленых-с-дерева совсем не стало. Они тут все остались. – загрустила Макуша. Тогда она и подумала, что Ведающая ведает не все. Хотя про чудищ вот знала… она снова покосилась на НЕГО. Он увлеченно жевал. Хорошие охотники всегда много едят.

– Понятно… – задумчиво протянула змея. – Ваша эта… Ведающая, принесла твою мать в жертву ради урожая, но на самом деле вы больше не получили ни единого яблока, и ты усомнилась, такая ли уж она ведающая. Ведь на самом деле твоя мать нашла эти яблоки здесь, а другие из вашего племени сюда не ходят, Ведающая запретила, ведь тут «страх большой». – змея усмехнулась. – Но ты, как истинная дочь своей матери, все равно полезла, тоже нашла яблоки, и усомнилась в вашей Ведающей еще больше, ведь «большого страха» – нас с вами, мальчики – тут не было.

Голова у Макуши вертелась, как если бы она со склона кувырком катилась: змея знала так много слов! И все слова такие… Слова! Зеленые-с-дерева – яблоки… будто даже засветились во тьме, и на ветвях повисли тяжелее и заметнее, после того как им имя дали!

– Владычицы, как всегда, зрит в суть вещей. – ОН… Кингу Велес… склонил голову, так что черные с багровым пряди закрыли лицо. – Мудрость Владычицы неизмерима.

Какая еще мудрость у змеюки этой? Слов она знает много, но она же не Ведающая! Ведающая – всего одна!

– Не нашла я! И мамка не нашла! – выпалила Макуша, возмущенно глядя в круглые глазищи поганой змеюки. – Сделала их мамка!

Она не поняла, почему после этих слов все трое застыли, будто камни над Большой Водой, но ей все равно понравилось!