Они являются нам через артефакты древности, – настоящие хранилища остановленного, законсервированного времени. В нем сокрыт и дух, и святость, и дерзание, канувшие в Лету. Извлечь их, значит увидеть многоликого гения места. Но чтобы разглядеть его надо пристально всмотреться. В этом цель нашего путешествия. Жив дух, жив гений – жив город. Если нет, они все словно мертвые.

Как утверждают современные ученые, абсолютно все, даже самые незначительные события жизни, сохраняются в нашей памяти. Хотя мы о них давно забыли. То же можно сказать и об исторической памяти. Гений места, пребывающий даже в самых ничтожных руинах, дарит нам возможность увидеть давно ушедшие миры, стать со-причастными им.

Древние дворцы и храмы по-прежнему дарят нам красоту, как истину, какой она когда-то явилась человеку. Ее отголоски можно видеть, слышать и даже обонять и осязать повсюду, – от праздника тюльпанов до мечетей, от ресторанов со старинной кухней до грандиозной панорамы падения Константинополя, посетители которой не только видят, но и наяву слышат отзвуки той великой драмы.

Гений места, отраженный в памятниках, – это ворота, через которые по-прежнему врывается в Город Мехмед Завоеватель, сжимая в руке меч Пророка, или Золотые ворота, по-прежнему ждущие второго пришествия Христа, это истово молящийся на вершине холма Даниил-столпник, или крики ясновидящей, обращенные к императору Михаилу.

Сегодня мы склонны сильно преувеличивать свободу и автономность своих мыслей и действий. И не замечаем реальность, которая окружает нас, присутствия, которое постоянно вторгается в нашу жизнь, являясь подлинным источником наших мыслей и действий. Благодаря этому присутствию, мы становимся со-звучны городу, со-причастны ему. Его гений вне времени, и неважно когда кричала безумная сивилла, тысячу лет или пять минут назад. Предлагаемая книга мыслится, как попытка сделать первый шаг на пути к осознанию материальной и временной реальности, которая окружает нас. На примере великого города Стамбула и некоторых его окрестностей.

ГЛАВА 1. Вместо пролога. Умершему великому гиганту посвящается

С. Дали Дезинтеграция постоянства памяти

Да что сказать, мистер.

Этот Город всегда выглядит как в последний день Карнавала.

Неизвестная местная жительница, 1878 г.

Священный город Константина. Царьград. Он не раз рождался, и был на краю гибели. Его предсмертные стоны заставляли холодеть от ужаса весь христианский мир. Его закаты исполнены то величия трагедии, то печали и тоски. Это центр притяжения огромных пространств на разных континентах, а для европейцев – сияющий град на холме, исполненный святости и чудес. У него всегда было высшее предназначение, но главная, самая амбициозная цель, – стать центром конца времен – так и не была достигнута.

История священного мегаполиса началась в дыму жертвенной курильницы дельфийского оракула, сквозь который впервые проступили неясные контуры великого будущего. Посланец города Мегары по имени Виз, потомок бога Посейдона и нимфы Кероссы, участник, по утверждению хрониста Дионисия, легендарного плавания аргонавтов, благоговея, выслушал пророчество и исполнил его. Здесь, на пустынном берегу, глядя на изменчивые и бурные воды пролива Босфор, он заложил город. За послушание боги и скромный немецкий филолог Иероним Вольф¹ щедро наградили его, – через тысячу лет крупнейшее государство на обломках античного мира, станет носить его имя. Да, это была Византия. И был Византий, история которого теснейшим образом связана с проливом Босфор, этим «коровьим бродом» в переводе с греческого. Бродом он был, разумеется, только для одной коровы в истории. Для Ио, – дочери царя Аргоса Инаха, возлюбленной Зевса. Который и превратил ее в корову, чтобы спасти от преследования Геры, своей жены. Но Гера пылала ревностью. Она создала гигантского овода, который терроризировал несчастное божественное животное, гоняясь за ним по всему Восточному Средиземноморью. Отзвуки этой драматической истории сегодня мы можем услышать в названии не только Босфора, но и Ионического моря. Оно ведь от слова «Ио»².

А потом на эти земли пришел Рим. И было видение императору Константину. Явился сам Господь, указав место для новой столицы. Божественное предписание было в точности исполнено. В одночасье стены, башни, храмы Нового Рима взметнулись ввысь, к небесам. Со всех концов Империи сюда свозилось все лучшее, что великие мастера создавали на протяжении веков. Так возник город-музей, город-сказка. Ушли в прошлое провинциальность и прозябание на окраинах империи. Появилась избранная самим Господом великая столица. Как когда-то неожиданно предстал пред взором изумленных народов Рим. Как потом из пустынной окраины мира, нищей Аравии выйдет один избранный. Пророк, который сплотит народы и поведет их за собой. Спустя восемь веков наследие Виза и Константина, последний оплот христиан в Азии, будет уничтожено. Но и возрождено к новой жизни. К новому блеску новой империи, но, увы, и к последующему закату, упадку, блеклости красок, тишине и запустению.

Герои тех времен совершили множество подвигов. Знаменитых и незаметных. Один из них, – спасение для нас великого наследия античности. Как позже оказалось, оно стало важнейшим фактором взлета средневековой арабской культуры³, европейского Возрождения, а следовательно и начала формирования новой цивилизации, в которой все мы живем до сих пор. Трехвековое противостояние варварскому миру, волнами накатывавшему на твердыню, сбережение наследия античности стало подвигом целых поколений.

Эта земля была столь щедра, что давала расцвести любому, кто бы к ней ни прикасался, вне зависимости от религии или национальности. На смену Византии пришла другая великая империя, – блестящая Порта. Уже вечером победного дня 29 мая 1453 года Мехмед II Завоеватель отдал приказ о переносе своей столицы в лежащий у его ног город. Константинополь сохранит свое значение, только уже в мусульманском мире.

Империя пала. Ее Город, – в руинах, словно мумифицированный, но по-прежнему великий. Он будто бы спрашивал Мехмеда, а достоин ли ты Меня? Достойна ли твоя империя? Выдержишь испытание Мною? Ведь множество великих городов древности канули в небытие из-за того, что новые владельцы оказались недостойны их. Не смогли ни наследовать им, ни предложить новое продолжение великой истории. Свой Путь. Где та великая Антиохия? Великая Александрия? Эфес? Мехмед и его приемники приняли вызов, брошенный Константинополем, и смогли стать достойными его, предложив новый путь и новое будущее.

Но и с прошлым решено было не порывать. Мехмед II официально принял титул Цезаря Римской империи (Qayser-i Rûm), легитимность чего вскоре подтвердил глава православной церкви, константинопольский патриарх. Таким образом, де-юре Римская империя продолжила свое существование. Причем сразу в двух ипостасях. Как Священная Римская империя германской нации (рыхлое политическое образование, сумевшее, однако, продержаться более 800 лет, вплоть до Наполеона), и как колоссальная по размерам Османская империя, «протянувшая» еще больше века – до 1922 года⁴. Удивительно, сколько людей, представлявших самые разные культуры, национальности, эпохи, пытались возродить или продлить существование Римской империи. Видимо, стоит признать, что в мировой истории не было и не будет более популярной и уважаемой страны. В итоге, совместными усилиями, де-юре жизнь Римского государства, во всех его ипостасях, удалось растянуть почти на 2700 лет!

Свои притязания на престолонаследие Мехмед основывал не столько на покорении Византии, сколько на кровном родстве с прежней императорской семьей: один из его предшественников султан Орхан I был женат на ромейской принцессе. Кроме того, хотя последний император Константин XI не оставил потомков, но ему могли наследовать племянники. Почти сразу после падения Константинополя Мехмед принял их на службу. Старший стал Хас Мурадом, фаворитом султана и генерал-губернатором Балкан. Младший, – Месих-Паша, – адмиралом флота и губернатором провинции Галлиполли. Позже, при сыне Мехмеда Баязиде II, он занял пост Великого Визиря, – второго человека в Империи.

Как на небе не может быть двух Солнц, так и у Рима не могло быть двух наследников. А потому в XVI веке разразился ныне уже порядком подзабытый скандал, – турки возмутились тем, что австрийцы использовали титул «цезарь» применительно к своему императору. Столь вопиющее нарушение этикета привело к войне, по окончании которой в 1533 году был подписан мирный договор, который закрепил эксклюзивное «право на бренд» за османами.

*** *** ***

Великая столица четырех империй – Римской, Византийской, Латинской и Османской – Константинополь всегда был, по определению Фернана Броделя, настоящим чудовищем, без устали пожирающим овечьи отары Балкан; рис, пшеницу и бобы Египта; лес черноморских стран; верблюдов и лошадей Малой Азии. Да еще людей, десятками и сотнями тысяч затягивая в себя, как в воронку, со всех концов империи, и рабов из гигантского средиземноморского региона и России, которых продавали на громадном рынке Бешистан в самом центре Города. Он «стягивал», замыкал на себя невероятные пространства. Он много получал, но и отдавал не меньше. Житие Иоанна Акатция свидетельствует: «Все те диковинки, что в других городах можно найти по отдельности, здесь обретаются одновременно. Наш Город можно уподобить общей мастерской всей земли. Сюда свозят все, что произрастает повсюду, что-то на судах, что-то на повозках. В Константинополь стекается все, подобно тому, как все реки впадают в море». Для византийцев он был магнитом человечества, ключом Вселенной, оком Востока, семихолмным господином, светилом небесным, акрополем Вселенной, утренней звездой, святым городом и т. п. В общем, по замечанию Одо Дейльского, «во всех отношениях он превышал умеренность. Насколько он богаче прочих городов, настолько и более развратен».

А в 1920 году он стал настоящим спасением для десятков тысяч наших соотечественников, искавших спасение после поражения в Гражданской войне. Хотя в то время его население едва превышало полмиллиона человек: после Первой мировой Османская империя лишилась 60% своей территории, а ее столица превратилась в политическое захолустье с ветшающими следами былого величия. Вскоре история Константинополя завершится: в 1930 году, вместе с 1600-летним юбилеем, он сменит название на Стамбул⁵. Еще раньше был утрачен столичный статус. Упадок продолжался долгие десятилетия. Полупустой, заброшенный город-призрак, где даже призыв муэдзина к молитве был как будто обращен не к людям, а к слепым, глухим, порядком обветшавшим домам, давно отжившим свой век.

Бродя по его глухим улочкам, кое-где до сих пор можно увидеть внушительную железную дверь с облупившейся краской, высокую и широкую, замшелую, но крепкую стену, деревянные ставни и резные балконы, и другие следы канувшей в Лету цивилизации. «Здесь некогда жили люди, немного похожие на нас, только жизнь у них была совсем другая. Эти времена давно прошли, и мы отличаемся от тех людей – по сравнению с ними мы бедны, слабы и провинциальны», – пишет коренной стамбулец, лауреат Нобелевской премии Орхан Памук.

Нынешнее богатство и возрождение города после многовекового упадка не должны вводить в заблуждение, – это блеск и могущество безличного техногенного мира постчеловеческой эры. В нем погас блеск божества, а люди превратились в «колесики и винтики» безжалостного, хотя и дарующего внешний комфорт, механизма эпохи заката нынешней цивилизации. Да, Стамбул из пластика, стекла и бетона, как раньше, деловит, суетлив, устремлен в будущее. Но все же он стал лишь одним из многих. Поправ великие руины. Без блеска и без Бога.

Правда, его душа еще живет, но все более истончается, истекая Печалью. В ней, как писал Орхан Памук, «и настроение его музыки, и чувства его поэзии, и некая субстанция жизни, – все сразу». А сколь печальна была традиционная стамбульская забава, – наблюдать за сгоравшими в пламени пожаров старинными особняками. «С ними навсегда уходила великая эпоха, которой мы оказались недостойны, и чувство вины у зрителей смешивалось с желанием поскорей перелистнуть эту страницу истории, забыть о ней и построить, наконец, в Стамбуле второсортную, бледную копию западной цивилизации».

Печаль Стамбула в корабельных сиренах, ревущих в тумане; в полуразрушенных городских стенах; в руинах монашеских обителей; в чайках, неподвижно сидящих под дождем на ржавых, обросших мидиями и водорослями бортах барж; в еле заметном дымке, поднимающемся из трубы огромного старинного особняка холоднющей зимой. Она в аистах, которые, курлыкая в осенней тишине, летят на юг. Сумерки года… Они оставляют позади Босфор, а стоящие внизу люди, задрав головы, провожают их взглядом. Печаль в сохранившимся еще со времен Юстиниана зоопарке, когда-то крупнейшем в мире, а ныне – участке парка Гюльхане, где в клетке сидят две задумчивые козы и три утомленные жизнью кошки. Эта печаль незримо присутствует везде, – на улицах, в людях, в тумане Босфора. Порой она становится почти видимой: куда бы вы ни посмотрели, она живет здесь, и избежать ее невозможно.

Иногда стамбульцы пытаются заглушить печаль, смотря на Босфор и подсчитывая проплывающие корабли. Каждый маленький силуэт, чернеющий среди блестящих на солнце волн, отдается в сознании. Горечь мечтательной тоски по бесконечным просторам, загадочным далям и океанской свободе вытесняет одиночество печальной заброшенности городских кварталов. Со временем эта привычка к борьбе и единству моря и города, мечты и утраты становится потребностью, и, бывая в других странах, жители Стамбула ностальгируют именно по Босфору, «где в море тонет печаль». Да еще, может быть, по своей душе, оставленной на его берегах.

*** *** ***

Древний Константинополь. Здесь легенды и быль смешались до полной неразличимости. Здесь тишину полночной молитвы разрывает конское ржание, исходящее… от лошади, нарисованной на стене. Здесь обычные девушки вдруг оборачиваются сивиллами и пророчествуют между бушующим морем и неистовствующим ветром. Здесь император равен Богу, но почтительно благоговеет пред грязным, заросшим, почти диким человеком⁶. Здесь безымянный затворник выскакивает из своего убежища и, схватив под уздцы коня императора, на глазах целого войска требует от монарха немедленно отказаться от арианской ереси. Здесь через полторы тысячи лет после смерти можно получить «пожизненное» с отсидкой в общей камере. Как то случилось с египетской мумией. Здесь мумия может найти свою любовь. Здесь нищие и юродивые нередко провидцы. Здесь мужчины либо бородачи, либо евнухи. Причем евнухов во дворце, по словам Константина Багрянородного, было столько же, сколько мух по весне в овечьей ограде⁷. И сегодня этот город готов поделиться с нами своим сокровенным. Надо лишь услышать его.

Глава 2. Гений места: начало Босфорской истории

У истоков великого мира

Пещера Яримбургаз (800—600 тыс. лет назад). В 1,5 км от озера Кючюкчекиедже на окраине Стамбула. Красивое место с прекрасным видом на турецкую столицу. Одна из древнейших стоянок в Европе. Хозяином здесь был еще наш далекий предок хомо эректус. Племена насчитывали 20—25 человек. Жили в пещере с весны до поздней осени, а ближе к зиме уступали место медведям, которые «сменяли» людей и залегали в спячку сосать лапу. Многие века этот цикл оставался неизменным. (К сожалению, история не сохранила подробностей столь интересного симбиоза. Но, судя по всему, люди и медведи смогли договориться и обеспечить мирное сосуществование на протяжении сверхдлинного исторического цикла. Десятки и сотни тысяч лет, – намного дольше, нежели существует нынешняя цивилизация).

Природа и люди

Когда-то очень давно, когда сама земля выглядела в этих местах абсолютно неузнаваемо, а Мраморное море было всего лишь солоноватым озером, жили здесь неизвестные племена. После себя они оставили стоянки, захоронения и даже мумий в гробах. Ученые-археологи, за последние годы неплохо познакомились с этими людьми. Ничего особенного. Люди как люди. Жили, как все: мужчины охотились, женщины украшали себя и жилище всякими безделушками и раскрашивали в разные симпатичные цвета предметы утвари. Привносили, так сказать, красоту в свою пещеру. В общем, ничего удивительного, просто за последние полмиллиона лет в этих раскладах принципиально ничего не поменялось.

А за пределами пещеры красоту человеку дарил сам мир. Причем в невиданном изобилии. Одних только видов цветов в окрестных горах было более 9000! Окруженные красотой и благоуханием, тут бродили гигантские олени и медведи, мамонты, пятнистые гиены и даже какие-то пока еще толком не изученные толстокожие. Ученые в этих местах насчитали целых 236 источников воды: обширные лагуны низин, кристальная чистота альпийских озер, шум прохладных горных ручьев, неторопливость равнинных рек. А по берегам – леса с дубами, каштанами, фисташковыми деревьями. Воздух, напоенный медовыми ароматами.

Казалось, эта идиллическая картина будет всегда. И действительно, она существовала долго, очень долго. Сотни и сотни тысяч лет. Но совсем недавно (по геологическим меркам), около 5500 г. до н.э., из-за таяния ледников уровень моря резко повысился (только за один год более чем на 70 метров) и началась подлинная катастрофа. Многие кубические километры воды обрушились на пасторальные пейзажи и уничтожили их на площади более полутора тысяч кв. км. Погибли люди, животные, целые экосистемы, изменился даже ландшафт. Но катастрофа принесла и новые возможности: появился пролив, который греки назовут Босфорским, а озера превратились в моря – Черное и Мраморное – и стали годны для развития коммуникаций с зарождающимися цивилизациями средиземноморья.

А природа, что ж она восстановилась, может быть, не как раньше, но по-своему прекрасной. Вокруг Босфора плавали гигантские киты и акулы размером с легендарного Моби Дика. Пролив на всем своем протяжении, куда только видел глаз, нередко становился серебряным от рыбьих спинок. Это тунцы по новому маршруту шли на нерест. Солнечные блики то и дело отражались от них яркими вспышками, отчего картина становилась еще более фантастичной.

Из тьмы веков

Туман истории постепенно начинает рассеиваться, но очень медленно. Тысячи лет до прихода греков, похоже, ничего особенного в этих местах не происходит. Хотя, кажется, люди здесь жили всегда. Ну, или почти всегда. Нынешние районы Стамбула когда-то были небольшими городками, полисами. Халкидон, Хрисополь, Сике/Пера/Галата… А территорию будущего ипподрома люди заселили даже раньше, чем Трою. Финикийцы, греки, римляне, генуэзцы, венецианцы, евреи, арабы, викинги, азербайджанцы, армяне, турки, – все они называли это место своей родиной. Здесь мы чувствуем себя в центре настоящей вселенной, чувствуя связь с разными мирами.

Как обычно цивилизаторским началом среди всего этого великолепного многообразия выступили греки. Отстроенный в истинно греческом стиле Византий с населением в 20 тысяч человек быстро стал центром притяжения всей округи, представленной в основном варварскими племенами. Бани, водопровод, колоннады, священные игры, праздники и многое другое для них выглядело просто завораживающе, как привнесенное с другой планеты.

Но процветание имеет и обратную сторону: оно приманивает лихих людей, захватчиков. Галлы, готы, македоняне, родосцы, персы. Да и греческие полисы, – Афины, Спарта. И, наконец, Рим. Переход от греков к персам и обратно станет не только сущностью ранней истории города, но и предопределит его дальнейшую судьбу как сплава Запада и Востока, в этой точке, как будто, вопреки Киплингу, сошедших со своих мест.

В начале славного пути. Византий становится столицей

Попытки перенести столицу Римской империи на Восток предпринимались не раз на протяжении многих веков. Еще Цезарь рассматривал как варианты Трою и Александрию. Вот и Константин решил пойти по стопам своего великого предшественника и отправился все туда же, на берега Геллеспонта, в легендарную Трою. Он много успел сделать: нашел место стоянки греков во время войны, могилу Аякса вблизи современной бухты Бешик, очертил границы будущего города и даже возвел на холме ворота. Ночью, однако, было ему видение. Сам Бог (в другом варианте Он действовал через своего посланника, ангела) повелел найти иное место, прямо указав «на Византию фракийскую».

Нужно сказать, что хотя Константин и был первым христианским императором, но он благоразумно предпочитал не складывать «все яйца в одну корзину». Поэтому его любви, почитания и веры хватило не только на Христа, но и на греческого Аполлона, троянских героев и даже на новый культ Непобедимого Солнца Востока. В честь последнего он даже назвал день недели. Название оказалось столь удачным, что и по сей день его менять никто не собирается: Sunday (Sun day, день Солнца, т.е. воскресенье). По всей империи статуи официально посвящались «Августу Константину, Всевидящему Солнцу». Каждый год, в его день рождения, на золоченой колеснице бога Гелиоса мимо трибун Ипподрома провозили скульптуру богини удачи Тихе, которую лишь немного переделали из слегка «загримированной» Кибелы (о ней речь чуть ниже). И Кибеле, и Тихе возводили отдельные храмы. А еще Юпитеру, Юноне, Минерве и, конечно, Христу. Так встретились язычество и христианство. Больше они не расстанутся никогда. Несмотря на безоговорочную победу последнего, язычество продолжит жить в символах, предрассудках, ритуалах вплоть до конца средневековья, да и позже.

Ну а Константин был весьма предусмотрителен и осторожен. Видимо по этой причине он принял крещение лишь… на смертном одре (да и то от епископа-еретика, арианина), что не помешало церкви причислить его к лику святых. Тогдашние наблюдатели, впрочем, объясняли такой поступок исключительно рационально: если креститься непосредственно перед смертью, то шансы попасть в рай возрастают многократно, ведь уже нет ни времени, ни возможности нагрешить.

Официальная церемония торжественного открытия города состоялась 2 апреля 330 г. Она началась с бескровного жертвоприношения (жертвы животных были официально запрещены в Новом Риме) и продолжалась целых сорок дней, до 11 мая. Поначалу жители немного беспокоились насчет своего благополучия в будущем, но после того как получили не только бесплатный хлеб, но и масло, и даже вино, обрадовались и принялись праздновать с утроенным энтузиазмом.

Да, были праздники и была помощь властей, но были и заботы: ежедневно простому человеку приходилось обходить по 7—8 храмов и святилищ, вознося молитвы, оставляя мелкие подношения, чтобы побудить богов моря, небес и земли к участию в своей жизни. Ведь боги, богини, полубоги и духи были повсюду и во всем, а в городе на Босфоре, «благословенном», многоликом и многоязыком, их обитало намного больше обычного. И всех нужно было задобрить, иначе удачи не видать. Отсюда и хлопотливость жизни простого византийца. Хотя, и о себе не забывали. Как писал уже значительно позже византийский историк Никита Хониат: «В Константинополь кто ни приедет – пьян будет. Здесь целыми неделями пьянствуют!».

После праздников официальный статус «второго Рима» закрепили в законе, а чтоб никто не усомнился, текст выбили на порфировой колонне, которую воздвигли на так называемом военном поле близ конной статуи самого императора. Сегодня от нее сохранился лишь небольшой фрагмент, находящийся на Гранд базаре. Цвет колонны выбран не случайно. Порфира или пурпур принадлежали исключительно императорам. Считалось, что в раю свет должен быть именно таким, т.е. неярким, сумеречным. Удивительным образом с этим представлением перекликается современная научная теория о том, что раньше наша планета была не голубой, а пурпурной. Ибо «формы ранней жизни на Земле основывались на ретинале, а не на хлорофилле».

А город поражал современников. Во все времена. Такова была, видимо, его судьба. Все то, что после падения Рима исчезло в Европе на века, продолжало в нем жить и развиваться. Здесь были водопровод и ночное освещение, городская полиция и пожарная служба. Многое было настоящим ноу-хау. Например, впервые в мире появились больницы и гостиницы.

1. На самом деле никакой Византии на всем протяжении ее существования мир не знал. Появилась она лишь в XVI веке, из-под пера Вольфа. Он был немец и стремился показать, что преемник Римской империи только Священная Римская империя германской нации, а государство на востоке к ней никакого отношения не имеет. Так родилась Византия. На самом деле страна была известна современникам как «империя ромеев».

2. Противоположный пролив, Дарданеллы в те времена назывался Геллеспонт, море Геллы. Он тоже связан с божественными женскими мифологическими раздорами. На этот раз с царевной Геллой, которая погибла в его водах, спасаясь от преследования злой мачехи.

3. Одним из важнейших источников последнего являлись бесценные рукописи, сохраненные в монастырях, завоеванных арабами, или же скупленные в Константинополе и по всей Византии специальными посланцами халифа Багдада.

4. В конце XVII века численность ее населения составляла 30 млн. человек (в то время как во всей Европе – около 80 млн. человек). а площадь – 5,2 млн. кв. км.

5. Это название тоже не турецкое. Оно происходит от греческого «ис-тин-болин», т.е. «в город», что турки восприняли как «Истамбул» или просто «Стамбул».

6. См., например, случай Даниила столпника.

7. Евнух не мог сглазить императора, у него не было жизненной силы, поэтому данный статус веками был весьма притягателен для желающих сделать карьеру.