– Неплохо, неплохо! – аплодируя, прокричал невысокий плотный джентльмен лет шестидесяти с тщательно расчёсанными волосами и ухоженной бородой. Он был одет в костюм-тройку, с жилетной пуговки свисала цепочка карманных часов. – Я вижу, мистер Гоулд внёс несколько интересных поворотов в сценарий. Сейчас постановка смотрится куда динамичнее и трогательнее, чем месяц назад.

Услышав слова Питера Дрейсона, директора театра, актёры улыбнулись и поклонились. Худощавой, кареглазой и темноволосой Джули Блант было около сорока, а Чак Дональд, крепкий шатен ростом под метр семьдесят, недавно отметил сорок второй день рождения. Но седой парик и борода, надетые им для роли старца, превратили его в пожилого человека.

– Жаль, что в последнее время ваш режиссёр, Эндрю Гоулд, неважно себя чувствует, – продолжил мистер Дрейсон, подойдя к актёрам поближе. – Он позвонил мне днём и сказал, что вынужден пропустить сегодняшнюю репетицию. Вы должны знать, что я отношусь к нему и к его творчеству с большим уважением, и вижу, что и в эту постановку он вложил много сил.

Посмотрев на задумчивые лица актёров, директор после короткой паузы продолжил:

– Но, по моему мнению, вам всё ещё не хватает актёрского откровения. Вы должны понимать первостепенную задачу – увлечь зрителей за собой, погрузить их в жизнь своих персонажей, сделать так, чтобы они оказались с вами на этой сцене. В этом спектакле, который ставится впервые, да ещё по книге молодого писателя, это особенно важно.

В зале было душно, мистер Дрейсон в очередной раз достал из кармана белый платок, вытер вспотевший лоб и добавил:

– В нашем Виндзоре с его тридцатитысячным населением мы нечасто балуем любителей театра премьерами, и неубедительная подача спектакля может оттолкнуть и так немногочисленных зрителей. Поэтому спешка в таком случае не лучший советчик.

Джули слушала директора и пыталась высказать своё мнение на сей счёт, но голос мистера Дрейсона, который собирался завершить мысль, вынудил её повременить.

– Потому мне бы не хотелось, чтобы успеху вашего спектакля что-то помешало и критики разнесли его в пух и прах. Вы же понимаете, нам придётся отказаться от постановки в случае её провала, но если вам удастся покорить игрой публику, спектакль будет иметь долгую жизнь.

Актёры молча слушали, и директор после небольшой паузы подвёл черту:

– Поэтому я рекомендую вам собраться и вместе с мистером Гоулдом обсудить моё предложение перенести спектакль на месяц. Дополнительные репетиции позволят режиссёру тщательнее поработать над постановкой, а вам – лучше вжиться в роли.

Джули, понимавшая важность премьеры для мистера Гоулда и нежелание режиссёра сдвигать её на более поздний срок, собралась с силами и ответила:

– Мистер Дрейсон, смею вас заверить: хотя мистеру Гоулду уже семьдесят и он в последнее время неважно себя чувствует, у него всё под контролем. Мы практически готовы, за оставшуюся неделю планируем провести ещё несколько репетиций в его присутствии. Уверяю вас, что к премьере в следующую среду мы будем в отличной форме.

Вдруг что-то затрещало, и декорация к спектаклю, весившая несколько десятков килограмм, чуть не рухнула на сцену, затем донёсся вскрик одного из работников: «Осторожно!» Мистер Дрейсон повернул голову в сторону взволнованных рабочих, успевших вовремя подхватить конструкцию, и сказал:

– Я прошу вас быть бдительными и действовать аккуратней. Кровля и стены театра слабы и от сильных перегрузок могут треснуть. Чак, Джули, вы видите, в каких условиях нам приходится работать, – снова обратился он к актёрам. – Смотрите, как выглядят стены! А всё потому, что спектакли идут при полупустых залах и проданных билетов хватает только на погашение счетов и зарплату служащим.

Ещё раз посмотрев на потолок не самого презентабельного вида, пол с трещинами и стены, покрашенные последний раз четыре года назад, директор продолжил:

– После того как в 2011 году мы, как и десятки других театров Великобритании, лишились государственного финансирования, нам остаётся надеяться на меценатов и разные фонды, чтобы продолжать держаться на плаву. Мы в отчаянии, несколько лет пытаемся получить деньги от муниципалитета на капитальный ремонт театра, замену устаревшего сценического и светового оборудования, но всё напрасно. Они послали экспертов, и те выдали заключение, что здание не находится в аварийном состоянии, и с ремонтом можно повременить. Понимаете ли, у них в бюджете нет лишних средств, и сейчас другие приоритеты – постройка выставочного комплекса, – грустно произнёс мистер Дрейсон. – Эти бюрократы будто не видели, что со стен валится штукатурка, а крыша театра совсем прохудилась, и сильный дождь может всё затопить. Надеюсь, что в ближайшее время нам удастся раздобыть деньги.

Чак и Джули внимательно слушали мистера Дрейсона.

– Вот одна из причин, почему я предлагаю повременить со спектаклем. Если вы успеете хорошо подготовиться, наш театр получит успешную премьеру как с творческой точки зрения, так и с финансовой, что для меня немаловажно. Вы же прекрасно понимаете, что телевидение и интернет в какой-то степени отодвинули театр на задний план. Если залы не будут заполняться, нам придётся закрыть новый спектакль как нерентабельный, а мне очень не хотелось бы так делать.

Актриса попыталась убедить директора театра не переносить премьеру:

– Я уверена, что спектакль мистера Гоулда будет иметь ошеломительный успех. Он – известный режиссёр. За долгую творческую карьеру он выпустил много хороших работ, и публика его знает и любит.

– Сегодня уже ничего нельзя предугадать, в том числе и реакцию публики. Зритель стал более требовательным и капризным, и тот факт, что режиссёр пожилой, может сыграть негативную роль, – возразил мистер Дрейсон, – ведь люди порой желают видеть свежий взгляд на трагические произведения. Поэтому я и пытаюсь в последнее время предоставлять шанс молодым режиссёрам в надежде, что они смогут привлечь современного зрителя.

– Прошу вас, давайте дождёмся премьеры, – горячо воскликнула Джули. – Мистер Гоулд приложил много усилий, чтобы спектакль получился зрелищным, и мы сделаем всё, чтобы его не подвести. Он верит в успех этого проекта и смог заразить своей верой и нас. Мы убеждены, мистеру Гоулду удастся проделать то же самое со зрителями, и они обязательно полюбят эту постановку.

Актёры, затаив дыхание, ожидали реакцию директора. А он взглянул на часы, которые показывали уже четверть десятого, и после некоторого размышления заключил:

– Давайте поступим следующим образом: завтра днём я обязательно позвоню мистеру Гоулду и справлюсь о его здоровье. Если он выскажет уверенность в успехе постановки, то премьера, как и планировалось, пройдёт в следующую среду… А пока я могу выделить вам главную сцену, как мы договаривались, только раз в неделю по средам, а дальше репетировать вы можете здесь, на малой сцене. Если спектакль будет иметь успех, то мы подвинем другие постановки, и вы получите ещё один день.

– Спасибо! Обещаем вам, мы продолжим репетиционные работы и постараемся показать себя с лучшей стороны на этой премьере, чтобы не подвести наш театр, вас и мистера Гоулда.

Пожелав актёрам успеха, мистер Дрейсон направился в кабинет, а его собеседники – за сцену.

– Чак, вы слышали, что сказал мистер Дрейсон? – спросила Джули по дороге в гримёрные комнаты. – Наш спектакль могут закрыть как нерентабельный, если будет мало зрителей. Печально осознавать, что искусство сегодня отошло на второй план, а деньги решают всё…

– Я согласен с вами, мисс Блант. Сегодня творчество постепенно перемещается на задний план, уступая место кассовым сборам. Мистер Дрейсон понимает это и желает идти в ногу со временем. Директора театра в первую очередь интересует, сколько билетов продано на спектакль, а какой это будет режиссёр – зрелый и талантливый или молодой и модный – для него не принципиально, – снимая парик и седую бороду, ответил актёр.

– По-моему, мистер Дрейсон чрезмерно эмоционален, – заметила Джули. – Его либерализм и стремление пригласить на работу в театр побольше новых, как он их называет, «модных», режиссёров, могут иметь негативные последствия. В этом сезоне закрылось уже четыре спектакля из прошлогоднего репертуара. Если новая постановка мистера Гоулда провалится, он окажется ещё одним режиссёром, который посвятил этому театру всю жизнь, но в итоге остался не у дел.

– Что поделать, мир меняется, да и зритель стал избирательнее… – сказал актёр. – Но лично мне не хочется верить в то, что для такого талантливого человека, как мистер Гоулд, не будет здесь места. Это, в конце концов, сильно ударит и по репутации театра. Ведь театр – сфера высокого искусства, а не экспериментальная площадка для молодых талантов.

– Вы правы. Но и мы, со своей стороны, должны сделать всё, чтобы не подвести мистера Гоулда, – тихо проговорила Джули Блант.

– Да, от нашего настроя будет многое зависеть, – согласился Чак. – Репетируем уже пятый месяц, и полагаю, что в итоге сможем выступить достойно. Завтра днём я зайду к мистеру Гоулду, и мы обсудим последние приготовления.

– А что ещё осталось доделать? – спросила Джули. – Ну, кроме декораций?

– Практически всё готово. Декорации обещали оформить уже завтра, костюмы закончили шить ещё в прошлом месяце. Но вы же знаете характер нашего режиссёра, его стремление быть точным даже в мелочах. Раньше его не устраивали костюмы, и костюмерам приходилось менять фасон несколько раз, а теперь он хочет заменить реквизит, который нашёл Билл. Вещи, по его мнению, не соответствуют той эпохе. Мистер Гоулд говорит, что именно детали передают атмосферу и отличают профессиональную постановку от любительской. По старой привычке он собирается сам подобрать подходящий инвентарь на блошином рынке.

– В этом его можно понять, современные критики готовы придраться к каждой детали, каждой мелочи.

– Джули, я с вами согласен, но вы же знаете о состоянии здоровья мистера Гоулда. Ему лучше ещё день отлежаться, чем искать подходящий реквизит в дождливую ноябрьскую погоду, но он и слушать этого не желает, – тяжело вздохнув, сказал Чак.

Джули, хорошо знакомая с режиссёром, улыбнулась и решительно произнесла:

– В этом весь мистер Гоулд – полностью посвящает себя любимой работе. Я завтра зайду его проведать и постараюсь убедить ещё несколько дней не нарушать постельный режим.

– Мисс Блант, давайте смотреть на вещи более оптимистично! Я надеюсь, что эта постановка окажется успешной, и мы будем играть в ней долгие годы, – резюмировал её партнёр по сцене, подходя к гримёрной.

* * *

В своей гримёрке Джули села на стул напротив зеркала и задумалась. Потом, посмотрев на часы, – полдесятого вечера – она собралась незамедлительно смыть с лица грим, как раздался стук в дверь.

– Кто там?

– Это я, Том.

– Проходи. Ты прямо как по расписанию. Каждую пятницу с цветами у гримёрки.

Худощавый парнишка лет семнадцати ничего не ответил на шутку мисс Блант. Протянув ей восхитительный букет тюльпанов с нежными белыми бутонами, он произнёс:

– Эти цветы для вас.

– И от кого же?.. Хотя зачем я спрашиваю? – улыбнувшись, проговорила актриса. – Ты же всё равно не скажешь. Позволь, догадаюсь. Отправитель пожелал остаться неизвестным?

– Вы правы, мисс Блант, так и есть, – смущённо ответил посыльный.

– Чудеса. Я служу в этом театре уже двадцать лет, практически каждую пятницу мне приносят красивый букет, и от кого – неизвестно! Том, ты можешь хотя бы намекнуть, кто этот джентльмен, который посылает цветы?

– Простите, мисс Блант, но мне нужно идти, – произнёс молодой человек и, попрощавшись, удалился.

Джули поставила букет в вазу, полюбовалась им и принялась смывать грим.

* * *

Смыв грим, актриса продолжала размышлять о будущей постановке. В этот вечер мисс Блант не хотелось идти домой, так как её там никто не ждал. Но когда она услышала, как уборщица захлопнула дверь гримёрной Чака, то поняла, что пора собираться. Взяв сумку и цветы, она вышла из комнаты.

По коридору ей навстречу шла Дороти Стивенс, актриса лет шестидесяти. Она возвращалась после спектакля, который шёл на главной сцене.

– Здравствуйте, миссис Стивенс. Как прошёл ваш сегодняшний спектакль?

– Добрый вечер, мисс Блант… – тепло ответила пожилая женщина. – Спектакль сыграли хорошо, но при полупустом зале. Мы сейчас имели неприятный разговор с мистером Дрейсоном, он подумывает о прекращении нашей постановки… Но не будем о грустном. А как у вас дела? Как настроение перед премьерой на следующей неделе?

– Надеемся, что до среды нам удастся провести ещё несколько репетиций с мистером Гоулдом и достойно выступить. Вдобавок ко всему я хочу в последний раз попробоваться на роль Гертруды в лондонском «Глобусе». Не знаю, как мне всё это успеть.

– Я уверена, у вас всё получится, – сказала собеседница. – Наша семья, да что там – практически весь город восхищается вашим актёрским талантом и красотой, лондонские режиссёры обязательно должны обратить на вас внимание.

– Право же, вы мне льстите, – улыбнулась Джули. – В сорок лет о красоте уже как-то и не хочется говорить. Давно надо было оставить мечты о большой сцене, а я всё продолжаю стучаться в эти закрытые ворота.

– А когда у вас пробы?

Джули вспомнила горький опыт своих предыдущих проб в столичных театрах, тяжело вздохнула.

– В понедельник. Завтра днём я отправлюсь проведать мистера Гоулда и постараюсь отпроситься на пробы. Ведь до премьеры осталось не так много времени, не знаю, отпустит ли он меня.

Миссис Стивенс, имевшая собственный опыт неудачных проб в разные театры, решила сменить тему, чтобы не расстраивать Джули:

– Как поживает мистер Гоулд? Давно я его не видела. Он всё реже стал появляться в театре. Мы живём по соседству и иногда с ним беседуем. Так вот, мистер Гоулд всегда говорит, что вы – его муза, и только благодаря вам поставленные им спектакли имеют успех у публики.

– Мистер Гоулд преувеличивает, – отмахнулась Джули.

– Ну что вы! – воскликнула Дороти. – Вы же играли практически во всех его постановках, и мистер Гоулд выбрал именно вас на главную роль в новом спектакле.

– Мне с самого начала карьеры посчастливилось работать под его руководством. Я окончила театральную школу, а когда двадцать лет назад пришла сюда на пробы, мистер Гоулд тут же утвердил меня на роль.

– Наверное, он сразу разглядел ваш талант! – женщина, прищурив глаза, хитро посмотрела на Джули.

– Не думаю. Скорее всего, просто сжалился над начинающей актрисой, которую никуда не брали.

Миссис Стивенс с ностальгией вспомнила и свои первые шаги в этом театре, и знакомство с молодым режиссёром Гоулдом, а потом сказала:

– К сожалению, в последнее время залы слабо заполняются, и мне бы очень не хотелось, чтобы мистеру Гоулду, как и другим опытным мастерам, пришлось по этой причине покинуть театр. Мистер Дрейсон всё больше делает ставку на молодых, и я даже не знаю, как к этому относиться.

Джули было непросто слышать о возможной отставке своего любимого режиссёра, но, собравшись с мыслями, она ответила:

– Увы, миссис Стивенс, мы живём в эпоху технологического прогресса, но несмотря на это мистер Гоулд не теряет оптимизма: он и в семьдесят верит, что театр – это самое высокое искусство, которое будет жить вечно. Но если спектакль провалится, и мистер Гоулд будет вынужден покинуть театр, то я последую за ним.

– Джули, давайте не будем сгущать краски перед премьерой и отбросим пессимизм. Мистер Гоулд – талантливый режиссёр и, возможно, именно ему удастся привлечь новых зрителей, и зал вновь будет заполняться, как в прежние времена.

Дороти посмотрела на часы, было почти десять вечера. После небольшой паузы она добавила:

– Скажу вам по секрету: мистер Гоулд, понимая, что у театра нет денег на рекламу, так верит в успех постановки, что все плакаты в городе с вами и Чаком оплатил из собственного кармана. Только, пожалуйста, никому не говорите, что услышали это от меня.

– Мистер Гоулд не перестаёт меня удивлять, – вздохнула Джули. – Это так свойственно ему… Театр – это вся его жизнь, и для того, чтобы этот спектакль удался, мистер Гоулд пойдёт на всё. Он верит, что премьеру ждёт большой успех.

– Я, к сожалению, не смогу прийти, у нас будут репетиции, но мой сын с невесткой уже купили билеты на ваш спектакль. Я желаю вам, Чаку и мистеру Гоулду успешной премьеры, – закончила разговор пожилая актриса.

Мисс Блант поблагодарила коллегу за тёплые слова и, попрощавшись, отправилась домой. Поздними вечерами она любила ходить пешком, а осенью – тем более. Погода уже не была такой жаркой, и листья под ногами приятно шуршали.

Зайдя по дороге домой в пекарню, она купила любимые круассаны с шоколадом. Поужинав, Джули, как обычно, немного посмотрела телевизор, проверила почту в интернете и, почитав книгу перед сном, легла спать.

ВТОРАЯ ГЛАВА

СУББОТА

Назавтра, несмотря на дождь, мисс Блант, как и планировала, после полудня направилась к небольшому полутораэтажному дому мистера Гоулда. Таких зданий было немало в городе.

В дверях она столкнулась с Чаком, он уже успел рассказать мистеру Гоулду о последних событиях и приготовлениях к премьере. Коллега мисс Блант после приветствия сообщил, что режиссёр очень взволнован, так как возлагает на постановку большие надежды.

– Успех непременно будет, – сказала мисс Блант, попрощалась с Чаком и прошла в дом.

Она разулась, повесила на вешалку промокший плащ и поставила зонт в специально отведённое место, после чего направилась в просторный кабинет мистера Гоулда, где тот проводил большую часть времени. Слева размещалась богатая библиотека; справа у окна стоял письменный стол, а напротив входа располагался камин, рядом с которым находились два кресла и маленький стол, заваленный книгами и газетами.

В это субботнее утро мистер Гоулд, как обычно, сидел в кресле у камина. Голову худощавого старого джентльмена уже давно покрыла седина. Он внимательно смотрел на языки пламени, о чём-то размышляя, пока не услышал голос мисс Блант:

– Добрый день, мистер Гоулд.

Увидев Джули, он заулыбался и даже поднялся, чтобы обнять её.

– Вам не стоило вставать…

– Джули, прошу тебя, никогда больше не говори так! Джентльмен должен вставать в присутствии дамы, – ответил режиссёр с доброй улыбкой.

– Мистер Гоулд, вы не перестаёте меня удивлять. Даже при такой суете, сопровождающей премьеру, вы не теряете расположения духа.

– Грусть – это плохо, – наставительно произнёс режиссёр. – За свою долгую жизнь я многое понял и усвоил несколько уроков, и самое важное – что нельзя грустить и отчаиваться. Надо радоваться каждому мгновению. Жаль, что осознание этого приходит в пожилом возрасте.

Хозяин кабинета приглашающе указал Джули на мягкое коричневое кресло, стоявшее ближе к стеллажам с книгами. Дождавшись, когда мистер Гоулд займёт второе, актриса произнесла:

– Вы, как всегда, правы, мистер Гоулд. У меня нелёгкая судьба. В раннем детстве я осталась одна, меня воспитывала тётя, я пережила много трудностей, и порой возникали мысли свести счёты с жизнью, но всегда появлялся кто-то, кто помогал преодолеть сложный период. Знаете, как я называю таких людей?

– Как? – спросил режиссёр.

– Ангелы. Да-да, именно ангелы. Хоть я и не религиозный человек, но убеждена, что они существуют и в человеческом обличье спускаются на землю, чтобы помогать людям пройти через испытания. А вы верите в ангелов? Верите в бога?

Мистер Гоулд улыбнулся и ответил:

– Знаешь, в жизни часто встречаются люди, которые по непонятным причинам стараются помочь, направить к чему-то. А как их называть – ангелы или как-то иначе, это неважно. По поводу твоего вопроса о вере в бога… Я родился в еврейской семье в Польше и младенцем вместе с близкими пережил холокост. Они были брошены фашистами в концлагеря и погибли, а я и мама остались живы, потому что нас спрятала польская семья. Я мало что помню из того времени, – мистер Гоулд сделал паузу, после чего задумчиво продолжил: – Всю свою долгую жизнь, из-за ужасающих событий холокоста, я сторонился религии, поскольку был убеждён, что бога просто не существует, и человек – сам хозяин своей судьбы, но сейчас чувствую, что у всего происходящего есть некий план. Как ни печально это осознавать, но с годами понимаешь, что ты практически не управлял своей жизнью, тебя всё время кто-то куда-то направлял, ты был актёром в глобальном спектакле, называемом Жизнью, а кто режиссировал этот спектакль – бог или какие-то другие силы – мне не известно.

– А почему вы взяли меня тогда, сжалились над начинающей актрисой? – Джули решила задать вопрос, который мучал её уже давно.

– Нет, это было бы непрофессионально с моей стороны. Режиссёр в первую очередь смотрит на человека, пытаясь разглядеть его потенциал, его внутренний мир, а тебя я взял, так как посчитал, что ты станешь хорошей драматической актрисой. И, как видишь, я оказался прав.

– Спасибо за предоставленный мне шанс. Познакомившись с вами, я начала по-другому смотреть на многие вещи.

Взглянув на актрису, мистер Гоулд заметил:

– Джули, ты должна понять, что театр – не главное в твоей жизни, ты ещё молодая и должна стараться создать семью.

– О чём вы говорите, мистер Гоулд?! – воскликнула Джули. – Мне уже сорок, а в таком возрасте сложно к кому-то привыкнуть. Кроме того, вы же знаете, какие сейчас пошли мужчины: таких джентльменов, как вы и Чак, практически не осталось. Вы для меня – как отец, а Чак – как брат.

– У тебя всё ещё впереди, – повторил мистер Гоулд.

Мисс Блант печально покачала головой:

– Я совсем одинока и никогда по-настоящему не любила. Всё, что у меня есть, – это работа в театре. Личная жизнь не сложилась: когда-то мне очень нравился один парень, он так красиво ухаживал… Но незадолго до свадьбы он встретил другую, бросил меня и женился на ней. С тех пор я одна.

Мистер Гоулд ничего не ответил.

– Если бы не вы и театр, то не знаю, что сейчас было бы со мной… – добавила Джули.

– Ты прекрасная актриса и я благодарен судьбе, что ты продолжаешь играть в моих постановках, – сказал режиссёр. – Ты бы могла выступать на лучших сценах страны, но осталась здесь.

– Вы же знаете, что я много раз отпрашивалась у вас, ездила на пробы, но меня никуда не взяли.

Режиссёр вздохнул и сказал:

– Я устал тебе повторять, что у этих снобов абсолютно нет вкуса, они ничего не понимают в театре. Ты прекрасная драматическая актриса, и если они этого не разглядели – значит, им недостаёт профессионального мастерства.

Джули посмотрела на режиссёра и, стесняясь, произнесла виновато:

– Мистер Гоулд, я хочу ещё раз поехать в Лондон и попробовать себя в роли Гертруды в новом спектакле «Глобуса». Честное слово, это будет последняя попытка.

– Да, конечно, я не против, ты замечательная артистка и достойна работы в лучших театрах. А когда ты хочешь ехать? – поинтересовался мистер Гоулд.

– Пробы в понедельник, а если меня утвердят на роль, то репетиции начнутся через два месяца, в январе.

– Я предполагал, что пробы будут после премьеры, но ты хорошо знаешь роль, так что я не возражаю.

– Спасибо! Я поеду заблаговременно, утром. Пробы днём, а вечером я успею прийти на репетицию.

– Мы и так много репетируем, ты вполне можешь взять выходной на один день.

– Обещаю вам, это в последний раз. Если и в этот раз меня не возьмут, я перестану пытаться. В понедельник решится моя судьба.

Режиссёр взглянул на расстроенную Джули и, стараясь подбодрить её, сказал:

– Судьбы решают не какие-то там театральные режиссёры, а мы сами, и если тебя не возьмут, ничего страшного. Жизнь на этом не заканчивается. У тебя есть прекрасная роль Рахели, и ты сможешь ещё много лет радовать публику, исполняя её. Посмотри, какие программки мы подготовили, Чак только что принёс их из типографии.

Джули взяла театральную программу, главная страница которой была посвящена их предстоящему спектаклю, взглянула на неё и задумчиво спросила:

– Мистер Гоулд, вы уверены, что спектакль удастся? Мы вчера беседовали с мистером Дрейсоном, он не совсем разделяет ваш оптимизм, предлагает не торопиться и перенести премьеру на месяц, чтобы мы смогли провести больше репетиций.

Мистеру Гоулду не совсем нравилась эта идея, он даже выбрался из кресла.

– Питер звонил мне сегодня, справлялся о моём здоровье, и я заверил его, что всё пройдёт на высшем уровне, и переносить премьеру нет необходимости.

– И что он вам ответил?

– Пожелал удачи и сказал, что ему всё больше нравится наша постановка. В ней масса загадок, непредсказуемых поворотов, и зрителю будет над чем подумать.

– Кстати, а почему вам так приглянулось именно это произведение?

Подойдя к заваленному бумагами письменному столу, мистер Гоулд взял одну из книг и протянул её Джули.

– Прошлой весной после одного из наших выступлений ко мне подошёл молодой человек и сказал, что он – писатель. Помнится, так волновался, что с трудом произнёс своё имя. Затем вручил мне эту книгу со словами: «Почитайте, там описана прекрасная история любви». Я торопился, но взял рукопись, поблагодарил автора, и мы распрощались.

– До постановки я даже не слышала об этом писателе, – сказала мисс Блант, рассматривая красочную обложку: «Акива и Рахель. История великой любви».

– Равно как и я на тот момент… – ответил режиссёр и продолжил: – Так вот. Я убрал рукопись на полку и совсем забыл о ней. Как ты знаешь, я регулярно посещаю книжные магазины и покупаю книги, которые планирую прочитать. В тот вечер я подготовил два новых томика, начал читать один из них, но книга показалась мне настолько неинтересной, что уже на пятой странице я её закрыл. Вторая тоже не впечатлила, я и её отложил в сторону. Пошарив на полке в надежде найти что-то новое, я наткнулся на забытую книжку того юноши. Взяв её, я подумал: «Видимо, и здесь меня ожидает разочарование. Наверняка будет скучно и неинтересно, и я не дойду даже до пятой страницы». Однако, к моему удивлению, я так увлёкся сюжетом, что закончил читать в пять часов утра со слезами на глазах. Эта книга произвела на меня такое впечатление, что на следующий день я её перечитал и решил сделать по ней театральную постановку.

Слушая режиссёра, мисс Блант продолжала листать книгу, временами вчитываясь в тот или иной отрывок. Затем она спросила:

– А что, автор так хорошо пишет?

– Он ещё молод, и ему нужно шлифовать мастерство, но сама история любви главных героев необычайно красива. Как выяснилось позже, роман написан по историческим фактам, а сама история любви между Акивой и Рахель произошла в Иерусалиме около двух тысяч лет назад. Она была практически забыта, но автору удалось вдохнуть в неё вторую жизнь, он так грамотно выстроил сюжет, что сопереживание героям возрастает и возрастает до самой кульминации.

Глядя на собеседницу, которая долистала книгу до конца и принялась читать послесловие, мистер Гоулд продолжил:

– Эта книга не о религии, как может показаться на первый взгляд. В ней рассказывается о трансформации личности и силе человеческой любви, о роли женщины в судьбе мужчины. О том, что любовь способна творить чудеса и даже из обычного неграмотного пастуха, который только в сорок лет начал изучать алфавит, может получиться один из великих мудрецов всех времён. Акиве удалось добиться этого только благодаря любящей жене Рахель, которая на протяжение всего пути помогала и поддерживала мужа. Она отправляла ему деньги, чтобы Акива продолжал учиться, хотя все говорили ей посмотреть правде в глаза, бросить этого пастуха, который не учится, а забавляется с другими женщинами. Но она верила, несмотря ни на что.

Немного подумав, режиссёр добавил:

– Не знаю, удастся ли ему написать что-либо более достойное, но это произведение у него получилось – он прочувствовал героев. Знаешь, это всегда видно – писательское отношение к персонажам. Оно непременно читается… иногда, может быть, не вполне явно, между строк, но – читается.

– Тут я с вами согласна, – сказала Джули. – Когда писатель не погружается в сюжет, в персонажей, как бы гениально ни была написана книга, это сразу чувствуется.

Мисс Блант положила книгу на стол и задумчиво посмотрела на режиссёра.

– Через некоторое время я пригласил его в театр, и мы договорились о постановке… Вот, собственно, и всё. В процессе работы над постановкой, я внёс некоторые изменения в сценарий, чтобы придать ему динамичности, хоть и старался максимально приблизить наш спектакль к оригиналу. А по поводу твоего вопроса, удастся спектакль или нет, то я считаю: это будет или оглушительный успех, или громкий провал.

– Мы постараемся не подвести вас, – уверила Джули. – Чак тоже делает всё, чтобы подготовиться к премьере.

– Да, Чак много работает, – согласился мистер Гоулд. – Если бы не он, не знаю, как бы я справлялся. Он успокоил меня, сказав, что к премьере практически всё готово, а то, что осталось подобрать из реквизита – подсвечники, пару кружек и прочую утварь – я сам хотел купить на блошином рынке: ведь нужно подобрать нечто особенное, то, что будет передавать атмосферу той эпохи, а на складе ничего подходящего не нашлось.

– Вам что, обязательно этим заниматься самому, могли бы отправить кого-нибудь? – поинтересовалась мисс Блант.

– Джули, ты же знаешь мой метод работы, я должен контролировать весь процесс: от того, как правильно выстроить свет в каждом акте и до покупки недостающего инвентаря. У хорошего режиссёра в каждой сцене всё должно быть тщательно подобрано, продумано до мелочей, поскольку малейшая деталь – часть большого действия, и она не должна отвлекать внимания зрителя от главного. Этому я научился у своих театральных наставников.

– А блошиный рынок по каким дням работает?

– Только по выходным – в субботу и воскресенье до четырёх часов. Я собирался пойти с утра, только сердце прихватило, – режиссёр приложил руку к левой стороне груди. – Сейчас отпустит – и соберусь. Ты составишь мне компанию?

– Уже три часа, а вы сегодня неважно выглядите, – обеспокоенно сказала Джули. – У вас красное лицо, наверное, давление подскочило. Вы отдыхайте, а у меня сегодня выходной, и нечем себя занять. Я сама пойду за кружками и старинными подсвечниками, а вы, пожалуйста, постарайтесь соблюдать постельный режим.

Режиссёр разделял опасения Джули, что если его состояние и в самом деле ухудшится, мистер Дрейсон перенесёт премьеру на неопределённый срок. Он решил прислушаться к просьбе не выходить из дома.

– Хорошо! Мне, наверное, и в самом деле лучше прилечь. Я сейчас напишу тебе список необходимого реквизита для спектакля, и желательно купить это всё сегодня, так как завтра я планирую провести ещё одну репетицию.

Бесплатный фрагмент закончился. Хотите читать дальше?

Если что, я в соседней комнате

ПЕРВАЯ ГЛАВА

ВТОРАЯ ГЛАВА

С этой книгой читают

Другие книги автора