Читать книгу: «Обещание»
© Гореликова, 2016
ISBN 978-5-4483-5552-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Было ужасно холодно. Алла притоптывала, подпрыгивала, вышагивала то на пятках, то на носках, все пыталась согреться и не могла. Мороз проник под пальто и пробирал до костей.
А вокруг ни души – черная платформа, слегка припорошенная первым снегом, и тусклые фонари.
Алла ухватила сумку за длинный ремень и стала с силой размахивать ею, как маятником. Немного согревшись, повесила тяжеленную сумку на плечо. Тяжеленную – из-за курсовой и пачки черновиков.
Именно из-за нее Алла оказалась на пустынной платформе в двадцати километрах от Москвы. Близился срок защиты, требовалась подпись научного руководителя. Доцент Лозинская часто болела, Алла уже несколько раз приезжала сюда, в маленький подмосковный поселок, то за очередными правками, то за отзывом, а вот теперь – за заключительной подписью. Пришлось привыкнуть к вечным опозданиям электричек.
Алла отодвинула обшлаг, между варежкой и рукавом свитера блеснули золотые часики, подаренные мамой на окончание школы.
Электричка опаздывала уже на тридцать пять минут.
Девушка продолжала мерить платформу шагами. Было темно и тихо. С другой стороны дороги чернели деревья, щетиной торчали корявые зимние ветки. Неожиданно накатила тоска – сосущая, тревожная, непонятная…
Чтобы отогнать непонятные мысли, Алла запрыгала, уже совершенно не чувствуя окоченевших ног. Вслух считала шаги и вспоминала чай с вареньем из бузины, которым полтора часа назад угощала Лозинская. Варенье отдавало аптечной сладостью, а вот чай был хорош – крепкий, горячий. Обжигающий!
Послышалось гудение.
Прислушиваясь, Алла приподняла край вязаной шапочки, боясь ошибиться.
Нет, точно гудит! Слава богу! Она сядет у окна, продавит пальцем иней на стекле и будет смотреть, как в окуляр, на мелькающие в ночи огоньки. Электричка поедет в Москву! А там теплое людное метро…
Гудение приближалось, что-то двигалось по путям. Но как-то чересчур громко, даже фонари начали подрагивать, и платформа завибрировала под ногами.
Алла вгляделась и обомлела. На нее надвигалось огненное пятно.
Девушка инстинктивно шарахнулась в сторону, прижалась спиной к черной, как будто кладбищенской, ограде.
Мимо с грохотом проплыло нечто огромное, раскаленное, дышащее горячим маслом.
Алла с трудом выдохнула. Фух, до чего же она испугалась!
Одноглазое чудовище оказалось локомотивом, правда, очень большим, который неспешно проследовал дальше, освещая внизу стылые рельсы, а перед собой – промозглую пустоту. Он почти скрылся во мраке, а Алла все продолжала прижиматься к забору, тело никак не могло отойти от недавнего страха.
И снова – кольнуло нехорошее предчувствие.
Прокляв и Лозинскую с ее ларингитом, и деканат со сроками, и поезда разом, девушка побежала к кассе.
Крошечное окошко прикрывала облезлая фанера. Стянув варежку с онемевшей руки, Алла постучала, и после нескольких минут тягостного ожидания услышала недовольный голос:
– Чего надо?
– Когда будет электричка?
Губы замерзли и плохо слушались, а зубы стучали так, что даже усилием воли она не могла их сжать.
– Авария на линии.
Фанерка приоткрылась, из темной дыры пахнуло теплом и запахом тушеной капусты.
– Часа три поездов не будет.
– Как это не будет? – опешила Алла. – Что же мне делать?
– А тебе куда надо-то?
– Домой. То есть в Москву.
– Автобусом поезжай. Они вроде еще ходят.
Фанерка поползла обратно.
– Погодите! – в отчаянии закричала Алла. – А где автобус? Куда идти?
– С платформы налево. Там тропинка прямо до остановки, – фанерка захлопнулась.
Алла натянула варежку и пошла по грязно-серой тропке вдоль платформы. По бокам торчали жесткие кусты, запорошенные снегом.
Фонарей не было, она шла почти наугад, отчаянно желая как можно скорее выйти к свету и людям.
Внезапно впереди выросли три черные фигуры.
– Привет, цыпа.
Алла застыла. Во рту мгновенно пересохло.
– Торопишься куда?
Один из них зашел за спину – ее окружили.
– Я на станцию иду, пропустите! – Алла старалась говорить уверенно.
– Так станция в другую сторону! – первый притворно удивился.
– Я на автобус. Пустите.
Фигуры не сдвинулись с места.
– А она ничего, – наконец заметил первый.
– А, по-моему, обычная фигня, – возразил второй. – Студентка.
– Давай попробуем, отличаются ли студентки от колхозниц?
– А ну, отойдите! – сказала Алла. – Я кричать буду.
– Кричи, – разрешил первый. – Я люблю, когда бабы кричат.
Третья фигура пододвинулась ближе, и Алла нервно оглянулась.
– Послушайте, я в милицию заявлю!
Парни расхохотались.
– А она забавная! Давай, Митяй, познакомимся с девушкой поближе?
– Не, Серый, у меня на таком морозе не встанет. А вот сумочку я бы посмотрел. Дай сюда!
Он неожиданно выбросил вперед руку, Алла шарахнулась и оказалась в крепких объятиях третьего, мигом сжавшего ее локти. Тот, которого называли Митяем, вырвал сумку и начал в ней рыться.
– Что там? – спросил первый, не отводя взгляда от испуганного лица Аллы.
– Тетрадки какие-то, точно студентка… О, кошелек!
Парень выудил кошелек и щелкнул замочком.
– Ого, пятерка! – он помахал синенькой бумажкой. – И мелочь. Богатенькая студентка!
– И, небось, колечки есть, – предположил первый.
Второй засунул кошелек себе в карман и больно выкрутил девушке руки.
– Ерунда, неделька, – пренебрежительно сказал он, рассмотрев тоненькое серебряное колечко на безымянном пальце. – А вот часы, кажись, золотые.
Он рванул браслет, и материн подарок оказался в его потной пятерне.
– Теперь сережки! – скомандовал первый.
Стоявший за спиной на секунду отпустил ее локти и сорвал с девушки вязаную шапку.
– Нету сережек! – сообщил второй.
– Ну, тогда осталось самое интересное, – многозначительно сообщил первый.
Он рванул пальто, пуговицы дождем посыпались на землю. Нехорошо ухмыляясь, протянул руку и провел пальцами по шее, ища цепочку. Нащупав тонкую золотую нитку, дернул, кожу ожгло резкой болью. Алла вскрикнула.
Парень отдал цепочку напарнику и снова протянул руки. Зажатая третьим, Алла не могла сопротивляться.
Жадная рука блуждала по свитеру, больно тиская грудь.
– Помогите, – тихо проговорила девушка.
– Сейчас я тебе точно помогу, – пообещал парень и наклонился совсем близко.
Алла почувствовала запах перегара, попыталась откинуть голову, но тщетно.
Рука парня стала вытаскивать свитер из брюк. Алла забилась в руках третьего безмолвного.
– Помогите! – уже громко закричала она.
– Ну че ты? – хрипло спросил первый. – Сейчас все будет.
Он уже добрался до молнии на брюках. Его руки подрагивали от возбуждения.
– Блин, зима долбанная! Напялят на себя целую кучу дерьма, – бормотал парень.
Алла почувствовала, как ему удалось расстегнуть пуговицу. Голова маячила возле самых глаз. Вязаная шапка-петушок, съехав набок, открыла хрящеватое ухо. Ни о чем не думая и не испытывая брезгливости, желая только защититься, Алла впилась в ухо зубами. Насильник взвыл и дернулся, а ее зубы, как волчьи, щелкнули пустотой.
– Ах ты, сука! – завизжал парень и с размаха залепил кулаком в лицо.
В глаза брызнуло огнем. Мир померк, оставив только легкий звон в ушах. Алла обмякла в руках третьего.
Ощущения вернулись через секунду, когда Алла почувствовала боль в скуле и холод внизу живота – парень разорвал молнию на брюках.
Собрав все силы, Алла рванулась вперед, выскользнула из рук замешкавшегося третьего и ударила насильника мыском сапога по голени. Тот согнулся от боли. Не теряя ни секунды, она оттолкнула с дороги удивленного второго и завопила:
– Помогите!
– Атас! – закричал второй и рванул куда-то вбок, в кусты.
Алла побежала к спасительному повороту. В это время третий, опомнившись, в два прыжка нагнал ее и ткнул в бок чем-то длинный и острым.
Боль была слабой, Алла пробежала еще метра три. А потом ноги подкосились, и она упала на снег.
– Теперь точно догонят, – подумала девушка и потеряла сознание.
Когда Алла пришла в себя, она по-прежнему лежала на снегу. Прямо перед глазами торчали сухие травинки.
Сознание возвращалось крайне медленно. Алла тупо смотрела на углубление в снегу вокруг засохшего стебля. Что с ней? Почему она лежит на земле?
Память вернулась внезапно – точно удар молнии.
Где они?
Лежа, она видела только сугробы, казавшиеся огромными, как Гималаи, и затоптанную дорожку, которую ее тело перегораживало подобно шлагбауму. Похоже, вокруг никого не было.
Они убежали! Испугались сами или их кто-то спугнул. Она спасена. Она в порядке!
Алла попыталась подняться и поняла, что она вовсе не в порядке.
Одеревеневшее тело не слушалось, во рту ощущалась такая сухость, точно он был набит ватой. Алла давилась и жевала, однако вата стремительно разрасталась, стало трудно дышать через нос. Дыхание белым облаком вылетало изо рта и растворялось в черной пустоте. Былинка перед глазами увеличилась до размеров баобаба.
Мороз все уверенней пробирался под одежду. Под мокрую одежду. Алла чувствовала, как свитер и пальто напитались теплой жидкостью, которую даже в мыслях не могла назвать кровью.
Нет, нет, это не кровь! Это просто тает снег.
Алла сморгнула, по лицу заструились слезы.
Ноги оледенели, это было даже приятно – по сравнению с горячим и мокрым боком. Надо встать и вернуться, подумала Алла. Черт с ним, с автобусом! Вернуться обратно на платформу и постучать в слоистую фанерку. Они обязательно откроют, пустят в комнату, где тепло и уютно пахнет капустой.
Алла попыталась подтянуться и опереться на здоровую руку, но та не выдержала веса и подломилась, как замерзшая былинка. Алла уткнулась лицом в снег и заплакала. Она не может идти и даже не помнит, в какой стороне станция.
Сколько прошло времени, Алла не знала. Лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к току жидкости, которая выливалась из нее в землю. Жидкость текла, точно река… река обмелела… точно песок сползает… рушатся барханы…
Нет, не барханы – сугробы.
Снег скрипит.
Странно, откуда могло взяться столько снега? Снег скрипел, визжал под чьими-то ногами.
Алла почувствовала чье-то присутствие, но глаза открывать не стала. Было все равно, кто стоял рядом. Недавние бандиты, добрые прохожие – все было ничто перед слабостью и горьким осознанием того, что она не помнит, в какой стороне станция.
Шаги прозвучали и смолкли. Кто-то стоял около ее лица.
Алла открыла глаза не потому, что хотела посмотреть, просто слишком много слез скопилось под веками. Она открыла глаза и выпустила поток наружу. Обжигающие, слезы заструились вниз по лицу и немного согрели озябшие щеки.
Ледяным было все тело. Даже жидкость, пропитавшая пальто и свитер, остыла. Алла попыталась пошевелить пальцами и не смогла. Но ноги – это понятно, на ногах тесные зимние сапоги. А вот почему не двигаются пальцы рук?
Алла подняла глаза и увидела над собой черную фигуру.
Они вернулись?
Алла забилась, пытаясь уползти. Распростертое на земле тело было подобно рыбе, выброшенной на берег – такое же беспомощное. Алла жалобно застонала.
Фигура не шевельнулась.
Алла прищурилась, стараясь разобрать, кто это – друг или враг?
Слезы, как линзы, увеличивали изображение, и девушка поняла, что перед ней старуха. Даже во мраке Алла разглядела темное лицо, покрытое глубокими морщинами, похожими на трещины в еловой коре.
– Кто вы? – спросила Алла, и сама испугалась хриплого, неясного звука собственного голоса.
Старуха молчала.
«Она мне чудится, – подумала Алла. – Это от кровопотери. Я потеряла много крови».
Кровь… Алла впервые назвала настоящим именем теплую жидкость, разлившуюся под телом и пропитавшую снег жирными пятнами.
– Вы мне чудитесь?
Старуха, сцепив на животе руки, стояла неподвижно, как статуя. На старинных кладбищах бывают такие памятники – большие, чугунные… страшные!
Алла не могла остановить слез, хотя понимала – плакать не надо, надо экономить жидкость, которая еще оставалась внутри тела. Однако слезы текли и текли. По крайней мере, они хотя бы согревали лицо.
Внезапно старуха шевельнулась. Статуя ожила. Руки изменили положение. Голова наклонилась.
– Помогите, – еле слышно прошептала Алла, умоляюще глядя снизу вверх.
– А чем заплатишь? – спросила старуха.
Так она действительно живая? Старуха двигалась, говорила. Значит, она могла помочь!
– В сумке кошелек, там деньги, – начала, было, Алла, и осеклась, вспомнила: черная фигура роется в замшевой сумке, вытягивает оттуда синюю бумажку, звенит мелочью.
Они же украли деньги! Ей нечем заплатить за помощь!
Алла застонала от бессилия и жалости к себе. Хотела завыть, но не нашла сил.
А старуха нависала над ней, как утес, и молчала.
– У меня украли деньги, – обреченно проговорила девушка.
Старуха молчала, и Алла приготовилась умереть – здесь, на тропинке, среди грязного снега и сухих кустов.
После паузы, которая длилась не меньше столетия, старуха спросила:
– Кто тебя ждет?
Алла встрепенулась. Неожиданный вопрос словно согрел ее. Кто же ее ждет?
Конечно, мама! Как ей больно будет узнать, что дочь умерла возле железнодорожной насыпи.
Раньше Алла не была особо слезливой, но сейчас плакала, не переставая. То ли решила перед концом выплакать свою долю слез, то ли они помогали переходу в новое состояние, туда, где уже не будет ни боли, ни холода, ни сожалений о том, что лежишь в одиночестве на грязном, заляпанном кровью снегу.
– Еще кто? – требовательно спросила старуха.
Алла покорно шмыгнула носом.
Еще Вадим. С ним она тоже больше не увидится. Наверное, Вадим будет помнить о ней и печалиться. Алла вспомнила его глаза, цвета крепкого чая… губы… тело, удивительно горячее, точно под кожей была печка… прерывистый шепот…
Сколько же всего в ее жизни больше не будет!
Как и самой жизни тоже…
Слез было так много, что они растопили снег, и щека покоилась на черной раскисшей земле.
– Я могу спасти тебя, – неожиданно сказала старуха.
Что? Что она сказала?
Алла напрягла шею, пытаясь приподнять голову.
– Мне нечем вам заплатить, – пробормотала она. – У меня украли деньги и часы.
– Ты расплатишься потом.
– Я согласна! Я… мама… мои друзья… они привезут вам деньги!
Старуха повела рукой, разом отрезав ее путанное говорение. Алла умолкла, хотя последнее слово еще трепетало на губах.
– Ты обещаешь отдать то ценное, что у тебя есть, но о чем ты еще не знаешь?
Дурацкая детская сказочка! Что это у нее есть, но она не знает?
На мгновение Аллу охватило раздражение – разве перед смертью может мерещиться такая чушь?
А голос старухи гремел, как колокол, перекрывая и шум деревьев – и откуда в лесу такая буря? – и грохот проносящихся мимо составов – а ведь на станции сказали, что электрички не ходят – и зловещее хлюпанье в груди.
– Обещаешь?
– Да! Да! Обещаю! Только спаси! Только уведи меня отсюда!
Буря, пришедшая из лесу, еще более усилилась, закружилась смерчем и унесла бедную Аллу в черный водоворот.
– Помни свое обещание! – летел вслед громовой голос. – Отдашь через двадцать лет.
Двадцать лет – это очень долго. Двадцать лет – это целая вечность!
Прожить бы еще минуту в тепле и сухости!
Хотя бы минуту… и за это Алла готова была отдать все.
– Хорошо. Хорошо! Хорошо!!
***
– Хорошо, хорошо… – примирительно сказал ласковый голос. – Только не дергайся, лежи спокойно. Уже все кончилось.
Алла открыла глаза. Она по-прежнему лежала в белизне сугробов, только сугробы были теплые и безопасные. И сухие!
«Это же простыни, а не снег, – догадалась она. И тусклый синий свет – это не перронный фонарь, это – ночник. Но где же я? В раю?»
– Нет, – засмеялся голос, – до рая тебе еще далеко. В больнице ты.
– Что со мной? – Алла не понимала, говорит ли она вслух или только думает.
– Ножом тебя пырнули изверги, вот что!
Над кроватью склонилось лицо, даже в слабом свете было видно, что оно полно сострадания.
– Разве можно так, совсем молоденькую девчонку-то? – приговаривала медсестра.
Ее белый халат крахмально шуршал, полные руки ласково хлопотали над Аллой.
– Но ты тоже хороша, чего ходишь в одиночку? Да еще ночью, да еще в таком глухом месте?
– Что со мной было?
– Что было, то сплыло. Теперь все хорошо. Рану тебе заштопали, кровь перелили, на поправку пойдешь. – Женщина наклонилась еще ближе. – И ребеночек твой цел.
– Какой ребеночек?
– А ты и не знала? – Медсестра с удовольствием рассмеялась. – Ох уж эти молодые мамочки! У тебя ж ребеночек есть. Уже недель одиннадцать-двенадцать как! Вот обрадуешь мужа-то!
Мозг пытался переварить услышанное. Ребенок… она беременна? У нее, конечно, были некоторые подозрения, но… Вадим же обещал быть аккуратным!
Говорливая медсестра во все глаза смотрела на нее и ждала реакции.
– А я не замужем, – ляпнула Алла первое, что пришло в голову.
Лицо женщины посерьезнело, но ненадолго, и вновь расплылось счастливыми складками.
– Вот и будет у тебя две радости – и замуж выйдешь, и родишь! Аль он женатый?
– Кто? А, Вадим… Нет, он не женат. Мы учимся вместе.
– Вот и хорошо – и учитесь вместе, и жить будете вместе. Тебе сколько лет?
– Девятнадцать.
– А звать тебя как?
– Алла. Алла Волкова.
– Ну, и славно, Алла Волкова! Смотри, какая ты счастливая – и сама жива осталась, и ребеночка доктор сохранил, и муж скоро появится. Живи, Алла Волкова, да радуйся!
Медсестра еще раз поправила подушку и ушла.
Алла осталась одна. Лежала, уставившись широко открытыми глазами в белый потолок, и пыталась осознать происшедшее.
Промерзшая платформа, качающиеся мутные фонари… Одноглазый локомотив… Кладбищенская ограда и жадная рука, шарящая по груди… Легкий укол в бок – будто прокололи воздушный шарик… Утекающая в землю кровь и оживший могильный памятник…
Вроде бы в лесу произошло еще что-то важное, но что? Мысль ускользала. Организм сопротивлялся, вытесняя неприятные воспоминания.
Спать хочется…
Алла повозилась на белоснежных простынях и уснула.
Снились ей странные сны – то бесконечная пустошь с поднимающимися столбами черного дыма и зловещие блики на бронзовом алтаре, то выжженная земля, по которой бежали люди с автоматами и кричали по-русски, то непонятные голубые звезды.
Но это были хорошие звезды. Яркие.
21 апреля, понедельник
Яркое солнце било в глаза, и Алла попросила Олега опустить жалюзи. Как только в кабинете воцарилась легкая полутьма, сидевшие за столом с облегчением вздохнули. Совещание шло третий час, все устали и были раздражены.
Алла с силой прижала пальцы к виску. Голова болела с самого утра, и с утра же мучило необъяснимое беспокойство.
Она оглядела подчиненных. На их лицах лежали полосатые тени от жалюзи. Татьяна, чьи глаза оказались в светлой полосе, подслеповато щурилась. У Олега, наоборот, глаза были в тени и поблескивали, как блестящие камешки. Илья, согнувшись, рисовал что-то в ежедневнике.
Мобильник, лежавший перед Аллой, завибрировал.
– Значит, проект вы провалили? – едко спросила Алла и в который раз нажала кнопку сброса вызова.
– Ну почему сразу – провалили? – пробурчал Илья.
– Потому что до встречи с клиентом осталась всего неделя, а у вас ничего нет. Нет не только разработанной концепции, но даже и мало-мальской идеи. А клиент, напомню, внес предоплату.
– Тоже мне предоплата, – фыркнула Татьяна. – Подумаешь, сорок тысяч!
– Ах вот как? Значит, сорок тысяч – это уже не деньги? Хорошо, я учту это, когда буду начислять тебе зарплату.
– Алла Сергеевна, – сказал Олег, осторожно подбирая слова, – возможно, мы не совсем ясно выразились, и именно поэтому у вас возникло такое негативное восприятие. Уверяю, работа ведется в рамках утвержденного графика, и к намеченной дате мы обязательно будем готовы предоставить клиенту несколько вариантов концепций…
Он смолк, потому что ее мобильный снова завибрировал. Алла посмотрела – все тот же номер. Она выключила звук и перевернула трубку дисплеем вниз.
– Продолжай, я слушаю, – сказала она Олегу.
– Может быть, это срочно? – спросил тот, указывая на телефон.
– Не волнуйся, когда нужно будет ответить на звонок, я это сделаю. Сейчас для меня важнее услышать объяснения, почему провален проект.
– Он вовсе не провален, Алла Сергеевна! Дело в том, что…
Мобильник пискнул, пришло очередное сообщение. Олег опять замолчал.
Алла чувствовала, как внутри поднимается раздражение, готовясь выйти из берегов и мощной волной смыть все вокруг. И пронырливого Олега, и толстую Татьяну, надушившуюся сегодня слишком крепкими духами, и вечно бурчащего Илью. И, главное, телефон, который все утро разрывался от звонков и смсок какого-то ненормального с требованием вернуть долг.
– Вы, похоже, совсем с ума посходили, – раздраженно сказала она. – На вас с неба падает клиент, а вы даже не можете приподнять свои задницы и подобрать деньги. Короче, – Алла решила заканчивать утомительную говорильню, – вам, друзья, придется определяться. Либо завтра я выслушиваю от вас адекватный, подчеркиваю, адекватный, сценарий встречи с клиентом. Либо я делаю определенные выводы, и тогда уже – не обессудьте. А на сегодня болтовни достаточно, все свободны.
Стулья задвигались, и тут снова завибрировал телефон. Она наконец взяла трубку.
– Алла Сергеевна? – спросил незнакомый мужской голос.
– Она самая, – нелюбезно отозвалась Алла. – А вы кто? Звоните уже двадцатый раз.
– Всего лишь девятнадцатый, – засмеялась трубка. – И заметьте, что вы ответили только сейчас.
– Потому что была занята. Неужели трудно догадаться, что человек сбрасывает звонки не просто так?
Илья вышел из директорского кабинета, а Олег с Татьяной намеренно замешкались, желая подслушать разговор. Алла рукой указала им на дверь.
– Возможно, что вы и правы, – ответила трубка. – А возможно, и нет. Обычно на мои звонки отвечают сразу же.
– Тогда, может быть, вы представитесь?
– Ах да, простите, – В устах незнакомца эти слова прозвучали как «прощаю». – Ростоцкий Геннадий Эммануилович.
– Очень приятно, – ответила Алла и подумала: «Ну и имечко! Язык сломаешь».
– Да, вы правы, для первого знакомства трудновато. – Собеседник будто прочел ее мысли. – Но когда привыкнете, будете выговаривать проще, чем Иван Иванович.
– Геннадий Эммануилович, нельзя ли по существу? – перебила Алла.
Трубка задребезжала хохотком.
– Вот именно к этому я и стремлюсь, дорогая Алла Сергеевна! Стремлюсь с самого утра. Дело в том, что я адвокат и звоню вам по поручению своей клиентки.
– Какой клиентки?
На перегородке из матового стекла, отделявшей кабинет от приемной, мелькнули тени.
Наверняка Игорь с Татьяной подслушивают, поганцы, из-за чего волнуется их директор.
Алла встала из-за стола и, нарочито громко стуча каблуками, прошлась по комнате. Подчиненные испуганно разбежались, Алла прикрыла дверь плотнее.
– Так какой вашей клиентки? – повторила она.
– Я рад, Алла Сергеевна, что вы наконец-то избавились от посторонних ушей и готовы обсуждать наш вопрос. Пока – подчеркиваю, только пока! – моя клиентка не уполномочивала открывать свое имя. Однако вы связаны с ней неким обещанием, исполнением которого она озабочена.
– Погодите, погодите! Стоп! – Алла замотала головой. – Озабочена… уполномочена… Вы о чем? И вообще, вы меня ни с кем не путаете?
– Нет, Алла Сергеевна, не путаю. Впрочем, это не телефонный разговор, поэтому предлагаю встречу, на которой я окончательно развею ваши сомнения. По рукам?
Алла поморщилась. Ни разговор, ни собеседник ей не нравились. Не нравилось мудреные имя-отчество, хорошо поставленный и слишком гладкий голос, неназванная фамилия клиентки, желание вытащить на непонятную встречу.
– На этой неделе я занята, – начала она.
– Нет, Алла Сергеевна, так не пойдет, – оборвал собеседник, – мы встречаемся завтра. В одиннадцать часов утра вы подъедете ко мне в контору. И я очень не рекомендую пренебрегать моим приглашением.
– О кей, – согласилась Алла, в ее голосе зазвучал металл, – я приеду. Однако наша беседа пойдет совсем не в том ключе, на который вы рассчитываете, Григорий Эммануилович!
– Геннадий.
– В смысле?
– Меня зовут Геннадий Эммануилович.
Собеседник точно посмеивался.
– Без разницы. Пусть будет Геннадий.
– Ну и славно! Пишите адрес.
– У меня нет ручки, – сказала Алла, глядя на ежедневник, заложенный паркером.
– Лукавите, уважаемая Алла Сергеевна, – засмеялась трубка, – ой, лукавите! Ну да ладно, на первый раз я вас прощаю. Адрес сейчас вышлю, – и Геннадий Эммануилович отключился прежде, чем разгневанная Алла успела ответить.
Спустя пару секунд пропищала смска. Контора таинственного Геннадия Эммануиловича находилась сравнительно недалеко.
Алла задумалась.
Происходила какая-то ерунда. Что за неожиданный долг? В вопросах бизнеса Алла была крайне щепетильна, поэтому с деятельностью агентства звонок таинственного Геннадия Эммануиловича вряд ли связан.
Или все-таки связан?
Она задумчиво смотрела на телефон, который мигал синим огоньком – восемнадцать непринятых вызовов!
На всякий случай надо позвонить Ирине, которая формально все еще оставалась соучредителем. Когда-то давно они начинали вместе, но постепенно Ирина отошла от дел, и теперь всеми вопросами Алла занималась единолично.
Ирка долго не брала трубку, а наконец-то отозвавшись, затараторила:
– Не могу долго разговаривать, извини. Я уже в самолете. И не говори! Голова кругом идет! Что случилось? Долги требуют? Наплюй на всех и не делай резких движений! Завтра я буду в Москве, обсудим! Все, пока, взлетаю! – и отключилась.
Беспечный тон подруги немного успокоил Аллу.
Что ж, она завтра встретится с этим адвокатом и выяснит, что за дела затевает его клиентка.
22 апреля, вторник
Ночь прошла тревожно, кошмары сменяли друг друга, а где-то на периферии сознания все время крутились слова: «Обещание!», «Обещание», «Обещание-е-е…»
«Что за дурацкое обещание?» – думала Алла, беспокойно перекатываясь с боку на бок на простынях, в одночасье сделавшихся жесткими и неудобными.
Какого черта?
Она то и дело поглядывала на часы, надеясь, что рассвет принесет облегчение и ясность мыслей. Как только небо посветлело, и над крышей соседнего дома показалась краешек солнца, встала и пошла на кухню варить кофе. С чашкой в руках села у подоконника, рассеянно глядя на пустынную в ранний час улицу.
В семь часов на кухне появился Артем.
– Ма? – удивленно спросил он. – Ты чего, случилось что-нибудь?
– Голова немного болит.
– Таблетку принести?
Забота в голосе сына неожиданно растрогала.
– Нет, спасибо, я уже выпила. Скоро должна подействовать. А ты что так рано?
– Договорился с Дашкой встретиться в универе перед первой парой. Обещал ей скачать кое-что.
– Кое-что – это музыку?
При упоминании подружки сына умиление испарилось, однако Артем не заметил изменений тона и радостно продолжил:
– Нет, мамуля, кое-что – это курсовая. У Дашки полная засада! Предзащита через два дня, а она совершенно не готова, представляешь?
– Представляю, – голос Аллы окончательно похолодел. Она встала и выплеснула остывший кофе в раковину. – Включи-ка чайник.
Артем щелкнул клавишей и полез в холодильник.
– Мам, – спросил он из-за дверцы, – а что у нас можно на хлеб положить?
– Сыру возьми.
– А колбаса есть?
– Если ты купил, то есть.
– Когда я мог купить? – возмутился Артем. – Я вчера весь день в интернете просидел.
– Ага, искал Даше курсовую. А она, наверное, в это время матери помогала.
– Мам, ну сколько раз повторять? Даша живет в общежитии!
– Тогда я не понимаю, почему в таком случае она не могла найти курсовую? Сама для себя, – безжалостно уточнила Алла.
– Мам, а тебе не кажется, что ты к Даше относишься необъективно?
– Ты знаешь, я вообще к ней никак не отношусь, – изменила тон Алла. – Но чисто внешне она нравится мне больше, чем твоя прежняя – бритая – Катя. Согласись, сын, что лысая женщина – это неестественно.
– Катя, между прочим, была байкершей, – сказал Артем, намазывая маслом половину батона.
– И что из этого? Длинные волосы снижают скорость у мотоцикла?
Артем фыркнул от смеха и чуть было не уронил хлеб на пол.
– Осторожней, – предостерегла Алла сына. – Помни, что бутерброд всегда падает маслом вниз. Это закон мироздания.
– Мамусик, ты у меня самая прикольная! – Артем пылко обнял мать.
– Мне приятно это слышать, – усмехнулась Алла.
– А голова прошла?
– Прошла.
– Тогда можно я попрошу денег?
– Для каких целей?
– Мы с Дашкой хотели сегодня погулять, и я подумал, что если проголодаемся, то сможем куда-нибудь зайти.
Алла вздохнула.
– Только не ходите в Мак-Дональдс.
– Хорошо, я поведу ее в «Националь». Дай денег, а?
– Возьми в кошельке.
Артем ускакал в коридор за сумкой, и Алла крикнула вслед:
– Когда вернешься?
– Обещаю, что не поздно. А у тебя какие планы?
– Сейчас поеду на встречу, потом в офис.
– Что-то не так? – Артем возник в дверном проеме и внимательно посмотрел на нее. – У тебя неприятности?
– С чего ты взял? – довольно натурально удивилась Алла.
– У тебя голос такой… и лицо.
– Ерунда, – Алла потрепала сына по волосам. – Просто я плохо спала. Давай ешь быстрее, а то опоздаешь.
Артем убежал в университет, а Алла стала собираться на встречу с Геннадием Эммануиловичем. Ну и имечко, прости господи!
***
Офис Геннадия Эммануиловича находился в сталинской высотке в центре Москвы. Когда-то здесь было министерство, ныне здание наводнили многочисленные арендаторы. На табло при входе Алла насчитала не менее трех десятков названий, но надписи «Адвокатская контора» не заметила. Сверилась с смской. Вроде адрес тот. Шестой этаж. Комната 666.
Алла не поехала в старом, обтянутом сеткой, лифте, поднялась пешком, по гулкой узкой лестнице. После залитой солнцем улицы помещение казалось мрачным и сырым.
Адвокат обитал за дверью, обитой пухлым черным дерматином. Окно в комнате было зашторено, а под высоким, не менее трех метров, потолком горела тусклая лампочка без абажура.
Из-за стола, заваленного бумагами, привстал худощавый мужчина.
– Здравствуйте, Алла Сергеевна, – приветствовал он, широко улыбаясь и оглядывая внимательными, как будто выцветшими глазами.
Он взял ее руку и несколько раз пожал в чересчур горячем приветствии.
– Искренне рад познакомиться. А знаете, вы очень похожи на свой голос. Столь же цветущая и молодая.
Его любезность еще более насторожила Аллу, и она сухо ответила:
– Благодарю за комплимент.
– Это не комплимент, а чистейшая правда! – воскликнул собеседник. – Чистейшей прелести чистейший образец!
Алла недовольно поморщилась.
– Впрочем, узнаю современных молодых женщин! Дела, дела – вот главное! Правнучки расплачиваются за своих прабабушек, которые жили неторопливо и годами ждали сначала взгляда, потом пожатия руки…
– Предлагаю перейти к делу, – прервала Алла. – Куда можно присесть?
– Ах, да! Заболтался, старый черт. Прошу!
Алла опустилась в черное кожаное кресло, неожиданно шикарное для такого облезлого кабинета, и взглянула в лицо адвоката.
– Я вас слушаю.
Возраст Геннадия Эммануиловича определялся с большим трудом. С одинаковым успехом ему можно было дать и сорок пять, и шестьдесят лет. Лицо выглядело моложавым, однако в углах глаз копились обильные морщинки, а лоб прорезала глубокая горизонтальная морщина, похожая на шрам.
